Спросить
Войти
RUDN Journal of Russian History 2019 Vol. 18 No 3 540-559
Вестник РУДН. Серия: ИСТОРИЯ РОССИИ Mty^p^rakradn.raA^mn^iitory
https://doi.org/10.22363/2312-8674-2019-18-3-540-559
Научная статья /Research article
Крым в наполеоновскую эпоху: «французский след» в региональной политике
Д.В. Конкин
Научно-исследовательский центр истории и археологии Крыма, Крымский федеральный университет имени В.И. Вернадского; 295007, Россия, Республика Крым, Симферополь, пр. академика Вернадского, 4; denis_konkin@mail.ru
Crimea in the Era of Napoleon: the &French trace& in regional politics
Denis V. Konkin
Research Center for History and Archeology of Crimea, V.I. Vernadsky Crimean Federal University; 4 Prospect Akademika Vernadskogo, Simferopol, Republic of Crimea, 295007, Russia; denis_konkin@mail.ru
Аннотация: Крым после обретения в 1783 г. статуса российской территории формально стал одной из удаленных от Санкт-Петербурга «окраин» империи. При этом в геополитических устремлениях европейских держав и внутриполитических мероприятиях Российской империи периферией вовсе не являлся. Российское правительство последовательно стремилось привлечь в малонаселенный причерноморский регион иностранных колонистов. В статье одним из неудачных переселенческих проектов названа попытка организации в Приазовье сельскохозяйственных колоний, состоявших из французских роялистов-эмигрантов и военных корпуса Конде. В наполеоновскую эпоху особое внимание к полуострову было проявлено со стороны Франции, которая в сложных внешнеполитических условиях не упускала возможности разведать внутреннюю обстановку в потенциально нестабильной российской провинции, оказать влияние на турецкую позицию в отношении территории, населенной преимущественно мусульманами. Отмечается, что важным аспектом международной политики Наполеона являлась поддержка в Османской империи антироссийских настроений. Одним из наиболее очевидных средств для достижения этой цели стало педалирование крымского вопроса, обещание оказать помощь в возвращении полуострова в сферу влияния Турции. Такие попытки не оставались незамеченными российской властью, которая квалифицированно им противостояла. Автор приходит к выводу о том, что успехи внутренней политики России в Крыму во многом были связаны с французами, состоявшими на русской службе. Во время русско-турецкого конфликта 1806-1812 гг. грамотные военно-административные мероприятия, проводимые новороссийским губернатором Э.О. Ришельё и главой Черноморского флота И.И. Траверсе, стали одним из факторов сохранения стабильной ситуации внутри полуострова.
© Конкин Д.В., 2019
This work is licensed under a Creative Commons Attribution 4.0 International License https://creativecommons.Org/licenses/by/4.0/
Благодарности: Исследование выполнено в рамках базовой части госзадания Министерства науки и высшего образования РФ № FZEG-2017-0013 по теме «Российская империя и Крым: основные проблемы, концепции, понятия».
Для цитирования: Конкин Д.В. Крым в наполеоновскую эпоху: «французский след» в региональной политике // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: История России. 2019. Т. 18. № 3. С. 540-559. https://doi.org/10.22363/2312-8674-2019-18-3-540-559
Abstract: When the Crimea acquired the status of Russian territory in 1783, it became an imperial &borderland& a long way from Saint Petersburg. However, in the geopolitical aspirations of European powers, and, also, from the viewpoint of the Russian Empire, the Crimea was not a remote periphery. The Russian government consistently sought to attract colonists from abroad to the thinly-populated Black Sea region. Several attempts to do so ended in failure; one of these was the organization of farming colonies at the Sea of Azov for French royalist emigrants and military men from Conde&s army. In the era of Napoleon, France paid particular attention to the peninsula; in the complicated foreign policy conditions, France did not miss any opportunity to reconnoitre the internal situation of this potentially unstable province of Russia, with the goal to influence the position of the Ottomans towards this territory which at that time was largely populated by Muslims. The author emphasizes that an important aspect of Napoleon&s foreign policy was supporting anti-Russian sentiment in the Ottoman Empire. One of the obvious means to achieve this goal was focusing on the Crimea issue and promising assistance for returning the peninsula into the Ottoman sphere of influence. The Russian authorities did not neglect these attempts and countered them skilfully. The author argues that the success of Russia&s policy in the Crimea was mainly related to certain Frenchmen in Russian service. During the Russian-Ottoman conflict of 1806-1812, the military and administrative measures conducted by Armand de Richelieu, the Governor of New Russia, and Jean de Traversay, the commander of the Black Sea Navy, became an important factor for providing a stable situation within the peninsula.
