Проблемы терминологии пенсионного законодательства Российской империи

А.И. Торопкин

Торопкин Александр Иванович — кандидат исторических наук, доцент кафедры государственно-правовых дисциплин Нижегородской академии МВД России

Проблемы терминологии пенсионного законодательства

Российской империи

В условиях перманентной пенсионной реформы актуальность исследования различных аспектов истории пенсионного законодательства является аксиомой. Двухвековая нормотворческая деятельность в сфере пенсионного обеспечения подданных Российской империи насыщена как позитивным, так и негативным опытом. И в данной статье делается первая попытка терминологического анализа нормативно-правовой базы пенсионного законодательства XVIII - начала XX веков.

Активная европеизация различных сфер российской общественной жизни, предпринятая в начале XVIII века Петром I, обусловила появление в русском языке множества иностранных слов. Существенно расширяется и лексикон законодателя. С высоты начала XXI века можно говорить о трех судьбах иноязычных слов. Во-первых, латинские термины, восходящие к лексике римского права: юстиция (лат. justitia - справедливость, законность), прокурор (от лат. procurare - заботиться, ведать чем-либо), пенсия (лат. pension - платеж) и т. д. Здесь сознательно перечислена только часть иноязычных слов, которые прижились в русском языке, стали общепризнанными и не осознаются как заимствования.

Ко второй группе относятся иноязычные термины, явно не созвучные русской речи, например, «кригсрехт», «ладскрихтер», «герольдмейстер» и т. д., которые со временем исчезают из употребления. Третьи, хотя и остаются в неофициальном употреблении, но изменяют свой первоначальный смысл. Так, термин «фискал» (от лат. fiscus - казна), стал использоваться в большей мере как прилагательное фискальная(ые) - монополия, политика, пошлина, доходы, в смысле изъятия, отчуждения.

Ключевой термин избранной темы «пенсия» впервые появляется в законодательном акте, изданном Петром II 9 июня 1728 года. И по манере написания заимствован он явно из французского языка. Именной указ Петра II называется: «О даче в пенсион жалованья вдовам умерших в военной службе иноземцев, по Морскому Уставу»1. Французско-русский словарь до настоящего времени одним термином «pension» указывает на три грамматических разряда - 1) пенсия, 2) пансион, плата за проживание и питание, 3) пансион (закрытое учебное заведение). А вот русско-французский словарь разводит термины «пансион» и «пенсия» по алфавитному порядку и смысловому значению. В классической транскрипции термин «пенсия» зафиксирован только в приказе Правительствующего Сената от 5 декабря 1738 года «О уравнении служителей Академии Навигации с Морскими и Адмиралтейскими, относительно пенсий, назначаемых по смерти их наследникам, женам и детям их»2. Но впоследствии законодатель еще долго, по крайней мере до конца XVIII века, будет употреблять термины «пенсия», «пенсион» и «пансион» как синонимы.

И все же главная проблема заключалась не в содержательном объеме понятия «пенсия», а его функциональном значении. Хотя при Петре I в законодательстве не употребляется термин «пенсия», но именно при нем недвусмысленно определяется сущность института пенсии как награды. Глава Морского устава (1720 г.), в которой говорится о материальном обеспечении вдов и детей убитых или умерших морских чинов, имеет характерное название «О награждении. Дабы всякий служащий во флоте ведал и был благонадежен, чем за такую службу награжден будет»3. Эта концептуальная идея будет доминировать в российской политико-правовой мысли до начала ХХ века.

Вместе с тем, к этому времени в законодательстве большинства европейских государств закрепляется совершенно иной подход к пониманию сущности пенсионного обеспечения.

Исходными в этом плане становятся принципы, провозглашенные французским законодательством (22 августа 1870 года) эпохи Великой революции:

- на государстве лежит обязанность вознаграждать оказанные ему услуги, когда важность и продолжительность их заслуживают такой признательности. Нация обязана оплачивать жертвы, приносимые гражданами ради общественной пользы;

- только те услуги должны быть вознаграждаемы государством, которые представляют интерес для всего общества. Услуги, оказываемые одним лицом другому, не могут быть сюда относимы, хотя бы обстоятельства и дали им значение общественное;

- всякий, кто служил своему отечеству, защищал, просвещал или прославил его, или дал пример преданности общественному благу, вправе требовать от нации признательности и претендовать на вознаграждение, соответствующее характеру и продолжительности оказанных им услуг1.

