Спросить
Войти
рассматривать как вышедшие наружу отголоски ранее сублимированных, табуизированных эгоистических потребностей, устремлений, грез, фантазий людей, не желающих более подчиняться веками установленным в обществе ценностям, принципам, обычаям, традициям и т.д. Собственно, они никогда в полной мере и не исчезают из общества, а загоняются вглубь сознания или подсознание той или иной части людей при жизни самых совершенных цивилизаций. Время от времени при определенных условиях, особенно в переходные периоды, они дают о себе знать в самых причудливых формах, в том числе в виде нового варварства в недрах господствующей цивилизации.
«Власть», М., 2015 г., № 3, с. 5-13.
А. Родригес СУДЬБА МОРИСКОВ
(Рецензия на книгу)
Монография Р.Г. Ланды1 посвящена истории морисков, т.е. мусульман Испании, насильно обращенных в христианство в конце так называемой Реконкисты - 700-летней войны за освобождение захваченных мусульманами с конца VII в. пиренейских земель. После вынужденного принятия христианства с конца XV в. обращенные мусульмане не могли сразу отказаться от своих обычаев, в одночасье отбросить всю свою культуру, стали одним из объектов (наряду с обращенными иудеями - марранами, протестантами, диссидентами и прочими) религиозно-этнических чисток и, в конце концов, были изгнаны из объединившейся католической страны.
Как будто бы явление не единичное в мировой истории, но его особая специфика, уникальность и трагичность заключаются
в том, что мусульмане, потомками которых являлись мориски, не были заурядными завоевателями-грабителями и жестокими эксплуататорами. Находясь на пике пассионарности раннего ислама, вчерашние арабы-кочевники принесли на Иберийский полуостров культуру недавно завоеванных очагов древних цивилизаций - Аравии, Ирана, Палестины, Египта. В результате в ходе долгого сосуществования в войне и мире мусульманских эмиратов и христианских княжеств возник благотворный симбиоз культур, синтез цивилизаций, находящейся на взлете мусульманской и очень специфической христианско-иберийской.
Все это служит лишь фоном для настоящего исследования, ставшего, безусловно, выдающимся явлением в современной научной исторической литературе. Автор открывает новый мир, почти незнакомый не только обычным читателям, но и специалистам. К счастью, такие произведения, концентрирующие в себе увлекательные сюжеты истории, социологии, этнологии и культурологии, изредка появляются в постсоветском востоковедении, каждый раз становясь ярким событием (предшествующим произведением подобной жанровой специфики и научного приоритета была книга «Острова архипелага Сокотра» В.В. Наумкина). При этом ни в мировых, ни даже в испанских исследованиях нет единой точки зрения на роль морисков и их вклад в общую культуру Испании, арабо-мавританской Андалусии («страны Аль-Андалус», как ее называют арабы), а также Алжира, Марокко и Туниса, куда они в основном переселились после изгнания. История и многие историки сурово обошлись с ними, особенно если учесть, что мо-риски - насильственно обращенные в христианство мусульмане -даже не были прямыми потомками арабов-завоевателей. В подавляющем большинстве их предками были христиане (иберы, кельты, лузитане, вестготы и другие народы), обращенные в ислам, часто в младенческом возрасте, за долгие столетия мусульманского владычества на значительной части испанской территории. Разумеется, со временем их внуки и правнуки воспринимали арабский язык, культуру, обычаи и очень часто генеалогию завоевателей (эти и схожие явления типичны для всей мировой истории).
Монография состоит из четырех глав, представляющих четко обозначенную структурную целостность. При этом сама структура обладает ярко выраженным проблемным подходом: комплекс проблем заложен в каждой главе, любой отдельный параграф заключает в себе научный вопрос.
Первая глава «Наследники Аль-Андалуса» [с. 17-43], являясь по замыслу вводной, включает два параграфа: «Мавры и мудеха-ры» и «Возникновение проблемы морисков».
В начале первого параграфа автор, подготавливая читателя, знакомит его с сутью понятий «мавры», «мориски», «Аль-Андалус», происхождением их названий. С самого начала мы убеждаемся, что даже в этих случаях всё неоднозначно, существуют различные мнения на происхождение этих версий представителей европейских и североафриканских исторических школ. Например, испанский востоковед Х.В. Бермехо склонен возводить происхождение топонима «Аль-Андалус» к мифической Атлантиде [с. 21].
