Великая греческая колонизация: экономические и политические мотивы (на примере ранней колонизационной деятельности Афин)

И.Б. Суриков

ВЕЛИКАЯ ГРЕЧЕСКАЯ КОЛОНИЗАЦИЯ: ЭКОНОМИЧЕСКИЕ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ МОТИВЫ (на примере ранней колонизационной деятельности Афин)*

При интерпретации причин такого сложного, комплексного явления, каким была Великая греческая колонизация УШ-У1 вв. до н.э.1, более всего неуместен редукционизм. Думается, все согласятся (по крайней мере, в теории) со следующими базовыми тезисами: в ходе «кристаллизации» феномена и далее по мере его эволюции действовал ряд факторов самого различного характера и, что немаловажно, различной направленности; в разных регионах греческого мира эти факторы находились в неодинаковом соотношении, что придавало общей картине дополнительную пестроту; кроме того, причины колонизационного движения как такового и причины колонизационной активности того или иного конкретного полиса - не одно и то же, эти аспекты необходимо отделять друг от друга.

На практике, однако, обнаруживаем, что понимание феномена порой обеспечивается за счет разного рода упрощающих схем. К числу таковых, в частности, следует отнести чрезвычайно популярную тенденцию обозначать какую-либо исследуемую апойкию как «аграрное» или «торговое» поселение2. В каких-то случаях подобный подход,

Работа выполнена при поддержке РГНФ (исследовательский проект 08-01-00080а).

возможно, и оказывается корректным, но чаще он способен только внести путаницу. Как будто в так называемых «торговых» колониях не практиковалось сельское хозяйство - основа экономики любого полиса3, - а жители «аграрных» колоний, в свою очередь, не занимались торговлей! Повторим и подчеркнем: только постоянный учет многофакторности и даже многовекторности рассматриваемого процесса может помочь верной, а не превратной реконструкции.

О каких же факторах идет речь? Традиционно акцент делается прежде всего на факторах экономического порядка, которые сами по себе представляют довольно сложный, запутанный комплекс; некоторые элементы этого комплекса даже не всегда осознаются как экономические. Мы бы попытались провести дальнейшую градацию и разделить данную группу факторов на экономико-демографические и экономико-коммерческие.

К первой подгруппе относится пресловутая стенохория, недостаточность территориальных ресурсов хоры многих полисов для элементарного жизнеобеспечения быстро прираставшего в течение архаической эпохи населения4. С этим всё более или менее ясно; ситуация не порождает существенных сложностей. Стенохория как один из «корней» колонизации - факт, подмеченный уже античными авторами, нашедший хорошее отражение в источниках.

Говоря же об экономико-коммерческих факторах, то есть о таких, которые связаны с интересами торговли, уже необходима дальнейшая нюансировка. Торговля в древнегреческих полисах была ориентирована преимущественно на импорт, а не на экспорт5; главной проблемой являлась не проблема сбыта произведенных жителями полиса товаров с целью получения денег, а проблема получения тех товаров или сырья, которые отсутствовали в полисе. Данный момент тесно связан с экономическим идеалом автаркии, в высшей степени свойственным греческому миру. На практике полная автаркия была недостижима практически ни в одном государстве Эллады, особенно учитывая их

малые размеры и скудость природных ресурсов. Чтобы быть автар-кичным, полису неизбежно приходилось восполнять имевшиеся недостатки в том или ином продукте; для этого-то и вступали в торговые отношения с соседями либо более отдаленными партнерами. Присутствовал еще и такой компонент (пока не оцененный по достоинству в науке об античности), как престижная экономика; но на этом сюжете мы не можем здесь останавливаться, поскольку это увело бы нас слишком далеко в сторону, он настоятельно требует специального рассмотрения.

В связи с колонизацией из сказанного вытекает, что если колония основывалась при решающем действии экономико-коммерческих факторов, то под этим следует понимать не поиск рынков сбыта (таковые могли возникать, но как вторичное, производное явление), а поиск сырьевых баз, которые в потенциале могли бы работать на снабжение метрополии6, а также стремление утвердиться на торговых путях - с той же целью получать необходимое сырье и/или товары.

