всеобщая история. британские чтения
УДК 94(410)
правовой статус раба в раннесредневековой англии
А. Ю. Золотарев
Воронежский государственный технический университет E-mail: aurelianus@mail.ru
Статья посвящена слабо разработанной в российской историографии проблеме рабства в раннесредневековой Англии. Рассматривается правовой статус раба, вопрос о его правоспособности. делается вывод, что в англосаксонском обществе рабы обладали правоспособностью, но умаленной по сравнению со свободными, были ответственны за правонарушения, могли иметь семью и имущество. Это создало предпосылки для исчезновения рабства, слияния рабов и низших слоев свободных в вилланское сословие.
The Legal status of a slave in the Early Medieval England A. Yu. Zolotarev
The article is about slavery in the early medieval England, a problem poorly discussed by Russian scholars. Slave’s legal status and capacity are under consideration. The author draws a conclusion that slaves in the Anglo-Saxon society possessed a certain degree of the legal capacity though diminished by comparison to that of the freemen. Slaves bore responsibility for their misdeeds, could have a family and own a property. These were prerequisites for disappearance of slavery and merging of the slaves and the lowest strata of the freemen into villainage.
Раннесредневековое рабство за пределами Средиземноморья лишь сравнительно недавно оказалось в центре внимания исследователей1. Тем не менее по состоянию на сегодня написано уже такое количество работ по одной только Англии, что простое их перечисление заняло бы слишком много места2. В то же самое время в отечественной науке на этот счет вообще нет специальных работ. П. В. Виноградов и М. А. Барг (причем последний довольно подробно) писали о причинах и времени исчезновения рабства в связи с формированием вилланства и манора3. А. Я. Гуревич в связи с разработкой проблемы истории крестьянства в англосаксонское время останавливался на экономическом значении рабства4. Остальные отечественные исследователи останавливались на этой проблеме довольно кратко, по сути дела, лишь констатируя наличие рабства и не делая обстоятельного юридического, экономического или социального анализа этого института5. В данной и последующих за ней статьях автор планирует восполнить этот пробел.
Изучение рабства целесообразно начать с определения того, кто же такой раб6. А в связи с универсальностью этого феномена задачу следует поставить более узко - кто такой англосаксонский раб7, что подразумевает отыскание характеристик его правового статуса8.
Общим местом в определении юридического статуса раба является утверждение об отсутствии у него собственного лица и правоспособности. В раннесредневековом обществе это выражалось в отсутствии у рабов вергельда. Действительно, мы не найдем в англосаксонском законодательстве упоминаний о вергельде раба. Однако тут следует
© Золотарев А. Ю., 2012
обратить внимание на ряд тонкостей. О том, что в ряде случаев раб мог быть выкуплен по определенному тарифу, говорят клаузулы из указа короля Уитреда (695 г.): «Если раб украдет и будет выкуплен, то за 70 шиллингов, если будет на то воля короля»9; и Инэ (конец VII - начало VIII в.): «Данник из уилей 120 шиллингов, его сын 100, раб - 60, а другой - 50»10. Эти суммы очень близки к размеру возмещения за лэтов (вольноотпущенников). Так, в наиболее раннем из памятников англосаксонского права «Правда Этельберта» (начало VII в.) сказано, что за убийство лэта, в зависимости от его ранга, полагалось взимать 80, 60 или 40 шиллингов11.
Несколько более высокий статус, чем рабы и вольноотпущенники, имели эсны. В указе королей Кента Хлотаря и Эадрика (685-686 гг.) сказано: «Если эсн убил эрла, вергельд которого 300 шиллингов, то хозяин пусть выдаст убийцу и заплатит ценность (manwyrth) еще троих. Если убийца сбежит, то он добавляет стоимость четвертого... Если эсн убил свободного, вергельд которого 100 шиллингов, хозяин пусть выдаст убийцу и заплатит ценность еще одного. Если убийца сбежит, то он [хозяин] должен уплатить стоимость двух человек.»12. Таким образом, эсн ценился едва ли не как рядовой керл, но при этом подлежал ноксальной выдаче, как раб или бессловесная скотина13.