Большое внимание в данном разделе уделяется этнорелигиозной ситуации на Иберийском полуострове и за его пределами, межцивилизационным контактам, синтезу культур, а иногда и этногенезу. Взаимное сближение и отталкивание Востока и Запада происходили и происходят в бассейне Средиземноморья практически во всей истории человечества. Вторжение на Иберийский полуостров мусульман из Северной Африки в 711-716 гг. и образование на месте романизированного королевства вестготов страны Аль-Андалус, установившееся там со временем доминирование арабского языка и ислама при сохранившемся симбиозе разных этносов и религий - всё это было лишь ярко выраженным эпизодом этого длительного процесса [с. 22].
Рассвет Аль-Андалуса был недолгим. Длительный (с начала XI по конец XV в.) период все нараставшего наступления Реконкисты, медленного отступления мавров под натиском христиан привел к возникновению новых групп населения. Со временем наиболее значительной группой по мере продвижения Реконкисты на юг стали мудехары - «латинизированные мавры», подчинившиеся христианским королям по договору, на основании капитуляции или в силу заключенного союза. Они еще сохраняли свои земли и имущество, обычаи и религию, а также пользовались различными привилегиями. Мавры, не соглашавшиеся стать мудеха-рами, покидали захваченную христианами территорию и в этом случае имели право взять с собой все принадлежащее им имущество. Тогда христианские короли Арагона и Кастилии, Португалии и Наварры еще стремились не изгнать, а удержать мусульман на завоеванных землях.
Второй параграф первой главы начинается с падения Гранады (1492) и исхода части населения в Магриб. Автор отмечает, что после капитуляции мавры Гранады теоретически попали
в положение мудехаров, но до конца XV в. действовали 67 статей договора, где оговаривались их права исповедовать ислам и пользоваться неприкосновенностью личности, имущества и жилища. Однако, уничтожив государственность Аль-Андалуса, короли Фердинанд II Арагонский и Изабелла Кастильская приступили к постепенной ликвидации его общественной структуры.
На последующих страницах параграфа мы находим авторский анализ эволюции религиозной политики католических королей в отношении меньшинств (прежде всего мусульман и иудеев). Отмечен и некий переломный момент - 1499 г., когда власти уже не стремились удержать мусульман в стране. Р.Г. Ланда объясняет это проявившимися последствиями тех же громких исторических событий - открытием Америки и изгнанием мавров. Их последствия сказались достаточно быстро, и Испания стала превращаться в мировую державу. На бывшую территорию эмирата хлынули христианские колонисты, мусульман обложили новыми налогами и стали требовать их перехода в католичество, а заодно обвинили в нарушении соглашения 1492 г. и подготовке к восстанию. Тогда же было «организовано» крещение первой группы в 4 тыс. мусульман, запуганных перспективой изгнания. Многие мусульмане дрогнули: только в 1499 г. крестились до 50 тыс. мавров Гранады, открыто сопротивляющиеся были арестованы, многие бежали в горы Альпухарры. В других местах Андалусии (так стал называться Юг Испании) вспыхнули мятежи. После избиения повстанцев, после очередной волны эмиграции началось насильственное крещение оставшихся. С 1501 г. практически все оставшиеся в Гранаде мудехары стали морисками, в феврале 1502 г. королевским указом всем мусульманам Кастилии и Леона было предписано либо уехать, либо креститься. Автор отмечает, что большинство остались [с. 37-40] и что «власти хотели уже не ассимиляции, а вытеснения морисков с полуострова» [с. 41]. Так возникла в Испании (и Португалии) проблема морисков, под знаком борьбы с которыми прошел весь XVI в.
