Спросить
Войти

О проблеме раскола российского общества

Автор: указан в статье

УДК 316.32(470)

В.К. ШУМИЛОВ

О ПРОБЛЕМЕ РАСКОЛА РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА

Исследовано употребление понятия «раскол» в российской научной литературе, а также проблема неоднозначного использования данного понятия в работах, рассматривающих социально-историческое развитие российского общества. Предложено разграничить содержание понятий «раскол» и «разрыв» при изучении российской истории.

V.K. SHUMILOV THE PROBLEMS OF SPLIT OF THE RUSSIAN SOCIETY

The article of Shumilov V.K. is dedicated to the use of the notion «split» in the Russian scientific literature. The author raises the problem of inadequate use of the given notion in research examining social-historical development of the Russian society. That is why he offers to differentiate the use of the notions «split» and «breakup» while studying the Russian history.

В постсоветской России фактически во все программы учебных дисциплин по обществознанию вошло понятие «раскол» применительно к развитию российского общества. «Раскол» понимается в качестве «архетипичной модели» развития России. Данное понятие встречается уже в трудах дореволюционных философов как попытка показать «особость», уникальность развития России в сравнении с другими европейскими странами.

В наше время детальная разработка этого феномена предложена А.С. Ахиезером: «История России сложилась таким образом, что она уже перестала быть страной чисто традиционного типа и одновременно не стала страной либерального типа. Можно сказать, что здесь сложилась особая промежуточная цивилизация. Раскол не позволяет обществу как перейти к либеральной цивилизации, так и не вернуться к традиционной» [2, с. 350]. По его мнению, социокультурный раскол присутствовал еще в Киевской Руси, что явилось причиной ее гибели [3, с. 28,29], а зрелые формы раскол приобрел в результате петровских реформ. Базируясь на концепции А.С. Ахиезера, И.Г. Яковенко обосновывает для восточных славян манихейскую культуру [19]. Это положение исходит из примордиалисткой концепции происхождения этносов.

Во множестве научных публикаций употребляется понятие «раскол». К примеру, В.С. Семенов утверждает, что «современное российское общество является социально-политически и духовно-идеологически расколотым» [15, с. 108]. Такой вывод делается вопреки наглядно продемонстрированному российским обществом единению вокруг программы В.В. Путина и политической партии «Единая Россия». Недаром известный российский социолог М.К. Горшков отметил, что, «несмотря на некоторые расхождения во мнениях «отцов» и «детей» по отношению к историческому прошлому и современному этапу развития России, между поколениями россиян на данный период времени практически не существует коренных разногласии и «разрывов» по поводу восприятия действительности» [8, с. 101].

Очевидно, что такие утверждения исходят из тезиса, что, «несмотря на все попытки отказа от своего системного качества, основания российской цивилизации остались неизменными». Абсолютизации и не совсем оправданной экстраполяции наблюдаемых явлений социальной жизни способствует также применяемая исследователем методология научного поиска. Несмотря на очевидные преимущества системного подхода, теории факторов, до сих пор в большой моде среди научного сообщества применение одного или даже нескольких факторов в качестве основополагающих в объяснении социального бытия и развития.

Истории общественной мысли известны географический, экономический, политический, культурологический детерминизмы. В культурологическом детерминизме можно выделить религиозные и духовные факторы жизни общества. Значительная часть отечественных ученых и философов охотно прибегают к географическому и культурологическому факторам. Обращение к этим детерминантам общественного развития объясняется стремлением показать прежде всего «особость», уникальность развития российского социума. Характерно, что при этом отсутствует компаративистский метод анализа общественного развития.

Лишь немногие исследователи пытаются противостоять заданной парадигме раскола. По мнению социолога А.Л. Андреева, «несомненная неоднородность российской политической культуры не может характеризоваться в таких терминах, как модернизационный разлом, кливаж и т. п., ибо переходы между различными субкультурами и социально-психологическими типами на самом деле носят достаточно плавный характер с сохранением некоторых сквозных ориентаций» [1, с. 96]. Характерно также, что сторонники конфликта двух субкультур (западнической и почвеннической) признают, что «чаще всего открытый конфликт происходит «наверху», в элите, в политическом обществе, не затрагивая непосредственно массы. Спор западников и славянофилов оставался неизвестен российскому крестьянству» [18, с. 26].