Однако полностью приравнивать древнеанглийского раба к скоту было бы неправильным. С одной стороны, похоже, что в Англии, как и в Древнем Риме, раб отчуждался по тем же правилам, что и скот14. Однако при уплате штрафа, во всяком случае во времена Альфреда Великого (871-899 гг.), рабов отдавать было нельзя15.
Кроме того, статус раба не всегда подразумевал отсутствие вергельда. Если человек оказывался порабощенным за преступление, то в течение года он сохранял возможность быть выкупленным родственниками, а те в свою очередь - право на его вергельд16. Возможно, что на особом положении находились рабы-должники17. Общим для тех и других было то, что, оказываясь в рабстве, они не утрачивали социальных связей, оставаясь членами своих родовых и племенных групп. Лишь захваченные в плен или проданные в другую страну, они приобретали абсолютно новый социальный статус, накладывавший на их господина меньше ограничений18.
Древнеанглийские законы не отказывали рабам в праве обладать и распоряжаться имуществом. В прологе к «Судебнику Альфреда Великого», который является вводным переводом ряда мест из Ветхого и Нового Завета (например, Второзакония), приводится формула отказа раба от освобождения: «Но если раб скажет: не желаю [уходить] ни от господина моего, ни от жены моей и детей моих, ни от имущества моего (курсив мой. - А. Ю.), не пойду на волю, - то пусть. проколет ему господин его ухо шилом, и
он останется рабом его вечно»19. В то же время в библейском тексте (Исх., 21:46) стоит: «Но если раб скажет: люблю господина моего, жену мою и детей моих, не пойду на волю, - то пусть ... проколет ему господин его ухо шилом, и он останется рабом его вечно». Нет поводов сомневаться, что это небольшое дополнение отражало социальные реалии Англии IX в. В этом нас убеждает другая клаузула из законов Альфреда, где сказано, что в среду одной из недель каждого из четырех постов рабы могут продавать то, что им дали в качестве милостыни или что они сами приобрели в свободное от работ время20. То, что рабы самостоятельно могли торговать и сами, а не их хозяин, несли ответственность за перепродажу краденой вещи, ясно из изданного спустя несколько десятилетий указа короля Этельстана (924-939 гг.)21.
Здесь мы переходим к вопросу об ответственности рабов. В этом отношении они находились на нижней ступени социальной иерархии, наряду с эснами и вольноотпущенниками, но не за ее пределами. «Правда Этельберта» за кражу, совершенную рабом, предусматривала двукратное возмещение, в то время как за кражу, совершенную керлом у керла, следовала трехкратное, а керлом у короля - девятикратное22. Если следовать логике текста, кража у эрла должна была караться шестикратно, а это же преступление, совершенное эсном или вольноотпущенником, - двукратно23. В Кенте в конце VII в. за нарушение праздников, постов и языческие жертвоприношения эсны и рабы могли быть оштрафованы господином на
о чем говорит эпизод из «Чудес св. Свитхуна». Раб франкского купца Флодоальда был обвинен в «некоем преступлении» и подвергнут испытанию раскаленным железом, несмотря на то что его владелец предлагал за него выкуп30. Таким образом, рабы были ответственны за правонарушения, как и свободные, но подвергались более суровым наказаниям, подчеркивавшим унизительный характер их положения31.