Вторая глава «Мориски в Испании» [с. 43-136] состоит из четырех параграфов, в каждом из которых рассматривается отдельный аспект социально-экономического, этнополитического или культурологического характера. В первом параграфе - «Испанское общество "золотого века"» - привлечен материал, трактуемый не очень привычно для мировой, (особенно) испанской, историографии. И это понятно, потому что XVI в. стал апогеем могущества и культурного развития Испании и в то же время временем самых жестоких преследований морисков. Именно тогда Испания превратилась в мировую державу, лидера христианского мира, и возникла поговорка: «Мир дрожит, когда шевелится Испания». В параграфе кратко отмечены свершения и неудачи этого заполненного войнами периода и подчеркнута связь североафриканской экспансии Испании с внутренней проблемой морисков. Власти, церковь воспринимали морисков независимо от их поведения своего рода «пятой колонной» Османской империи, агентурой самого опасного врага королевства. А те, в свою очередь, указывает автор, платили своим безжалостным преследователям той же монетой. Мориски Гранады, Арагона и Валенсии чувствовали себя обманутыми и униженными насильственной христианизацией. Особо учитывается рост неприязни к морискам со стороны завидовавших их богатству полунищих дворян - идальго, составлявших значительный слой кастильского и арагонского социумов [с. 50]. Еще хуже относились к морискам городские низы, у которых католическая вера была единственным достоянием. Но в первую очередь генератором враждебности была церковь и особенно инквизиция, всюду искавшая свои жертвы. Отношение в целом властей к этническим меньшинствам неофитов (т.е. морискам, марранам, а также испанским «еретикам» - протестантам, диссидентам и т.п.) полностью выражено в высказывании Филиппа II о том, что он предпочел бы «потерять все владения и сотню жизней, если бы они у меня были, чем править еретиками» [с. 55].
В начале второго параграфа - «Экономическая и социальная роль морисков в Испании» - рассматривается демографический аспект в ракурсе общей проблемы. Р.Г. Ланда отмечает, что вопрос о численности морисков не решен до сих пор. Приводятся данные о численности населения Аль-Андалуса в X, XIII и XV-XVI вв. В последний период, по осторожным подсчетам, мориски составляли не менее 0,5 млн человек и, являясь несомненным меньшинством, занимали заметное место в общественной жизни Испании [с. 60-61].
Принятые в конце XV в. «Статуты о чистоте крови» практически закрывали морискам, как и другим новообращенным христианам, перспективу какой-либо государственной или церковной карьеры. Попытки части знатных морисков с 1510 г. обеспечить себе звание идальго ничего не дали. Фактически они оставались людьми второго сорта [с. 63]. У морисков не оставалось иного выбора, как надеяться на свои руки и способности. Используя сплоченность своих общин, они занимались ремеслом,
торговлей и мануфактурным производством (благодаря им процветало изготовление шерсти, сукна и тростникового сахара, керамики, оливкового масла, выделка шелка и другие отрасли). В городах мориски образовали значительную массу садоводов, водоносов, булочников, мясников, ткачей, портных. При этом на основе источников Р. Г. Ланда приходит к выводу, что в последнее десятилетие XVI в. среди морисков появилось очень много неимущих, разнорабочих и слуг. Это - косвенное свидетельство относительного обнищания морисков, а также следствие эмиграции из Испании более состоятельных семейств, взвинчивания налогов, запретов на многие профессии, преследования инквизиции. Тем не менее община морисков продолжала играть весьма существенную роль в хозяйственном развитии королевства [с. 65].
Далее автор, вновь возвращаясь к государственной политике по формированию в лице морисков ложного «образа врага», усиливавшейся ненависти к ним дворянства и черни, делает вывод о том, что непреодолимая непримиримость и насилие с обеих сторон могли закончиться «лишь добровольным или вынужденным исходом морисков с полуострова» [с. 67].
В третьем параграфе второй главы - «Религия, культура и быт морисков» - вновь продолжается лейтмотив вынужденного крещения. Отсюда возникла необходимость внешне (напоказ) выполнять все христианские обряды. Автор полагает, что это лишь усиливало стремление защищать свою самобытность, отстаивать ее даже ценою жизни. Но это тормозило процесс культурно-лингвистической и бытовой ассимиляции с испано-католическим окружением, процесс, который в благоприятных условиях стал бы естественным и необратимым. Тогда же в условиях преследований и вражды определялись и укреплялись отличия новообращенного этнического меньшинства: 1) «религиозное отличие» (практика подпольного исповедования ислама); 2) «отличие по языку» (приверженность сложившимся ранее диалектам на основе слияния арабского и каталанского, а также варианты испанизированных фарси, урду и т.д.); 3) «отличие в нравах и обычаях» (в пище, практике гигиены, праздниках, ритуалах и т.д.); 4) «отличия физических черт и темперамента» (в цвете волос, жестах и манерах и т.п., что, впрочем, проявлялось далеко не всегда) [с. 70].
