Спросить
Войти
Л.В.Столярова, П.В.Белоусов МАТЕРИАЛЫ УГЛИЧСКОГО СЛЕДСТВЕННОГО ДЕЛА О ГИБЕЛИ ЦАРЕВИЧА ДМИТРИЯ В 1591 Г.: НОВЫЙ ОПЫТ ИСТОРИЧЕСКОЙ РЕКОНСТРУКЦИИ
Аннотация: В данной статье предпринимается попытка совместить историческое исследование с психиатрическим. Авторы пришли к выводу, что наиболее вероятной причиной гибели царевича Дмитрия была серия непрекращающихся эпилептических припадков, а не полученное в результате этих припадков ранение. Авторы также опровергли версию об отравлении матери Дмитрия, Марии Нагой. Ключевые слова: царевич Дмитрий, патография, эпилепсия, Мария Нагая, отравление.
Об авторах: Столярова Любовь Викторовна, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН. Москва, 119334, Ленинский проспект, 32-А. lvsto@mail.ru
Белоусов Пётр Владимирович, врач высшей квалификационной категории, психиатр-психотерапевт.
Lyubov Stoljarova, Peter Belousov
INVESTIGATIVE MATERIALS OF THE CASE OF THE DEATH OF TSAREVICH DMITRY IN UGLICH, 1591: A NEW ESSAY IN HISTORICAL RECONSTRUCTION
Abstract: This article attempts to combine historical and psychiatric approaches. The authors conclude that the most probable cause of death of tsarevich Dmitry was a series of incessant seizures, and not the wounds, received during these attacks. The authors also refute the version of poisoning of Dmitry&s mother, Maria Nagaya. Key words: Prince Dmitry, patography, epilepsy, Maria Nagaya, poisoning.
About the Authors: Lyubov Stoljarova, Doctor of History, senior researcher at the Institute of World History of RAS. Moscow, 119334, Leninsky Prospect, 32-A. lvsto@mail.ru Peter Belousov, doctor of the highest qualification, psychiatrist and psychotherapist.
«Семен Годунов: Ты помнишь -Когда, падучим схваченный недугом, Упал на нож и закололся он -Ты помнишь...
Борис: Ну?
Семен Годунов: Нагие оболгали Тебя, что будто... Борис: Помню басню их.
Ну, что ж? Когда б и вправду так случилось, Как мог воскреснуть он? Семен Годунов: Убийцы, мол, Ошиблися - зарезали другого.
Борис (вставая): Кто смеет это говорить? Его Весь Углич мертвым видел! Ошибиться Не мог никто!»
(А.К.Толстой. Царь Борис)
«И мальчики кровавые в глазах...» (А.С.Пушкин. Борис Годунов)
деятельности комиссии появилось Следственное дело, которое 2 июня было доложено царю Федору и Освященному собору. В нем утверждалось, что небрежением Нагих царевич закололся ножом во время игры с ребя-тами-«жильцами» «в тычку», в припадке «черной болезни падучей»2. По распоряжению правительства Федора Ивановича, Нагих разослали по тюрьмам. Мать царевича - Марию Нагую - насильно постригли в монастыре на Выксе. Угличане - участники волнения - подверглись ссылке в Сибирь3.
М., 1983. С. 71-72; Он же. Лихолетье: Москва в Х^-ХУП веках. М., 1988. С. 147-163; Кобрин В.Б. Кому ты опасен, историк? М., 1992. С. 104-110 и др.
Летом 1606 г. в условиях начала Крестьянской войны вновь всплыло имя царевича Дмитрия - на сей раз будто бы «чудом спасшегося» от убийц. Правительство царя Василия Шуйского канонизировало «невинно убиенного отрока» и тем самым перечеркнуло выводы Следственной комиссии 1591 г.4 С тех пор в публицистике, а позднее в исторической и художественной литературе бытуют две версии о гибели Дмитрия Угличского: о его убийстве и о «самозаклании» 5.
Царевич Дмитрий Иванович. Икона начала XVII в.
