Спросить
Войти
Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 34 (288). История. Вып. 53. С. 67-72.
А. В. Курамшина
ПОВСЕДНЕВНОСТЬ РАБОЧИХ ПЕРМСКОЙ ГУБЕРНИИ.
Представлена краткая характеристика повседневной жизни рабочих Пермской губернии в 1917-1922 гг. с привлечением нарративных источников. На основе подходов истории повседневности раскрывается специфика трудовой деятельности и бытовых условий жизни заводских рабочих, факторы и процессы, повлиявшие на повседневности заводских рабочих; анализируется их материальное обеспечение, условия труда, уровень питания.
Повышенный интерес к изучению повседневности в отечественной исторической науке возник в конце 80-х - начале 90-х гг. XX в.1 Кроме отечественных историков и философов, повседневность изучалась рядом западных исследователей, в том числе - П. Боршайдом, опиравшемся на начальном этапе своих исследований на категориальный аппарат А. Хелле-ра1. Ученый оценил мир повседневности как мир всех людей, в котором должны исследоваться не только материальная культура, питание, жилье, одежда, но и повседневное поведение, мышление и переживания1. Повседневность можно рассматривать с различных точек зрения. В социологии, например, данному понятию уделил внимание А. Щюц, охарактеризовавший повседневный жизненный мир как мир рутинной деятельности, мир работы2. Помимо прочего, под «повседневностью» стоит понимать не только сферу частной жизни, охватывающей вопросы семьи, домашнего быта, воспитания детей, досуга, дружеских связей и круга общения, но и жизнь трудовую, те модели поведения и отношения, которые возникают на рабочем месте3.
История городской повседневности российских провинций в 1917-1922 гг. разнообразна и вариативна. Об этом свидетельствуют работы ряда ученых, занимавшихся изучением истории Урала, в том числе Ю. Д. Ко-робкова4, М. А. Фельдмана5, Г. В. Гаврилова, Г. В. Калугиной6, Ф. С. Горового, Ф. А. Александрова, Л. М. Гантмана, И. С. Капцугови-ча7, О. С. Поршневой8, И. В. Нарского.
Исследование повседневности рабочих Пермской губернии (1917-1922 гг.) в контексте локальной истории дает возможность прикоснуться к реальному «миру жизни»9, влиявшему на сознание и менталитет рабочих.
На основе извлеченной из документальных источников информации автор конструирует повседневную жизнь заводских рабочих Пермской губернии.
Однако для всестороннего анализа проблемы следует обратить внимание на нарративные источники, носящие нередко субъективный характер, но являющиеся незаменимыми при исследовании повседневности. К исследованию повседневности рабочих Пермской губернии в указанный хронологический период привлечена коллекция личных фондов, хранящаяся в Пермском государственном архиве новейшей истории. Для характеристики повседневной жизни рабочих - трудовой, бытовой - привлекались нарративные источники: воспоминания В. Сивкова и Н. Колы-ванова. Оценка ветеранами-большевиками политических процессов, безусловно, имеет субъективный характер, однако интересны их суждения о материальном и продовольственном обеспечении рабочих, условиях их трудовой деятельности.
Документы личного происхождения предоставляют возможность реконструкции социально-бытовой жизни рабочих Пермской губернии в исследуемый период, свидетельствуют о специфике происходивших в регионе процессов. Также они обращают внимание на факторы, повлиявшие на формирование повседневности трудящихся: материальное обеспечение, уровень образования, гендер-ный и возрастной состав членов семьи.
В этот перечень можно включить социальные процессы, в том числе - урбанизацию. Ю. Л. Пивоваров отметил быстрый рост и концентрацию городского населения в выборочных точках огромной территории страны, формирование значительной сети городских
поселений после 1917 г. и заметное опережение процессов адаптации вчерашних сельских жителей к городскому образу жизни, усвоению ими городской культуры, новой системы ценностей10.
