Спросить
Войти
М.В. СКРЖИНСКАЯ
МИФЫ О ГЕРОЯХ В АНТИЧНЫХ ГОСУДАРСТВАХ СЕВЕРНОГО ПРИЧЕРНОМОРЬЯ
Знание множества мифов, как местных, так и известных во всем античном мире, было естественным и необходимым для всех эллинов. Они черпали свои знания из устных рассказов и литературных произведений разных жанров, а внешний облик мифических героев у них складывался на основании множества изображений, украшавших общественные здания, храмы и прилегавшие к ним священные участки теменосы, а также частные дома. Поэтому при изучении истории любого древнегреческого государства важно представить круг популярных там мифов. Ведь их состав имел свои особенности в каждом полисе греческой ойкумены.
Для современного изучения мифов важны любые их реликты; к ним в первую очередь относятся отраженная в письменных памятниках словесная традиция и образы, запечатленные в искусстве, а также описания религиозных ритуалов (Надь, 2002, с. 186-187). Ученые чаще всего рассматривают мифологию в контексте изучения религии. Среди научных трудов об античных государствах Северного Причерноморья имеется немало подобных работ. В религиозных верованиях мифы, безусловно, занимали видное место, но они охватывали гораздо более широкий пласт жизни, чему до сих пор не уделялось достаточного внимания. Поэтому вне поля зрения исследователей осталось немало важных источников относительно мифологии на северном краю греческой ойкумены, и в первую очередь это касается изобразительного искусства.
На ранней стадии развития общества мифотворчество пронизывало все стороны жизни людей. Они с помощью мифов осмысливали окружающий мир, выражали в фольклорных произведениях коллективные представления, свои стремления и мечтания. По определению Ф.Х. Кессиди, «мифология - это своеобразное видение мира, особый тип представлений об окружающей действительности, в которых реальное сливается с фантастическим» (Кессиди, 1972, с. 51). Время появления греческих колоний на Черном море совпало с началом возникновения научного и философского осмысления мира, однако мифологическое восприятие окружающей среды еще долго продолжало играть огромную роль в широких массах населения. Неудивительно, что на своей новой родине, особенно в архаический и классический периоды, эллины создавали новые мифы.
Несмотря на развитие таких форм мышления, при которых подверглась сомнению реальность существования фантастических существ и ослабела вера в невероятные деяния мифических персонажей, мифы продолжали составлять важнейшую часть культуры. Ведь у эллинов, больше чем у других древних народов, мифология влияла на художественное творчество. Она давала пищу для эпоса, служила источником сюжетов поэтических и прозаических произведений разных жанров, вдохновляла живописцев и скульпторов. В любом греческом государстве все его жители постоянно встречались с мифическими персонажами. Обучение даже в начальной школе включало запоминание наизусть отрывков из эпических поэм, повествовавших о деяниях богов и героев. Сюжеты мифов служили основой многочисленных пьес, исполнявшихся в театрах множества греческих городов, участники праздничных религиозных шествий зачастую перевоплощались в мифологических персонажей; статуи богов и героев, а также картины и мозаики на мифологические темы украшали доступные всем культовые и общественные здания.
На протяжении всей античности предания о древних героях находились в ряду наиболее популярных мифов. Как правило, это были храбрые воины, совершавшие множество подвигов при жизни, а после смерти они оставались защитниками земли, где покоились их останки, и поэтому в их честь проходили религиозные церемонии (Нильссон, 1998, с. 27). Слава некоторых героев вышла далеко за пределы их малой родины. В первую очередь это относится к Ахиллу и Гераклу. Об их деяниях знали все эллины, но далеко не в каждом городе существовал культ этих героев. Это прекрасно видно на примере наших знаний о Геракле и Ахилле в разных государствах Северного Причерноморья.
Ахилл
Мифы об Ахилле, связанные с островом Левкой и окрестностями Ольвии, принадлежат к древнейшему пласту сказаний о землях, на которых появились самые северные греческие колонии. Многие античные авторы включили в свои сочинения краткое содержание этих сказаний. Их тексты тщательно проанализированы в книге И.И. Толстого «Остров Белый и Таврика на Евксинском Понте» (Петроград, 1918). Этот труд до сих пор остается наиболее глубоким и обстоятельным исследованием о фольклоре греков, живших в Северном Причерноморье, хотя некоторые утверждения ученого уже не отвечают современным научным изысканиям. Книгу И. И. Толстого непременно используют все так или иначе затрагивающие тему о сказаниях об Ахилле и его культе в Причерноморье. Однако в отличие от И. И. Толстого, эти исследователи не изучают мифы с точки зрения их фольклорных корней и особенностей мифологического мышления эллинов. Вопрос же о знании общегреческих мифов об Ахилле в Ольвии, Херсонесе и на Боспоре вообще оказался вне поля зрения
тех, кто занимается историей и культурой северных греческих колоний. В этой работе предпринята попытка развить именно такие малоизученные темы.
