Письма Севери Нюмана из Восточной России

2005. № 7 ИСТОРИЯ

ПУБЛИКАЦИИ

ПИСЬМА СЕВЕРИ НЮМАНА ИЗ ВОСТОЧНОЙ РОССИИ

Предисловие

Исследователи Финляндии проявляли интерес к финно-угорским народам России в связи с развитием в XIX - начале XX в. финского национального движения. В своих этнографических изысканиях они обращали внимание на язык, верования, обряды, быт. Результаты изучения, как считали ученые, были необходимы, чтобы лучше познать происхождение финского народа и его языка. Для этого развернулась большая научно-экспедиционная работа. Эта деятельность коснулась и коми-язьвинцев, и удмуртов.

Арвид Генетц - доцент Хельсинкского университета1 в 1889 г. совершил поездку в Пермскую и Вятскую губернии, где изучал два восточно-финских народа - коми-язьвинцев и удмуртов. Спутником-помощником А. Генетца являлся студент Севери Нюман2, который специализировался в университете в области финно-угорского языкознания. Помимо этого он проявлял склонность к журналистике. Накануне отъезда в экспедицию он договорился с редакцией главной финской газеты «Шб1 8иоше1аг» о том, что будет присылать свои путевые заметки. Опубликованные материалы становились достоянием финской общественности. К сожалению, корреспонденция С. Нюмана неожиданно прервалась (предполагаем из-за болезни), и письма о мордве, к которой направилась экспедиция А. Генетца, отсутствуют.

Вниманию читателей предлагаются переводы путевых писем С. Нюмана3. Они представляют ценнейший этнографический материал конца XIX в. о коми-язьвинцах и удмуртах. В письмах заслуживают внимания достоверные сведения о знании народами родного языка и устной культуры, об особенностях усадеб и костюма, о соотношении традиций и новаций, религии и о людях как носителях этничности. Они значительно расширяют источниковедческую базу по истории культуры и быта народов. В письмах немало личных суждений автора и впечатлений о природе.

Публикуемые материалы могут быть использованы при написании истории и этнографии коми-язьвинцев и удмуртов. Они также представляют интерес для языковедов.

С. Нюман пользовался в письмах теми названиями народов, которые были приняты в конце XIX в. Приведем их современные названия: манси (вогулы), удмурты (вотяки), пермяки (коми-язьвинцы).

Письмо №1, Хельсинки -Чердынь

(«Пш! 8иотв(аг». 2 июня 1889 г.)

Вечером 7 мая поехали доктор Г енетц и его помощник нижеподписавшийся4 в научную экспедицию в Восточную Россию к родственным народам - пермякам, вотякам и мордве. Поскольку с доктором Генетцем была договоренность, что ведение путевых заметок входит в круг моих обязанностей, я предлагаю читателям газеты «ЦиБ1 8иоше1аг» следовать моему описанию.

На следующий вечер, когда Карелия была уже позади, мы прибыли в Санкт-Петербург. Разместив вначале наш багаж в ресторане, мы пошли посмотреть эту метрополию и заодно сделать необходимые нам покупки. Солидные каменные храмы,

ИСТОРИЯ 2005. № 7

памятники, а также широкие и ровные улицы были заполнены народом и транспортными средствами достаточно плотно. Вот в таком виде предстал перед нами Санкт-Петербург во время двух- или трехчасового осмотра. Мы устали от прогулки, но когда на нашем столе оказался кипящий самовар, испытали немало приятных ощущений. Выпив чай, мы легли отдыхать.

Первоначально мы намеревались ехать в Нижний Новгород через Москву. Но выяснилось, что волжские пароходы поднимаются верх по реке до Рыбинска. Поэтому решили выбрать этот путь. В 9 часов утра мы выехали из Санкт-Петербурга. От него 300 миль5 до станции Бологое, затем по железнодорожной ветке до Рыбинска.

Местность здешняя равнинная, поэтому железная дорога идет прямо. Кое-где она пересекает реки. Весьма заметно, что из берегов вышла река Волхов. Многие дома оказались в воде, их стены со всех сторон омываются волнами. То и дело встречные поезда в мгновение ока мчатся мимо. Дело в том, что на этом направлении проложен двухрельсовый путь.