Особо рассматривается в параграфе вопрос о принадлежности морисков к какой-либо цивилизации. Вопрос важен для темы, но очень сложен: цивилизация Аль-Андалуса сама была синтезом многих культур, ее наследники - мориски приобщены были
к испанской цивилизации, в то же время явственно прослеживается их принадлежность к более широкой культуре всего Арабского Запада, когда «арабо-испанская культура продолжала существовать в христианской Испании, а затем была перенесена в Марокко и Тунис» [с. 72]. Предлагается несколько частных определений культуры морисков. Сам автор приходит к выводу, что «именно потому, что культура морисков представляла собой своеобразное единство общих черт мусульманской культуры Арабского Запада, включая Магриб, и христианской культуры Иберийского полуострова, она была способна к ассимиляции и с той и с другой» [с. 74].
Четвертый параграф главы - «Женщина в социуме морисков» - выделяет этот важный цивилизационный аспект из предшествующего этнологического и культурологического материала. Вначале снова подчеркивается определяющая тенденция: мориски являлись одновременно и фракцией испанского общества, и чужеродным элементом в его составе [с. 125]. Прежний Аль-Андалус был мостом между Европой и Африкой, полем битвы двух культур -Востока и Запада. Это сказывалось во всем, в том числе в положении женщин, которые были гораздо более свободны, образованны и социально самостоятельны в Аль-Андалусе, чем в других странах ислама. Поэтому, несмотря на то что христиане и мусульмане полуострова (наследники Аль-Андалуса) имели много общего, различия оставались (о чем говорилось выше). Во многом это относилось, прежде всего, к женщинам-морискам, наиболее бережно хранившим этнические особенности своего сообщества и прежде всего стремившимся придерживаться традиционной обрядности при вступлении в брак, рождении ребенка, погребении умерших и других важных моментах семейной и общественной жизни.
После падения Гранады мусульманки Испании разделили участь своих мужей, отцов и братьев. Нарушение условий 1492 г. и репрессии постепенно превратили мавров в морисков, сначала противопоставив «старых» и «новых» христиан, а затем породили сопротивление последних, в котором большую роль играли женщины как хранительницы семейных ценностей.
Неизбежными последствиями кризиса андалусийского общества стали кризис семьи у морисков, рост числа вдов, брошенных жен, сирот, беспомощных стариков. В подобных условиях роль женщины резко возросла. Возникло представление о «магии морисков», целиком относившейся к «женской компетенции»: охрана здоровья, целительство, гарантии потомству, защита детей, любовные заговоры и т. п.
Являясь частью преследуемого меньшинства, женщина у морисков полностью осознавала свою роль в борьбе всего их сообщества за свою самобытность, особую культуру и специфику, в том числе религиозную. Она была в самом центре этого религиозного и культурного сопротивления, дополняя христианское крещение мусульманским обрядом «фада», иногда просто обходясь без церемонии крещения, выступая против таинства христианского брака и заключая брак вне контроля государства и церкви [с. 125-128].
Притом что семья морисков в среднем имела 4-5 детей, большинство женщин-морисков были заняты в производстве, в частности в Гранаде 1560-х годов 786 из них были заняты выделкой шелка. Р.Г. Ланда подчеркивает их роль в сельском хозяйстве, где наиболее зажиточные из женщин-морисков держали по нескольку десятков голов крупного рогатого скота, в герцогстве Гандия работали на плантациях сахарного тростника, в области Гранады 14 из них самостоятельно владели виноградниками, оливковыми рощами, маслобойнями. Но большинство из них, продолжает автор, не имело возможности (или необходимости) самостоятельно вести хозяйство, будучи либо прислугой в домах испанской знати и дворянства (редко - у состоятельных мори-сков), либо наемными работницами на различных торговых или ремесленных предприятиях, либо оставаясь домашними хозяйками (обычно - в относительно зажиточных семьях) [с. 129].
С большим опозданием раскусив роль женщин-морисков в обществе, инквизиторы усилили слежку за ними, запрещая им говорить с детьми по-арабски, носить традиционную одежду и драгоценности, даже исполнять андалусийские песни и пользоваться традиционными инструментами. Среди наказанных инквизицией морисков женщины составляли 53%, за 77 лет их преследования 72 женщины были сожжены на кострах инквизиции. Остальные подвергнуты пыткам, избиению в камерах и при допросах. Многие погибли в тюрьмах и застенках [с. 132].
Нет ничего удивительного в том, что женщины морисков наряду со всеми упомянутыми выше видами сопротивления участвовали в вооруженной борьбе, подвергались за это, как и мужчины, поголовному истреблению, продаже в рабство, изгнанию и т.п. [с. 136].