Каждый эллин помнил достаточно подробно многие предания о жизни главного героя Троянской войны. Ведь гомеровские и другие эпические поэмы входили в круг сочинений, которые учили в школе, а на сценах театров шли пьесы на сюжеты разных эпизодов из жизни Ахилла (Грабарь-Пассек, 1966, с. 267). В этих произведениях рассказывалось о его рождении, о воспитании у мудрого кентавра Хирона, о жизни в юности среди дочерей царя Ликомеда на острове Скиросе. Конечно, подробнее всего описывались его военные подвиги, распря с Агамемноном и смерть от стрелы Париса. Письменные источники и памятники изобразительного искусства дают представление о знании этих сюжетов на северных берегах Понта Евксинского.
В Северном Причерноморье ольвиополиты более других колонистов почитали Ахилла, о чем известно по многочисленным лапидарным надписям и граффити (Русяева, 1992, с. 71-76). Дион Хрисостом, посетивший Ольвию в конце I в. н. э., в своей «Борисфенитской речи» утверждал, что жители Оль-вии предпочитали Гомера всем другим поэтам и особенно любили его стихи об Ахилле, который служил им образцом доблестного воина. В то время это было особенно актуально, так как ольвиополитам постоянно приходилось отражать нападения соседних варварских племен (Dio. Chrys. XXXVI, 10, 14, 38).
Изображения Ахилла появились в Северном Причерноморье уже в архаический период. Они встречались на росписях привозных ваз (№ 2), а статуи героя помещали в его святилища. Древнейшее из них находилось на острове Левка, лежавшем близ устья Дуная (совр. остров Змеиный); там выходцы из Милета построили храм уже во второй половине VI в. до н. э. (Охотников, Островерхов, 1993, с. 25), а патронат над островом осуществляли ольвиопо-литы вплоть до конца эллинистического времени. Возможно, одновременно со святилищем на острове появилась примитивная деревянная статуя героя, ксоан, как греки называли такие изваяния. Об этом ксоане старинной работы (^óavov т^ ~аёац "pyaaiaq) написал Арриан в своем «Перипле Понта Евксинского», сославшись на утверждения очевидцев (гл. 32).
Начиная с IV в. до н. э., греки соотносили внешний вид героя со знаменитой бронзовой статуей Поликлета, известной сейчас под названием Дорифор (копьеносец). Статуя обнаженного идеально сложенного юноши с большим копьем в руке в античности была, пожалуй, наиболее прославленным изображением Ахилла. Обращаясь к образу образцового героя, Поликлет воплотил в нем выработанное самим ваятелем представление об идеальном облике молодого человека, о чем скульптор написал в трактате «Канон». Поликлет не случайно избрал Ахилла для своего «Канона», потому что все помнили определение Гомера, назвавшего Ахилла самым красивым из героев Троянской войны (Il. II, 674; Plat. Symp. 180 a). Сохранилось более пятидесяти копий Дорифора
(рис. 1), который служил эталоном для творчества многих мастеров (Трофимова, 1998, с. 184-185, рис. 69; LIMC. Bd. 1, 1981, S. 196, № 908). Такие копии нередко ставили в гимнасиях и называли из «ахилловыми фигурами» (Plin. NH. XXXIV, 18: placuere et nuda tenentes hastam ab epheborum e gymnasiis exemplaribus, quas Achilleas vocant). Весьма вероятно, на острове Левке подобный облик имела статуя Ахилла, упомянутая Павсанием (III, 19, 11). По-видимому, ее изображением является воин с копьем, отчеканенный во II в. н. э. на монетах Ольвии (№ 11) и других западно-понтийских городов (Ка-рышковский, 1986, с. 32). Возможно, вольная копия скульптуры Поликлета находилась также на Ахилловом Дроме (совр. Тендровская коса близ устья Днепро-Бугского лимана), где ольвиополиты построили святилище героя и учредили игры в его честь (IOSPE I2 . 34).
На рубеже VI-V вв. до н. э. в Ольвию привезли чернофигурный килик (№ 2; рис. 2)1 с часто встречающейся на архаических вазах сценой передачи Пелеем маленького Ахилла на воспитание мудрому кентавру Хирону (LIMC. Bd. 1. 1981. S. 124. № 20-42). Несколько эпизодов из жизни юного Ахилла нередко украшали мраморные саркофаги римского времени (Трофимова, 1998, с. 194, рис. 92-94). Один из них находился в некрополе Мирмекия (№ 10). Богатый боспорянин приобрел это выдающееся произведение афинского скульптора во второй половине II в. н. э.
