Понятия «Двор» и «Страна» в английской политической терминологии XVII в

История

Александр КИСЕЛЕВ

ПОНЯТИЯ «ДВОР» И «СТРАНА» В АНГЛИЙСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ТЕРМИНОЛОГИИ XVII в.

В статье раскрываются вопросы зарождения двухпартийной системы Англии в XVII в. на примере политических группировок «двора» и «страны». Автор обращает внимание на тот факт, что успешное использование образов этих антагонистических парламентских группировок легло в основу формирования первых политических партий Англии - тори и вигов.

The article reveals the questions of origin of the two-party system In England In the 17th century on example of political groups of Court and Country. The author draws attention to the fact that the successful use of images of these antagonistic parliamentary groups formed the basis for establishing the first political parties in England - the Tories and the Whigs.

парламент, партия, «двор», «страна», Англия, Стюарты; parliament, party, Court, Country, England, Stuarts.

КИСЕЛЕВ

Александр

Александрович —

к.и.н., старший

преподаватель

кафедры

международных

отношений и

зарубежного

регионоведения

ВолГУ

alkiselev@mail.ru

История противостояния первых английских политических партий — тори и вигов — уходит своими корнями в борьбу политических группировок «двора» и «страны», имевшую место в Англии первой половины XVII в. Появившиеся в 1670-х гг. первые английские партии по традиции еще называли себя «партией двора» и «партией страны». Откуда же возникли эти термины?

Первым в исторической науке серьезное внимание на понятия «двора» и «страны» обратил в 1950-е гг. британский исследователь Х. Тревор-Ропер, который и ввел их в научный оборот. Концепция противостояния двух группировок появилась из знаменитого спора в историографии о роли джентри (нового дворянства) в Английской революции (Х. Тревор-Ропер выступил против теории Р. Тоуни и Л. Стоуна о «возвышении джентри»). Историк объяснял появление этих противостоящих друг другу «партий» борьбой за власть и влияние при дворе и в парламенте. Причем социальный состав обеих групп не был различным: в борьбе конца XVI — первой половины XVII в. принимали участие с обеих сторон как старая аристократия, так и джентри.

«Двором» исследователь называл королевский двор Тюдоров (а затем и Стюартов), который во второй половине XVI — первой половине XVII в. оказался под влиянием разросшейся королевской бюрократии, стал местом, наполненным интригами, коррупцией и бесчестием. Те знатные семьи, которые при помощи связей и денег сумели адаптироваться в этих условиях, и составили «партию двора». Остальные — «простая», «провинциальная», «наиболее отсталая и оскудевшая» знать, обделенная вниманием монарха и переживавшая экономический и политический упадок, сплотилась в «партию страны» («партию провинции», «сельскую партию»). Х. Тревор-Ропер определял эту группировку как «неопределенную, неполитическую, но в высшей степени чувствительную толпу людей, восстававших не против монархии... не против экономического архаизма, а против. угнетающего их, постоянно растущего аппарата паразитической бюрократии, окружавшей трон»1.

Идею Х. Тревора-Ропера развил в 1960-х гг. американский исследователь П. Загорин. Историк также считал главной причиной

Английской революции конфликт внутри элиты: «...в борьбе группировок «Двора» и «Страны» лежат ее [революции] истоки»1.

Концепция Х. Тревора-Ропера и П. Заго-рина вызвала множество откликов, в т.ч. и критических. Исследователи-марксисты критиковали эту теорию за отказ от классовой интерпретации борьбы, от «буржуазной» составляющей революции. «Очевидно, что концепция “Двора и Страны”, противопоставленная интерпретации “Великого Мятежа” как межклассового конфликта, открывала немарксистской историографии в одно и то же время две возможности: для пересмотра вигских стереотипов, с одной стороны, и для “противостояния” концепции буржуазной революции — с другой», — отмечал советский исследователь М.А. Барг2. Историки-ревизионисты отказались видеть в революционных событиях конфликт «двора» и «страны», утверждая, что «многие участники событий активно занимались политикой как при дворе, так и в провинции» и, следовательно, «“Двор и Страна” не могут стать идеологическим каркасом» политических событий 1640-х гг.3

Впрочем, некоторые исследователи все же взяли эту концепцию за основу своих теорий. В наше время идея противостояния группировок «двора» и «страны» имеет место как в зарубежной, так и в отечественной историографии4.

В английской политической терминологии раннего Нового времени термин country имел одновременно несколько значений. Во-первых, это традиционное обозначение сельской местности, графств, на которые разбита Англия. В XVI—XVIII вв. для этой страны было характерно четкое разделение территории на столичный округ (Лондон), где происходили все важные для государства события, и остальные провинции.