Третья глава - «Трагедия исхода» [с. 137-242] также состоит из четырех параграфов, посвященных в основном военно-политическим и внешнеполитическим проблемам. Весь предшествующий материал книги подводит к конкретике первого параграфа «Восстание в Альпухарре». В находящейся на пике могущества в середине XVI в. «Империи Солнца» мориски оставались чужими для властей, подарком для инквизиции; возник политический тупик, чреватый взрывом насилия, что и произошло.
Вполне закономерно, что все началось в Альпухарре - труднодоступной горнолесной области на востоке бывшего эмирата Гранады, где наиболее сильны были традиции мусульман Аль-Андалуса. Автор приводит данные о том, что в бывшем эмирате из 275 тыс. жителей было 120 тыс. человек морисков, т.е. около 45%. Они поддерживали постоянные связи с уехавшими морисками и пользовались их поддержкой, их элите было еще на кого опираться, что явно недооценили власти и духовенство. Поэтому, когда мориски в конце концов восстали в ответ на ограничения, оскорбления и репрессии (в 1564-1568 гг. на кострах инквизиции были сожжены 300 морисков, намного больше было изгнанных, брошенных в тюрьму, подвергнутых пыткам), это стало для испанцев почти полной неожиданностью [с. 139-141].
Внешнеполитическое положение воевавшей во всем мире Испании (об этом подробно сказано в разных параграфах монографии) благоприятствовало морискам. Их к тому же поддерживали оружием и добровольцами (газы) могущественные враги Испании - османские султаны Сулейман Кануни, Селим II и др. В канун праздника Рождества 1568 г. повстанцы избрали своим предводителем 24-летнего Эрнандо де Кордобу-и-Валора, провозгласившего себя эмиром. В мае 1569 г. повстанцы спустились с гор на равнину и двинулись в наступление. В монографии приводится много фактов и подробностей «хода» восстания, расстановки сил, особенностей войны и т.д. Дан анализ причин поражения (ведь, по мнению автора, «поражение морисков определилось не сразу») [с. 157] и последствий восстания. Среди основных аналитических выводов Р.Г. Ланды следующие: «Именно во время войны в Альпухарре в Мадриде впервые заговорили о возможности изгнания из страны всех морисков поголовно» [с. 162]; «внешний фактор, властно вмешивавшийся в отношения "старых христиан" Испании с этноконфессиональными меньшинствами страны, в конечном итоге сыграл огромную роль в судьбе морисков» [с. 165].
Второй параграф специально посвящен проблеме «Внешний фактор». Во-первых, в разделе отмечено, что война в Альпухарре и изменение соотношения сил в Средиземноморье совпали во времени, причем, несмотря на громкую победу при Лепанто, не дали
Испании непосредственных стратегических выгод, а лишь привели к перемирию 1581 г., в котором нуждались и османы, и испанцы. Во-вторых, Испания (так и не сумевшая найти постоянных европейских союзников против османов) вмешалась в религиозную войну во Франции, и с 1580 г. испанские войска систематически вторгались на французскую территорию, поддерживая Католическую лигу герцогов Гизов. В-третьих, хотя присоединение Португалии с ее колониями (1580-1581) чрезвычайно усилило державу Филиппа II, он так и не смог подавить развертывавшуюся с 1565 г. революцию в Нидерландах. В-четвертых, в 1588 г. была уничтожена (частично англосаксами, частично штормом) гигантская флотилия «Непобедимая армада», посланная королем с целью сокрушить Англию. По мнению автора, это был самый тяжелый удар по морскому могуществу Испании, после этого уступившей его своему давнему конкуренту - Англии [с. 171]. Впрочем, конкретно в этом можно усомниться. Большинство кораблей Армады, пусть несколько потрепанных, с войсками и вооружением вернулись в порты Испании, а морское владычество Британии сформировалось далеко не сразу (и не при Елизавете I), а как результат опережающего раннебуржуазного развития Англии по сравнению с архаичной феодальной Испанией.