Acknowledgements: The study was carried out within the framework of the basic part of the state mission of the Ministry of Science and Higher Education of the Russian Federation No. FZEG-2017-0013 on the theme &Russian Empire and Crimea: main problems, concepts, ideas.&
For citation: Konkin, Denis V. "Crimea in the Era of Napoleon: the &French trace& in regional politics." RUND Journal of Russian History 18, no. 3 (August 2019): 540-559. https://doi. org/10.22363/2312-8674-2019-18-3-540-559
Введение
Присоединение Крыма к Российской империи в 1783 г. прошло удивительно спокойно с точки зрения краткосрочных внешнеполитических последствий. Благоприятная для России международная обстановка, сложившаяся в Европе в этот период, выверенная, блестяще проведенная юридическая процедура присоединения, обусловили признание Крыма российским не только европейскими великими державами, но и главным противником в регионе - османской Турцией. Однако при всем видимом благополучии не стоило надеяться, что внешние силы не попытаются разыграть «внутрикрымскую карту» или же не захотят со временем отнять полуостров у своего нового владельца. Крым в системе международных отношений, во внешнеполитических проектах, связанных с влиянием на внутрироссий-скую обстановку, с этого момента занимает важное значение в европейской политике, привлекает усиленное внимание иностранных правительств. Цели были разные: узнать общую информацию о полуострове, его экономическом состоянии,
населении, определить количество и качество военных подразделений, дислоцированных в Крыму, оценить настроения местных (крымскотатарских) жителей, степень их лояльности к новым властям и готовность в случае возможных военных конфликтов поддержать силы интервентов; наконец, целью было прямое воздействие на крымских мусульман накануне и во время русско-турецких, русско-французских столкновений с призывами поднять вооруженный мятеж.
В силу устоявшейся сферы влияния в Европе в рассматриваемый период, помимо естественного присутствия и заинтересованности в регионе Турции, особый интерес к полуострову с его новым российским статусом был проявлен со стороны Франции. Тема французских интересов в регионе накануне и после присоединения Крыма в 1783 г. достаточно подробно изучена современными исследователями1. Между тем такие аспекты, как шпионаж французов в Крыму, сбор засекреченной информации о полуострове, сравнительно недавно попал в орбиту внимания историков2. Внутреннюю ситуацию в Крыму в период наполеоновских войн впервые детально исследовал еще в XIX в. А.И. Маркевич3. В тот же период проблемам военной службы крымских татар в составе российской армии, участия крымскотатарских боевых подразделений в сражениях против французов посвятили ряд работ И.М. Муфтийзаде и Г.С. Габаев4. Особенности управления южными провинциями герцогом Э.О. де Ришельё неоднократно описаны в биографических работах, посвященных знаменитому государственному деятелю5. Меньше внимания досталось другому французу, также занимавшему
в России высшие военно-административные посты, - маркизу И.И. де Траверсе. В связи с чем следует отметить его фундаментальную биографию, подготовленную М. дю Шатне, где автор среди прочего подробно остановилась на деятельности адмирала в качестве командира Черноморского флота России6.