В России же, спустя более полувека члены Высочайше учрежденной комиссии для пересмотра правил о служебных преимуществах и пенсионного устава все еще спорили по вопросу: «Считать ли пенсию общею наградою за долговременную беспорочную службу, как это определено в действующих ныне постановлениях, или же (как предлагает граф Блудов) милостью, распространяемою только на тех чиновников, служивших беспорочно, кои, выходя в отставку, не имеют средств существовать без пособия?»2. И мнения высокопоставленных сановников были совершенно противоположные3. В результате в общем Уставе о пенсиях и единовременных пособиях читаем: «В награду трудов... (ст. 1)» и «Право на пенсии приобретается... (ст. 5)»4, т. е. российская правящая элита так и не определилась в вопросе: «Что есть пенсия: милость, награда или право?».

В середине XIX века в силу различных политических и социально-экономических причин российское правительство инициирует обсуждение вопросов по реформированию системы пенсионного обеспечения государственных служащих. Непосредственное участие в этой работе принимает граф Д.Н. Блудов, главноуправляющий II отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии, председатель департамента законов Государственного совета. Именно ему Комитет министров 21 февраля 1850 года поручил заняться анализом всех постановлений о пенсиях и внести в Комитет министров на предварительное рассмотрение подробную записку по вопросам, которые требовали скорейшего решения. Такая записка была подготовлена графом Д.Н. Блудовым и 25 мая того же года представлена в Комитет министров. Высказанные в ней идеи положили начало дискуссии о содержательных вопросах пенсионного обеспечения.

Что касается правил, которыми должны руководствоваться авторы законодательных актов в отношении языка и терминологии, то Д.Н. Блудов еще в 1844 году при обсуждении проекта Уложения о наказаниях уголовных и исправительных предложил:

«1) Избегать по возможности выражений слишком отвлеченных. Ибо закон должен быть доступен всякому, и только при совершенной ясности оного можно требовать, чтобы никто не отговаривался его неведением.

Собственным правилам автор следует неукоснительно. В записках, статьях Д.Н. Блудова по пенсионным вопросам нет «витийства», иноязычных, непонятных простонародью слов, редко встретишь архаизмы и славянизмы. Поэтому не случайно ясность и простота языка стали характерными чертами как Общего, так и Особенных пенсионных уставов Российской империи.

Торопкин А. И. Проблемы терминологии пенсионного законодательства Российской империи

Вместе с тем, избежать «выражений слишком отвлеченных» участникам законотворческого процесса все же не удалось. В пенсионном законодательстве встречаются термины и понятия с высокой долей абстрактности. Они характеризуют различные социальные аспекты субъектов пенсионного обеспечения и условно делятся на три группы:

- материальная обеспеченность - «совершенная бедность», «бедное состояние», «недостаточный», «отсутствие средств к приличному содержанию», «не могли найти себе пропитания»;

- моральные качества - «нетрезвое и развратное поведение», «плохое поведение»;

- степень правомерного поведения - «беспорочная служба», «благонадежное поведение».

Отсутствие четких, нормативно закрепленных определений указанных понятий создавало

трудности в правоприменительной и интерпретационной деятельности. Закон терял свою регулятивную престижность, открывал путь к расширению усмотрения правоприменителя, что, в свою очередь, вело к коррупции среди чиновников, ответственных за назначение пенсии. И эти утверждения не домыслы автора статьи.