Впрочем, намного важнее другое. Р. Г. Ланда дает анализ внешнеполитической и военной ситуации не из любви к искусству, а сквозь призму основных задач монографии. Все эти события оказались сплетены в сложный узел геополитических, идеологических, военно-политических противоречий и так или иначе сказывались на положении морисков. Создав многочисленные партизанские группы, они фактически продолжили войну, на этот раз по всей Испании, «сея панику среди христианского населения во время рейдов, осуществляющихся совместно с прибывшими из Берберии» (Р.Г. Ланда определяет количество повстанцев в 35 тыс.) [с. 168]. Среди морисков широко распространились слухи о скором приходе Османов, а также о предстоящем вторжении в Испанию французских гугенотов, которых «поддержат 60 тыс. восставших новообращенных христиан» [с. 170]. А это, в свою очередь, провоцировало Испанию на внешние военные авантюры, о которых говорилось выше. И наконец, в ходе войны мориски (вслед за магрибинскими пиратами), базируясь на о-ве Джерба, в портах Туниса и Бизерты, в городах Биджайя, Алжир, Шершель, Оран и др., превратили их в морские крепости и «полунезависимые корсарские республики» [с. 173].
«Роль инквизиции» - третий параграф главы - представляет, конечно, особый интерес. Об инквизиции вообще и испанской в частности было написано много. Но инквизиция и мориски -аспект особый. В рецензии вслед за автором монографии упоминалось, что «новые христиане» стали подарком для Священного трибунала. С самого начала Р. Г. Ланда обозначает свою позицию, не соглашаясь с мнением Ж.-П. Дедьё из Бордо о том, что инквизиция считалась «главным орудием ассимиляции морисков» [с. 173]. Однако личные мнения автора будут сформулированы позже. Сначала, не без дискуссий с другими специалистами (зарубежными, потому что отечественных нет), Р.Г. Ланда раскрывает читателю принципы организации очень специфической испанской инквизиции (ведь «для Испании нет папы», - заявил когда-то Филипп II римскому легату. - А.Р.). Отмечается, что на образ действий Священного трибунала заметно влияли рассмотренные выше внешнеполитические обстоятельства и «проблема морисков». Складывается впечатление, что последнее (вместе с борьбой за чистоту крови) - важнейшее отличие испанской инквизиции, например от инквизиции Германии с ее охотой за ведьмами и ведьмаками. Внутренняя специфика определяла более жесткие действия в одних провинциях, чем в других, а где-то (старая Кастилия, где морисков было меньше) превалировала как раз охота на еретиков среди «старых христиан», т.е. этнических испанцев.
Очень важна статистика, которая подвергнута тщательной обработке и сравнительному анализу о количестве судебных процессов против морисков за длительный период (1540-1614) и по разным провинциям, о процентном соотношении мужчин и женщин, еще раз на основе цифровых данных подтверждается лейтмотив особого пристрастия Трибунала к «любимым» заблудшим чадам - морискам, даже за счет резкого снижения преследований «иудействующих», протестантов и еретиков. Отмечено, что труд «псов божьих» щедро награждался за счет штрафов и компенсаций; не обижены были и корона, и местные власти. Приводится и обычный реестр обвинений, очень примитивный, не отличавшийся разнообразием [с. 176-178].
Собственно, личные оценки Р.Г. Ланды о характере деятельности и истинных целях инквизиции проявляются в разных частях раздела в связи с теми или иными аспектами исследования. Но основная идея сводится к тому, что деятельность испанской инквизиции являлась террором, эволюционировавшим примерно 120 лет (с 1495 г.). При этом инквизиция с самого начала «взяла
курс на искоренение всякого наследия Аль-Андалуса» и всякого «присутствия мавров» на Иберийском полуострове. И естественно, в дальнейшем, после превращения мудехаров в морисков, эта политика лишь ужесточалась. При этом Р.Г. Ланда полагает, что сообщество морисков стремилось, как и всякое сообщество людей, жить «по-человечески, даже в нечеловеческих условиях» [с. 183]. Возможно, здесь не всё так однозначно. Ведь, с одной стороны, на многих страницах монографии (в том числе рассмотренных ниже) не раз говорилось о реальном нежелании новообращенных воспринимать большую часть новых обрядов, обычаев, нравов, о стойкой сопротивляемости и собственной культуры (синтезированной, насколько это было понятно им самим вопреки данным обетам). С другой стороны, испанское общество, пронизанное типичными для любого средневекового монотеистического общества нетерпимостью и ханжеской жестокостью, все же вынуждено было отстаивать собственную идентичность, особенно в условиях многовековой борьбы за выживание (да и другой идеологии не было и быть не могло). Разумеется, для современного «мульти-культурного» общества неприлично говорить о борьбе за «чистоту крови», веры и т.п. (хотя происходит это повсеместно). Возможно, для выживания нации, установления «общеиспанского» мира других методов, кроме инквизиционного варварства, не нашлось. Ведь, в конце концов, даже Священный трибунал предоставлял своим жертвам «адвоката дьявола».