Большинство заводских рабочих Пермской губернии в процессе привыкания к городской среде не теряло связь с землей, о чем свидетельствуют данные, полученные И. В. Нарским в ходе исследования истории Урала11. В мемуарах рабочего Лысьвенского металлургического завода Н. Н. Колыванова также отмечается наличие у рабочих завода так называемой «своей» земли12. Обеспечивая работой коренное дееспособное население с близлежащих территорий, заводы становились эпицентром миграции. Процесс переселения крестьян из деревень в заводские округа нередко касался всех членов семейства, так, на одном заводе могли трудиться несколько братьев из одной семьи.
Помимо местного населения, на заводских предприятиях Пермской губернии трудились рабочие из таких промышленных центров России, как Петербург, Москва, Рига, Нижний Новгород12. Еще во время Первой мировой войны на Урал из западных регионов страны были эвакуированы некоторые заводы вместе с рабочими и сотрудниками, трудившимися на них.
Рабочим предоставлялась возможность строительства жилья: «...дома строились обыкновенно в традиционном стиле: по старому - на две половины, а посередине - большие сени»13. Однако жилищный вопрос в 19171922 гг. оставался открытым. Большинство заводских рабочих жили в бараках так называемого облегченного типа - дощатых, земляных: «Кровати - "топчаны" - деревянные, низкие. Некоторые кровати - совсем без одеял и подушек. Воздух тяжелый. Бледное освеще-ние14. В квартирах - ужасная теснота. По данным обследования конца 70-х - начала 80-х гг. XIX в. бюджета рабочих почти 9 % не имели своей кровати, а спали или на сундуках, или на полу»15. Один из рабочих Кизеловского завода вспоминал: «Казармы для одиноких рабочих были маленькие, с маленькими окнами, длинные, посередине камин. На камине с плитой чугунной, рабочие шахтеры варили себе пищу. Над этим камином, сушили рабочие мокрую одежду и обувь, придя с работы из шахты»16.
Советская власть с конца 1918 г. начинает заниматься решением жилищной проблемы.
На основании декретов СНК от 20 августа 1918 г. «Об отмене частной собственности на земли и строения в городах» и от 28 марта 1921 г. «О конфискации имущества у лиц, сбежавших с белыми»17 в Перми и пригороде начинается муниципализация домовладений. Отделом недвижимости горисполкома все имущество бежавших во время прихода белогвардейцев ставилось на учет и передавалось в отдел социального обеспечения, где распределялось нуждающимся18.
Исследования В. С. Голубцова19, Б. Ф. Суб-ботина20 подтверждают применение в заводских работах труда женщин и подростков, хотя приоритет администрации отдавался грамотным и высококвалифицированным специалистам, труд которых оценивался достаточно высоко. Воспоминания рабочего Лысьвенского металлургического завода Н. Колыванова, начавшего работать на заводе с 11 лет в должности помощника старшего мастера, характеризуют универсальность труда подмастерьев. Подростковый труд использовался для подмены заболевшего человека, неожиданно загулявшего рабочего во избежание простоя, для обеспечения провиантом рабочих, оставшихся на вторую смену: «Пока хозяйка собирала на обед, непременно угощала "курьера" щами, пирожками с мясом»,
- вспоминает Н. Колыванов. При этом в воспоминаниях указано: «Летом работалось хорошо - тепло, долго светло, а вот осенью дело
- дрянь, грязь непролазная, улицы не освещались, нумерации домов не было, большинство улиц не имело названий»21. Использовавшиеся в быту названия улиц были связаны с характерной особенностью того или иного места - Пихтовка, Травянка, Пьяная гора. Ориентиром для поиска служили близлежащие отправные пункты: река, пруд, церковь, больница, винная лавка и др. До места назначения добирались, считая кварталы и опасаясь собак. При поиске того или иного дома могла возникнуть путаница из-за того, что вместо фамилии мастер иногда называл прозвище рабочего: Малина, Дубина, Сыч, Пельмень, Ворона, Воробей и др. Ночами помощников мастеров будили весьма варварским методом, Колыванов говорит, что «поставят сонного на ноги и начинают рвать уши»22.
Увеличение выпуска продукции давало возможность рассчитывать на прибавку к жалованию. В том случае, если начальником в готовом продукте выявлялся брак, рабочие
дополнительной надбавки к жалованию лишались.