От экономических переходим теперь к факторам политического характера. Этим последним в исследовательской литературе далеко не всегда уделяют должное внимание (более того, случается, что их просто игнорируют); однако они, как нам уже неоднократно приходилось писать7, тоже играли далеко не последнюю роль. Необходимо дальнейшее подразделение и этой группы факторов - на внутриполитические и внешнеполитические. Вначале - несколько слов о первых.

Одной из самых рельефных и неотъемлемых реалий внутренней жизни архаических (формирующихся) греческих полисов был постоянный стасис - борьба за власть между различными аристократическими группировками8. Сплошь и рядом перипетии этой борьбы становились непосредственным поводом к выведению колонии. Для «проигравших» зачастую просто не оставалось иного выхода, кроме как покинуть родной полис, иначе их судьба была плачевной: политическая борьба архаической эпохи отличалась крайней жестокостью и

беспощадностью9, ее исходом могло стать даже полное, поголовное истребление побежденных победителями10.

В любом случае, группировка, не сумевшая добиться успеха «у себя дома», всегда имела хорошую возможность - уйти в апойкию и там утверждать свою власть уже беспрепятственно. Лидер такой группировки становился основателем и руководителем нового поселения -ойкистом (ктистом); таким образом он достигал на новом месте того высокого положения, в котором ему было отказано на родине. В роли ойкистов выступали, практически без исключений, знатные аристократы, выходцы из древних родов. После смерти ойкист, как правило, героизировался, то есть причислялся к существам сверхчеловеческого порядка; его могила, находившаяся обычно на агоре, становилась объектом религиозного почитания11.

Безусловно, односторонний акцент на вышеописанном политическом факторе колонизации тоже был бы неоправданным, как и любая крайность. Для того, чтобы колонизационное мероприятие осуществилось, была необходима либо совокупность не только политических, но и экономических предпосылок (группировка политиков-аристократов могла, естественно, основать жизнеспособную колонию только в том случае, если ее сопровождала достаточно значительная в количественном отношении группа рядовых граждан, по той или иной причине заинтересованных в переселении), либо ситуация должна была быть крайне острой, просто не оставлявшей для какой-то части населения реальной возможности остаться на родине (например, если в ходе стасиса одна группировка полностью побеждала и поголовно изгоняла другую, что случалось все-таки далеко не всегда). Сделанная здесь оговорка была необходима, но в целом следует отметить, что в историографии скорее наблюдается не переоценка, а, напротив, недооценка политического фактора, так что к выявлению его истинной (по нашему мнению, весьма значительной) роли еще предстоит идти.

В связи со сказанным, наверное, не лишним будет напомнить, что не нужно видеть в каждой колонизационной акции обязательно централизованное, организованное полисными властями мероприятие. Нередко следует вести речь о частной инициативе кого-либо из аристократических лидеров12, который рекрутировал будущих апойков,

!2 Graham A.J. Op. cit. P. 33.

очевидно, из числа своих политических приверженцев и отправлялся с ними в колонизационную экспедицию. Как раз в истории ранней афинской колонизации, о которой подробнее будет говориться ниже, есть несколько случаев, которые должны быть однозначно трактованы именно в таком духе.

На внутриполитическую борьбу, приводившую к основанию колоний, часто оказывала решающее влияние внешнеполитическая ситуация (внешнеполитические и внутриполитические дела вообще постоянно переплетались в реальной действительности эпохи). В другой работе мы указали несколько примеров подобного рода, а один из них - колонизационную активность Гераклеи Понтийской в 540-х гг. до н.э. - рассмотрели подробно13. В этих случаях важнейшим политическим вопросом была выработка некоего modus vivendi по отношению к только что вышедшей на греческие рубежи Персидской державе; это вело к возникновению противостоявших друг другу «проперсид-ских» и «антиперсидских» группировок. Их борьба могла приводить к различному исходу. Одним из вариантов, и не столь уж редким, оказывался полный раскол гражданского коллектива, когда симпатизировавшие персам или нейтрально относившиеся к ним граждане оставались на месте, принимали тиранами персидских ставленников и переживали прочие перипетии персидской политики, а решительные противники подчинения Ахеменидам покидали родные места. Так складывались события в Теосе, Фокее, Византии, Калхедоне и др.