С Петербургского вокзала с нами ехал один железнодорожный чиновник -Петр Августович, как он сам представился. Общение с ним подвергло мои знания русского языка большому испытанию, которые, надо признать, были еще весьма шаткими. Впрочем, он оказался веселым мужчиной, настоящим польским джентльменом, «сильно почувствовавшим ко мне симпатию», как он отмечал. Он повторял, что «любит» меня - «люблю, люблю», и когда выяснил, что я понимаю его слова, он крепко обнял меня. Подобные душевные, доброжелательные люди - не редкость в России. Мы часто встречали таких людей на нашем дальнейшем пути.

В Бологое мы приехали в 8 часов вечера. Здесь задушевно попрощались с Петром Августовичем. Во время остановки мы кушали жареную телятину. Перенесли наши вещи, и мы сели на другой поезд, который через некоторое время направился в сторону Рыбинска. Его мы достигли в 8 часов следующего утра, проехав от Бологого расстояние в 300 миль.

Рыбинск расположен на левом берегу Волги, он представляет собой настоящий русский провинциальный город. Его грязные улицы сравниваю с полями, усеянными камнями. Большинство строений низкие, сколоченные на скорую руку из неотесанных бревен, причем рубка углов такова, что бревна выступают наружу. Каменные строения скромные, если не учитывать семь городских церквей, часть которых впечатляет своей статностью.

Тем не менее как портовый город на Волге Рыбинск имеет большое значение. Когда мы проехали через город с железнодорожного вокзала в порт, перед нами открылся вид на Волгу, на которой десятки судов готовились к плаванию в южном направлении. Вначале наше внимание привлекли пароходы, стоящие привязанными друг к другу. Над каждым пароходом развевался флаг со словом «Самолет» (это было название одной из судоходных компаний, которых на Волге много).

В одном из этих пароходов, названном «Отважный», мы разместили наши вещи. После утреннего кофе в ресторане, где нам впервые пришлось знакомиться с нищими монахами и монахинями, мы вернулись на наш корабль. В 11 часов «Отважный» поплыл по Волге. А Волга - могучая река. Пароходы сотнями кишат на ее водах. Все берега хорошо обжиты. Плывем мимо крупных сел, полей, церквей, монастырей, городов. Левобережье, как правило, низменное, а правый берег почти везде круто поднимается от поверхности воды. Подобная закономерность, говорят, наблюдается и на многих других реках России, и, как полагают, причиной этого стало вра-

щение земного шара. На Волге кипит жизнь как под водой, так и на поверхности, и на берегах.

Самые красивые строения на Волге - это монастыри. Представительный, покрытый белой краской главный корпус с пятью башнями, купола, сияющие или зеленым цветом, или золотом, возвышающаяся многоярусная звонница, а вокруг красивая ограда с остроконечными столбами и арками-проходами - вот в таком виде монастырь предстает путешествующим по Волге. Раскрывает он себя внезапно из-за зеленого лиственного леса либо торжественно возвышается на высоком берегу, откуда его купола глядят в водную гладь. Чрезмерный внешний блеск свидетельствует о прошлом, да и сегодняшнем его богатстве. В России много монастырей, и они продолжают играть весомую роль в просвещении народа.

Наш пароход остановился у Толгского монастыря, находящегося вблизи Ярославля, чтобы пассажиры могли участвовать в богослужении. Здесь, в этой окрестности, волжские панорамы, наверное, самые прекрасные. Как только корабль причалил к берегу перед монастырем, колокола зазвенели и пассажиры с непокрытой головой, перекрестившись, направились к монастырской часовне. Молебен занял всего несколько минут. После того как пассажиры поцеловали святой крест и поставленную перед алтарем икону Марии, они возвратились на борт. В этом святом месте пассажиры не переставали глядеть на монастырь через окна парохода и осенять себя крестным знамением. Общеизвестно, что русские постоянно соблюдают такой обычай благословения, и в путешествии по Волге они заняты этим чуть ли не беспрерывно. К примеру, у окна горячатся между собой в споре два бородатых мужика. Но как только на берегу показывается храм, старики без малейшего замедления начинают ревностно кланяться священному храму. Как только храм скрывается из виду, старики продолжают свой спор.

Но давайте продолжим наш путь. После великолепного Толгского монастыря первая наша остановка - Ярославль. Этот небольшой город стоит на правом берегу Волги, в 80 милях вниз по реке от Рыбинска. На левом берегу, напротив города, также стоит замечательный монастырь. Так же, как в Толгском, наш корабль подходит к причалу для молебна. В этот раз, однако, я пропустил богослужение, так как по достаточно крутой лестнице поднимался на высокий берег. Здесь великолепный парк. В окружении лиственного леса стояло прекрасное здание женского учебного заведения при монастыре. Туда зашло несколько путешественников, а одна красивая черноглазая русская девушка, следовавшая из Санкт-Петербурга с нами, осталась здесь совсем, хотя я надеялся, что она будет нашей спутницей хотя бы до Перми. Ее детские застенчивые черты припоминались мне впоследствии.