Глобальные территориальные приобретения Российской империи в Северном Причерноморье, масштабное хозяйственное и военное освоение южных провинций вынуждали Францию внимательно следить за событиями в регионе, используя все доступные средства. Французские шпионы в России во второй половине XVIII в. редкостью не являлись7. Даже в период мирных и внешне дружественных отношений с Францией, который наступил в 80-е гг. XVIII в., Версаль не упускал возможности вести неофициальную разведывательную работу в Российской империи8. Об этом, например, недвусмысленно говорилось в инструкции, составленной министром иностранных дел Франции Верженном для главы дипломатической миссии в Санкт-Петербурге графа Л.Ф. де Сегюра9. Не оставался в стороне от внимания секретных агентов Франции и Крым, где французов первоначально интересовали коммерческие возможности, открывавшиеся после присоединения полуострова к России, и собственные преференции в предстоящем торговом обмене10.
В этой связи небезынтересно проанализировать политику Российской империи по отношению к Франции и французам после свержения монархии в Париже, а также оценить внутреннюю политику государства касательно такого сложного и уязвимого региона, как Причерноморье, и, в частности, Крыма. Французы-роялисты, принятые на русскую службу, занимали видное место в управлении южными провинциями Российской империи. В условиях скрытой или явной конфронтации с наполеоновской Францией российская власть продолжала доверять французским чиновникам и военным, принявшим российское подданство. Впервые введенные в данной статье в научный оборот архивные документы, а также анализ уже опубликованных источников и литературы в ряде случаев позволил по-новому взглянуть на известные события и ключевых исторических персонажей эпохи наполеоновских войн.
«Кондейцы» в Причерноморье: несостоявшийся проект
После Французской революции происходит разрыв отношений между двумя государствами. Российское самодержавие выступило резко против революционных изменений в Париже. Вынужденных эмигрировать французских аристократов империя в большом количестве принимала у себя, предоставляла им российское подданство, поддерживала материально за рубежом.
Как известно, корпус принца Конде в течение 1798-1799 гг. квартировался на Волыни. Тогда же была предпринята попытка возродить проект о поселении французских роялистов в Приазовье11, предложенный еще при жизни Екатерины II12. При Павле I практической реализацией проекта было поручено заниматься главному новороссийскому начальнику, екатеринославскому военному и гражданскому губернатору Николаю Михайловичу Бердяеву. Указ о первоначальном осмотре предназначенной для французских колонистов территории между реками Берда и Молочные Воды император подписал 7 июня 1797 г.13, по-видимому, реагируя на просьбу Людовика ХУШ о предоставлении убежища корпусу Конде14. Губернатор Бердяев лично исследовал указанные территории и в октябре 1797 г. представил примерный расчет необходимых средств и материалов для переселения французов. Для каждой семьи планировалось построить дом стоимостью 917 руб. 60 коп., выделить по две лошади по 30 руб. за каждую, 2 коровы также по 30 руб., 6 овец по 3 руб. и 15 руб. - на инструменты. В целом по 1070 руб. 60 коп. - на хозяина, к тому же наделив каждого по 30 дес. земли. Всего подобных хозяйств нужно было подготовить в расчете на 10 125 «душ». Таким образом, можно посчитать, что только на обустройство французов-эмигрантов российское правительство готово было потратить фантастическую сумму в 10 с лишним млн. рублей. Бердяев, по-видимому, и сам ужаснулся получавшимся расходам и потому оговаривался в рапорте императору: <«...> По неизвестности мне, какое точно число их [то есть французских переселенцев. - Д.К.] к водворению следовать будет, не можно положить и числа таковых, а потому и суммы, сколько на все будет потребно»15.
Российский историк А.В. Ревякин в статье, посвященной пребыванию эмиграционного корпуса в России, сообщает, что в том же году для осмотра местности, предназначенной для будущей французской колонии, принцем Конде в Приазовье были направлены уполномоченные офицеры (так называемые комиссары)16. Прибыв «не позднее 27 ноября (8 декабря)» в Екатеринослав, они вручили «екатеринославскому губернатору П.И. Голенищеву-Кутузову» записку, в которой изложили собственные предложения по организации французских поселений в Новороссии. Примечательно, что среди этих предложений было и пожелание выделить 10 млн руб. для будущих колонистов путем дополнительной эмиссии русским правительством бумажных денег: то есть именно тот объем средств, который требовался согласно расчетам Бердяева. По мнению «комиссаров», данная сумма являлась «совершенно нечувствительной» для такой страны, как Россия, и могла
вернуться сполна, правда, не ранее чем через двадцать лет17. Проанализировав содержание всей записки, А.В. Ревякин предположил, что «после многомесячных переговоров с российской стороной французским эмигрантам так до конца и не было ясно, из каких источников и в каких размерах должен был финансироваться колонизационный проект»18.