Декор саркофага сохранился не полностью, но утраты можно восстановить по аналогиям (Саверкина, 1962, с. 247- 263). На правой боковой стенке было изображено обучение Ахилла у кентавра Хирона, а на левой стенке представлена сцена прощания с Ликомедом перед отправлением на Троянскую войну. Лучше других уцелели рельефы на передней стороне с фигурами Одиссея, Диомеда и Ахилла в женской одежде с веретеном в руках. Это иллюстрация мифа о том, как Фетида, зная предсказание о том, что сын непременно погибнет, если пойдет на войну, спрятала его под видом девочки на острове Скиросе у царя Ликомеда; там он воспитывался среди царских дочерей и своим видом и одеждой не отличался от них. Одиссей отправился на поиски Ахилла, потому что, согласно пророчеству, без его участия невозможно было выиграть Троянскую войну. На просьбу Одиссея указать, где находится Ахилл, Ликомед предложил обыскать его дворец. Чтобы узнать юношу, Одиссей разложил перед царевнами драгоценности, ткани и оружие и предложил выбрать подарок. В это время протрубил сигнал военной тревоги, Ахилл схватил оружие и таким образом выдал себя (Apollod. III, 13, 8; Ovid. Met. XIII, 162; Hyg. Fab. 96).
Прославленная картина Полигнота на эту тему (Paus. I, 22, 6) и трагедия Еврипида «Скирянки» способствовали популярности упомянутого мифа в греческом мире, в том числе и в Северном Причерноморье. В качестве косвенного
свидетельства для этого можно привлечь золотые рельефы на трех парадных горитах из скифских курганов IV в. до н. э. Эти изделия греческого мастера попадали к скифам через посредство Ольвии или Боспора. В центре верхнего фриза, совершенно одинаково украшенных горитов, представлены сцены узнавания Ахилла среди дочерей Ликомеда и прощание героя с царем перед отправлением на войну. По-видимому, здесь ювелир воспроизвел композицию по картине Полигнота (Черненко, 1981, с. 78-83).
К циклу мифов об Ахилле следует отнести также изображения его родителей: фессалийского героя Пелея и нереиды Фетиды. Таковы сцены борьбы жениха с нереидой, которая не желала стать женой смертного человека и превращалась в разных животных (Apollod. III, 13, 5), а также излюбленные мастерами эллинистического времени фигуры Фетиды и ее сестер нереид, везущих новое оружие Ахиллу. Это иллюстрация к восемнадцатой песне «Илиады», повествующей о том, что Ахилл отдал свои доспехи Пат-роклу, а после его убийства Гектор завладел доспехами; тогда Фетида заказала Гефесту новое вооружение для сына.
Борьба Пелея и Фетиды изображена на золотом браслете из кургана Куль-Оба (№ 3) и на двух киликах из Борисфена и Пантикапея (№ 1, 4). Ювелир и вазописец представили, как Фетида превращалась во льва, лань и змею. Фетида с изделиями Гефеста в руках, едущая на морском коне гиппокампе, изображена на терракоте из Ольвии (№ 5) и на рельефах парных золотых подвесок из кургана Большая Близница на азиатской стороне Боспора: на одной подвеске в руках у богини панцирь, а на другой - поножи (№ 7; рис. 3). Саркофаг из некрополя Горгиппии (№ 9) и золотые серьги из кургана Куль-Оба (№ 6) украшают фигурки нереид, плывущих на гиппокампах и морских драконах, они везут разные предметы вооружения, в частности, изумительный щит, подробно описанный Гомером. Во II в. до н. э. явно с Боспора попали в погребение сарматского вождя серебряные блюда, украшенные медальонами с тем же сюжетом (Kaposhina, 1963, р. 257-258, tab. 32].
Изображения Ахилла и иллюстрации мифов о нем исчерпываются немногими перечисленными изображениями, найденными в Северном Причерноморье, круг которых вряд ли существенно можно расширить. Этот факт трудно объяснить; особенно удивительно, что среди интересующих нас памятников так мало происходит из раскопок Ольвии, где почитание героя было особенно широко распространено. При этом нам прекрасно известно, что художники и скульпторы на протяжении всей античности постоянно обращались к разным сюжетам из жизни героя; достаточно сказать, что в «Иконографическом словаре классической мифологии» перечислено более девятисот таких произведений (LIMC, Bd. 1, 1981, S. 37-200, Taf. 56- 145).