Кроме того, в российской научной и философской литературе сложилась традиция понимать под социокультурным расколом неантагонистические формы социального бытия. К примеру, согласно Е.Г. Плимаку и И.К. Пантину, «преобразования вызывают культурный раскол нации: у «благородного» теперь короткая одежда, бритое лицо, парик... да и изъясняться начинает благородное сословие все больше на иностранных языках, сначала немецком, затем французском» [12, с. 15].

Отметим, что сословность петровской эпохи была весьма условной, поскольку сословия окончательно сформировались только при Екатерине II. Европейцем невозможно стать благодаря простой смене одежды или языка. Недаром французский посол в России граф Сегюр отмечал, что «российские дворяне принадлежат скорее времени бояр, чем царствованию Екатерины» [14, с. 413].

Однако такая характеристика раскола является типичным явлением европейских стран. Известно, что британский премьер второй половины XIX в. лорд Биконсфильд говорил о двух нациях в одной Англии. О двойственности Франции XIX в. писал французский политический деятель и банкир Ж. Лаффит [4, с. 12].

Более точное определение этому явлению дал чешский ученый Э. Гелл-нер. Для нас интерес представляет его высказывание о том, что «аграрные традиционные общества «постоянно генерируют внутри себя культурные различия», порождают различные сословия, касты, гильдии и иные статусные разграничения, требующие дифференцированного культурного оформления. Характерной чертой общества данного типа является напряжение между высокой культурой. зафиксированной в текстах и постулирующей некие трансцендентные нормы, и, с другой стороны, одной или несколько низкими культурами, которые не заданы в отчужденной письменной форме, существуют лишь в самом течении жизни. В конечном счете между носителями высокой и низкой культуры возникает заметный разрыв, а часто и пропасть взаимопонимания. Разрыв этот функционален» [6, с. 151,152].

В традиционном обществе характерна культивация особенностей культуры не только в вертикальном, но и в горизонтальном разрезе. Замкнутый образ жизни благоприятствует развитию культурных и языковых различий. Например, в крестьянской среде культура и различные диалекты варьируются от деревни к деревне. Однако данное явление не принято называть расколом.

Таким образом, возникает весьма актуальная проблема научного понимания и употребления понятия «раскол». Одно и то же понятие не может употребляться в разных и тем более противоположных социальных процессах. Поэтому задачей данной работы являются уточнение категории «раскол», внесение более ясного смысла понимания этого понятия при употреблении в научной литературе.

Проведенный нами анализ употребления термина «раскол» свидетельствует о размытости содержания данной категории в отечественной научной и философской литературе. Понятие «раскол» скорее следует относить к характеристике антагонистических форм социального бытия, конфликтов, которые, как правило, заканчиваются насилием в обществе, приводят к гражданским войнам.

В процессе модернизации обществ, т.е. в ходе формирования гражданского общества, те или иные формы насилия (даже если они заканчиваются с незначительным кровопролитием) являются непременным атрибутом социальной трансформации. Следует иметь в виду, что хотя раскол и сопровождает модернизирующиеся общества, его не следует абсолютизировать, так как он зачастую проходит в имплицитной форме. Более того, общество может консолидироваться на основе традиционных ценностей, что, однако, не означает полного преодоления раскола. В истории развития российского общества такая консолидация происходила после 1612 г., 1825 г., 1881 г., 1945 г. и 1998 г.

Описанное А.С. Ахиезером и другими исследователями явление социокультурного раскола в ходе модернизации общества также не является эксклюзивом одной только России. В той или иной степени им были охвачены практически все европейские страны, как, например, Англия и Франция. На долю одной только Испании, начиная с XIX в., выпало пять революций, две диктатуры.

В отечественной литературе понятие «раскол» особенно широко употребляется применительно к эпохе Петра I. Но зададимся вопросом: разве тогда общество разделилось на враждебные лагеря, произошла гражданская война? При Петре I произошло углубление разрыва, или отрыва, одной социальной группы (дворянства ) от основной массы общества.

На наш взгляд, в истории развития российского общества были две гражданские войны: 1604-1612 и 1918-1921 гг. В отличие от европейских стран они имели для России катастрофические последствия в силу установления деспотических политических режимов. Эти даты гражданских войн носят весьма условный характер, так как обозначают только период открытого вооруженного противоборства, но не окончания раскола и консолидации общества. При этом имеются существенные различия в расколе российского общества названных периодов. Они заключаются в том, что в первом случае консолидация социума произошла сразу после окончания гражданской войны (этому способствовала польская интервенция). Во втором случае раскол российского общества был преодолен к 1945 г., но также в результате внешнего воздействия. Следовательно, внешнее воздействие служит в качестве катализатора преодоления раскола и единения общества. При этом сам факт раскола отнюдь не исчезает, а переходит в латентное состояние до определенного времени, чтобы затем вновь проявиться.