Полдевятого вечером «Отважный» входил в костромской порт. До прибытия сюда мы оказались свидетелями печально-захватывающего зрелища: одно большое село сгорало. Десятки домов оказались в огне, страшное пламя отражалось на поверхности Волги. Наш пароход сбавил скорость и дал сигналы бедствия, но тем не менее продолжал свой путь до Костромы без остановки.

Так как стоянка в порту продолжалась пару часов, я решил пойти и осмотреть город. Издалека он производил солидное впечатление. Непосредственно на берегу стояла пятиэтажная каменная стена паровой мельницы. Я отправился на прогулку, но сильно разочаровался. Оказывается, что Рыбинск и Кострома похожи как две капли воды, в последнем лишь улицы еще в худшем состоянии, чем первом. Как правило, мощеных улиц нет, и во время засухи приходится ходить по городу в пыли и удушающем воздухе. О тротуарах на таких улицах и речи быть не могло. Что касается

ИСТОРИЯ 2005. № 7

домов, которых в каждом квартале имелось не так уж много (остальное пространство было занято большими садами), то их никак нельзя сравнивать с избами в провинции Хяме6, настолько примитивным представлялся здесь стиль строительства. Кое-где стояло несколько каменных стен, рядом с которыми строения-лачуги принимали жалкий вид. Но костромская эспланада выглядела уютной. Она представляет большой парк рядом с Волгой. Привлекательность парку придавали балаганы с аттракционами и летний ресторан, в котором барский люд города сидит за чаем, а также простой небольшой фонтан перед рестораном.

Во время всего пути предметом общего удивления являлись наши лопарские сапоги с загнутыми носками. Они, по-видимому, представлялись забавными. Когда я ходил по эспланаде, костромские барышни громко смеялись надо мной. Возможно, они предполагали, что в сумерках я хожу босиком7. Сначала смотрели на обувь, затем на шапку и, как это казалось мне, то и другое представлялось для русских весьма смешным.

После Костромы - Нижний Новгород. Он стал для нас двенадцатой остановкой. Сюда мы приехали 11 мая после полудня.

Нижний Новгород, располагавшийся на обоих берегах при устье Оки, - впечатляющий город. Его юго-восточная часть, которая по отношению как к Волге, так и Оке, расположена на правобережье, построена на высокой горе. Здесь своеобразно привлекательными выглядят улицы-овраги, - я бы так их назвал. На дне глубокой V-образной борозды идет улица, на ее обеих сторонах-террасах стоят здания, а тротуары проложены несколько саженей выше уровня улицы. Эти зеленые овраги и обрывы со скрещивающимися и изящно огороженными тротуарами как внизу, так и на обочинах производят приятное впечатление, тем более что здесь еще вдобавок можно нередко видеть часовню с белой колокольней, поднимающейся к небу. Железная дорога идет по левой стороне Оки. Там же проводятся всемирно известные ярмарки. Не торгуясь, мы заплатили извозчику сумму, которую он сам предварительно назвал. Но как только мы сошли с его таратайки, русский громким голосом начал требовать больше. Но мы оставили его твердить свое, и пошли в сторону нашего ночлега. А за нами еще продолжали нестись его прошения «Пожалуйста! пожалуйста!». Подобное, кстати, встречается совсем не редко.

На следующее утро мы сели на корабль, следовавший до Перми. Путь от Нижнего Новгорода сюда 1500 миль, и «Иван» совершил его за трое с половиной суток. Но в начале мы еще плыли около 500 миль по Волге, а потом расстались с могучей рекой и повернули на север по реке Каме. Пытаясь при своем слиянии с Волгой показаться такой же величественной, Кама очень разлилась и затопила половодьем десятикилометровую полосу своего левобережья. Этот берег Камы является равнинным и низменным, тогда как правая высокая сторона часто круто поднимается над водой. Хотя на Каме отсутствуют те «тысячи сел и городов», о которых говорилось выше, эта река также богата прекрасными панорамами. Осматривая их и вместе с тем дыша мягким воздухом, который имел аромат от зеленевших на берегах тополиных рощ, мы испытывали на палубе «Ивана» немало приятных моментов. Надо сказать, что на всем протяжении нашего пути погода очень благоприятствовала, и в целом время прошло интересно. Путешествовать на пароходе - дело в общем приятное, хотя финской чистоты нам здесь не хватает. Это понятие русским почти что незнакомо. Сейчас я лишь вскользь упомяну о том, как русские гладят салфетки. Способ этот крайне практичен. Разостлав салфетку на столе, официант берет воду в рот, чтобы с громким дребезжа-

щим звуком брызнуть ее на салфетку. Потом он вытягивает ее пару раз, и таким образом все глажение закончено. В хорошем ровном виде она потом появляется на столе.

