Спросить
Войти
О.Ю. Яхшиян
ОБЩИННОЕ САМОУПРАВЛЕНИЕ И ГОСУДАРСТВЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ: СООТНОШЕНИЕ В ЭПОХУ ЭТНОПОЛИТОГЕНЕЗА
Аннотация. Статья посвящена теоретическому и конкретно-историческому анализу соотношения общинного самоуправления и государственного управления на стадии формирования народности и государственности. Уточняются некоторые существенные аспекты эволюции и типологии общины. Прослеживается закономерное обретение общинным самоуправлением качеств изначального государственного управления по мере формирования народа и государства на основе системы соподчиненных общин.
В эпоху, предшествующую модернизации (в советской науке сказали бы - на докапиталистических стадиях общественного развития), общинное самоуправление было прочно интегрировано в систему государственного управления. Наряду с сословными корпорациями, а применительно к податным (тяглым) сословиям -непосредственно совпадая с сословным самоуправлением, это самоуправление своими органами и должностными лицами обеспечивало управляемость государства на протяжении столетий. Институты общинного самоуправления выступали низовыми звеньями традиционной вертикали власти, которая вынужденно обходилась минимумом чиновной бюрократии, сосредоточенной преимущественно в центре (в столице). И чем глубже в прошлое будет погружаться исследователь государственного управления, чем ближе к эпохе зарождения и формирования государственности он будет подбираться, тем более фундаментальной будет представляться ему роль общины и ее институтов. На этапе политогенеза роль общинного самоуправления выглядит, без преувеличения, государствообразующей.
Изначально община - первичная форма социальной организации, возникшая на основе природных, кровнородственных связей. Такая естественно сложившаяся общность, принадлежность человека к которой является непреложным условием производства и жизненных благ, и самой жизни, представляет собой исходный пункт общественного развития. Утверждение первичности общины означает не только то очевидное обстоятельство, что общинная социальная система исторически предшествует государству и этнической консолидации в форме народности. Речь идет о первичности и по отношению к роду как экзогамному коллективу кровных родственников, а также к фратрии, племени, брачным и возрастным объединениям, патронимии и т.д. «На начальных этапах общественной эволюции община -универсальный институт, выступающий носителем и олицетворением всей совокупности общественных отношений, существующих в нерасчлененном единстве. Производство, осуществление управленческих и идеологических функций здесь не выделялись в особые общественные сферы, представленные различными социальными слоями. Существующее внутри первобытной общины разделение труда основано на половозрастных различиях. Общественное же разделение труда в собственном смысле этого слова зарождается на границах отдельных общин, обменивающихся продуктами своей деятельности» [2, с.25]. Управления как особого вида деятельности еще не существовало. А самоуправление - исторически первичный формат управления - было вплетено в неразрывную ткань общинного воспроизводства коллективной жизни. Самоуправление такой общины органично и в наибольшей степени соответствует сути
© Яхшиян О.Ю., 2013
понятия: автономное, максимально самодостаточное функционирование общности, которое обеспечивается принятием членами данной общности норм и решений, касающихся ее жизнедеятельности, совместным ведением этими индивидами общих дел, отсутствием внутри общности разрыва между субъектом и объектом управления [1,с.5].
С переходом к производящему хозяйству в первобытных общинах постепенно развивалось общественное разделение труда, распределение индивидов, семей и внутриобщинных групп по разным видам деятельности. Исследователи характеризуют такое разделение труда как технологическое и утверждают, что оно создавало предпосылку для наращивания социально-классового содержания, «... вызывая к жизни потребность в управлении растущим производством, а соответственно и обменом» [2, с.27]. Технологическое разделение труда и потребность в регулировании обмена деятельностью порождали протоуправление, которое, именно как обмен видами и результатами деятельности внутри общей воспроизводственной жизнедеятельности общины, осуществлялось через институт родоплеменных старейшин, жрецов и вождей. Этот общинный институт руководил коллективными трудовыми и военными процессами, осуществлял отправление культа и другие общественно значимые функции. Управленческая прослойка существовала внутри общины, не отделяясь от нее.