Русская подпись Лжедмитрия I 175
В XIX в. интерес к угличской драме проснулся вновь: Н.М. Карамзин мастерски нарисовал драму царя-убийцы Бориса Годунова в своей «Истории государства Российского». Эта тема нашла продолжение в грандиозной национальной трагедии А.С. Пушкина «Борис Годунов», которую поэт посвятил памяти Карамзина. В свою очередь Пушкинская трагедия легла в основу либретто оперы М.П. Мусоргского «Борис Годунов». Эти произведения, вошедшие в золотой фонд русской и мировой культуры, еще больше способствовали распространению версии о причастности Годунова к гибели царевича Дмитрия.
Однако точка в этом вопросе не поставлена. Действительно ли Борис Годунов хладнокровно устранял соперника, предвидя раннюю кончину царя Федора Ивановича и то, что тот так и останется бездетным? Действительно ли царскому шурину (а Федор Иванович был женат на сестре Годунова Ирине) удалось просчитать ход событий на ближайшие семь лет вперед? Почему мать царевича Дмитрия и ее родственники Нагие немедленно назвали имена убийц и кто были эти люди? Почему Следственная комиссия, возглавляемая боярином Василием Шуйским, пришла к выводу о непричастности Годунова к событиям 15 мая 1591 г., а спустя всего несколько лет Мария Нагая признала в Лжедмитрии I своего чудом спасшегося сына? Почему Василий Шуйский впоследствии еще дважды спешно пересматривал решение Следственной комиссии и настаивал на признании виновности Бориса Годунова в этом деле? Загадка так и остается неразгаданной, превратившись в настоящий детектив конца XVI в.
Царевич погиб еще ребенком, причем очень и очень больным. Пытаясь решить вопрос о том, мог ли он сам заколоть себя ножом в припадке «черной болезни падучей», историки нередко консультировались по этому поводу с врачами. И опять не получали однозначного ответа, хотя медики и не уставали повторять, что в припадке эпилепсии больные нередко наносят себе увечья, в том числе - смертельные. Смерть в результате несчастных случаев у больных эпилепсией до сих пор, даже при современном состоянии медицины, встречается достаточно часто. Тем не менее, следует помнить, что наиболее частыми причинами смерти у больных эпилепсией по статистике являются утопление и травмы головы, а вовсе не ножевые ранения, в том числе - в шею. Ни историки, ни медики не сомневались, что малолетний наследник престола погиб от того, что у него было перерезано горло, а не от ранения в живот или, скажем, сердце.
Угличское следственное дело. Подписи свидетелей
Обстоятельства гибели царевича Дмитрия комментировались не только историками, но и врачами, занимающимися историей медицины и криминалистики в России, в частности - судмедэкспертами. Однако неврологи и психиатры-эпилептологи никогда прежде сами систематически не исследовали сохранившиеся источники о событиях 15 мая 1591 г. Они только давали свое заключение по вполне четко сформулированному историками вопросу: «Мог ли царевич заколоть себя сам во время приступа болезни?». Впрочем, однозначный ответ так и не прозвучал.
Скорая расправа над лицами, обвиненными в убийстве Дмитрия Угличского, почти не оставила шансов получить сколько-нибудь достоверные сведения о «годуновском следе» в этом деле. Допрошены были лишь насмерть перепуганные женщины, сопровождавшие царевича во время прогулки (заметим, что одна из них - Василиса Волохова - была до полусмерти избита), «робятки жильцы», с которыми играл царевич, а также стряпчий Семейка Юдин - случайный свидетель, наблюдавший за трагедий из окон дворца.
Не было зафиксировано и тщательно описано точное место гибели больного мальчика и наличие ран на его теле. Можно только предполагать, где на самом деле развернулась трагедия. Местоположение выстроенной в 1692 г. церкви Дмитрия на Крови в Угличе только очень приблизительно очерчивает территорию, на которой состоялась игра царевича с «робятками» в ножички и где он встретил свой последний час. Мы не знаем ни положения мертвого тела мальчика, ни то, как относительно туловища были расположены его руки, ни то, сжимал ли он, уже мертвый, свой ножичек и действительно ли смертельная рана была нанесена этим, а не каким-то другим оружием и действительно ли эта рана была в области горла.