Внешнеполитические факторы колонизации могли действовать и независимо от внутренней междоусобной борьбы, в отсутствие последней. Так, ряд колоний, выведенных при тиранах, был основан не только и не столько в экономических (торговых и проч.) целях, а скорее из чисто политических амбиций - для улучшения геостратегического положения, в конце концов, ради укрепления мощи и престижа тирана и его города.

Упомянув о престиже, мы органично выходим на еще одну группу факторов колонизационного движения. Эти факторы, которые можно определить как ментально-идеологические, в исследовательской литературе находятся уже в полном небрежении, на них обычно просто не обращают внимания. Это, судя по всему, связано с общей и давней тенденцией преуменьшать значение всего, что связано со сферой сознания, менталитета, идей. А по нашему глубокому убеждению, идеи вполне могут править миром, особенно на переломных этапах истории, - а именно таковым была, несомненно, архаическая эпоха, в которую осуществлялась Великая колонизация.

Какие важнейшие факторы ментального порядка следует перечислить? В науке нашел широкое признание совершенно правомерный тезис об атональном характере древнегреческого социума. Причем в период архаики этот атональный дух был как раз особенно силен. Полисы - во всяком случае, те, которые развивались достаточно быстрыми темпами, - включились в интенсивное соревнование

друг с другом буквально на всех поприщах общественной жизни. Создается впечатление, что это была самая настоящая «борьба за первенство», стремление не отстать от других. Начинают в каких-либо полисах создаваться первые своды письменных законов - и тут же эстафету подхватывают другие города, тоже назначающие своих законодателей, а то и переманивающие их от соседей. Появляются такие вещи, как фаланга, чеканная монета и т.п., - и тут же начинают победное шествие по греческому миру, новые и новые полисы перенимают эти новшества. Даже тирания, подобно какой-то эпидемии или пожару, быстро переметывалась из одного эллинского государства в другое.

Та же состязательность не могла не действовать и в сфере колонизационной активности. Собственно, тут не нужно каких-то априорных домыслов: на материале источников это можно наблюдать невооруженным взглядом. «Пионерами» Великой греческой колонизации, стоявшими у ее истоков, были эвбейцы14. В эпоху ранней архаики города Эвбеи - рано погибший Лелант (Левканди)15, а затем унаследовавшие его достижения Эретрия и Халкида - находились во главе развития всего греческого мира, являлись первейшими греческими экономическими, политическими, культурными центрами, не имевшими себе равных. Эвбейцы в VIII в. до н.э. устремляются на запад, основывая колонии в Италии и на Сицилии. Но практически сразу же там появляются и коринфяне, и мегаряне, и ахейцы, и выходцы из ряда других государств Балканской Греции. Как нам представляется, не всегда и не во всем это соперничество можно трактовать как проявление чисто экономической конкуренции; здесь, помимо прочего, находил свое выражение и вышеупомянутый атональный дух.

Аналогичная картина - и на северо-восточном направлении, в зоне Черноморских проливов. Безусловно, здесь первенствовал в основании апойкий Милет16. Однако наряду с милетскими в регионе активно появлялись лесбосские, самосские, мегарские колонии. А как активно, едва ли не отталкивая друг друга, греческие полисы устремились в египетский Навкратис, где, впрочем, в связи с особыми ус14 Jeffery L.H. Archaic Greece: The City-States с. 700-500 B.C. L., 1978. P. 50, 63 f.