Но, как мы видим, к этому времени русское правительство осуществляло уже вполне конкретные шаги по организации и планированию поселений. Заметим также, что согласно биографическим и административным данным, П.И. Голени-щев-Кутузов екатеринославским губернатором никогда не был, а служил в этот период в Екатеринославском кирасирском полку19. Поэтому записка была передана не по адресу, в связи с чем становится понятным замешательство ее получателя. «Я, не имея никаких повелений вступать с ними [французами. - Д.К] в переговоры, ничего ответить им не мог...»20, - сообщал в письме «начальству» Голени-щев-Кутузов. Но внести ясность уже не мог и ответственный за подготовку французской колонизации губернатор Бердяев, поскольку 29 ноября 1797 г. был отправлен в отставку21.
В работе А.А. Митрофанова, посвященной волнениям в эмигрантском корпусе Конде во время его нахождения в России, указывается на ошибочность утверждения французских историков, что «в 1798 г. армии Конде было предложено, как и в 1793 г., основать колонии на берегах Черного моря»22. Между тем, вышеприведенный отчет губернатора Бердяева императору Павлу I, равно как и сведения, изложенные в статье А.В. Ревякина, позволяют утверждать, что русское правительство готовилось осуществить вполне конкретные шаги по организации французских поселений в Причерноморье. И колонизаторскому проекту не суждено было состояться прежде всего потому, что сами французы не горели желанием отправляться в такую глушь и заниматься сельским хозяйством на землях, которые не были даже в минимальной степени приспособлены для жизни и требовали неустанного культивирования23. Действительно, современникам сложно было представить, чтобы французские военнослужащие или другие беженцы-роялисты («женщины, чиновники, старики и множество других несчастных») мирно возделывали приазовские поля, выпасали стада овец и коров в крымских степях, в окружении ногайских орд и крымскотатарских крестьян, вдали от своей родины и привычной культурно-ценностной обстановки24.
При этом пока планировалось обустройство французов в Причерноморье, сам лагерь «кондейцев» на Волыни достаточно быстро превратился в глазах русской власти в рассадник «вольнодумства», источник критики внутрироссийского государственного устройства и лично своего «благодетеля» императора Павла I. Поэтому последний решил поскорее использовать французских роялистов по их боевому назначению и при первой возможности удалил из пределов империи. Уже осенью 1799 г. корпус Конде участвовал в военных действиях в Германии и в Россию больше не возвращался25.
«Шпионские игры»: Беклешов против «гвардейцев» Ришельё
При новом российском императоре Александре I сложные и противоречивые взаимоотношения Российской империи и Франции, которая теперь полновластно управлялась Наполеоном Бонапартом, продолжились. Не прекратилась практика принятия французских эмигрантов на русскую службу, назначения их на высокие посты, в том числе и на Юге империи. Так, руководителем сначала Одессы (1803 г.), а затем всей Новороссии (1805 г.) был назначен друг императора герцог Эммануил Осипович (Арман Эмманюэль) де Ришельё. В 1802 г. командиром черноморских портов и военным губернатором Севастополя и Николаева был назначен маркиз Иван Иванович (Жан Батист) де Траверсе, а граф Яков де Мезон с 1808 г. стал начальником ногайских орд в Причерноморье и т.д.26
Не всем нравились эти административные решения. «...Хитрые французы, друзья между собой.», - отзывался о Ришельё и Траверсе таврический губернатор Д.Б. Мертваго27. Обилие иностранцев, состоявших на русской службе, затрудняло поиск и выявление среди них агентов наполеоновской Франции. Тем более после подписания в 1801 г. Парижского договора Французская республика на время стала дружественной для России державой и формальных оснований для запрета посещения стратегически важных российских регионов французскими гражданами не оставалось. Естественно, что значительное количество французов, постоянно появлявшихся, а затем исчезавших из России, не могло не вызывать беспокойство, а порой и раздражение среди высокопоставленных гражданских лиц и офицеров, которые, по-прежнему, с недоверием относились к Франции и ее представителям.