Относительно возможности участия рабов в судебных процедурах в ином качестве, нежели обвиняемые, сведений мало. Рабы не могли быть поручителями, что вполне естественно, учитывая их низкий статус32. В Кенте в VII в. эсн мог предъявить иск эсну другого господина, но защитой тому все равно был хозяин33. Уровень правовой защиты раба зависел от статуса его хозяина и степени близости к нему. Например, в «Правде Этельберта» устанавливается, что за нарушение сексуальной неприкосновенности «девицы короля» (cyninges maegdenman) следует заплатить
Обязанность господина защищать своих людей и удерживать их от совершения преступлений равным образом распространялась и на свободных, и на рабов. Об этом говорится еще в указе Уитреда36. Ко времени же Кнута Великого (1016-1035 гг.)37 патронат магнатов над их людьми с разным статусом оказался частью всеохватной системы круговой поруки, которой англосаксонские короли охватили все общество с целью поддержать правопорядок и обеспечить повиновение38. По моему мнению, это обстоятельство в немалой степени способствовало постепенному стиранию грани между свободными и рабами.
Вопросу о браках между рабами и между свободными и рабами англосаксонское законодательство практически никакого внимания не уделяет. На этот счет в нашем распоряжении есть только фраза из латинского «Пенитенциалия Теодора» и из его перевода на древнеанглийский («Scriftboc»). В первом случае текст гласит: «Если раб и рабыня соединены своим общим хозяином в браке, а после раб или рабыня получит свободу, а оставшуюся в рабстве половину выкупить не сможет, вольноотпущенник(ца) вправе вступить в брак со свободной(ым)» (Si servum et ancillam dominus amborum in matrimonium conjunxerit, postea liberato servo vel ancilla, si non potest redimi qui in servitio est, libero licet ingenuo conjugere). Во втором случае это звучит так: «Если раб и рабыня с обоюдного согласия вступят в сношения, а после один из них будет освобожден и не сможет выкупить другого, кто бы из них ни был освобожден, может получить свободу для раба» (Gif theowa and
thywen heora begra willes in haemed hie gesamnian. And aefter tham gif heora other freols bith and ne maege thone theowan alysan. Heora swa hwaether swa freoh byth mot tham theowan freols gewinnan)39. Трактовка этой фразы существенно различается у разных исследователей40. Возможно, что в данном случае имеется в виду специфическая ситуация, когда человек был захвачен в плен, обращен в рабство, вступил там в брак, а потом был выкуплен, но без супруга(и), вследствие чего фактическое продолжение брака было невозможно. В этом случае разрешалось вступать в брак с новым партнером. В связи с этим следует вспомнить, что в тех же текстах церковного права содержалась норма, узаконивающая новый брак человека, чей супруг (партнер) попал в рабство, лишь по прошествии
Куда больше проблем могли вызывать браки свободных и рабов, но на этот счет сведения источников еще более скудны. Церковь признавала и защищала брак свободного и рабыни, при этом дети наследовали статус матери43, однако, как считает Д. Пелтерет, были возможны местные вариации44.
Последняя важная характеристика статуса рабов - свобода распоряжения ими со стороны хозяев. Очевидно, что господин был вправе убить своего раба. Церковь (а нормы, касающиеся этой проблемы, мы находим только в памятниках канонического права) осуждала лишь скорую расправу над рабом. В одном из пенитенциалиев сказано, что за убийство слуги без доказательства его виновности полагается двухлетний пост45. Если женщина в гневе убивала свою служанку, то должна была поститься семь лет, а если та была в чем-то виновна - три года46. Из «Чудес св. Свитхуна» мы знаем, что рабов секли и на них накладывали оковы47, сделано также несколько находок - кандалов, в которых рабы вполне могли содержаться48. Законы англосаксонских королей запрещали продавать рабов «за море» (Инэ49) и язычникам (Этельред, Кнут50), однако рабские рынки, ориентированные на заморскую торговлю, существовали, как минимум, до конца XI в. Проникнутый христианским пафосом морального обновления «Кодекс Кнута» (10201023 гг.) запрещал сексуальную эксплуатацию рабынь хозяевами51, что, опять-таки, не мешало этому явлению процветать и многие десятилетия
спустя52.