Впрочем, как я уже отметил, русские - народ дружелюбный, с ними легко ладить, надо только терпеливо приспосабливаться к их доброжелательной болтовне. Однажды в ответ одному из членов экипажа корабля, с любопытством интересовавшемуся кто мы такие, я сказал, что мой спутник - доктор из Финляндии. Эта новость быстро распространилась по всему пароходу. И спустя некоторое время один старик, кланяясь, подошел к моему товарищу, чтобы узнать, не хотел ли бы господин доктор полечить ногу его дочери, которая болит уже давно. В ответ мой спутник объяснил, что он не доктор медицины. Старик удивился и долго смотрел на доктора, который ног лечить не умеет. Тем не менее прибыло еще немало стариков и баб просить помощи «у доктора», которые к их досаде с таким же малоутешительным результатом ушли.

В Пермь мы приехали вечером 15 мая. Корабль пристал к берегу раньше указанного времени в расписании. Все дело в том, что группа англичан, совершавших кругосветное путешествие, спешила не опоздать здесь на поезд, следующий в Екатеринбург. Каждый член группы, как рассказал их переводчик, взял с собой сумму, эквивалентную 15 тыс. рублей, чтобы на эти деньги ездить так долго, как будет возможно. Оказалось, что наш официант добродушный русский. На протяжении всего пути он предполагал, что доктор Генетц - повар этой компании путешественников-англичан. И когда англичане покинули пароход, а «повар» особо никуда не торопился, он пришел и любезно сообщил о прибытии корабля к месту своего назначения. Заодно он выразил удивление по поводу того, «зачем господина не приняли в группу в качестве переводчика, поскольку Вы владеете русским языком намного лучше, чем тот человек, который теперь исполняет функцию переводчика».

Город Пермь - столица Пермской губернии - расположен на красивом месте, на левом берегу Камы. Впрочем, этот город уже по своему внешнему виду чище и приятнее, чем те, которые мы видели до сих пор в пути, за исключением Нижнего Новгорода. Тут и пышные здания, среди которых гимназия и женская школа выглядят особенно хорошими, и уютные парки. А среди них выделяется особенно тот парк, который находится рядом с Камой. Это место, где пермские барышни прогуливаются вечером. Здесь мы отметили удачный приезд, выпив две бутылки медового напитка. От родины мы отдалились на расстояние в 3000 миль. Из разных предлагаемых развлечений можно было бы выбрать цирк, панораму или театр («Отелло»), но мы сочли лучшим пойти в баню, откуда вернулись чистыми и освеженными в гостиницу к самовару, а потом легли спать.

На следующий день опять предстояло продолжение путешествия по воде. Если в бассейне нижней Камы развивается железоделательная промышленность, то теперь наш путь пролегал по территории с солеварнями. Они характерны для севера Пермской губернии, поскольку здесь много месторождений соли. От них и получили свои названия такие места, как, например, Соликамск и Усолье. На заводах, построенных в таких местностях, варят соль. В глубокой древности соль размывалась с Уральских гор и занеслась сюда подземным путем8. Кстати сказать, чем дальше на север мы едем, тем более лесистыми становятся берега Камы, и все реже можно видеть такие красивые пейзажи, которыми мы любовались в низовьях реки. Из Перми мы следовали в город Чердынь, который стоит у одного из левых притоков Камы9. Сюда из Перми 320 мил. Проведя на корабле две ночи, мы прибыли в Чердынь 18 мая в 7 часов утра.

Не очень далеко от Чердыни, в 80 милях к востоку от нее, село Верх-Язьва, где живут пермяки10. Это главное место назначения для начала нашей экспедиции. Есть

ИСТОРИЯ 2005. № 7

сведения, что там имеются церковь и школа, а почту туда доставляют два раза в неделю. Таким образом, нельзя сказать о наших тамошних родственниках, что у них царила полная темнота.

Пока я заканчиваю краткий очерк, который успел написать в течение нашего пути, совершенного за короткое время. В дальнейшем, если это будет представлять интерес для читателей газеты Шибі 8иоше1аг», я намерен рассказать о нашем пребывании среди камских финнов.