На излете первобытности, на завершающих стадиях перехода к производящему хозяйству и, одновременно - на начальных этапах социально-имущественной дифференциации, происходит трансформация родовой общины в соседскую. А уже на основе соседской общины формируется этно-культурное и территориально-политическое образование - народность и государство. Эта закономерность нуждается в уточнении. В своих многочисленных работах А.Г. Кузьмин неустанно подчеркивал, что кровнородственная и территориальная общины - вовсе не «этапы большого пути»: «Это и в прошлом, и доныне сосуществующие формы, часто противоборствующие» [6, с.36]. Всякий, кто общался с представителями большинства российских народов Северного Кавказа, вряд ли усомнится в жизненности кровного родства как цементирующего принципа их этносоциальной общности. Историки и этнологи обратили внимание, что у народов земледельческих и оседлых сильнее соседство. А у народов скотоводческих, торговых, военно-набеговых и кочевых сильнее кровное родство.
В период неолитической революции происходит связанный с переходом к производящей экономике рост народонаселения и именно на этот период приходится единодушно отмечаемое археологами и этнологами укрупнение общин (до нескольких сотен людей) и установление более тесных связей между ними, складывание иерархической системы родов, племен и их союзов [1, с.25; 2, с.26]. Выстраиваясь в общинно-иерархические системы, первобытные общины на стадии неолитической революции определялись с основным занятием, тем или иным конкретным видом производящей экономики - земледелие, скотоводство, торговля и война (набеги) [2, с.29]. Одновременно формировался преимущественно оседлый или кочевой образ жизни. Выстраивающаяся в условиях синергии «выборов» занятия и образа жизни общинно-иерархическая система формирующегося народа (племени) внутри самой себя в своих общинах-ячейках либо консервировала или даже усиливала кровное родство, либо утверждала соседство. Соседская община формировалась одновременно и в связи с выстраиванием общинной системы. Так или иначе, сложившаяся общинно-иерархическая система какую-то территорию должна была занимать, хотя бы временно, и, в этом смысле и постольку она по любому была территориальной. Но по принципу внутреннего структурирования, и по характеру системообразующих ячеек, система иерархически выстроенных соподчиненных общин могла быть и кровнородственной, и территориально-соседской. В первом случае понятие родоплеменной системы довольно
точное. Во втором случае характеристика общностей как племени и союза племен уязвима. Второй случай - как раз наш, славянский. Л.В. Данилова правильно подчеркивает: «Различие между родовой общиной и соседской не в наличии или отсутствии связи с территорией, а в принципах включения этих общин в целостный социальный организм. В первом варианте это - кровные узы, во втором - соседство, придающее совместно используемой территории характер административной единицы, превращающей общину в гражданский союз по обеспечению условий нормального производства и жизнедеятельности, мира и управления общественными отношениями» [3, с.155]. С Л.В. Даниловой нельзя только согласиться в утверждении кровнородственного характера восточнославянской общины. Вопрос теоретически важен - восточные славяне, вне всякого сомнения, народ земледельческий и, в меру тогдашнего переложного и подсечно-огневого земледелия, оседлый, а стало быть, и община у них должна быть соседской. Рамки статьи, да и тема, не позволяют остановиться на разборе аргументации подробно. Сошлемся на работы А.Г. Кузьмина, на наш взгляд, убедительно доказавшего соседский характер славянской общины. Разберем только один довод.