ловиями, продиктованными фараонами, им приходилось не только соперничать, но и сотрудничать...17

Отметим еще один фактор ментального порядка. В VIII в. до н.э. -именно тогда, когда начиналась Великая колонизация, - происходят интересные изменения в греческой религиозно-культурной традиции. Резко обостряется интерес к легендам героического цикла, в связи с этим возрастает место эпоса в общественной жизни. Фигура эпического героя активно актуализуется, он становится примером для подражания. Всё, о чем мы сейчас говорим, - вещи, в общем-то, достаточно известные: феномен «героического ренессанса» архаической эпохи неоднократно рассматривался в историографии18. А нам хотелось бы в данной связи лишь отметить, что среди деяний и подвигов героев немаловажное место занимали дальние, полные приключений морские путешествия. Достаточно вспомнить о странствиях Одиссея, походе аргонавтов, да и о том, что сама Троянская война, как она описывалась в мифах, началась с экспедиции объединенного ахейского флота. Даже такой, казалось бы, сугубо «сухопутный» персонаж легендарной традиции, как Геракл, согласно ряду мифов, отправлялся в плавания (в страну амазонок, в Трою и др.). В этих условиях «уподобление героям»19 для греческого аристократа должно было включать в себя в качестве одного из важных элементов интерес к подобного же рода предприятиям.

Говоря о ментальных факторах колонизации, невозможно не упомянуть и о влиянии Дельфийского оракула20. Тут мы выходим на проблему сложную, многократно дискутировавшуюся и пока не получившую однозначного разрешения. Насколько можно судить, это связано, помимо прочего, с тем, что не всегда эта проблема «Дельфы и колонизация» рассматривается под правильным углом зрения, в корректном историческом контексте. Преимущественно роль оракула в колонизационном движении признается в лучшем случае служебной: государства, выступавшие инициаторами выведения колоний, обращались к дельфийским жрецам как к своего рода «экспертам», а те, обладая разветвленной «агентурой» и владея большим количеством релевантной информации, давали соответствующие рекомендации.

Здесь, как нам представляется, имеет место модернизация мировоззрения людей ранней античности: не учитывается, что их сознание было еще всецело религиозным, чуждым какого-либо скептицизма в этой области21. Авторитет великих оракулов был безусловным. Не то чтобы хитроумные греки, уже приняв решение о проведении колонизационной акции, отправляли посольство в Дельфы лишь для получения подобающей религиозной санкции, то есть, в сущности, из чисто прагматических побуждений. Нет, случалось, что повеление, данное устами пифии, оказывалось для них самих неожиданным, - но при этом подлежало беспрекословному выполнению.

Хорошей иллюстрацией подобного положения дел может служить подробный, опирающийся на достоверную традицию рассказ Геродота (IV. 150 sqq.) об основании Кирены выходцами с острова Фера. Этот рассказ заслуживает того, чтобы его ключевые моменты были здесь процитированы: «...Когда царь ферейцев Гринн стал вопрошать оракул о различных делах, Пифия повелела основать город в Ливии... По возвращении на родину царь и его спутники пренебрегли изречением оракула: они не знали, где находится Ливия, и не решились наудачу отправить поселенцев. После этого бог семь лет не посылал дождя на Феру, и на острове засохли все деревья, кроме одного. Тогда ферейцы вопросили об этом оракул, и Пифия вновь повелела выслать колонию в Ливию... Ферейцы решили отправить туда по жребию от всех семи общин на острове по одному из двух братьев, а предводителем и царем избрали Батта. Затем они отправили на Платею (остров у берегов Ливии - И.С.) два 50-весельных корабля» (Геродот здесь и далее цитируется в пер. Г.А. Стратановского).

Нельзя не обратить внимания на некоторые характерные нюансы. Изначально жители Феры вовсе не намеревались основывать колонию, что и не удивительно: гражданский коллектив острова был очень невелик, ощущался скорее недостаток, чем избыток людей. Инициатором выведения колонистов в Африку выступил всецело Дельфийский оракул, который фактически принудил к этому ферейцев вопреки их воле. Последним мероприятие далось с большим трудом: несмотря на то, что при наборе апойков были приняты экстраординарные меры, близкие к военной мобилизации (во всех семьях, где имелись два брата, один из них обязательно должен был покинуть родину), едва-едва удалось отправить около 200 человек22. Но воле божества нельзя было прекословить!