К общеизвестному циклу о жизни и подвигах Ахилла уже в архаический период присоединились сказания о загробной жизни героя на острове Блаженных,
называемом также Левкой, то есть Белым. В древнейших сказаниях души героев переселялись на некий остров Блаженных, лежавший где-то в безбрежных просторах Океана, омывающего всю Землю. Этот сказочный остров, усеянный золотыми цветами (Pind. Ol. II, 72), был населен исключительно белыми, бесцветными духами героев; возможно, от этого представления остров получил свое наименование Белый. Среди обитателей острова Блаженных античные авторы называли наряду с Ахиллом его отца Пелея, Патрокла, Аякса, Орфея, Кадма и других героев (Hes. Op. 170-171; Pind. Ol. II, 71-80; Plat. Symp. 179 e; Dion. Perieg. V, 545-547; Paus. III, 19, 13). Упоминание Кадма, принадлежавшего к старшему поколению героев, показывает, что народная фантазия с глубокой древности награждала героев безмятежной жизнью в потустороннем мире на сказочном острове. Такая фольклорная традиция обновлялась в разных мифах до конца архаического периода. Например, в Афинах в начале V в. до н.э. родилось подобное предание о Гармодии, убившем афинского тирана Гип-парха; за этот подвиг он заслужил посмертное пребывание на острове Блаженных вместе с Ахиллом (Schol. Arist. Ach. 980; Hesych. s. v. Harmodiou melos).
Подобное фольклорное представление о награде за подвиги после смерти легло в основу мифов об Ахилле на Белом острове. В эпической поэме «Эфио-пида» описывалась гибель Ахилла после того, как он разбил войско эфиопов, пришедших на помощь троянцам. В древности авторство этой поэмы, основанной на народных преданиях, приписывали уроженцу Милета Арктину, жившему в VIII-VII в. до н. э. По словам поэта, Фетида похитила из костра тело сына и унесла его на Белый остров (Procl. Chrest. I, 2), который тогда еще не отождествлялся с определенным географическим пунктом (Толстой, 1918, с. 8-10).
В VII в. до н. э. на западных и северных берегах Черного моря появились первые милетские поселения. Греческие корабли, следуя к проливам, ведущим в Понт Евксинский, шли мимо мыса Сигей, где на берегу высился курган с могилой Ахилла (Hom. Od. XXIV, 73- 84). Тогда вспоминались стихи из эпических поэм о погребении героя и о переселении его души на остров Блаженных. Первые милетские мореходы еще не знали, что открывшееся за перед ними море за Боспором Фракийским представляет замкнутое водное пространство, а думали, что попали в Океан, омывающий сушу. Он встретил их частыми бурями и отсутствием островов, столь щедро рассыпанных в привычных водах Средиземноморья. Наконец, был открыт безлюдный маленький островок, оказавшийся на их пути вдоль западного черноморского побережья, и его приняли за затерянный в Океане остров Блаженных. В античной литературе об этом сохранились лишь отрывочные сведения. Основываясь на каком-то сочинении о древних топонимах, Плиний Старший записал, что черноморская Левка именовалась также Ахилловым островом и островом Блаженных (IV, 93). Сейчас этот остров называется Змеиным; он лежит недалеко от устья Дуная.
Постепенно осваивая западное, а затем северное побережье Черного и Азовского морей, милетяне в VII-VI вв. до н. э. сначала основали там несколько эмпориев, а позже много колоний. Первым греческим поселением в Северном Причерноморье стал Борисфен, получивший свое название по находившейся невдалеке крупнейшей реке. Согласно «Хронике» Евсевия (Chron. Can. P 95 h. Helm), поселение появилось в четвертый год тридцать третьей Олимпиады, то есть в 647/ 46 гг. до н. э.; оно находилось на полуострове, ставшем теперь островом Березань. В конце VII в. до н. э. возник эмпорий в устье Танаиса (совр. Дон), который археологи называют Таганрогским поселением (Копылов, 1999, с. 174-175). Возможно, оно так же, как Тира и Борисфен, носило название реки, на которой было основано. Оба поселения служили опорными пунктами для посреднической торговли греков с местным населением (Буйских А. В., Буйских С.Б., 2010, с. 28). Они находились на противоположных краях так называемого «скифского квадрата», северной области греческой ойкумены, описанной Геродотом по более ранним источникам (Her. IV, 101). Археологические находки греческой керамики второй половины VII в. до н. э. свидетельствуют о торговых связях эллинов с племенами, населявшими Восточную Европу (Русяева, 1999, с. 86- 88), которую греки называли Скифией.
На ранних этапах заселения Северного Причерноморья в среде греческих колонистов сложились мифы об Ахилле, якобы посетившем этот регион. До наших дней сохранились лишь слабые отголоски этих преданий в сочинениях античных авторов. Древнейшее из них - фрагмент из гимна уроженца Лесбоса Алкея, жившего в разных греческих городах на рубеже VII- VI вв. до н. э.; поэт назвал Ахилла «владыкой Скифской земли» (fr. 354 Lobel- Page; 14 Diehl). Стихи Алкея указывают на то, что к началу VI в. до н.э. греки в Элладе знали мифы об Ахилле на северных берегах Понта. Такое же, как у Алкея, определение Ахилла прочерчено на посвятительном чернолаковом сосуде последней четверти V в. до н. э., найденном в Тире (Самойлова, Кожокару,2002, с. 112).