В военное время трудовая деятельность в депо, где работал Н. Колыванов, велась с перебоями, часто останавливались станки, а также локомобиль, подающий электроэнергию. В связи с отступлением белогвардейцев с Урала с начала лета 1919 г. начинается эвакуация предприятий тяжелой промышленности Пермской губернии в Сибирь. В. Ф. Сивков вспоминал, что к вагонам-квартирам железнодорожных рабочих в Лысьве были подведены стрелки и пути, пошел разговор об эвакуации всех на Восток. Автор вспоминает: «При противостоянии в Лысьве войск белых и красных боя не произошло, а было несколько выстрелов, когда ловили белых разведчи-ков»23. Между тем население было занято повседневными заботами, Н. Колыванов и его знакомые, например, удили рыбу.
Лысьвенский металлургический завод был эвакуирован. То, что осталось, было унесено либо местным населением, либо белогвардейцами: прокатные металлы демонтированы, вывезено все до последней медной трубки, нижние камеры мартеновских печей были затоплены, крыши упали, так как снег не убирался. В связи с причиненным ущербом восстановительный период на Лысьвен-ском заводе был длительным. Требовались высококвалифицированные кадры, специалисты-инженеры, а также детали, материалы. В первую очередь началась реконструкция подсобных цехов. Именно в них, пока не работали мартеновские печи, перерабатывали слитки старой забракованной сутунки. Для обеспечения подачи топлива прокатчики перед работой запасались дровами.
В сентябре 1919 г. рабочий Н. Колыванов попадает на восстановление железнодорожных путей под Лысьвой. Рабочие паровозного депо жили в вагонах-теплушках и, как особая категория железнодорожных рабочих, были привязаны к определенному рабочему месту. Там он познакомился с мастером - дядей Гришей: «Одет он был очень плохо, хотя и мы тоже неважно. На его ногах солдатские ботиночки, на плечах коротенький ватник, а
на голове старая форменная шапочка желез" 24
нодорожника, которая не закрывала ушей»24. В январе, в морозные дни он говорил: «Ээ-х-х! Зимогор никакой стужи не боится! Дай, Господи, потеплее»25. При этом самодельная обувь рабочих - лапти, надетые, как правило, на босу ногу и одежда - были предельно изношены. Большинство рабочих приобретали поношенное платье и белье: «Если у кого заводилось новое ситцевое платье, только об этом и говорили, - событием считалось»26.
А. И. Немчинов, родившийся в 1888 г. в деревне Немчиновой Топирковской волости Верхотурского уезда Пермской губернии вспоминает свое дореволюционное детство, когда вся одежда - «рубаха да премываха из домотканого грубого холста. Обуви детской не было, донашивали родительские обутки, так как лаптей в нашей местности не делали. Зимой в мороз по снегу бегали к соседям через дорогу босые в одних рубашонках, а на снегу оставался черный след пальцев, как у зайцев на тропе»27. Вообще, в перечне домашнего имущества 1-е место по стоимости занимала одежда, 2-е - различные инструменты и орудия. На каждые две семьи приходилась одна швейная машина, часы же были почти в каждой семье. Далее шла мебель, обувь и посуда. На последнем месте - книги28.
Продовольственное обеспечение заводских рабочих до революции осуществлялось через магазин, представлявший собой по существу огромное складское хозяйство. После революции Николай Колыванов некоторое время работал в нем в должности подсобного рабочего: «Название "Магазин" осталось еще с прошлого века, когда всю или большую часть своей зарплаты рабочие получали натурой: продуктами, промтоварами, где рабочих обманывали и дополнительно вычитали по штрафам»29, - вспоминает автор. «Главным считался серьезный чиновник - "магазинер" Тамашин, осуществлявший распорядительные функции через помощников - братьев Филимоновых, скромных, мужиковатых и просто одетых, но очень аккуратных и исполнительных людей. Каждое утро г-н Тамашин отправлял посыльных в цех, чтобы испечь "рябчиков" - картошку, а к обеду необходимо было вскипятить ведерный, с двумя кранами самовар для подачи чая служащим на рабочее место. Рабочие обслуживали себя сами»30.