Таково сложное переплетение факторов, влиявших на проведение Великой греческой колонизации. Естественно, в различных полисах и регионах соотношение этих факторов было не одинаковым по силе воздействия. Могло получаться так, что политические и идеологические предпосылки колонизационной активности были уже налицо, а экономические еще не назрели, или наоборот. В каждом конкретном

случае неповторимое сочетание факторов давало свою картину. Мы считаем (хотя, безусловно, отнюдь не настаиваем на собственной точке зрения как единственно истинной), что учет всего этого - необходимое условие для целостной и связной реконструкции колонизации, позволяющее уйти от упрощающей альтернативы «аграрная колония -торговая колония».

Попытаемся проиллюстрировать такой подход на конкретном примере - ранней афинской колонизации23. При этом, несомненно, следует учитывать, что колонизационная деятельность Афин не может быть признана типичной. Афины и в подавляющем большинстве других отношений были, так сказать, полисом-исключением. Не укладываются в нормальные для греческого мира рамки и афинские колонии. Но в исследовании подобного рода нетипичных явлений тоже есть свой смысл: возможно, исключение поможет лучше понять норму.

В чем конкретно заключается специфика афинского варианта колонизации? Прежде всего в том, что уже с весьма раннего времени афиняне практиковали выведение колоний принципиально нового типа, а именно клерухий24. Их отличие от традиционных колоний, апойкий, заключалось в том, что клерухия не становилась независимым полисом, ее жители не приобретали нового гражданства, а сохраняли афинское. Иными словами, клерухии были как бы заморскими «отростками» афинского государства. Почему афиняне избрали именно такую практику? Возможно, дальнейшее рассмотрение фактов позволит сделать какие-то наметки к решению этого вопроса. В любом случае нужно учитывать, что колонизационная деятельность афинян никогда не ограничивалась только клерухиями; создавали они и обычные апойкии25.

Еще одной специфически афинской чертой является то, что этот полис весьма поздно включился в Великую колонизацию, - в сущности, тогда, когда многие другие видные греческие центры уже завершили свою колонизационную деятельность. Каковы причины этого? Сразу напрашивается ответ в экономическом русле: никто не сомневается в том, что одной из важнейших предпосылок колонизации была стенохория, а от нее-то как раз архаические Афины не страдали. Обладая огромной по греческим меркам хорой, они в то время - даже несмотря на довольно крупное население - испытывали недостаток не в земле, а наоборот - в рабочих руках, необходимых для обработки этой земли26. Понятно, что оттоку населения это никоим образом не способствовало.

Сказанное представляется верным. Но в таком случае встает вопрос: почему же архаические Афины вообще включились в колонизацию (а ведь когда они сделали это, их участие в основании колоний было не таким уж и малозначимым)? Ведь от стенохории афинский полис, в общем-то, не страдал и тогда. Очевидно, роль данного фактора (в начале статьи мы обозначили его как экономико-демографический) для ранней колонизационной активности афинян была минимальной, можно сказать, близкой к нулевой. Таким образом, уже первые, пока еще обобщенные и неконкретизированные, наблюдения над феноменом, позволяют высказать определенные концептуальные соображения. Нельзя ли в таком случае предположить для афинской колонизации достаточно видную роль политических факторов? Это должен прояснить анализ фактического материала, содержащегося в источниках.

Самая ранняя колонизационная экспедиция афинян27 была направлена в северо-восточный «угол» Эгейского моря, в то место, где начинаются Черноморские проливы. Афинская колония была основавать его не будем, поскольку он выходит за хронологические рамки нашего исследования.

на в Снгее - в Троаде, у входа в Геллеспонт. И интерес к этому региону, обладавшему в античности (как и позже) огромным стратегическим значением, уже сам по себе знаменателен.