К 1803 г. внешнеполитические игры до предела усложнились. Наполеоновские дипломаты стали энергично действовать в Турции, возрождая традиционное влияние в регионе28. Важным элементом дипломатических маневров Франции в Стамбуле стали обещания помочь османам снова овладеть Крымом29. Российские
чиновники опасались, что добытая французами в Северном Причерноморье информация могла затем передаваться Турции, хотя и связанной с Россией союзными договором 1799 г., но к разрыву которого активно подталкивали османское правительство французские послы (Рюффен, Брюн, Себастиани)30.
В мае 1803 г. николаевский военный губернатор, управляющий гражданской частью в Екатеринославской, Херсонской и Таврической губерниях (так называемый главный начальник Новороссии), генерал-лейтенант С.А. Беклешов писал министру внутренних дел В.П. Кочубею, что по поступившей к нему от русского посланника в Константинополе А.Я. Италинского информации «...со стороны Франции делается Оттоманской Порте против нас сильные внушения». Одновременно и из собственных источников губернатора доходили следующие сведения: «... О войне Турции с Россией разнеслись и подтверждаются слухи между черкесцами и др. горскими народами; о чем якобы анапский паша имеет уже и предварительное повеление вспомоществовать французам. Из всего сего по крайней мере можно некоторое иметь сомнение на Францию. Между тем французские офицеры вояжируют беспрепятственно в наших краях, и именно по Крымскому полуострову, получая на свободный проезд подорожные от г. генерал-лейтенанта Дюка де Ришелье, в то время как в паспортах данных им от наших министров означено, что они следуют только через Одессу в Константинополь или обратно»31.
Об одном из них, «по имени Рейи», Беклешов уже доносил в апреле в рапорте на имя императора Александра I. Речь шла о сотруднике французского посольства Жане Рёйи, который весной 1803 г. сопровождал новоназначенного градоначальника Одессы герцога де Ришельё в его ознакомительной поездке по месту службы. Затем, как писал сам Рёйи, «из любопытства», он решил поехать в Крым32. Разрешение на проезд (то есть «подорожную») сотруднику французской дипломатической миссии действительно выписал одесский градоначальник, который к Крыму в это время не имел ни малейшего отношения и, как было сказано ранее, впервые направлялся в Одессу для непосредственного вступления в должность. Такое вмешательство во внутренние дела, конечно, раздражало военного губернатора, который в первую очередь отвечал за безопасность и порядок в крае. К тому же подозрения в шпионаже французского дипломата, по-видимому, имели под собой некоторые основания. Англичанка Мэри Холдернесс, проживавшая в Крыму в 1816 г., сообщала о дошедших до нее разговорах, что Рёйи отправился в Крым по распоряжению Наполеона для изучения внутренней политической обстановки,
в частности настроений крымских татар33.
Результатом поездки Рёйи стало очередное подробное описание Крыма. Причем это не был обычный травелог, а полновесная аналитическая записка, в которой присутствовала информация о физической, исторической географии полуострова,
состоянии городов (подробно Севастополя), экономике Крыма, административных практиках новой власти и даже этнографические зарисовки34. Описание Рёйи было опубликовано в 1806 г. во Франции, затем в Англии и стало доступно широкой публике, но нужно иметь в виду, что перед этим рукопись попала к французскому министру иностранных дел Талейрану, который в декабре 1803 г. собирался даже представить её Наполеону35. К тому же неизвестно, какая еще информация, возможно, секретная, могла находиться в рукописи Рёйи и не вошла в опубликованный материал.