Между двумя вышеназванными периодами российского общества имеется как сходство, так и различие. Различие заключается во времени возникновения раскола. Во втором случае он произошел в 1917 г., в результате узурпации власти большевиками. Первый раскол был результатом действий Ивана IV, ввергшего страну в опричнину, фактически в гражданскую войну, которая с большой задержкой вылилась в открытое вооруженное противоборство «двух» Россий.

Такую оценку действий Ивана IV дал современник «Смутного времени» дьяк Иван Тимофеев: он «произвел в земле великий раскол» [5, с. 175]. Заметим, что даже через 40 лет (после введения опричнины) образованные люди

того времени понимали истинное значение понятия «раскол». Впоследствии только историк Н.П. Павлов-Сильванский отметил 1565 год как начало новой государственной эры в развитии России, которая, по его мнению, продолжалась вплоть до великих реформ Александра II [11, с. 148].

Какой раскол российского общества произвел Иван IV? В связи с этим историк Н.И. Костомаров писал, что «учреждение опричнины. было таким чудовищным орудием деморализации народа русского, с которым едва ли что-нибудь другое в его истории могло сравниться ...» [10, с. 296]. Очевидно, что большой террор губительно сказался на традиционных ценностях российского человека, особенно на его нравственных ориентирах.

Такие понятия, как «добро» и «зло», «правда» и «ложь», во времена Ивана Грозного с необыкновенной легкостью постоянно менялись местами. Казни, пытки, надругательства над человеческой личностью стали обычным явлением. Выжить можно было, только становясь рабом. Общество фактически раскололось на свободных, рабов и остальную массу населения, которое восприняло террор как наказание, ниспосланное Богом за грехи.

Историк Р.Г. Скрынников замечает по поводу крымского нашествия, что «ни одна военная кампания не принесла такого числа перебежчиков, как кампания, последовавшая за новгородским погромом и московскими казнями» [16, с. 425]. Эти перебежчики стали проводниками ханского войска на Москву.

Политика террора неизбежно вызвала раскол в обществе, глубокий нравственный кризис. Люди стали считать, что ради уничтожения тирана хороши все средства, даже если татары уничтожат половину страны. Ненависть и боль толкали их на предательство.

Имперский дипломат С. Герберштейн, посетивший Московию в первой половине XVI в., отметил удивительное трудолюбие простого народа, который считает «праздники и досуг делом господ» [7, с. 194]. Англичанин Дж. Флетчер во времена Б. Годунова, отмечая тиранический характер его правления, писал: «Вот почему народ (хотя вообще способный переносить всякие труды) предается лени и пьянству, не заботясь ни о чем более, кроме дневного пропитания. народ, будучи стеснен и лишен всего, что приобретает, теряет всякую охоту к работе» [17, с. 75]. Совершенно разительная перемена по отношению к труду в сравнении с наблюдениями С. Герберштейна.

Таким образом, именно Иван Грозный надолго заложил в российском обществе своеобразный «культурно-генетический код», о котором некоторые современные исследователи пишут, что он имеет естественное происхождение. Заметим, что такой «культурно-генетический код» патернализма, под-данничества, коллективизма не присущ жителям Древней Руси, которые развивались в составе Речи Посполитой. Поэтому менталитет жителей Западной Украины заметно отличается от остальной части страны.

Авторы монографии «Россия и Германия: опыт трансформации» сообщают, что в современных немецких научных исследованиях много пишется о «ментальном барьере» между Западом и Востоком. В них было показано, что люди, живущие в условиях авторитарно-патерналистской системы, все те атрибуты престижа, которыми располагают западные немцы (машины, дома, одежда и т.д.), воспринимают не как показатели успеха, а как признаки «чужого», извращенного образа жизни. Отношение западных немцев к деньгам также вызывает на Востоке Германии реакцию активного отторжения. Очевидно, что «в социокультурном плане восточные немцы намного ближе к россиянам, чем к западным немцам» [13, с. 73].