Древнейший автор, пишущий о колонии афинян в Сигее, - Геродот. Он сообщает (V. 94-95): «...Митиленцы и афиняне из городов Ахиллея28 и Сигея вели постоянные войны друг с другом. Митиленцы требовали назад Сигейскую область, а афиняне оспаривали их право на нее, указывая, что на земли древнего Илиона эолийцы имеют отнюдь не больше прав, чем они, афиняне, и другие, кто помогал Мене-лаю отомстить за похищение Елены. Во время этих войн в битвах случилось много замечательных происшествий. Между прочим, после одной стычки, в которой победили афиняне, поэт Алкей спасся бегством, но его оружие попало в руки афинян, и они повесили его в храме Афины в Сигее. Алкей же воспел это событие в песне и послал ее на Митилену, чтобы сообщить о несчастье своему другу Меланиппу. Ми-тиленцев же с афинянами примирил Периандр, сын Кипсела, которого они выбрали посредником. А примирил он их вот на каких условиях: каждая сторона получала то, что у нее было. Так-то Сигей остался за афинянами».

Геродот на протяжении своего труда еще несколько раз упоминает о Сигее и афинском поселении в нем (IV. 38; V. 65; V. 91)29 - в различных контекстах, чаще всего в связи с повторной колонизацией этого места Писистратидами. Местами «отец истории» выражается не вполне ясно, что может вести к хронологическим затруднениям в вопросе о конкретном времени захвата Сигея афинянами. Однако не следует забывать о ссылке Геродота на Алкея. Более аутентичный источник просто трудно представить: лесбосский поэт сам участвовал в афино-митиленских войнах за Сигей. Стало быть, к его времени афиняне уже обосновались в названном городе. А это указывает на конец VII в. до н.э. как на время колонизационной экспедиции. О том же свидетельствует и сообщение о посредничестве коринфского тирана Периандра.

Информация, предоставляемая более поздними авторами, подкрепляет этот вывод. Страбон в своей «Географии» подробно описывает Троаду, останавливаясь в том числе и на Сигее. Он говорит (XIII. 599-600): «...Передают, что митиленец Археанакт возвел из камней, взятых оттуда (с развалин древней Трои - И.С.), стену вокруг Сигея. Этот город захватили афиняне, которые послали туда Фринона, победителя на Олимпийских играх, хотя лесбийцы добивались обладания почти всей Троадой. Действительно, большинство поселений в Троаде основано лесбийцами (некоторые из них существуют и теперь, другие

же исчезли). Питтак Митиленский, один из так называемых Семи Мудрецов, отплыл с кораблями против стратега Фринона и некоторое время воевал с ним, плохо справляясь с делом и терпя неудачи. В то время и поэт Алкей, как он сам говорит, в одной схватке попал в тяжелое положение, так что ему пришлось, бросив оружие, бежать... (далее следует цитата из Алкея - И.С.) Позднее, когда Фринон вызвал его на единоборство, Питтак, взяв рыбацкую сеть, напал на противника; он накинул на него сеть и убил, заколов трезубцем и кинжалом. Но так как война продолжалась, то обе стороны выбрали посредником Периандра, который и положил ей конец. По словам Деметрия (Скеп-сийского - И.С.), сообщение Тимея о том, что Периандр воздвиг укрепление Ахиллея против афинян из камней Илиона, чтобы помочь войску Питтака, неверно. В действительности это место, как он говорит, было укреплено митиленцами против Сигея, но не этими камнями и даже не Периандром. Да и как же можно было выбрать посредником лицо, принимавшее участие в войне?» (пер. Г.А. Стратановского).

Этот интереснейший рассказ во всех деталях совпадает со свидетельством Геродота (у Страбона мы также встречаем и Алкея, и Периандра), а, кроме того, вносит ряд новых немаловажных нюансов, подтверждающих датировку афинской экспедиции в Сигей концом VII в. до н.э. Выясняется, что митиленским командующим был знаменитый Питтак - современник и «заклятый друг» Алкея. Названо и имя главы афинских колонистов. Это - Фринон, видный борец-панкратиаст, одержавший победу на Олимпийских играх 636 г. до н.э.30 Он, несомненно, принадлежал к высшей аристократии Афин.