Письмо №2, д. Паршакова, 6 июня 1889 г.

(«Uusi Suometar». 21 июня 1889 г.)

Как я отметил в своем предыдущем письме, мы приехали в Чердынь утром 18 мая. Накануне ночью похолодало, и в течение дня падал снег. Он покрыл улицы города, которые до этого уже успели зазеленеть. Так как в городе ресторана не оказалось, мы остановились у извозчика, который привез нас с пристани в город. Нашелся один трактир, туда мы и направились обедать. На следующее утро в 9 часов нас ждала пара лошадей, впряженных в коляску. Повозка, как русские называют это средство транспорта, длинноватая корзина, сплетенная из прутьев. А ее задняя часть имеет примерно такую же крышу, как у нас крытый экипаж. Таким образом, даже при плохой погоде в ней можно ехать достаточно удобно. Без промедления наша повозка двинулась вперед.

Мы ехали быстро несколько верст, пока добрались до Колвы11, которая является одним из притоков Камы, берущей свое начало на Урале. Через нее надо было переплыть на пароме. Но эта переправа вовсе не оказалась сложным делом. Лошади и обоз были загнаны на большую лодку, а мужики взялись за весла. Так мы скоро добрались до противоположного берега, откуда продолжалась наша быстрая езда на повозке.

Путь из Чердыни до Верх-Язьвы - это 80 миль среди темных лесов. По пути четыре постоялых двора. После первой остановки мы продолжали наш путь на тройке. А это ведь впечатляющая езда. Несмотря на неровную дорогу, лошади скачут во весь опор. А русский извозчик ведет себя все «громче и громче». Он беспрерывно командует лошадьми и прибавляет к своим словам удары кнута. Хотя наша повозка то и дело чуть не опрокидывается, а люди в ней оказываются в неожиданных позах, ее ход все же по-своему захватывает душу. Дорога идет то по краю глубокого оврага, опрокинуться в который сулило бы огромное несчастье, то вдоль болотистой долины, где нашей тройке только с трудом удается пробираться. Вместе с тем на нашей дороге бывают временами и местности с открытым видом. Когда мы достигаем вершины какого-нибудь холма, перед нами открываются могучие снежные Уральские горы, которые заполняют восточный горизонт. Еще в Чердыни мы могли любоваться одной горой, которая называется Урал-Камень12. Это высокая, крутая и скалистая гора, голые склоны которой кажутся белоснежными тем, кто смотрит на нее. На конечном участке нашего пути окрестности стали уже гористыми, а дорога соответственно ухудшилась. Кроме тех деревьев, которые встречаются у нас, в здешних лесах можно было видеть также лиственницу, кедр и др.

После переправы на пароме через реку Язьва мы поздно вечером прибыли в Верх-Язьву, которая расположена у этой реки13. В этой деревне мы и думали остановиться, поскольку во время пути нам было рассказано, что здесь проживают пермяки.

Однако в этой деревне мы услышали, что тут живет только несколько пермяков, причем они уже почти полностью обрусевшие. Поэтому местом проведения обследования решили выбрать другую деревню, Паршакову, в восьми верстах к востоку от Верх-Язьвы. Жители рассказали, что там проживают одни пермяки. После отдыха в первой половине дня на постоялом дворе мы снова сели в повозку и через некоторое время приехали в Паршакову14.

Деревня, которая также расположена у упомянутой реки, является, как нам и было рассказано, сплошь пермяцкой. Жилье мы получили у дьякона этой местности. Он любезно отдал в наше распоряжение свою маленькую горницу. Значит, мы теперь оказались среди дальних родственников, и надо сказать, что жители деревни встретили нас с большой любознательностью. Уже рано с утра группа мужчин, женщин и детей пришла в нашу избу, чтобы посмотреть на нас. Безмолвно они смотрят на нас некоторое время, удивляются и перешептываются. Наконец кто-кто из группы задает прямой вопрос: «Что вы делаете здесь?». Вот сейчас начнётся строгое обсуждение того, кто мы такие, откуда и зачем мы приехали к ним и т.д. Хотя нам кажется, что наши объяснения и не удовлетворяют их до конца, поток вопросов все-таки прекращается, но только до того момента, пока что-то из наших вещей не привлекает их особое внимание. Такими предметами, прежде всего, являются лопарские сапоги, зонтик и фотография маленького сына доктора Генетца. Эти вещи, особенно фотография, представляют для них предметы неустанного удивления: «Ах, вот оно, картинка твоего сына, такой красавец!». Затем начинается осмотр других вещей, и о каждой из них задается нужное количество вопросов касательно стоимости, назначения и др. В первые дни нашего пребывания «визиты» такого рода продолжались с утра до вечера, даже тогда, когда мы спали, до тех пор, когда мы попросили нашего хозяина запереть дверь нашей избы на засов. После этого, по крайней мере, мы ночью оставались в покое.