Один из железнодорожных рабочих -В. Ф. Сивков - вспоминает, что в теплое время года железнодорожные рабочие обедали на свежем воздухе за самодельным столом: «.. .грибница из белых грибов без соли из чугунка, висящего над костерком, была разлита в две большие железные тарелки. Вместо хлеба перед каждым обедающим было положено по одной штуке вареного картофеля. Картофель экономили, ели без добавки»31. В связи продуктовым кризисом, начавшимся в 1919 г., трапеза рабочего нередко состояла всего лишь из картофельного супа с ржаной мукой и чая - настойки на корнях шиповника, иногда - на неделю - вилок капусты на троих, немного хлеба. Таким было положение на участковых и узловых железнодорожных станциях.
Для улучшения положения рабочих Дорожная профсоюзная организация железных дорог31 создавала, например, «сельскохозяйственные коллективы» из рабочих. К весне 1921 г. 86 таких коллективов на дороге объединяли 8590 членов. Если верить отчетам, то весной 1921 г. ими было засеяно: зерновыми культурами - 442 десятины, картофелем -280, овощами - 100, и травами - 13 десятин. Осенью при этом собрано: зерновых - 11427 пудов, картофеля - 146500, овощей - 59000 пудов31.
Принятые меры не приводили к устранению нехватки продуктов. По данным сводки № 4 о положении Пермской губернии за время с 1 по 10 октября 1919 г., составленной Пермской губернской чрезвычайной комиссией, снабжение населения хлебом и другими продуктами первой необходимости - «неважное». Запас хлеба в горпродкомах и уездпрод-комах был очень мал, прежде всего, из-за проводимой большевиками продовольственной политики, в ходе которой крестьяне на добровольной основе излишки полученного хлеба на ссыпные пункты не приносили32. Процветала спекуляция, приводившая к росту цен на продукты. Перебои в продовольственном обеспечении в 1921 г. привели к сокращению нормы выдачи рабочим пайка33. Семьи рабочих недополучали хлеба, тогда как при благоприятных обстоятельствах норма выдачи была следующая: на главу семьи рабочего - 12 фунтов и на членов семьи - от 6 до 10 фунтов на месяц. В сутки на семью приходилось по 923 г, на каждого - по 117 г.34 Голод приводил к ослаблению здоровья рабочих, что отмечал в своих воспоминаниях В. Ф. Сивков, ссылаясь на тяжелую ситуацию с хлебом. «Положение с данным продуктом, - вспоминает автор, - было не менее острым, чем в первые годы после Февральской революции»35. Не менее сложной была ситуация с солью и сахаром.
Городские жители в этот период обменивали на натуральные продукты шубы на ценном меху, часы, золотые украшения, обувь, музыкальные инструменты (например, гармони, граммофоны, фотоаппараты-стационары, которые нередко деревенские жители не знали, как использовать).
Учащихся техникумов из-за перебоев с питанием отправляли в длительные отпуска. Н. Колыванов вспоминает учащегося железнодорожного техникума Гришу, вместе с которым он ездил в 1920 г. в Барнаул, так как Гриша имел бесплатный железнодорожный билет. В семье их собирали с большими слезами, бабушка положила в карман отъезжающим чеснок, сказав, что это - от всех болезней. Не веря в эффективность сказанного, но слушая старших, чеснок был положен в вещевой мешок.
С 1921 г. начинается массовая миграция в хлебородные районы страны из промышленных зон. Голод вызвал массовый переполох среди населения: с Украины и Поволжья семьями ехали в Сибирь, сибиряки из неурожайных районов пробирались в «Росею»36. Было бесполезно убеждать кого бы то ни было в том, что переселение бесперспективно: «Никто никому не верил, каждый считал себя умнее всех», - пишет Н. Н. Колыва-нов. Он отмечал катастрофическое положение переселенцев, оказавшихся на вокзалах от Екатеринбурга до Новосибирска: «Сотни бедствующих людей, опухших от голода и выходящих к проходящим поездам, с явным унижением, страждущих получить, хотя какое-то питание». На перронах плясали «12-14-летние цыганенки», выпрашивая у проезжих продукты. Им удавалось получить хлеб, картошку и даже сладости. Взрослые цыганки получали деньги и продукты, либо обманывая прохожих, либо гадая.