Говоря о вятичах, Л.В. Данилова пишет: «Этническое единство вятичей (в научном понимании это - союз племен, подобно полянам, и древлянам, и кривичам, и прочим крупным этническим объединениям восточных славян) объяснено летописцем . не территориальной общностью, а принадлежностью к родственному коллективу («роду»), ведущему начало от всеми почитаемого предка (может быть, мифического). Таким образом, по свидетельству летописи, все крупные объединения восточных славян (племенные княжения) в канун возникновения у них государства строились на родоплеменной основе». Чуть ниже, однако, автор вынуждена признать: «.наряду с возведением племенного единства к общности происхождения в летописи находим указания на сопряженность с племенными объединениями определенных территорий. При объяснении названия некоторых племен (от себя отметим, что не некоторых, а практически всех, кроме вятичей и радимичей - О.Я.) летописец прибегает к топонимии, говоря, что славянские племена «прозвашася имены своими, где седше, на котором месте» [3, с.141]. Действительно, даже школьные учебники по истории России объясняют этнонимы «поляне», «древляне», «дреговичи» и др. исключительно особенностями района расселения. А.Г. Кузьмин, ссылаясь на академика О. Н. Трубачева, обобщает: «. у славян племена обычно называются по месту обитания, а у германцев по имени предка. А это и есть отражение разных типов общины» [4, с.28].
Л.В. Данилова настаивает: у восточных славян «. в протогосударственный период территориальный принцип не имел главенства. Вспомним, что даже князь Святослав подумывал о перенесении столицы княжества на Дунай» [3, с.142]. Святослав, как раз яркий представитель «рода Русского» - кровнородственного объединения русов (ругов), пришедших к восточным славянам во второй половине IX в. брать под контроль торговый путь «из варяг в греки», действительно, совершенно не подвержен славянскому территориальному принципу. Он не дорожит Киевом, и, согласно летописи, объясняет киевлянам, что его столица - на Дунае, поскольку там более богатый торговый путь, «туда стекаются все блага». Как раз народ киевский пытается вразумить амбициозного русского вождя территориальными доводами вполне сложившейся государственности: ты, князь, ищешь чужой земли, а свою покинул и не защищаешь от врагов. История со Святославом подтверждает, что в сознании простых киевлян уже тогда территориальный принцип главенствовал. У них есть представление о своей земле, о своем отечестве, об обязанности княжеской власти защищать свою землю. А у Святослава в голове представления «рода Русского» времен Рюрика и Олега Вещего.
Таким образом, приведенную выше закономерность насчет того, что кровнородственную общину сменяет соседская, а на ее основе уже происходит этнополитогенез, уточняем следующим образом. На смену первобытной родовой общине с ее универсализмом и самодостаточностью приходит система соподчиненных общин. Какой принцип доминирует внутри выстроившихся в систему общин, кровнородственный или соседский, в решающей мере зависит от основного занятия (конкретный вид производящей экономики) и от образа жизни. Типология общины из стадиально-генетической (соседская приходит на смену кровнородственной) превращается в цивилизационную (сосуществуют и развиваются параллельно как территориально-иерархические системы общин на кровнородственной основе, так и территориально-иерархические общинные системы на основе соседства). Называть эти общинные системы территориальными представляется правильным ввиду перспективы государство- и народообразования. А другой перспективы у общинных систем и не просматривается: либо развиться в народ и государство, либо выпасть из истории. Конкретно-историческое выстраивание системы соподчиненных общин означало становление конкретной государственности и формирование конкретной народности. Синтез самоуправления соподчиненных общин обеспечивал исторически первичное, архаичное государственное управление [11, с.539].
В кровнородственных системах самоуправление обеспечивается главами родов и старейшинами, чья власть естественна в силу происхождения, пола и возраста. Понятие самоуправления в данном случае усеченное и означает, что управленцы не отрываются от управляемой общности и управление не становится занятием, обособленным от основного занятия кровнородственного коллектива. По мнению славянофила К.С. Аксакова, такой общине и не присущи общинный дух и общинный быт. В ней не было свободы, равенства членов общины и совещательности. В ней имело место полное подчинение сородичей власти родового старейшины (патриархальный деспотизм) [12, с.35]. Иерархичность обязательна в кровнородственной общине, неравенство здесь задано изначально. А иерархическая система соподчиненных общин выстраивается сверху вниз как результат борьбы между кровнородственными общинами и установления господства одного рода (племени) над другими. Пока признается господство победившего клана, система относительно стабильна. Территориальная (географическая) «прописка» таких систем относительно непостоянна.