Уровень цивилизации жителей этих местностей очень низкий. Об этом свидетельствует, в частности, такое обстоятельство, что из всей деревнеи только в нашем доме имеется самовар, который, впрочем, считается символом русской цивилизации. Настоящего чая совсем не было, но какой-то напиток, приготовленный из трав, предлагали нам, когда мы приехали. Причиной такой отсталости является, конечно же, отдаленность от обжитых местностей, но в большей части и то обстоятельство, что пермяки здесь принадлежат к религиозной секте староверов, приверженцы которой вообще живут по-старому15. Они, как это бывает у сектантов, в своей вере очень строгие. Табакокурение считается большим грехом, и относительно нас наши хозяева обычно ведут себя осторожно. Так, однажды, когда мы пили чай вместе с нашим хозяином, он случайно налил себе сливки из предназначенной нам посуды. Дочь, которая со стороны наблюдала за происходившим, громким голосом сделала замечание об ошибке своего отца. Напиток вылили, стакан промыли, и, пообещав в дальнейшем соблюдать большую осторожность, хозяин снова присоединился к нашей компании.

Однако такими замкнутыми, необщительными, какими русские их нам описывали, они не являются. Наоборот, когда предрассудки, связанные с нашим приездом, постепенно исчезли (большинство уже верило, что мы не антихристы, как вначале предполагалось), они были весьма любезными. Старый Архип, поп деревни, оказал нам сразу на следующий день свою почтительность. Его сын пришел пригласить нас к ним, чтобы выпить вместе водку. Такое же приглашение поступило также от старосты деревни. И старики некоторое время не перестали удивляться, отчего мы водку пить отказываемся. От водки, а также от домашнего пива, браги настроение здешних

ИСТОРИЯ 2005. № 7

мужиков то и дело веселое, особенно это имеет место во время праздников, которые они часто справляют.

Когда прибываешь в пермяцкую деревню, замечаешь с первого взгляда, что она отличается от русской. Здесь не встречается типичный для русской избы острый конек крыши. Конек, как правило, более низкий и тупоугольный, и этим он напоминает финскую избу. Торцовые стены строений не так регулярно смотрят в сторону улицы, как это принято в русской деревне. Кроме этого, дома стоят более отдельно друг от друга, а у русских они построены в ряд у главной дороги, почти как в городе. Овин в целом такой же, как вообще в России. Он является строением, которое топится через подземное отверстие и которое стоит на столбах, а хлеб, снопы высушиваются на его стенах. Изнутри наша изба также обычного русского стиля: на стороне двери стоит довольно большая печка, которая наверху ровная. Лавки поставлены вокруг комнаты у стен; там же, над окнами, вокруг избы идут полки-доски. На стороне двери вместительный

полок, лежак, и он весьма удобное спальное место. Я выбрал себе это место с первой же ночи, а мой спутник, согласно своему статусу, занял себе широкую лавку у задней стены. Однако уже в следующий вечер, когда в избе стало несколько прохладней, доктор залез ко мне на полок. Там, на его подстилке, мы оба и спим с тех пор.

Так же, как пермяцкий язык в значительной степени напоминает наш язык, в их внешнем облике тоже есть что-то похожее на финнов. От русских соседей они отличаются своей светлой кожей. Впрочем, пермские народы в целом, подобно своим предкам, которые славились своими богатствами, шустрые торговцы. Это, однако, касается в первую очередь одной из других ветвей пермских народов, а именно зырян. В качестве торговцев-разносчиков они доходят даже до Азии и в этом отношении опережают русских - из-за чего последние и теснят их.