Как нарочно, все следы были уничтожены сразу же после смерти царевича: кормилица Арина Тучкова немедленно схватила его, еще живого или уже умирающего на руки, примчавшаяся на место трагедии царица Мария Нагая затеяла расправу над Василисой Волохо-вой, и обе они затоптали все следы. Дело довершили дьяк Михаил Битяговский, метавшийся по двору, прискакавший на коне пьяный Михаил Нагой, а также сбежавшиеся на зов колокола посадские и слободские люди, подгородные крестьяне, казаки с судов, ярыжки. Впрочем, о сохранении следов никто и не озаботился.
Нож не сохранился и, по-видимому, даже не были предприняты попытки его отыскать. «Ножи, и палицу, и сабли, и самопалы», обильно политые свежей «курячью кровью», которые Нагие в ожидании следственной комиссии спешно побрасали на тела убитых 15 мая угличан, никакого отношения к гибели царевича не имели:
«...да велЬл палицу желчную добыт(ь). И тЬ ножи и палицу велЬл [...] Михаило Нагои покласти на тЬ люди, кото[рые] побиты: на Осипа Волохова, да на Дани[ла] на Михаилова с(ы)на Битяговского, да на Ми[ки]ту на Качалова, да на Данила на Трет(ь)яков[а] для того, что де будто се тЬ люди ц(а)р(е)вича Дмитрея зарЬрезали...». Эта одна из первых зафиксированных источниками инсценировок, связанных с фальсификацией улик, могла бы показаться сегодня бесхитростной до наивности и даже вызвать улыбку. Однако в этой мистификации отразились судорожные попытки Нагих оправдать кровавую расправу с якобы «убийцами царевичу» и избежать обвинений в мятеже и измене. Кроме того, избранный Нагими способ имитировать следы преступления ярко свидетельствует о примитивном уровне практической криминалистики в России в конце XVI в.
Еще в Смутное время родилась версия о чудесном спасении младшего сына Ивана Грозного, который будто бы избежал гибели, будучи подменен другим мальчиком. Именно ее старательно придерживался Лжедмитрий I, выдававший себя за царевича Дмитрия Ивановича Угличского. Версия о спасении подлинного Дмитрия получила распространение в специальной историко-криминалистической и судебно-медицинской литературе. Так, судмедэксперт и историк медицины Н.Ф. Неделько высказал предположение о том, что смертельное ранение на внутреннем дворе царевичева дворца в Угличе получил не Дмитрий, а совсем другой мальчик. Его будто бы специально держали при царевиче Нагие, предвидя, что царевича рано или поздно попытаются устранить. И во дворе с «робятками жильцами» играл в тычку не подлинный Дмитрий, а его двойник. Наследника престола Нагим удалось вовремя спрятать, вывезя его из Углича. О вероятной подмене наследника, по мнению Неделько, свидетельствуют и уничтожение улик, и намеренная их фальсификация, и будто бы странное поведение царицы, и недоступность тела мертвого ребенка для освидетельствования, а также то, что
Следственная комиссия явилась в Углич, уже имея заранее заготовленное решение по делу, суть которого сводилась к доказательству непричастности к трагедии Бориса Годунова6. Совсем недавно появилась книга Л.Ю. Таймасовой, в которой автор попыталась примирить существующие версии гибели царевича Дмитрия Угличского и предположила, что все они - «.убийство, несчастный случай и спасение - соответствуют ис-тине»7. Однако подобная точка зрения не выдерживает критики.
«Воротынский: Ужасное злодейство!
Полно точно ль Царевича сгубил Борис?
Шуйский: А кто же?»
(А.С.Пушкин. Борис Годунов)
Каковы же реальные события, связанные с гибелью царевича Дмитрия? Располагает ли наука достаточными и достоверными свидетельствами источников, которые могли бы быть интерпретированы с позиций современной психиатрии? Иными словами, имеются ли основания для составления патографии царевича Дмитрия - особой области психиатрических исследований, занимающейся изучением исторических личностей сквозь призму их болезней - настоящих или мнимых? Может ли патография царевича Дмитрия пролить свет на обстоятельства его гибели 15 мая 1591 г. в Угличе?