Четвертый параграф третьей главы «Изгнание морисков» представляет собой тематический апогей, развязку интриги произведения, даже при том, что оно является высоконаучным исследованием. В монографии и раньше упоминалось, что проекты изгнания морисков из Испании возникли еще во время войны 1568— 1571 гг. в Альпухарре. Но сама идея «окончательного решения» продолжала оформляться. Развитие идеи рассматривается на историческом фоне Испании, уже пережившей свой «золотой век», в связи с характеристикой сменявшихся на престоле королей, внешнеполитических и внутренних коллизий, великих домов и разных форм фаворитизма. Но остается лейтмотив - мориски не смирились, интеграция не предвидится, а попытки реванша -очень даже возможны. Как отметил автор, в этих условиях даже тайные высокопоставленные покровители морисков (включая короля Филиппа III) не могли переломить тенденции раскола. К тому же автор отмечает, что наряду с внутренней напряженностью, создаваемой «фактором морисков» (число процессов
против них неуклонно возрастало), росла и угроза внешней безопасности. Магрибинские мориски и местные мусульмане поставляли своим испанским собратьям оружие, им готовы были предоставить помощь не только Османы, но и Нидерланды [с. 225]. Все эти сведения поступали в Испанию чуть ли не ежедневно [с. 226]. При этом большинство морисков не хотело покидать родину, но надеялись на освобождение, «на помощь с неба и турок» [с. 227].
Важным представляется заключение автора: «Необходим был какой-то решительный поворот в отношении к морискам: либо избавиться от них навсегда, либо признать их права как самобытного меньшинства в культурно-лингвистическом, этноконфес-сиональном и социально-юридическом отношении» [с. 227]. Далее Р. Г. Ланда отмечает, что второй вариант исключался ввиду обстоятельств, не раз рассмотренных выше, и «в то же время нельзя утверждать... что второй вариант был абсолютно невозможен». Несмотря на кажущийся дуализм, выводы (или соображения) вполне логичны: Р.Г. Ланда указывает, что происходила пусть медленная и очень трудная, но эволюция. Что к началу XVII в. мориски уже были не те, что при крещении, да и не являлись такой силой из-за уменьшения численности (здесь приводятся демографические данные; и вдобавок был пусть и не значительный, но все же удачный опыт ассимиляции морисков в Ламанче).
Однако осуществился первый вариант: после долгих споров и колебаний решено было изгнать морисков. Официально об этом было объявлено 22 сентября 1609 г. 30 сентября того же года первые корабли с морисками уже плыли в Африку. За три месяца 1609 г. Валенсию покинули 116-120 тыс. человек. Не везде изгнание происходило спокойно: часть в силу невыносимой обстановки смирилась с судьбой, часть оказала вооруженное сопротивление, жестоко подавленное властями [с. 233].
Исход имел катастрофические последствия, особенно для Валенсии, где проживала самая крупная община. В исследовании приводятся данные о том, что 200 деревень исчезли полностью, население сельской местности сократилось наполовину, всей области - на треть. Для восстановления прежней численности жителей потребовалось около 100 лет. В неменьшей степени это сказалось и в других областях, по которым также приведена «статистика потерь» на страницах раздела [с. 234]. Автор, проведя сравнительный анализ источников, отмечает, что точное количество изгнанных неизвестно из-за разных систем подсчета, но, возможно, число их приближалось к 900 тыс.
Р.Г. Ланда снова задается вопросом, во многом центральным для исследования: каковы были непосредственные результаты массового исхода морисков? Стала ли Испания более сплоченной, могучей и процветающей, избавившись от них? Его ответ категоричен, хуже того - «с точностью до наоборот», что аргументировано на следующих страницах параграфа [с. 237-242].
IV глава - последний уходящий в века аккорд книги и судьбы морисков - «Жизнь вне родины». Она состоит из трех параграфов. Первому - «Выходцы из Аль-Андалуса в мире ислама» - предшествует короткий пролог (очень похожий на эпилог к предшествующему параграфу). Хоть и не знает история сослагательного наклонения, но задается вопрос: а что было бы, если бы мориски остались в Испании в роли ее полноправных граждан? Р. Г. Ланда обоснованно предполагает, что социально-экономическое и культурное развитие страны только выиграло бы от активности и предприимчивости новых христиан в важнейших сферах общественной жизни (хотя мог осуществиться и совершенно противоположный вариант, много раз разыгрывавшийся в истории. - А.Р.). Однако выиграли другие страны и общества, принявшие изгнанников.