Раз уж я упомянул о торговцах, расскажу теперь об одном случае, связанном с этой сферой, который недавно в один день очень взбудоражил жителей нашей деревни. Дело в том, что в предыдущую ночь в единственной лавке деревни, в которой продается спиртное, украли всю водку. До этого владелец лавки, который сам не живет здесь, по какой-то причине уволил продавца. Тот и оставил свое место, но одновременно исчезла и водка. С утра эта досадная весть распространилась молниеносно по деревне и в результате вызвала большой шум. Поскольку речь шла о деле, касающемся «общего блага» сельчан, о случившемся было сразу доложено старосте. Вместе с подьячим и несколькими другими мужиками он пошел отыскивать пропавший товар. К ним присоединилась еще группа людей, и теперь они во главе со старостой начали обходить дворы, а остальные с любопытством ждали результатов. Надежда на то, что розыск увенчается успехом, прибавила желания мужикам продолжать поиски. К вечеру после прилежных поисков бочки нашли в лесу у реки. Радость была всеобщей. С триумфальным шествием их привезли в деревню (к нашему хозяину, так как жители привыкли собираться у него), и для того чтобы по-настоящему радоваться удачной находке, мужики открыли одну из бочек. Правда, владельца на месте не было, но зато потом пришел вор. Когда ему стало известно, что укрытый им товар был найден, он счел наилучшим вариантом придти, чтобы признаться. Таким образом, по крайней мере, в течение одного вечера он смог присоединиться к тем, кто получал удовольствие от его спрятанного сокровища.

В Вознесение16 под вечер мы совершили прогулку в Верх-Язьву, так как тамошний священник пригласил нас к себе в гости. Во время первой половины дня погода была прекрасной, но затем из-за гор стали подниматься черные тучи, и как только мы отправились в дорогу, началась сильная гроза. Дождь полностью испортил лесную

дорогу, которая уже до этого была достаточно грязной. Промокшие до нитки, мы через полтора часа достигли селения, где находится церковь. Мы сразу же пошли к дому священника, но когда мы вошли в него, перед нами открылась странная картина: священник лежит на стуле в беспомощно пьяном состоянии. Трудно было сказать, надо ли нам смеяться или же сжалиться над хозяином, который пригласил нас в гости и принял таким странным образом. Однако старик как-то все-таки поднялся и голосом, который не оставил сомнения в том, кто является хозяином дома, велел принести нам угощение. Скоро на столе появился большой рыбный пирог. К счастью, к нашей компании присоединился учитель школы - миловидный и любезный мужчина. Нас угощали чаем, время шло, а наши глаза постоянно были прикованы к лежащему на столе рыбному пирогу, но, к нашему огорчению, священник на это никакого внимания не обращал. Поскольку хозяин так и не предложил нам попробовать пирог, мы, после того как ожидаемая нами почта из Чердыни прибыла, попрощались с ним и пошли обратно в сторону Паршаковой.

Письмо №3, Пирогово, 1 июля 1889 г.

(«Uusi Suometar». 17 июля 1889 г.)

От пермяков мы уехали 13 июня. На самом деле мы намеревались провести там немного больше времени, чтобы собирать образцы речи, но оказалось, что таковых довольно мало. Запас эпических песен этого вымирающего народа иссяк, и те отрывки, которые еще имеются, в большинстве случаев сформированы из русских элементов. У детской кроватки пермяцкие матери еще поют на своем языке, и эти колыбельные песни представляют почти все, что они имеют из своего песенного наследия17.

В тот день, как я уже писал, мы с нашими вещами разместились в повозке, и в

Вернувшись опять на Восточно-Европейскую равнину18, мы в наших мыслях еще совершили прогулку по тем окрестностям, которые только что покинули. В первую очередь вспоминались очаровательные горные пейзажи, о красоте которых мы слышали предварительно уже по пути туда.

Антипина - небольшая деревня в двух верстах от Паршаковой, одна из крайних деревень этого участка Урала. Туда мы чаще всего и направлялись в наши обычные вечерние прогулки, и надо признать, что природа тамошнего горного ландшафта раскрывается в красивейшей форме. Дорога от нашего дома до Антипиной шла по краю очень глубокой долины, совсем над пропастью. Склоны долины здесь покрыты высоким и суровым еловым лесом. Ели, которые растут у дороги, смотрят, шумя пренебрежительно, на своих соседей, расположенных ниже по склону, а те напрасно пытаются поднять свои остроконечные шпили хотя бы до уровня корней первых и, зная, что они на самом деле не менее высокие, чем расположенные выше ели, вынужденно примирившись со своим низким положением, молчат. В ответ на шум вышерасполо-

ИСТОРИЯ 2005. № 7

женных елей из глубины не слышны даже шорохи. На эту обрывистую и безмолвную пропасть смотришь со странным чувством. Кроме ее бездонности глаза ничего не различают, и все-таки там внизу есть движение и жизнь. Дело в том, что там, в глубине, течет река Язьва, хотя ели, растущие на склонах, закрывают ее полностью от взора. Бесшумно и спокойно она течет там своим течением. Ей остаются неведомыми и ветры и бури, терпеливо приспособляется она к капризным поворотам своих защитников, которым и являются склоны гор. Откос на противоположной стороне долины более пологий, а за ним открывается просторный пейзаж, наполненный холмами и впадинами, которые все покрыты ельником-кедровником.