В источниках болезнь царевича Дмитрия именуется «падучей», «падучим недугом», «немочью падучей», «недугом», «болезнью», «черным недугом». Так в XVI-XVII вв. в России определялась эпилепсия8 - хрониче6 Неделько Н.Ф. Угличская трагедия (судебно-медицинские аспекты смерти царевича Дмитрия Ивановича) // Сибирский медицинский журнал. 2006 год, июнь. № 4. Т. 62. С. 90.
ское заболевание, которое возникает преимущественно в детском или юношеском возрасте и характеризуется разнообразными параксизмальными расстройствами, а также типичными изменениями личности, нередко достигающими выраженного слабоумия со специфическими клиническими чертами. На отдаленных этапах болезни могут возникать острые и затяжные психозы9.
Впервые понятие, означающее состояние человека, пораженного некой силой, появилось в трудах Авиценны (Абу Али ибн Сины) в IX в. Название болезни происходит от греч. sm-^a^Pav® - занимать, охватывать, нападать, попадать, натыкаться на что-либо10. Латинскими эквивалентами этого понятия, под которыми это заболевание фигурирует в античных и средневековых источниках, являются morbus sacer, morbus divinus (священная болезнь), а также morbus lunaticus (лунная болезнь). Как известно, «священную болезнь» упоминали Гераклит и Геродот. В средневековой Европе эпилепсия именовалась также «болезнью св. Иоанна», который будто бы страдал этим недугом11. В X-XI вв. появились понятия «падучий дьявол» и «падучая болезнь». В XIII в. в Европе распространилась точка зрения о том, что падучей можно заразиться через дыхание больного12.
Заболевание царевича Дмитрия носило наследственный характер. Очень вероятно, что какой-то формой эпилепсии, сопровождавшейся выраженными изменениями личности, страдал отец Дмитрия царь Иван Грозный13.
Польский хронист Рейнгольд Гейденштейн оставил любопытное свидетельство о том, что старший сын Ивана IV царевич Иван Иванович перед смертью в 1581 г. пережил приступ эпилепсии, спровоцированный отцовским ударом «осном» (острием посоха) в висок: «или от удара, или от сильной душевной боли впал в падучую болезнь, потом в лихорадку, от которой и умер»14.
Умственно неполноценным был средний сын Ивана Грозного Федор. Английский посол в Россию Джильс Флетчер писал, что царь Федор Иванович «.росту малого, приземист и толстоват, телосложения слабого и склонен к водянке; нос у него ястребиный, поступь нетвердая от некоторой расслабленности в членах; он тяжел и недеятелен, но всегда улыбается, так что почти смеется. Он прост и слабоумен, но весьма любезен и хорош в обращении, тих, милостив, не имеет склонности к войне, мало способен к делам политическим и до крайности суеверен»15. По словам Петра Петрея, Федор был «от природы простоватый и тупоумный»16. Не имея охоты заниматься государственным управлением, царь Федор Иванович «находил свою отраду в образах и духовных делах, иногда бегал сам по церквам, благовестил и звонил в колокола»17. По словам того же Петрея, Иван Грозный нередко упрекал царевича в том, что «он больше походит на пономарского, чем на великокняжеского сына»18. Шведский король говорил о московском госу14 Гейденштейн Р. Записки о Московской войне (1578-1582). СПб., 1889. С. 242.
даре, что русские называют его на своем языке словом <^игак». Папский нунций Антонио Поссевино сообщал, что умственное ничтожество Федора граничит с идиотизмом. Согласно источникам, русскому царю с трудом давалось исполнение придворных церемоний, которые до крайности его утомляли 19. «Черным недугом» (эпилепсией) болел дальний родственник Ивана Грозного князь Иван Михайлович Глинский20, о котором Флетчер писал, что он «очень прост и почти полоумный»21. Младший брат царя Юрий (Георгий) Иванович мог страдать органическим поражением головного мозга, следствием которого была его глухонемота.