Автор говорит о грозившей в пути опасности заражения инфекционными заболеваниями. Свирепствовал тиф, передававшийся паразитами - вшами. Вшивость была настолько распространена, что пассажиры при остановках поездов выходили из вагонов, расстилали свою одежду на рельсах и били по ее швам подобранным камнем или железкой, при наличии воды - кровь смывали, затем снова надевали на себя. 16 июля 1921 г. выходит циркулярное распоряжение Пермского губздра-вотдела о мерах пресечения холерных заболеваний. Одним из требований распоряжения было следующее: разбить города и крупные заводские центры на районы, и из членов профсоюзов и других общественных организаций пополнить кадры наблюдателей активными работниками для обеспечения наблюдения за санитарным состоянием районов37.
Для ведения санитарно-просветительской работы в рабочих центрах привлекались союз Всемедикосантруд, студенты медицинских учреждений и работники просвещения. Сведения о проделанной работе немедленно посылались в Губсанэпод.
Ситуация в системе здравоохранения находилась под контролем властей, поскольку от медицинского обслуживания зависела демографическая ситуация, работоспособность населения и качество жизни.
К 1922 г. Лысьвенский металлургический завод еще не был восстановлен, работа велась с перебоями. На бирже труда - большие очереди. Чтобы обеспечить семью питанием, Колыванов и его товарищ, умевший чинить кожаную и валяную обувь, ходили в соседние деревни на подсобные заработки.
Несмотря на стремление советской власти приобщить население к революционным праздникам, семьи заводских рабочих продолжали отмечать традиционные праздники. Вспоминая канун праздника Пасхи, Колыва-нов рассказывает о том, что хозяйка испекла пироги и пасхальный кулич. Сохранялись и традиционные свадебные обряды. Автор вспоминает обряд сватовства, свое обращение к своей будущей супруге и прежде всего - ее родителям: «Дорогие родители! Максим Савельевич и Авдотья Андреевна! Отдайте за меня Катю. Я полюбил ее и даю вам слово никогда ее не обижу и другим обижать не дам»38. После вступительных речей жениха следовали слова отца невесты, затем матери. После взаимных поцелуев и объятий шло благословение молодых под образами. На свадебном столе непременно присутствовали закуски, водка, вино. На застолье приглашались родственники, соседи, поздравлявшие нареченных, желая им счастья, совета и любви, звучали песни, которые пели не только в праздники под хмельком, но и на полевых работах, в сумерках долгих зимних вечеров и просто так39.
В семье Н. Колыванова очень любили песню «Эй, солдатушки, бравы ребятушки!»39. Песня создавала позитивный настрой в семье. Преобладание традиционных канонов и устоявшихся стереотипов говорит о том, что пролетарская культура как часть городской
находилась в 1920-е гг. в стадии формирова40
ния .
Таким образом, исследование городской повседневности рабочих города Перми в 1917-1922 гг. обращает к проблемам, миру будничных забот «маленького человека», в данном случае - заводских и железнодорожных рабочих.
Свидетельства очевидцев, повествующие
Через изучение повседневной жизни рабочих как одного из возможных направлений «несобытийной истории»41 происходит обогащение наших представлений о прошлом. Сложность исторической ситуации изучаемого периода определялась внутриполитической обстановкой в России - Революцией и Гражданской войной. Эвакуация, восстановительные работы, продовольственный кризис - все эти неблагоприятные факторы так или иначе отразились на жизни рабочих, повлияв на их повседневную жизнь.
Примечания
XX в.; Калугина, Г. В. Условия труда рабочих горнозаводской промышленности Урала конца XIX - начала XX в. // Социально-экономическое и правовое положение рабочих Урала в период капитализма (1861-1917). Свердловск, 1990.