О событиях, связанных с Питтаком и Фриноном, а также в целом с разбираемой здесь войной между Афинами и Митиленой, упоминает также Диоген Лаэртский (I. 74), повествуя о жизни митиленского мудреца: «...Когда афиняне воевали с митиленянами за область Ахиллеи-тиду, то Питтак начальствовал над митиленянами, а Фринон, олимпийский победитель-панкратиаст, - над афинянами; Питтак вызвался с ним на поединок и, спрятавши под щитом своим сеть, набросил ее на Фринона, убил его и тем отстоял спорную землю. Однако и после этого (говорит Аполлодор) афиняне с митиленянами тягались за ту землю, а решал тяжбу Периандр, который и отдал ее афинянам» (пер. М.Л. Гаспарова с нашими поправками). Тот же эпизод с Питтаком и Фриноном сохранен еще в некоторых источниках (например: Polyaen. I. 25), но без каких-либо новых деталей. Неожиданно информативным оказывается свидетельство такого позднего памятника, как византийский лексикон X в. «Суда» (s.v. Шттако?): в нем приводится даже довольно точная датировка: «Питтак... в 42-ю олимпиаду (612/611 -609/608 гг. до н.э. - И.С.) убил Меланхра, тирана Митилены, а также сразил в поединке Фринона, полководца (сттратт|у0у) афинян, который вел войну из-за Сигея. Питтак набросил на него сеть». Интересно, что

это единственное конкретное событие, подробно пересказанное автором словаря в биографии такого крупного исторического деятеля, как Питтак; очевидно, единоборство с Фриноном всегда считалось одним из самых славных его деяний31. Что же касается датировки, то мы, конечно, не можем быть уверены, что источник, отделенный от описываемого факта временным промежутком более чем в полтора тысячелетия, дает ее абсолютно точно. Тем не менее в свете вышеизложенного хронологического контекста афино-митиленских дел в Сигее эта датировка не вызывает абсолютно никаких возражений: мы остаемся в рамках конца VII в. до н.э.

Нам представляется несомненным, что в связи с той же экспедицией Фринона следует рассматривать одно несколько испорченное в рукописной традиции место из перипла Псевдо-Скимна (707-708), где при описании Херсонеса Фракийского говорится буквально следующее: е^т]? &ЕХаюО?, &Аттику атгонаау ехоиста, ФОРВОСЖ т^у аиуонааси 8океТ.

Указание на то, что апойкия в Элеунте была афинской (аттической), вполне однозначно. А вот вопрос об основателе этой апойкии более темен. Личное имя Фор.Зошу, упомянутое здесь, не существует и явно представляет собой продукт какого-то искажения переписчиками (к тому же оно еще и не укладывается в метр стиха Псевдо-Скимна). Небезосновательно было предложено считать, что изначально в тексте стояло Фриуыу32. Тогда перевод цитируемого текста будет следующим:

Вот Элеунт; афинская колония

Здесь есть, и, говорят, Фринон - ойкист ее33.

Элеунт по отношению к Сигею находится на противоположном, европейском берегу Геллеспонта, в южной части полуострова Херсо-нес Фракийский. Страбон (VII. й\ 51; XIII. 596) специально отмечает, что Элеунт (Элеусса) и Сигей расположены напротив друг друга, и расстояние между ними - всего лишь 40 стадиев34.

Основание Фриноном двух афинских поселений, как бы фланкировавших вход в Геллеспонт, со стратегической точки зрения выглядит вполне закономерным; это, кстати, заставляет задуматься о целях всего мероприятия, к чему мы скоро перейдем, но предварительно коснемся еще двух обстоятельств. Во-первых, обратим внимание на то, что интерес афинян к Херсонесу Фракийскому, как выясняется,

34 О местоположении Элеунта см.: Meritt B.D., Wade-Gery Н.Т., McGregor M.F. The Athenian Tribute Lists