Все сыновья Ивана Грозного, не говоря о нем самом, отличались патологической жестокостью, чрезмерной религиозностью, мстительностью и злопамятностью, что свидетельствует о наличии специфических характерологических изменений личности, вероятно, либо в связи с наличием заболевания эпилепсией, либо в связи с предрасположенностью к ней. Иван IV рос исключительно злобным мальчишкой. Как известно, уже лет в 12 любимейшей его забавой было «бессловесных» (т.е. кошек и собак) «крови проливати», сбрасывая их с высоты. Чуть повзрослев, он переключился на людей: с ватагой сверстников носился верхом по московским площадям и рынкам, чтобы «.всенародных человеков, мужей и жен бити и грабити». В 1543 г. Иван IV впервые вынес смертный приговор. По наущению Глинских он приказал своим псарям схватить и убить ненавистного князя Андрея Михаиловича Шуйского. Великому князю в то время было всего 13 лет. Официальный летописец писал об этой казни верноподданнически льстиво: «И от тех мест начали бояре боятися, от государя страх имети и послушание». В сентябре 1545 г. 15-летний гос19 Подробнее об этом см.: СкрынниковР.Г. Борис Годунов. С. 20.
ударь уже приказывал отрезать язык Афанасию Бутурлину «за невежливое слово». Спустя год 16-летний монарх повелел отсечь головы своим бывшим любимцам -боярам Воронцовым и князю Ивану Кубенскому. С возрастом созерцание казней и пыток своих истинных и мнимых врагов стало доставлять Ивану IV истинное садистическое наслаждение22. Патологическая жестокость сочеталась в Грозном с исключительной религиозностью. Еще в юности он выучил наизусть множество библейских и евангельских текстов, заботился о сохранении порядка церковных служб и благоустройстве церквей. Считал себя наместником бога на земле и возглавлял монашеское «братство», истреблявшее «крамолу», сочинял церковные каноны, обличал монахов и одновременно составлял синодики для поминовения убитых по его приказу лиц.
Царевич Иван Иванович не уступал отцу ни сластолюбием, ни набожностью, ни гневливостью, ни исключительной жестокостью. Голландский купец Иссак Масса, составивший записки о России, писал: «Второй сын [Грозного]... был назван по отцу Иваном и по своей натуре и повадкам чрезвычайно походил на него, и можно было предполагать, что он превзойдет своего отца в жестокости, ибо всегда радовался, когда видел, что проливают кровь»23. Царевич Иван Иванович наряду с отцом лично участвовал в опричных казнях, соперничая в изощренности и жестокости с профессиональными палачами (массовые казни 25 июля 1570 г. в Москве). Дикие забавы и кровавые потехи занимали и воображение слабоумного Федора Ивановича. Увлеченный ежеднев22 Свидетельства невероятной жестокости Ивана IV содержатся, например, в записках Петра Петрея: Петр Петрей. История о великом княжестве Московском. С. 238-263.
ными длительными молитвами, еженедельно ездивший на богомолье и любящий колокольные звоны, он упивался кровавым зрелищем кулачного и медвежьего боя.
Чудовищный по своей необузданной жестокости нрав отца сызмальства проявился в царевиче Дмитрии. Так, Конрад Буссов писал: «.он однажды приказал своим товарищам по играм, молодым дворянским сынам, записать имена нескольких князей и вельмож и вылепить их фигуры из снега, после чего стал говорить: "Вот это пусть будет князь такой-то, это — боярин такой-то", и так далее, "с этим я поступлю так-то, когда буду царем, а с этим эдак" — и с этими словами стал отрубать у одной снежной куклы голову, у другой руку, у третьей ногу, а четвертую даже проткнул насквозь. Это вызвало в них страх и опасения, что жестокостью он пойдет в отца, ужасавшего своим жестокосердием, Ивана Васильевича, и поэтому им хотелось, чтобы он уже лежал бы подле отца в могиле. Особенно же хотел этого правитель (а его снеговую фигуру царевич поставил первой в ряду и отсек ей голову), который подобно Ироду считал, что, как учит известная пословица: "Melius est praevenire quam praeveniri" (Лучше предупредить события, чем быть предупрежденным ими), — в этом деле мешкать нельзя; нужно вовремя обезвредить юношу, чтобы из него не вырос тиран»24. О детских играх маленького Дмитрия, жестоких и оскорбительных для Бориса Годунова и его приближенных, вслед за Буссовым пространно говорит Петр Петрей25. Авраамий Палицын передает слух, что Димитрий часто "в детских глумлениях глаголет и действует" оскорбительно в отношении окружения царя Бориса26. Флетчер свидетельствует об удивительной для 6-7-летнего мальчика садистической