Но вернемся к письму Беклешова, в котором он, помимо Рёйи, жаловался еще на одного офицера. «Вчерашнего числа явился ко мне здесь [то есть в Николаев. - Д.К.] другой такой же офицер французской службы, эскадронный командир Людвиг Франсуа, который представил мне три паспорта, один от собственно его генерала Гедуйля36, другой от министра иностранных дел Воронцова, а третий от пребывающего при турецком дворе министра Италинского, во всех трех сказано, что он следует через Одессу, а о Крыме ничего не упомянуто. Однако же г-н Франсуа имеет подорожную от Дюка де Ришелье до Ахтиара... [то есть Севастополя. - Д.К.]». По этой причине Беклешов был вынужден вежливо его принять и пропустить через Николаев «без всякого задержания». В связи с эти инцидентом он задался вопросом: или «г-н генерал-лейтенант Дюк де Ришелье <...> из одного благоприятства к иностранцам снабжает подорожными господ французских офицеров на проезд в такие места, куда им от нашего правительства не дано особого дозволения, или <. > он имеет особенное какое-либо по сему предмету повеление, которого я не имею». И далее просил объяснить Кочубея, каким образом поступать в подобных случаях «и не нужно ли принять каких осторожностей вообще противу французов.»37.
По-видимому, чтобы не быть двусмысленно понятым относительно Рише-льё и своих подозрений по поводу французских офицеров, Беклешов сопроводил донесение Кочубею отдельной запиской под грифом «Секретно». В ней губернатор заверил министра, что с Ришельё он знаком давно и имел к нему «все почтение, которого он действительно заслуживает», и искренне желал бы «не делать ему никакой неприятности». «Однако же не менее того усердие мое к службе и верность ко благу отечества, - писал Беклешов, - приводят меня в крайнее затруднение касательно таких людей, которых по доходящим до меня верным сведениям должен я всемерно остерегаться. Самим Вам, Милостивый Государь, известно расстроенное состояние Крымского полуострова, а особливо по внутренности; и для того не должно бы кажется было пускать туда шпионов, коими нельзя не почитать вояжирующих французских офицеров, которые оба из штата пребывающего в Петербурге французского министра, подают сомнение, что они нарочно от своего начальства к тому употреблены»38.
Ответ Кочубея последовал только 30 июня 1803 г., и в нем министр очень ясно описал сложную картину внешнеполитических обстоятельств, которые вынуждали правительство мириться с существующим положением и, по-видимому, не были видны Беклешову из Николаева, но были хорошо заметны государственному вельможе из Петербурга.
«По всем вероятиям, - писал В.П. Кочубей, - французские офицеры, о коих Вы упоминать изволите, если не могут названы быть шпионами, то по крайней мере путешественниками, имеющими от правительства своего поручение осмотреть все то, что у нас в Черноморских портах происходит или существует <...>. Таковой ход есть и был свойственен правительству французскому, и что сведения, г. Италинским Вам преподанные, показывают, что последнее не остается в Константинополе не деятельным в своих против нас внушениях. Но при всем том мирное наше с Францией положение не дозволяет, чтобы кто-либо из нации сей без гласных каковых причин встречал у нас препятствия в переездах своих <... >»39. С учетом этих обстоятельств для нейтрализации негативных последствий от действий потенциальных шпионов Кочубей призвал Беклешова усилить полицейский надзор за каждым из пребывавших в южные провинции иностранцев и ограничить местным распоряжением проникновение их в наиболее секретные части. «На сем основании легко можете Вы, конечно, в рассуждении крепостей дать соответствующие предписания; а относительно портов условиться с г. адмиралом де Траверсе, который будучи сам во французской службе имел случай знать, сколь строгие распоряжения по сему предмету во французских гаванях существовали <... >»40.