Согласно данным З.И. Калугиной, в «Восточной Германии члены кооперативов избрали правовую форму зарегистрированного товарищества и другие формы совместной работы, к которой они привыкли» [9, с. 203,204]. В то

же время сорок пять лет назад восточные немцы не имели представления о кооперативах и коллективном труде. Отсюда можно сделать вывод о том, что такие социокультурные формы, как община, коллективизм, присущи не только россиянам. Оказывается государство (насильственным путем) способно формировать основы жизни общества.

Мы приходим к выводу о том, что организация политической сферы в деспотической форме раскалывает общество на две неравные части: подданных государства и свободных граждан, неподвластных тирании. Именно в этом заключается сущность раскола общества, находящегося в процессе модернизации. Никакие другие факторы (экономические, социокультурные) не в состоянии расколоть общество на более или менее длительный срок. По существу, происходит только разрыв между слоями населения, который, как правило, за редким исключением не носит антагонистического характера.

Литература

1. Андреев А.Л. Российский социум на фоне реформ: общество, государство, нация / А.Л. Андреев // Межд. экономика и межд. отношения. 1999. № 5. С. 94-102.
2. Ахиезер А.С. Монологизация и диалогизация управления (Опыт российской истории) /

A.С. Ахиезер // Обществ. науки и современность. 2004. №2. С. 24-34.

3. Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. Социокультурная динамика России: в 2 т. / А.С. Ахиезер. Новосибирск: Сибир. хронограф, 1997. 804 + 594 с.
4. Бродель Ф. Что такое Франция?: в 2 кн. / Ф. Бродель. М.: Изд-во Сабашниковых, 19941997. Кн. 2. Люди и вещи. Ч. 2. Крестьянская экономика до начала ХХ века. 511 с.
5. Временник Ивана Тимофеева. М.; Л.: Изд-во АН СССР , 1951. 511 с.
6. Геллнер Э. Пришествие национализма. Мифы нации и класса / Э. Геллнер // Нации и национализм. М.: Праксис, 2002. С. 146-200.
7. Герберштейн С. Записки о московских делах / С. Герберштейн // Россия XVI века. Воспоминания иностранцев. Смоленск: Русич, 2003. С. 152-301.
8. Горшков М.К. Российский менталитет в социологическом измерении / М.К. Горшков // Со-цИс. 2008. № 6. С. 100-114.
9. Калугина З.И. Сельское предпринимательство в современной России: институциональные основы и социальные практики / З.И. Калугина // Россия, которую мы обретаем. Новосибирск: Наука, 2003. С. 193-222.
10. Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей / Н.И. Костомаров. М.: Мысль, 1993. 431 с.
11. Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в России / Н.П. Павлов-Сильванский. М.: Наука, 1988. 690 с.
12. Плимак Е.Г. Драма российских реформ и революций (сравнительно-политический анализ) / Е.Г. Плимак, И.К. Пантин. М.: Весь мир, 2000. 360 с.
13. Россия и Германия: Опыт трансформации. М.: Наука, 2004. 294 с.
14. Сегюр Л.Ф. Записки о пребывании в России в царствование Екатерины II / Л.Ф. Сегюр // Россия XVIII в. глазами иностранцев. Л.: Лениздат, 1989. С. 313-456.
15. Семенов В.С. О путях прогрессивного развития российского общества и цивилизации /

B.С. Семенов // Вопр. Философии. 2007. № 4. С. 94-113.

16. Скрынников Р.Г. Царство террора / Р.Г. Скрынников. СПб.: Наука, 1992. 574 с.
17. Флетчер Дж. О государстве русском / Дж. Флетчер. М.: Захаров, 2002. 169 с.
18. Холодковский К.Г. Социальные корни идейно-политической дифференциации российского социума / К.Г. Холодковский // Полис. 1998. № 3. С. 16-31.
19. Яковенко И.Г. Манихейская константа русской культуры: истоки и обусловленность / И.Г. Яковенко // Обществ. науки и современность, 2007. № 3. С. 55-67.

ШУМИЛОВ ВЛАДИМИР КОНСТАНТИНОВИЧ - кандидат философских наук, доцент кафедры философии имени А.И. Петрухина, Чувашский государственный университет, Россия, Чебоксары (wkshumilov@mail.ru).

SHUMILOV VLADIMIR KONSTANTINOVICH - candidate of philosophical sciences, assistant professor of department of philosophy named after А.!. Petrukhin, Chuvash State University, Russia, Cheboksary.

Другие работы в данной теме:
Контакты
Обратная связь
support@uchimsya.com
Учимся
Общая информация
Разделы
Тесты