В заключение приведу обширную цитату из
участке и у себя в семье. Господин облагает его, как если б он был колоном, установленной мерой зерна, или овец и свиней, или одежды, и только в этом состоят выполняемые рабом повинности. Остальные работы в хозяйстве господина выполняются его женой и детьми. Высечь раба и наказать его наложением оков и принудительной работой - такое случается у них редко; а вот убить его - дело обычное, но расправляются они с ним не ради поддержания дисциплины и не из жестокости, а сгоряча, в пылу гнева, как с врагом, с той только разницей, что это сходит им безнаказанно. Вольноотпущенники по своему положению не намного выше рабов; редко, когда они располагают весом в доме патрона, никогда -в общине, если не считать тех народов, которыми правят цари»53.
Удивительно, насколько точно эти слова подходят и для характеристики правового статуса раба в англосаксонском обществе. С точки зрения свободного англосакса, раб мог обладать имуществом, которым хотя бы отчасти распоряжался по собственному усмотрению. У него могли быть жена и дети, и разрушение брака и семьи по произволу владельца считалось нежелательным, равно как и беспричинное убийство. По своему статусу рабы мало отличались от других несвободных - эснов и лэтов. Сам факт того, что информация о них скудна и отрывочна, а со временем вообще пропадает со страниц источников, говорит о том, что в глазах англосаксов большой разницы между ними не было. Не будучи членами общинно-племенных коллективов, превратившихся со временем в королевства и их территориальные подразделения, они не обладали вергельдом (в то время как лица, сохранившие эту связь, например порабощенные за преступления или долги, но не проданные заграницу, его сохраняли), но имели «ценность» (wyrth), что было признаком ущербной, но все же определенной правоспособности54. Суждение, вынесенное в отношении римского раба как лишенного собственной личности55, к рабу англосаксонскому явно не подходит.
То, что за рабами признавались какие-то права на жизнь, имущество, семью, то, что рабы несли такую же ответственность за правонарушения, как и свободные, правда, при этом подвергались более тяжелому наказанию, то, что часть свободных и рабы оказались равным образом под признаваемым королевской властью патронатом магнатов, создало юридические предпосылки для слияния рабов с зависимыми категориями свободных, исчезновения рабства как юридического института и замены его вил-ланским состоянием.
Другие предпосылки этого лежат в экономической, а отчасти даже и в этической плоскости. Каковы они были, а также можно ли назвать англосаксонское рабство патриархальным, автор планирует рассмотреть в следующих работах.
Примечания
death : comparative studies. Cambridge (Mass.), 1982 ; Finley M. Ancient slavery and modern ideology : 2nd ed. Princeton, 1998). В отечественной науке есть только работы об античном рабстве (см., например: Кузи-щин В. И. Античное классическое рабство как экономическая система. М., 1990), где оно охарактеризовано со всех возможных сторон, но при этом там сложно найти четкое его определение.
H. 2. S. 692). Д. Пелтерет считал, что эта норма была направлена на сохранение стабильности браков рабов и свидетельствует об улучшении их положения (см.: Pelteret D. Op. cit. P. 103-104). А. Франтцен указывает на то, что автор древнеанглийского перевода явно не был знаком с обозначенной в латинском оригинале практикой и поэтому не понял бессмысленности своего перевода (Frantzen A. Sin and sense : editing and translating Anglo-Saxon handbooks of penance // Making sense : constructing meaning in Early English / ed. by A. Di Paolo Healy and K. Kiernan. Toronto, 2007. P. 67). С. Джурасин-ски затрудняется прийти к какому-либо определенному выводу, предполагая, что браки рабов регулировались местными обстоятельствами, как это было в Риме в конце Античности и начале Средневековья (Jurasinsky S. Op. cit. P. 117).
об освобождаемом рабе, не желающем оставить свою жену и детей (Af., El.11), но неясно, насколько именно в этой части отражены англосаксонские реалии.