жестокости: «.младший брат царя, дитя лет шести или семи., содержится в отдаленном месте от Москвы, под надзором матери и родственников из дома Нагих. Русские подтверждают, что он точно сын царя Ивана Васильевича, тем, что в молодых летах в нем начинают обнаруживаться все качества отца. Он (говорят) находит удовольствие в том, чтобы смотреть, как убивают овец и вообще домашний скот, видеть перерезанное горло, когда из него течет кровь (тогда как дети обыкновенно боятся этого), и бить палкою гусей и кур до тех пор, пока они не издох-нут»27. Безусловно, глумление маленького мальчика над вылепленными из снега фигурами Бориса Годунова и других вельмож, подогревалось и провоцировалось Нагими. Однако сам факт участия Дмитрия в игровой инсценировке казней вкупе со склонностью к жестокому обращению с животными и любовью к созерцанию крови говорит о том, что семена ненависти, которые Нагие сеяли в царевиче, попадали на благодатную почву. Ею была измененная недугом личность наследника.
Источники свидетельствуют, что заболевание проявилось у царевича Дмитрия еще в раннем детстве (едва ли не в младенчестве). Так, во включенных в Следственное дело показаниях губного старосты Ивана Му-ринова говорится, что «... пришла на него старая болезнь падучий недуг». Рассыльщики показали, что «.и през-же тово . на нем была ж та болезнь по месяцам безпре-станно». Авдотья Битяговская свидетельствовала, что «многажды бывало, как ево станет бити недуг.». В наказе приставу Роману Михайловичу Дурову, встречавшему литовского посланника Павла Волка весной 1592 г. говорилось: «А нечто учнут спрашивать о князе Углетцком, Дмитрее о углецком, каким обычаем его не стало, и Ратману молыти: Князь Дмитрея не стало судом божиим. А был болен черным недугом, таково на нем
было при роженье, еще с млада была на нем та болезнь» (курсив наш. - Л.С., П.Б.)28.
Заболевание царевича также проявлялось в приступах помрачения сознания, когда он был особенно агрессивен по отношению к окружающим: «как на него болезнь придет, и царевича как станут держать, и он в те поры ест в нецывенье29 за что попадется». Царевич «едал» в болезни руки у жильцов, постельниц, «бо-яронь» и был в беспамятстве; не помнил что делал и не мог отвечать за свои поступки. Поколол мать сваей30, «кусал руки» у Андрея Нагого, а когда во время приступа искусал руки дочери Андрея, то «едва у него Ондре-еву дочь Нагова отнели». Авдотья Битяговская показала, что «многажды бывало, как ево станет бити недуг и станут ево держати Ондрей Нагой и кормилица и боярони, и он им руки кусал или за что ухватит зубом, то отъест».
Эпилептические изменения личности возникают далеко не у всех больных эпилепсией. Чаще они наблюдаются у тех, кто заболел с раннего детства, страдал частыми припадками, мало и нерегулярно лечился. У больных обычно имеется склонность к дисфории (мрачное, угрюмое настроение), эксплозивность с застойностью аффекта, усиление влечений, сочетание злобной мстительности и злопамятности со слащавой сентиментальностью. У этих больных появляются мелочная аккуратность, скупость, недоверие к людям, властолюбие, тщательная забота о своих интересах в ущерб другим. Личностные изменения продолжаются в сосредоточении интересов на собственной персоне, соблюдением ис28 Подробнее об этом эпизоде см.: Зимин А.А. В канун грозных потрясений. С. 166.