В территориально-соседских системах самоуправление внутри первичной (низовой) общины обеспечивается сходом равноправных общинников - глав дворов (как правило, малых семей) и выборными должностными лицами, не отчужденными от коллектива и не освобожденными от основного занятия (земледелия). Нередко эти должностные лица не столько выборные, сколько «очередные» - должность замещается общинниками по очереди, поскольку привилегий никаких, а забот и ответственности прибавляется. Довольно точная характеристика славянского управления дана у византийского автора VI в. Прокопия Кесарийского: славяне «...не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве (демократии), и поэтому у них счастье и несчастье в жизни считается делом общим» [9, с.6]. Первичные (низовые) селения, общины первого уровня, образовывали второй уровень территориального славянского объединения, очень условно называемый племенем. В литературе проявлена готовность рассматривать племя не только и не столько как родовую и этническую общность со структурой «род - фратрия - племя», но и как социальную организацию, структурно подразделяющуюся на соседские общины [1, с.34-35]. С расширением территории и увеличением количества населения, охватываемого такой общностью, усложняется самоуправление. Племенные народные собрания встречаются у большинства известных истории и этнологии племен. «Собрание соплеменников выступает как высший суверенный орган племени, выражение коллективной воли.
Перераспределение земельных и охотничьих угодий, пастбищ, охрана святилищ, решение споров между отдельными родами и общинами, вынесение приговоров по тяжким проступкам (а часто и публичное исполнение этих приговоров), решение о переселении в другие земли, наконец, вопросы ведения военных действий против враждебных племен - эти и другие полномочия народных собраний большинства известных истории племен предстают как перенесение на разросшуюся организацию традиций общинного самоуправления. Характерной особенностью племенных собраний было сохранение почти повсюду принципа консенсуса, единогласия» [1, с.38-39]. Вероятно, у восточных славян сход жителей центрального селения, возможно, с приглашением должностных лиц из объединяемых общин (старост, десятских), выступал главным органом управления, а вождем племени являлся выборный глава центрального селения. На этом этаже общинного самоуправления можно допустить первые симптомы отделения управления как занятия и формирование относительно небольшой управленческой прослойки. Третий уровень славянской общинной организации - союз племен, «земля». Центральное селение земли - «старший» или стольный (с княжеским столом) город - это центральная община, собрание которой -вече - принимает решения за всю землю. На этом уровне публичная власть просматривается уверенно: конечно, имеется князь с дружиной. Княжеско-дружинная корпорация, в известной мере, отделена от основной массы свободного общинного населения и, понятное дело, земледелием не занимается. Какое-то содержание на князя и дружину общинники, вероятно, выделяли, хотя предполагалось, что князь с дружиной должны добывать богатства и рабов для себя военным делом, да так, чтобы еще и на раздачу общинникам-земледельцам хватало.
Считаем правильным утверждение А.Г. Кузьмина: главный признак системы управления в славянских землях - она строится снизу вверх с делегированием полномочий центральным общинам [4, с.29; 10, с.161]. Она выстраивается центростремительно, от периферийных селений к пригородам, «младшим» городам, а от них - к городам «старшим», стольным. Судя по всему, общинная система выстраивается и как определенная система даннических отношений: «. соседские общины «тянули» к городу, который стоял во главе земли, т.е. более крупной общины, представляющей систему соседских общин» [3, с.158-159]. И управление на всех уровнях - это общинное самоуправление, хотя известное отчуждение функций управления и их концентрация в руках узкого круга выборных должностных лиц и княжеско-дружинной корпорации, конечно же, имело место.
До встраивания в общинную систему отдельно взятая община представляла собой автономный, самоуправляющийся социальный организм с характеристиками и набором функций, близкими к самодостаточности и универсализму. По мере интеграции в систему соподчиненных общин, она утрачивала самодовлеющий характер, превращаясь в низовую ячейку формирующейся государственной системы [2, с.28-29]. С известными оговорками это относится и к общине «старшего» города: самодостаточность и универсализм, свойственные целостному социальному организму, теперь не достигались без общинной периферии, с одной стороны, и без формирующейся публичной власти, с другой. Целостным социальным организмом, в рамках которого можно говорить об относительно сложившемся цикле разделения труда, в послепервобытных условиях становилась формирующаяся территориально-политическая общность, у восточных славян - земля.