Другим напоминанием о легендарном пребывании Ахилла в Скифии является древнегреческое наименование острова близ устья Днепра Ахилловым Дромом, то есть бегом Ахилла. В сохранившейся античной литературе этот топоним впервые встречается в V в. до н. э. (Her. IV, 55, 76), но возник он раньше, ведь многие греческие поселения появились в его окрестностях около середины VI в. до н. э. (Крыжицкий, Буйских, Бураков, Отрешко, 1989, с. 20-22). Тогда же на границах хоры Ольвийского государства греки соорудили несколько святилищ, два из них были посвящены Ахиллу: одно на Бей-кушском мысу, находившемся на западной границе ольвийской хоры, другое - на ее восточном рубеже, на Тендровской косе, древнем Ахилловом Дроме (Буйських, 2004, с. 10).
Два мифа по- разному, как часто бывает в фольклоре, объясняли наименование острова. Краткое содержание этих преданий сохранилось лишь
в сочинениях писателей римского времени, опиравшихся на неизвестные сейчас труды греческих авторов. Они записали эти региональные мифы, потому что о них знали далеко за пределами Ольвийского государства. Ведь на Ахилловом Дроме находилось почитаемое не только местными греками святилище героя, и Ольвия устраивала на острове панэллинские игры. Туда приезжали греки из многих государств, о чем свидетельствуют найденные на Тендре сотни монет, выпускавшихся в разное время в греческих городах Причерноморья и Средиземноморья (Тункина, 2002, с.402).
Согласно одной версии мифа, Ахилл устроил на этом острове игры в честь какой-то своей морской победы на Евксинском Понте, и сам состязался в беге с соратниками (Plin. NH IV, 83; Mela II, 5; Amm. Marc. XXII, 8, 41). Ольвиополиты с помощью этого мифа объясняли не только название острова, но и происхождение местных атлетических и конных игр, которые в эллинистический период привлекали участников из многих причерноморских городов, а также из Милета, ольвийской метрополии и из некоторых малоазийских государств (Скржинская, 2010, с. 323- 326). В греческой мифологии герои неоднократно выступали зачинателями разных агонов. Достаточно напомнить, что Геракл считался учредителем знаменитых Олимпийских игр, а Тесей - Истмийских (Plut. Tes. 25). Неудивительно, что милетские колонисты тоже связали происхождение своих агонов с именем прославленного героя, причем такого, которого они особенно почитали.
Другой вариант сказания об Ахилловом Дроме был соотнесен с циклом мифов об Ифигении. Ахилл считался ее женихом, когда девушка взошла на костер, чтобы умилостивить Артемиду, не дававшую возможности кораблям ахейцев отплыть из Авлиды в Трою (Eur. Iph. Aul. 710- 720; 1110-1115). В широко известном мифе рассказывалось, что Артемида спасла Ифигению, перенесла в Таврику (ее не очень сведущие в географии авторы считали частью Скифии) и сделала своей жрицей в местном храме, где тавры совершали кровавые жертвоприношения. В ольвийском же мифе говорилось о нахождении Ифигении в Скифии, где Ахилл на неком острове напрасно преследовал убегавшую от него девушку, и от этого остров получил свое наименование (Eusath. ad Dion. Perieg. 306; Schol. ad Dion. Perieg. 306).
В известном сейчас кратком пересказе мифа просматривается сказочный сюжет, распространенный в фольклоре многих народов: девушка, унесенная злой силой, живет в дальней стране, жених освобождает ее, возвращает на родину, и они играют свадьбу (Trenkner, 1958, р. 50-52). В русском фольклоре на таком сюжете построены сказки о заточении девушки у Ка-щея Бессмертного или у Змея Горыныча, которых побеждает Иван Царевич. Тот же фольклорный мотив использован в «Руслане и Людмиле» Пушкина. Подобно Артемиде, Черномор похищает невесту Руслана и переносит ее в свои далекие сказочные сады. Жених после долгих поисков, преодолев всевозможные препятствия, вызволяет Людмилу из плена и женится на ней. В ольвийском мифе Ахилл разыскивал невесту в далекой Скифии, она убегала от него, видимо, не по собственной воле, и рассказ завершался свадьбой и счастливой жизнью на Левке. Упоминание о том, что Ахилл царствовал на Левке вместе с супругой Ифигенией, сохранилось в «Превращениях» Никандра (фр. 58). В более распространенном в Элладе мифе об Ифигении девушку освобождал и возвращал на родину ее брат; этот вариант лег в основу трагедии Еврипида «Ифигения в Тавриде».
Есть косвенное свидетельство о существовании боспорских мифов об Ахилле. Их безусловно рассказывали в святилище героя, которое находилось в поселении Ахилий (Strab. XI, 2, 6); оно лежало на азиатском побережье Керченского пролива близ Азовского моря ( Strab. VII, 4, 5; Anon. Peripl. P Eux. 69).