ключительно своих выгод. У больного эпилепсией падает способность усваивать абстрактные знания, быстро слабеет творческое воображение. При затруднении в умственной работе нарастает аффективное напряжение, становится все более трудно отличать существенное от второстепенного, постепенно беднеет запас слов, все больше страдает память (как кратковременная, так и долговременная), однако избирательно надолго запечатлевается и легко воспроизводится все, связанное с отрицательным аффектом. Поэтому больные эпилепсией люди не забывают самых мелких обид, невнимательного отношения к себе. Критическое отношение к своему состоянию утрачивается рано, заметно нарушается моторика, обнаруживается тяжеловесность, медлительность движений, неловкость, скупость жестов, бедность мимики, а также плохая дифференциация тонких движений (ручная неумелость). Больные эпилепсией не любят новых людей, смены обстановки, перемены занятий. Для них характерна фанатичная религиозность, которая дает себя знать беззаветной приверженностью к усвоенным идеалам, которые воспринимаются буквально, без учета ситуации и которые, с точки зрения больного, не подлежат никаким коррективам31.
Что же говорят источники о состоянии здоровья Дмитрия Угличского в день его гибели? В опубликованной в 1864 г. А.Ф. Бычковым «Повести об убиении благоверного царевича князя Димитрия Ивановича всеа Руси Углецкаго» содержится ряд бытовых деталей, не противоречащих данным Следственного дела и отсутствующих в других произведениях, посвященным гибели царевича. Бычков пришел к выводу, что «Повесть» была составлена «современником, бывшим близким ко двору царевича или имевшим знакомство с лицами, к нему принадлежавшими» и подчеркивал, что в «Повести» нет «ни одной черты, которая давала бы возможность запо-
дозрить ее достоверность»32. В «Повести» говорится о гибели царевича «по повелению изменника злодея Бориса Годунова». Царевичевы «душегубцы» Никитка Качалов и Данилка Битяговский будто бы «кормилицу его палицею ушибли, и она обмертвев пала на землю, и ему государю царевичу в ту пору киняся перерезали горло ножем, а сами злодеи вскричали великим гласом».
Детально изучивший «Повесть» С.Ф.Платонов датировал ее временем не ранее 1606 г., обнаружил в ней ряд несообразностей и счел ее произведением мало достоверным, а потому не заслуживающим доверия как исторический источник33. Соглашаясь с Платоновым в том, что описание сцены убийства в «Повести» лишено черт достоверности, мы, тем не менее, склонны думать, что содержащиеся в ней описание эпилептического припадка царевича в высшей степени достоверно и могло основываться на каких-то неизвестных или несохранив-шихся источниках, отражавших реальную картину заболевания Дмитрия Угличского.
По свидетельству Василисы Волоховой, сохранившемуся в Следственном деле, у царевича отмечались припадки за три дня до смерти (12 мая). Еще раньше -на Пасху и «в великое говенье» - царевич также пережил тяжелые приступы эпилепсии, зафиксированные источниками. Последняя серия припадков у царевича длилась несколько дней. Они начались во вторник, и только на третий день Дмитрию «маленько стало полех-че». Согласно «Повести», 15 мая «.царевич по утру встал дряхл с постели и голова у него, государя, с плеч покатилася». Вероятно, при пробуждении ребенок перенес эпилептический припадок на фоне имеющейся у не32 Бычков А.Ф. Повесть об убиении царевича князя Дмитрия // ЧОИДР. М., 1864. Кн. 4: Смесь. С. 1-4. Здесь и далее текст «Повести» цитируется по этому изданию.
го астении. О причинах астенического состояния царевича источники не дают оснований судить уверенно. Оно могло быть как следствием недоедания в Великий пост и возможного авитаминоза, так и проявлением его болезни. Несмотря на утреннюю слабость и припадок, он пошел с матерью к обедне и стоял со всеми службу в душном помещении, где горели свечи и источали тяжелый аромат благовония. К моменту гибели царевич всего один раз ел. Затем Мария Нагая отослала сына играть во двор «в тычку ножиком» с четырьмя сверстниками («с робятками жильцами») - сыновьями кормилицы и постельницы Петрушей Колобовым и Баженом Тучковым, а также Иваном Красенским и Гришей Козловским. Согласно «Повести», «.царевич пошел к обедне и после евангелия у старцев Кириллова монастыря образы принял, и после обедни пришел в свои хоромы, и плать-ицо переменил и в ту пору с кушаньем взошли и скатерь постлали и Богородицын хлебец священник вынул, и кушал царевич по единожды днем., и после того похо-тел испити, и ему, государю, поднесли испити, и испивши, пошел с кормилицею погуляти. ».