К IX в. восточнославянские племенные союзы, земли-княжения фактически уже являлись государствами. Государственная власть и государственное управление функционировали в характерном архаичном единстве как непосредственное земское самоуправление (самоуправление земли) и как производные от общинного самоуправления органы и должности. Во всех землях существовала обособившаяся от общества, но контролировавшаяся им княжеская власть [5; 8]. Историки знают, что у
большинства народов в процесс формирования государственности на собственной основе, как правило, вмешивался какой-то другой народ и определенным образом деформировал процесс: «Закономерность государства в чистом виде могла проявиться лишь в порядке исключения, так как только в порядке исключения могли существовать этнокультурные общности, практически изолированные от других, не подвергавшиеся угрозе покорения или даже уничтожения со стороны своих соседей или племен, переселявшихся из отдаленных районов в поисках удобных для жизни территорий» [7, с.27]. В нашем случае процесс политогенеза деформировало растянувшееся на несколько поколений взятие под контроль кровнородственным военно-торговым народом русов основных торговых путей в районах расселения восточных славян.
Для нашей темы принципиальное значение имеет положение о закономерном на этапе политогенеза перерастании общинного самоуправления в государственное управление. Институты общинного самоуправления, не утрачивая своих самоуправленческих характеристик и общинной природы, приобретают новое качество - качество государственного управления. На этапе формирующегося и архаичного государства публичная власть выступает буквально надстройкой над базисом общинного самоуправления, образуя архаичную систему государственного управления. В коллективной монографии «Институты самоуправления: историко-правовое исследование» содержится важное предупреждение: неверно толковать процесс эволюции самоуправления из догосударственной в государственную форму как некое поглощение государством институтов общинного самоуправления. Утверждается поэтапное «огосударствление» институтов самоуправления в смысле их развития на собственной основе до размеров и качества институтов государственного управления, причем особо оговаривается, что термин «огосударствление» надо понимать в данном контексте только таким образом: «Важнейшим фактором «огосударствления» общинно-племенных структур самоуправления становится усложнение задач управления разросшихся общностей, племени, этнической группы, народности. Происходит как бы разделение потестарных функций (потестарность понимаем как догосударственную неразделенность власти и управления - О.Я.) на собственно управление той или иной сферой жизнедеятельности общностей и властвование (курсив в тексте цитируемой монографии - О.Я.) как процесс обеспечения интегративной целостности этой общности и поддержание в ней общего порядка. При этом в сферу управления естественным образом вживаются институты общинно-племенного самоуправления, причем в одних общностях, преимущественно компактных, управление и самоуправление выступают как тождественные понятия, в то время как в больших по размерам площади их расселения, многолюдных общностях самоуправление отдельных общин выступает как автономия в рамках общей системы управления. Но и в том и в другом случае управление (самоуправление) утрачивает свою самодовлеющую самостоятельность, подчиняясь основным целям и задачам политического властвования.» [1, с.54].
В условиях формирования древнерусской государственности и на протяжении всего домонгольского периода соседская община, как сельская, так и городская, встраивалась со своим самоуправлением в систему государственного управления земли-волости (княжества). Органами государственной власти выступали вече (собрание городской общины стольного города), боярский совет и князь. Вече представляется институтом народовластия, в котором самоуправление общины «старшего» города и государственная власть земли (княжества) нераздельны. Выборные должностные лица старшей общины (тысяцкие, посадники, старцы градские и т. д.) являлись и должностными лицами государственного управления земли (княжества). В той мере, в какой к делам земли (к сбору и доставке дани-налога, например) привлекались выборные должностные лица пригородных и сельских общин, и они приобретали качество агентов государственно-земского управления. «Старший»
город, «младшие» города (пригороды) и сельские поселения составляли тогда территориально-административное единство земли именно как соотносительные и связанные общины.