Наибольшее количество известных нам мифов о посмертной жизни Ахилла в Причерноморье связано с островом Левка. Древнейшее значение этого наименования забылось, и греки стали объяснять название острова наличием на нем несметного количества белых птиц (Schol. Pind. Nem. IV, 49). О них говорится в трагедии Еврипида «Ифигения в Тавриде» (ст. 435-438) и в «Истории» Аммиана Марцеллина (XXII, 8, 35); Арриан в своем «Перипле Понта Евксинского» даже перечисляет их породы: чайки, нырки, морские вороны (гл. 32). До сих пор остров Змеиный остается гнездовьем множества птиц.
В Элладе и ее колониях героя называли владыкой острова; это определение сохранилось в античной литературе (Pind. Nem. IV, 50), в лапидарных надписях (IOSPE I2 326; 672) и граффити со словами &Axiëë^i Asuk^i ^sôsôvxi (Яйленко В.П. 1980, с. 84. № 3). В Элладе издавна отдельные области считали находящимися под властью и покровительством разных героев. По такому образцу греки включили остров на Черном море в ряд подобных мест. Во второй четверти V в. до н. э. такие верования отразились в оде Пиндара (Pind. Nem. IV, 44- 55):
Начни же ткать и не медли, О, сладкая лира моя, В лидийском ладу Милую песнь Эноне и Кипру,
Где царствует вдали Теламонов Тевкр,
Как Аянт на отчем Саламине,
Как Ахилл на Евксинском блистающем острове,
Как Фетида - во Фтии,
А Неоптолем - в пронизывающем дали Эпире.
Перевод М.Л. Гаспарова. Стоит отметить, что кроме Ахилла еще один герой Троянской войны Диомед почитался на острове, названном его именем (Plin. NH III, 40) и тоже
в VI в. до н. э. находившемся на окраине греческой ойкумены. Это современный итальянский остров Тримити близ побережья Апулии. По легенде, птицы ухаживали за святилищем героя, они ежедневно омывали храм брызгами капель со своих крыльев (Plin. NH X, 127). То же самое, согласно записи Филострата, делали птицы на Левке, летая низко над священной рощей Ахилла и доставляя влагу деревьям.
Левка, остров, возвышающийся в виде скалы в открытом море, оказался удобным для укрытия кораблей в непогоду, но совсем не подходил для жизни колонистов по причине своей малой величины и удаленности от побережья, с которым невозможно поддерживать связь в долгие месяцы несудоходного периода года. Поэтому на острове в античности никто постоянно не жил. Вероятно, время от времени там находились люди, строившие или ремонтировавшие алтари и храм Ахилла или устанавливавшие статуи. Кроме скульптур героя, упомянутых у древних авторов (Paus. III, 19; Arrian. Peripl. 32; Philostrat. Heroic. XIX, 16), известно еще об одном стоявшем на Левке монументе; его пьедестал найден на острове.
На уцелевшем постаменте вырезана частично сохранившаяся надпись IV в. до н. э. (IOSPE I2. 325). Это почетный декрет в честь ольвиополита, изгнавшего с Левки пиратов; за это и за другие заслуги его удостоили высшей награды греческих полисов - конной бронзовой статуи. Остров важно было освободить не только для безопасности судоходства, но и потому, что пираты препятствовали греческим морякам совершать издавна установившиеся в их среде религиозные ритуалы на острове. Пиратам же было удобно иметь на Левке корабельную стоянку, внезапно появляться из не заметной издали гавани и скрываться на необитаемом острове после ограбления судов, везущих вдоль западного берега Понта разнообразные товары из Причерноморья и Средиземноморья.
Реальные события, связанные с пиратскими захватами Левки, объединились в народной фантазии с походами амазонок, давних мифических врагов эллинов. По преданию, они жили сначала на южных, а затем на северных берегах Понта, их царицу Пентеселею Ахилл убил, когда она привела свое войско на помощь троянцам. В одном из мифов на Левке рассказывалось, что амазонки приплыли на остров, чтобы ограбить храм Ахилла. Герой защитил святыню: он явился перед захватчицами и своим грозным взором навел такой ужас на их коней, что они растерзали хозяек, а сами бросились в море (Philostr. Heroic.XIX, 16).
Корабли приставали к Левке во время навигации, длившейся в древности с середины весны до середины осени, а в остальные месяцы года остров был совершенно безлюдным. Монеты, обнаруженные на острове, показывают, что приношения Ахиллу доставляли эллины из множества греческих государств Причерноморья и Средиземноморья (Охотников С.Б., Островерхов, 1993, с. 50- 51). Здесь мореходы слышали предания о чудесах на острове, затем сами рассказывали их на родине, и таким образом мифы становились коллективным творчеством греков из разных полисов.