Итак, ярким солнечным днем, в жару, больной эпилепсией астенизированный мальчик, одетый в тяжелые великокняжеские одежды, выходит на улицу. В таких обстоятельствах естественно ожидать приступа, который не замедлил случиться. В руках у тяжело больного мальчика - «ножичек» для игры «в тычку». Эпилептики нередко наносят травмы себе и окружающим во время припадка. Способ, каким царевич 15 мая «на заднем дворе. тешился» с «робятками» был явно выбран неудачно, т.к. являлся очевидно опасным. Тот факт, что мать царевича отправила больного ребенка играть с ножом в руках, а его мамка, нянька и постельница спокойно наблюдали за этой игрой, пока не случилась трагедия, с позиций теперешнего исследователя выглядит, по меньшей мере, странным. Однако Р.Г.Скрынников объяснял такое поведение взрослых «привычками и нравами чванливой феодальной знати, никогда не расстававшейся с оружием»34. Ученый пишет о том, что сабля и нож на бедре являлись признаком благородного происхождения их владельца, почему сыновья знатных персон в России были привычны к оружию с ранних лет35. К этому можно только добавить, что в эпоху средневековья, когда не сформировались еще представления об особенностях детской психофизиологии, дети считались всего лишь взрослыми маленького роста. Соответственно они носили те же одежды и играли в те же игры, что и их взрослые современники, с тою только разницей, что модели и того, и другого были иного (меньшего) размера. Не сформировались в России XVI в. и представления о том, что больному «падучей болезнью» нужен особый охранительный режим и не должны быть доступны колющие и режущие предметы. Привычное поведение заслонило здравый смысл. Поэтому нет ничего удивительного в доступности царевичу «ножичка» в период явного обострения его недуга.
Материалы Следственного дела содержат детали, позволяющие врачу-психиатру уверенно реконструировать обстоятельства гибели царевича Дмитрия Угличского. Непосредственные свидетели трагедии обратили внимание, что во время рокового приступа болезни, когда царевич «набрушился» горлом на нож, его «било долго». Это ключевые слова, необходимые для понимания картины происходившего. Василиса Волохова свидетельствовала: «.бросило его о землю, и тут царевич сам себя поколол в горло, и било его долго». Ей вторит Семейка Юдин: «бросило его о землю и било его долго». То же показывает Федор Огурец: «.тут его ударило о землю, и он, бьючись, ножем сам себя поколол». Согласно показаниям Марьи Самойловой, «.его бросило о землю, а у него был ножик в руках, и он тем ножиком сам покололся». То же сообщили четверо царицыных
детей боярских: «.и его де бросило о землю, и било его долго». Истопники свидетельствуют: «.и пришла на него старая болезнь падучий недуг, и его в те поры ударило о землю, и он на тот нож набрушился сам». Этим показаниям соответствуют слова губного старосты Ивана Муринова «.и в те поры пришла на него немочь падучая, зашибло его о землю и учало его бити и в те поры он покололся ножем по горлу сам». Русин Раков показывает: «.и в те поры на него пришла падучая немочь и зашибло. его о землю, и учало его бити» и т.д.
Безусловно, достаточно изученный историками механизм составления Следственного дела, а также специфика записи расспросных речей в XVI в. вносят определенные коррективы в достоверность этих показаний36. Тем не менее, не останавливаясь сейчас на специфических проблемах источниковедения, еще раз заметим, что с точки зрения современной психиатрии материалы Следственного дела содержат высоко достоверные описания последнего приступа болезни царевича. Эти описания не оставляют сомнения, что смерть царевича наступила не в следствии обычного приступа эпилепсии, а в результате развившегося у него наиболее драматического состояния в эпилептологии - эпилептического статуса. Во время эпилептического статуса припадки следуют один за другим с очень короткими паузами («било его долго»), не восстанавливается сознание, значительно нарушено дыхание, нарушен гомеостаз и воз36 См., напри