Проблемы пенсионного законодательства Российской империи, обусловленные недостатками юридической техники, регулярно обсуждались на страницах юридической периодической печати. Один из участников дискуссии начала ХХ века раскрывает коррупционные последствия несовершенства процессуальных норм при назначении «Высочайше пожалованных пенсий». Вот несколько выдержек из большой статьи:

«Прежде всего, вопрос во времени. Переписка с министерством финансов, внесение пенсионного дела на рассмотрение Комитета министров, воспоследование и ожидание Высочайшего соизволения - вся это процедура длилась при самых благоприятных условиях месяцев 6-7, а то и более. Если к этому прибавить, что Комитет министров в летние месяца не заседал, то нередко многие и такие злосчастные пенсионеры ожидали своих пенсий около года. А так как со дня выхода в отставку выдача содержания прекращалась, то легко представить себе, в каком, действительно, безвыходном положении должны находиться долгое время несчастные пенсионеры. Все это провоцировало просителя дать взятку.

Но еще важнее следующее обстоятельство: эти размеры пенсий, спрашиваемых по монаршему милосердию, строго и точно не установлены, что открывает широкий простор административному произволу. При наличности протекции или, подчас, денежной «благодарности», спрашиваемый размер пенсии раздувался до безобразных пределов.

Кроме того, можно было решить и вопрос о сроке выслуги пенсии, если, например, не хватало нескольких лет для полной пенсии. В таких случаях особенно ярко обрисовывалось в переписке и бедственное положение чиновника, и болезненное его состояние, и семейное его положение. Для еще большего эффекта в иных случаях соответствующие ведомства обращались в министерство финансов не путем официально утвержденной процедуры, а именных писем на имя министра финансов. Большое значение при ходатайстве усиленной пенсии имело еще и давление как на ходатайствующее ведомство, так и министерство финансов, различных высокопоставленных особ, отказать которым в их желании значило бы пресечь себе дальнейшую карьеру, а то и рисковать совершенно лишиться службы.»1.

Конечно же, законодатель осознавал данные проблемы и предпринимал шаги к ее решению. Так как причиной большинства прошений о назначении пенсий или их повышении являлась «совершенная бедность», «отсутствие средств к приличному содержанию» и так далее, то именно эти понятия и пытаются определить участники законотворческого процесса. В 1758 году было установлено право на пенсию вдовам и сиротам убитых в сражениях или умерших на службе офицеров при условии, что они (офицеры) «никакого недвижимого имения и других доходов, кроме жалованья не имели, а хотя и имели только Генералитетские до 100, Штаб-офицерские до 50, Офицерские до 25 душ»2 (т. е. крепостных. - А.Т.).

Впоследствии был найден более современный критерий материальной недостаточности, который учитывал социальный статус субъекта пенсионных правоотношений. Так, покровительство Александровского комитета3 не распространялось на лиц и семейства, содержание которых было

обеспечено собственным состоянием. С 1904 года мерою обеспечения стал ежегодный доход с имущества или «получения аренды»: для генералов, адмиралов и военных чиновников соответствующего звания - в три тысячи рублей, для штаб-офицеров и военных чиновников соответствующего звания - в полторы тысячи рублей, для обер-офицеров и военных чиновников соответствующего звания - в одну тысячу рублей, для нижних чинов - в триста рублей1. Притом в исчисление дохода не включалась пенсия, назначаемая по закону или другое пособие от казны.

При чтении пенсионного законодательства Российской империи современный исследователь столкнется с проблемой понимания ряда устаревших терминов. Но архаизмы (например, «оный», «призрение», «вящем» и т. д.»), а тем более историзмы (например, «законоучитель», «прозектор») в пенсионных уставах начала ХХ века встречаются крайне редко. При этом заметим, что в тот период времени они являлись нормой русского языка.

Таким образом, можно констатировать, что Уставы о пенсиях и единовременных пособиях Российской империи являются классическим примером официально-делового стиля изложения, для которых характерны: однословность терминов, компактность изложения, минимальное использование иноязычных слов, историзмов и архаизмов. И в тоже время пенсионное законодательство широко использует и не может не использовать терминологию номенклатурных наименований, которые, в силу разных причин, изменчивы, не стабильны.

Торопкин А. И. Проблемы терминологии пенсионного законодательства Российской империи