Отсутствие постоянного населения Левки способствовало возникновению веры в то, что владыка острова Ахилл разрешает здесь находиться лишь днем, а ночью там не место смертным. Поэтому тем, кто не сумел вечером отплыть, следовало ночевать на корабле. Эти люди утверждали, что видели Ахилла во сне, а некоторые даже наяву; многие слышали, как он поет, пируя с друзьями и своей супругой, суеверные моряки улавливали звук конского топота, звон оружия и крики, как во время сражения (Philostr. Heroic.XIX, 16; Max. Tyr. Or. 15, 7). Подобные рассказы напоминают распространенные у многих народов представления о том, что духи посещают землю только ночью, а с рассветом их власть исчезает. Вспомним наших русалок, резвящихся в лунном свете и завлекающих путников, или французских вилисс - девушек, погибших от несчастной любви и мстящих живым людям, о чем широко известно по балету «Жизель».
В старинных преданиях о жизни Ахилла на сказочном острове Блаженных он женился на героинях эпических поэм: в одних сказаниях его супругой становилась Медея, в других - Поликсена, в третьих - Елена, от которой он имел фантастического крылатого сына Евфориона (Толстой, 1918, с. 14, 15). На Левке предпочтением пользовалась последняя версия, расцвеченная фантазией посетителей острова (Paus. III, 19, 13; Eur. Schol. Androm. 229; Philostr. Heroic.XIX, 16). В этом мифе рассказывалось, что, по просьбе Фетиды, Посейдон в водах Понта создал остров для жизни на нем Ахилла и Елены, а на их свадьбе пировали сам бог морей со своей супругой Амфитритой, Фетида и ее сестры нереиды, а также боги-покровители рек, впадающих в Понт и Меотиду. Содержание мифа иллюстрировала поставленная на Левке скульптурная группа, упомянутая Филостратом; она представляла Ахилла и Елену, которых соединяют богини судьбы Мойры. Народная фантазия поженила Ахилла и Елену, вероятно потому, что он считался самым прекрасным юным героем, а ему парой должна была быть самая прелестная женщина.
В мифах об острове Левке нашли развитие стихи Гомера (Il. IX, 185- 191) о том, что Ахилл в часы досуга пел о славе героев, аккомпанируя себе на лире. Греческие мореходы рассказывали, что, находясь близ острова, они по ночам слышали, как Ахилл поет о походе на Трою и воспевает божественного Гомера, прославившего его и Патрокла (Philostr. Heroic.XIX, 16; Max. Tyr. Or.XV, 7). Среди песнопений, исполнявшихся на религиозных празднествах на Левке, звучали некоторые, якобы сочиненные самим Ахиллом. Текст одного из них записал Филострат со слов некого виноградаря, сообщившего ему несколько преданий об Ахилле на его острове. Несколько строк исполнявшегося в римское время гимна в честь Ахилла сохранились в надписи римского времени.
Издатель надписи полагает, что эти стихи написаны для святилища героя в Борисфене (Шелов-Коведяев, 1990, с. 60-61), то есть на месте находки мраморного фрагмента, но более основательным представляется мнение, что это текст песнопения, звучавшего на Левке; действительно, описание в гимне скалистого острова более соответствует Левке, чем Березани (Русяева, 1992, с. 81).
Геракл
Немало исследований написано о роли Геракла в религии греков всех государств Северного Причерноморья (Диотроптов, 2001, с. 80- 100; Русяева, 2005, с. 28- 44; 445- 457). В связи с культом героя ученые анализировали некоторые мифы о нем, но вне их поля зрения остались многие известные предания, не игравшие роли в местных верованиях. В то же время немало таких мифов занимали значительное место в культуре и искусстве населения Тиры, Ольвии, Херсонеса и городов Боспора. В отличие от сказаний о прочих героях рассказы о Геракле полностью не входили в один крупный цикл мифов, как деяния Ахилла, принадлежавшие Троянскому циклу, или подвиги Ясона, вошедшие в серию рассказов об аргонавтах. Эпизоды жизни Геракла включались в круг разных сказаний, например, в Троянском цикле содержался сюжет о покорении героем Трои во время царствования Лаомедонта, отца Приама, а в мифах об аргонавтах говорилось об его участии в начале похода за золотым руном (Hom. Il. 638-642; Diod. Sic. IV, 32, 42, 49).
С самого начала жизни греков в Северном Причерноморье старые мифы о Геракле занимали видное место в фольклоре. Ведь героя чтили в Милете, родине большинства первых переселенцев. Косвенным свидетельством знания мифов о Геракле уже в архаический период могут служить сюжеты росписей ваз, найденных на Березани, в Ольвии, Керкинитиде и в городах Бос-пора. Наиболее образованные из колонистов могли читать эпические поэмы VII-VI вв. до н. э. о деяниях героя. Мы знаем об этих произведениях лишь по упоминаниям античных авторов. В эпиграмме на статую Писандра, уроженца Родоса, жившего в VII в. до н. э., Феокрит упомянул, что этот поэт первый написал поэму о подвигах Геракла.