На нашей крутой стороне густые деревья местами стоят не так плотно, и видно, как из глубины сияет серебристая поверхность реки. Освещенная лучами солнца, она выглядит действительно обаятельно шикарной. За одной излучиной недалеко от деревни весь склон внезапно раскрывается, и тогда перед нами открывается огромное, постепенно повышающееся гористое пространство, где одна сопка за другой поднимается все выше и выше, и где самые отдаленные вершины видны только в сером и неотчетливом виде на фоне небосклона. Некоторое время мы еще можем любоваться долиной Язьвы, так как поверхность реки еще пару раз засияет перед нами, но затем она теряется среди лесных великанов. Оказалось, что около Антипиной берет свое начало какая-то тропинка, идущая вниз ко дну оврага. Однажды я решил спуститься по ней. Тропинка шла почти как ступеньки, изгибаясь среди бесчисленных густых елей, причем вокруг меня стало скоро темно. Я уже спускался некоторое время, спотыкаясь неприятно несколько раз, когда, наконец, увидел реку. Но отсюда дальнейший путь вниз следовал почти вертикально. Очевидно, самые трудные места были еще впереди, и поскольку я не хотел неожиданно упасть в реку вниз головой, я полез обратно наверх. Благополучно достигнув места, откуда я пошел вниз, я посидел еще некоторое время на этом холме, а потом отправился к своему дому.

Одновременно с вышеупомянутыми делами мы также вспоминали о нашем добродушном хозяине, Филиппе Куприяновиче, с которым мы стали особенно хорошими друзьями. Впрочем, в этой деревне он был самым образованным человеком (служил в свое время в армии) и смело объяснил своим соседям, что мы не являемся антихристами, землемерами или другими странными существами, каковыми они нас вначале представляли. Маша, 19-летняя дочь главы семьи, была самой красивой девушкой в деревне и потому умела хорошо кокетничать. Она каждый день носила матерчатые сапоги, которые другие носят только по праздникам, умывалась пару раз в неделю, то и дело меняла и пополняла серьги и т.д. Ко мне она относилась очень дружески и пыталась привлечь мое внимание: то по возвращении с дойки брызгала молоком, то хлопала меня по спине каким-нибудь предметом или же давала мне какие-то другие легкие щелчки.

Наша тройка умчалась уже далеко по равнине, и мы приблизились к месту переправы через Вишеру. Так как лошадей надо гнать на паром, мы высаживаемся из повозки. Получилось так, что паром был у противоположного берега. Там же можно было видеть маленькую избу паромщика, откуда сразу же вышли пятеро мужиков, обветренных и бородатых, чтобы переправить паром через реку. Над двумя большими лодками была построена просторная палуба с перилами. На двух концах плота на высоте около двух локтей есть канатный шкив. Толстый канат, который соединяет берега, идет по этим шкивам. С его помощью нетрудно передвинуть паром с одного берега на другой, совсем без весел (в узких местах переправляются только на лодках с веслами).

После перевоза через Вишеру остается лишь семь верст до Чердыни, куда мы и приехали 14 июня около полудня. Чердынь отличается прекрасным расположением на правом берегу Колвы. Она находится на высоком месте, и с этого берега открывается просторный вид на восток, где на расстоянии около десяти миль возвышаются первые горные гряды Урала. А Урал-Камень, о котором я упомянул раньше, теперь уже сбросил свой снежный покров, и его серые скалы торчат голые.

Растаял снег и в городе. Представляя забавную смешанную компанию, лошади, коровы, овцы, козы и др. теперь гуляли на зеленеющих улицах и ели свежую траву. Однако настоящие пастбища чердынских животных находятся на противоположном берегу реки, где луга весьма обширные. Впрочем, этот маленький отдаленный провинциальный город оказался во всех отношениях симпатичным, его жители были приветливы, и те тринадцать дней, которые мы там провели, прошли приятно. О том, как мы отметили Иванов день, многое не расскажешь. Мы только купили к празднику сигары получше и пару толстых лещей. В этом и состояли наши праздничные приготовления.

Из Чердыни ?