В начале параграфа отмечается, что судьба морисков в арабо-мусульманском мире явилась продолжением судьбы предыдущих, охарактеризованных на этих страницах волн эмиграции из Аль-Андалуса [с. 246-247]. Миграции октября-ноября 1609 г. в основном направлялись на Алжирское побережье, откуда почти немедленно расселялись в соседних магрибинских султанатах Феса и Марракеша, частично в районах Тлемсена и г. Алжира. Затем рассеивались по Ближнему Востоку (Тунис, Триполи, Египет, Стамбул, Александрия и др.). Немаловажно, что некоторые потоки миграции осели в христианских обществах Генуи и Ливорно.
Ссылки на испанские и другие западные источники указывают на плохой прием, оказанный морискам мусульманами Маг-риба. Многие из них погибли от истощения и плохих условий жизни, еще больше пострадали от пиратов, грабителей и перевозивших их испанских, португальских и других моряков. Примерные данные о прибывших в разные регионы Магриба приводятся в тексте [с. 248-249]. На страницах параграфа мы находим подробное описание специализации, адаптации, рода деятельности, условий жизни бывших морисков в различных частях мусульманского и отчасти христианского мира [с. 251-283].
О содержании второго параграфа ясно говорит его название «Мориски в Европе и Америке». Когда читатель в предыдущем тексте находит упоминание об оседании части морисков на путях миграции в итальянских областях, он еще не может представить, насколько обширна география их расселения, а значит, и след в культуре общественной жизни других народов.
Собственно, в Испании разрешено было остаться очень немногим морискам, смешавшимся впоследствии с цыганами. Часть из тех, кто мигрировал через Францию, сумели осесть там, хотя им приходилось доказывать, что они уже истинные христиане, а не ренегаты. Занимались они тем же, чем и в Испании, особенно прославившись помимо торговли и различных ремесел выделкой шелка и тюля. В других частях Европы (в основном Сицилии, Сардинии и на юге Италии, которые были тогда владениями Испании и откуда морисков тоже изгоняли, но не так рьяно, как из Испании) мориски сохранили свои традиционные занятия. Некоторые семьи смогли утвердиться и в центре Италии - в Риме, Ливорно, Пизе [с. 286].
Автор приводит данные последних лет о пребывании мори-сков в Америке. Теоретически в эти заморские владения Испании въезд им был запрещен. Однако этот запрет нарушался гораздо чаще, чем соблюдался. Там и отношение к меньшинствам, в том числе гонимым в Испании, было более терпимым из-за постепенного смешения испанской и индейской крови. Специфика обстановки в Южной Америке первых десятилетий завоевания была использована морисками как для укоренения на новых землях, так и для продолжения сопротивления попыткам властей их обезличить. В этом смысле Америка для морисков была предпочтительнее Средиземноморья, да и церковь, занимаясь прежде всего крещением индейцев, вела себя иначе, чем в метрополии. Все это позволяло морискам активно реализовывать себя в торговле, промышленности, градостроительстве, коневодстве и получить, наконец, стабильность и процветание в новом обществе [с. 288-292]. При этом мориски в Америке постепенно утратили ислам как элемент их этнокультурной самобытности (т.е. произошло то, что за куда более долгий срок не осуществлялось в Испании) [с. 293294].
Промежуточный вывод Р. Г. Ланды сводится к тому, что, хотя и нет точных данных о численности морисков в Европе и Америке, степень их влияния на многообразие цивилизационных процессов освещена достаточно полно. «И оно подтверждает, -
заключает автор, - уже высказанную ранее мысль о том, что Испания в основном все же проиграла, изгнав морисков» [с. 296].
Последний, третий параграф главы и монографии - «Мори-ски в литературе и искусстве». Надо пояснить, что речь идет не о вкладе самих представителей морисков в сокровищницу культуры Испании (об этом не раз упоминалось на предшествующих страницах монографии), а о «теме морисков», интересе к ним в испанской духовной культуре. Конечно, прежде всего возникает фигура Сервантеса. «Никакой другой испанский писатель, - приводится цитата в параграфе, - не проявил столько интереса к морискам, как это сделал Мигель Сервантес де Сааведра, великий ?