По преданию, совершая свои подвиги, Геракл обошел всю ойкумену. Благодаря этому во множестве греческих государств возникали мифы о посещении героем различных местностей и о его связи с прошлым разных полисов, в том числе и тех, которые лежали на северных берегах Понта Евксинского. В античной литературе сохранились легенды о том, что герой побывал в окрестностях Тиры и оставил там свой след (Her IV, 82), а в пещере, находившейся в лесной области Гилее близ Ольвии, он встретил местную змееногую богиню (Her. IV, 8-10). На азиатской стороне Боспора Геракл вместе с Афродитой раправлялся с гигантами (Strab. XI, 2, 10), и в прилегающих к этому государству степях он добыл золотой пояс у царицы амазонок (Eur. Her. 408- 419).
Упомянутые мифы известны сейчас по кратким записям античных авторов. Только один миф о Геракле, родоначальнике трех скифских племен, подробно изложен в «Истории» Геродота (IV, 8-10); действие сказания отнесено ко времени возвращения героя со сказочного острова Эрифии, откуда герой доставил царю Эврисфею коров из стада трехглавого великана Гериона. По пути на родину у Геракла не раз похищали коров (Diod. Sic. IV, 24, 7; Liv. I, 4-7: Apollod. Bibl. II, 5, 7): может быть, этот мотив, сходный с похищением коней в причерноморском мифе, послужил причиной присоединения сказания ко времени десятого подвига героя.
Греческие колонисты, обосновавшиеся в стране, называемой ими Скифией, рассказывали, что туда Геракл прибыл на колеснице, запряженной конями. Пока герой спал, укрывшись львиной шкурой, лошади исчезли; после долгих поисков герой нашел их у местной богини, туловище которой переходило в змеиный хвост. Она соглашалась отдать коней лишь после того, как у нее от Геракла родятся дети. Так появились на свет три брата: Агафирс, Ге-лон и Скиф. Возвращая колесницу и отпуская Геракла на родину, змееногая богиня спросила, что делать сыновьям, когда они станут взрослыми: идти ли к отцу или оставаться во владениях матери. Геракл велел устроить юношам испытание, после которого победитель станет властителем страны, а его братьям следует уйти в другие земли.
Соперники должны были натянуть лук, оставленный отцом, и надеть его боевой пояс, на котором висела золотая чаша. Это удалось лишь младшему сыну Скифу, он стал правителем на родине, и от него вели родословную скифские цари. Его братья правили в соседних землях, и от них произошли наименования агафирсов, живших к западу от скифов, и гелонов, обитавших к востоку от Скифии.
Геродот узнал этот миф от «эллинов, живущих у Понта», и изложил его, используя оборот accusativus cum infinitivo. Так историк подчеркнул, что это пишет не он сам, а передает услышанный рассказ. Вообще Геродот включил в свое сочинение множество фольклорных преданий, при записи которых он часто сохранял особенности устного повествования (Доватур, 1957, с. 165- 178; Aly, 1921). Эти черты живого рассказа можно различить в тексте ольвийского варианта мифа о Геракле в Скифии.
Подробности, не имевшие значения для развития сюжета, вводились в фольклорные произведения с целью создания наглядной обстановки вокруг излагаемых событий. В нашем случае таково замечание о том, что в Скифии Геракл оказался во время зимней стужи и спал, завернувшись в львиную шкуру. Эта шкура - постоянный атрибут героя, поэтому слушатель сразу мог нарисовать в своем воображении исходную картину этого красочного рассказа. В устах искусных исполнителей повествование оживлялось прямой речью персонажей. Именно так записан в «Истории» диалог змееногой богини и Геракла перед
тем, как он покинул Скифию. Среди распространенных в фольклоре приемов повествования встречаются попутные замечания, парэнтезы; здесь па-рентеза использована в виде краткого наивного вставного упоминания о том, что Геракл носил с собой два лука (Доватур, 1957, с.153). В ходе изложения мифа рассказчик заметил, что, оставляя сыновьям свой лук, герой не может оказаться без оружия в дальнейших странствованиях, и дал этому свое объяснение о двух луках. Для придания достоверности действие фольклорных произведений часто помещали в знакомые слушателям места, в данном случае в лесную область Гилею близ Ольвии. Это указывает на то, что Геродот записал миф, услышанный именно в Ольвии, потому что другим понтийским эллинам эта местность вряд ли была хорошо известна. Стилистика записи мифа в «Истории» может быть присоединена к ряду косвенных свидетельств о поездке Геродота на северные берега Понта.
В одном граффити середины VI в. до н. э. сообщается о сооруженном оль-виополитами и разрушенном (от естественных причин или их соседям