Как видим, никаких иллюзий в отношении французского проникновения в Крым высшие государственные деятели Российской империи не испытывали. В то же время обремененные договорными обязательствами в сложных внешнеполитических обстоятельствах 1803 г., когда начинался очередной англо-французский конфликт (по поводу Мальты), и все очевиднее становилась перспектива русско-французского конфликта, российская сторона старалась не давать ни малейшего повода к тому, чтобы война с Францией началась до окончания переговоров с Пруссией, которые продолжались в течение лета - осени 1803 г.41
В этот период южные провинции России действительно часто посещались французами. Это были не только офицеры, но и гражданские представители, коммерсанты, порой выполнявшие функции «двойного назначения» (как, например, Бургуен - в Санкт-Петербурге, Мюр - в Одессе, Ратэз - в Херсоне и Севастополе, Логорис - в Феодосии42). Известно, что Наполеон любил организовывать
сбор разведданных под видом работы торговых миссий, коммерческих представителей43. Россия обоснованно остерегалась подобных агентов и визитеров и была вынуждена уже в феврале 1804 г. (кстати, по инициативе француза Траверсе, на которого и ссылался Кочубей) ограничить доступ иностранным купцам в Севастополь, который был объявлен «главным военным портом»44. А в январе 1807 г., в связи с началом очередной войны с Францией, из причерноморских портов были высланы все французские дипломатические представители45.
«Восток - дело тонкое»: французско-турецкий союз и меры противодействия
Особую озабоченность российских властей вызывала возможность совместных турецко-французских акций на границах южных провинций империи. Об этих угрозах Кочубей высказывался еще до русско-турецкого конфликта, который начался в конце 1806 г. Министр призывал не бояться столкновения с османами на суше, а вот взаимодействия турок и французов на море считал необходимым остерегаться в первую очередь46. В своих воспоминаниях таврический губернатор Мертваго писал, что во время Русско-турецкой войны 1806-1812 гг. он получал секретные данные о подготовке турецкого флота для высадки в Крыму при активном участии французских офицеров47. О том, насколько серьезно власти империи были намерены пресекать возможные провокации, можно судить по инциденту, который произошел летом 1811 г., когда в Черном море российскими крейсерами были арестованы и препровождены в порт Феодосии шесть французских торговых судов по подозрению в перевозке оружия и военного снаряжения48. Данный случай, кстати, прецедентом не являлся. Двумя десятилетиями ранее, в 1789 г., по приказу Г.А. Потемкина в Балаклаве было также задержано «шпионское» французское судно, что вызвало достаточно громкий дипломатический скандал49.
Турецкая угроза Крыму оценивалась российскими высокопоставленными чиновниками как вполне реальная. В 1806 г. Ришельё, ставший к этому времени уже полновластным Новороссийским губернатором, а не градоначальником одной лишь Одессы, отмечал в письме к императору Александру I, что Крым являлся единственным пунктом империи, подверженным серьезному нападению со стороны Турции50. В переписке между Ришельё и Кочубеем уже после начала войны с Османской империей 1806-1812 гг. чиновники неоднократно обсуждали необ43 АдадуровВ. «Наполеотда» на Схода Свропи... С. 367-368, 371-372; Безoтосный ВМ. Разведка Наполеона в России перед 1812 г. // Вопросы истории. 1982. № 10. С. 87.
ходимость укрепления обороноспособности полуострова. Кочубей также считал Крым единственным регионом России, где турки способны были нанести реальный ущерб государству51.
При этом в экспансионистских планах и дипломатических интригах Наполеона Крым действительно играл достаточно заметную роль. Известно, что один из советников французского императора, глава разведки52 польский генерал М. Со-кольницкий в аналитическом меморандуме «О способах избавления Европы от влияния России.» предлагал создать на юго-западных окраинах Российской империи конфедеративные государства, в том числе полузависимую от Франции державу крымских татар и украинских казаков под общим наименованием «Напо-леонида»53. Данный меморандум был составлен по поручению французского Генштаба накануне кампании 1812 г. и прочитан Наполеоном54. Схожие мысли высказывал и безызвестный французский чиновник Роландр55, что свидетельствует об определенной устойчивости и целесообразности данной идеи в представлениях «геополитиков» того времени. С этим приходилось считаться царским властям, тем более что идея о «возврате» Крыма еще долго не оставляла турецких правителей разного ранга56.