УДК 94(410)82/89
что взрослый свободный человек (Pelteret D. Op. cit. P. 90-91). Однако этот вывод было бы неверно распространять на юридическую ответственность рабов в целом. То, что они находились под покровительством, еще не делало из них детей. Несовершеннолетних, и в англосаксонском праве тоже, не наказывали строже взрослых, как это происходило с рабами. Как я постараюсь показать в дальнейшем, в представлении англосаксов раб был человеком враждебным, опасным, а потому подлежащим более строгому наказанию.
NUGAE CURIALIUM: КРИТИКА НРАВОВ ПРИДВОРНЫХ В АНГЛИЙСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ XII ВЕКА
А. К. Гладков
Институт всеобщей истории РАН, Москва E-mail: alextata@yandex.ru
В статье исследуется проблема «забав» (nugae) в социальной и политической жизни Англии XII века. Согласно трактату Иоанна Солсберийского «Поликратик, или 0 забавах света и заветах философов» («Policraticus sive de nugis curialium et vestigiis philosophorum», 1159), «забавы» представляют собой наиболее примечательную часть «vita tyranny». не только короли, но и придворные живут без понимания своей исключительной роли в государстве. неумеренная любовь к охоте, азартным играм, магии, музыке и лицедейству актеров преобразует «разумного человека» в «неуравновешенного зверя». «Забавы» воздействуют на придворных и их государя, которые подменяют идеалы «общей жизни» и «всеобщего блага» «себялюбием» и личными интересами. Иоанн Солсберийский выступает против «эпикурейской» апологии наслаждения, представленной как в коллективной, так и в индивидуальной жизни всех слоев общества, особенно придворных, и отстаивает христианские идеалы умеренности. Мыслитель создает образ короля и его двора в зеркале «развлечений». Исследование такого рода повседневной жизни помогает понять природу и особенности представлений о неправедной власти (тирании) в Средние века.
Nugae Curialium: Criticism of Dispositions of the Courtiers in Political Thought of Twelfth Century England
A. K. Gladkov
This article deals with the problem of frivolities («nugae») in social and political life of England in the twelfth century. According to John of Salisbury’s «Policraticus of the frivolities of courtiers and the footprints of philosophers» («Policraticus sive de nugis curialium et vestigiis philosophorum», 1159) frivolities are the most significant part of «vita tyranni». Not only courtiers, but also kings, live without understanding of their great role in the state. Immoderate love of hunting, games of chance, magic, music and theatre transforms «reasonable human» into «unbalanced animal». These frivolities influence on the courtiers and their king, who substitutes ideals of «common life» and «common
safety» for the «love of himself» and self interests. John of Salisbury fights against «epicurean» apology of pleasures in common and individual life of all parts of society, especially in life of courtiers, and defends Christian ideals of moderation. Thinker creates an image of king and his court in the mirror of frivolities. Study of such kind of everyday life helps to understand nature and peculiarities of perceptions of the unjust power (tyranny) in the middle ages.
Крупный английский интеллектуал и дипломат XII в. Иоанн Солсберийский (Ioannis Sares-beriensis, Johannes Saresberiensis 1115/1120—1180)1 прославился прежде всего как автор оригинального этико-политического и философско-богословского трактата «Поликратик, или О забавах света и заветах философов» («Policraticus sive de nugis curialium et vestigiis philosophorum», 1159)2, оказавшего сильное влияние на всю западноевропейскую общественную мысль. Источники, структура и основные идеи данного сочинения уже давно привлекают внимание исследователей. Необходимо признать, что «Поликратик» до сих пор содержит в себе множество вопросов, требующих дальнейшего разрешения и интерпретации. И хотя сам Иоанн Солсберийский не хотел, чтобы его трактат вызвал недовольство двора3 как английского короля, так и других государей Западной Европы, он, тем не менее, подверг уничтожающей критике гедонистический образ «куртуазного общества». Следуя античной традиции, схоласт считал идеалом индивидуальной и общественной жизни гармоничное соединение созерцательного и практического начал человеческого бытия. К этому вполне достижимому идеалу должны стремиться все те, кто составляет ближайшее окружение государя.
© Гладков А. К., 2012