I von England: Politik, Provinz und Patronage, 1625—

Именно в Лондоне бурлила жизнь. Там находился король и парламент, туда стекались все товары в стране, там можно было сделать карьеру. Если джентльмен не стремился в Лондон, поближе к королевскому двору, он считался обычным сельским джентльменом (country gentleman) — честным, добродушным, славным человеком, но малообразованным и неинтересным. Именно таким, например, был вождь Английской революции Оливер Кромвель, который провел большую часть жизни в провинциальном Хантингдоне, занимаясь своим поместьем. Тем не менее в XVII в. Англия оставалась страной мелких городков и многочисленных деревень и поместий. К середине столетия только 20—25% жителей страны проживали в городах.

Еще одно значение термина country было политическим — именно графства выдвигали своих представителей в парламент. Особую важность этот факт приобрел во второй половине XVI в. Благодаря королеве Елизавете I парламент стал политически значимым в стране, и депутаты все чаще говорили в своих выступлениях об ответственности перед графствами, которые направили их в Вестминстер. Так, в дебатах по вопросу о монополиях в 1601 г. один из депутатов высказывался «от имени города и графства [country], которым я служу»5. В 1621 г. депутат Эдвард Элфорд критиковал парламент за то, что «не дал нам субсидий и не сделал ничего хорошего для нашего графства»6.

Наконец, термин country означал страну, в которой жил каждый англичанин. Так, король Карл II, выступая в парламенте в 1662 г., говорил о депутатах, что они «проявляют заботу о чести и благополучии короля и страны [country]»7. Таким образом, в английском политическом мире представителями Country party («сельской партии», «партии страны») являлись сельские джентльмены-помещики, патриоты как своих маленьких графств, так и «старой доброй Англии» в целом.

В то же время провинциальные поме-

ВЛАСТЬ

щики часто подчеркивали свой образ жизни, противопоставляя его «двору». Это проявилось как в политической литературе, так и в художественной, и даже в частной переписке. Так, граф Саутхемптон, вернувшись в свои владения из Лондона, писал в 1623 г. своему другу, известному дипломату Т Роу: «Я уже полностью сельский человек [countryman], и меня редко можно увидеть при дворе или в Лондоне. В такой жизни я нашел много покоя и удовлетворения»1. Известный писатель Н. Бретон опубликовал в 1618 г. трактат «Придворный и провинциал», в котором противопоставил два образа жизни — спокойную, мирную сельскую жизнь, основанную на религии и традициях, и бурную, нестабильную придворную суету, сопряженную с интригами и бесчестьем. Целью трактата было обличение жизни при королевском дворе, где положение любого придворного зависело исключительно от благосклонности короля: «В чем богатство придворного? В любви монарха. В чем счастье придворного? Бояться Господа, быть любимым королем, иметь возможность одалживать и никогда самому не занимать [денег]»2.

Королевский двор эпохи первых Стюартов представлялся местом падения нравов, особенно в активно распространявшейся в провинции дворянско-пуританской среде. Современные историки, основываясь на памфлетах того времени, описывают двор Якова I как «джунгли, кишащие гордыней, ревностью, притворством и предательством, где каждый стремился играть значительную роль, клевеща на остальных»3. Однако если двор первого монарха из рода Стюартов считался трамплином для восхождения многих молодых знатных людей, что вело к конкуренции между ними, то двор Карла I оказался закрытым для них. Второй Стюарт на английском престоле рискнул сломать старинные традиции доступности короля для подданных, ограничив возможность личных контактов с монархом. При его дворе оказалось трудно подать петицию, попасть в список «золотушных», которые раньше

часто «излечивались» королем. Многие молодые амбициозные дворяне оказались отторгнуты «двором» и стали сплачиваться в парламенте, критикуя политику Карла I. При этом они формировали негативный образ «двора», который был все более востребован в обстановке надвигающейся революции4.

Противопоставление образов плохого «двора» и хорошей «страны/провинции» можно проследить в речах депутатов парламента на протяжении конца XVI — первой половины XVII в. Так, в 1587 г. парламентарий-пуританин Трокмортон высказался: «Удивительно, насколько развитыми кажутся простые сельские люди, и насколько отсталыми

— мудрецы при дворе»5.

Наиболее заметным противостояние «двора» и «страны» в парламенте стало в 1620-е гг. Именно в это время термин country приобретает оппозиционное звучание. Быть «сельским» — значило состоять в оппозиции королю и его окружению, критиковать королевскую политику, с которой многие были не согласны. Так, во время дебатов в 1625 г. спикер палаты общин сразу же объявил, что считает себя «не придворным... а простым сельским джентльменом», подчеркнув тем самым свою политическую ориентацию. Сэр Джон Элиот, один из лидеров «сельской партии», писал, что дебаты «начал сельский джентльмен [Gentleman of the Countrie] неожиданно для “придворных” [Courtiers]». Говоря о количестве депутатов, Дж. Элиот отмечал, что «в Палате [общин] набиралось едва ли шестьдесят парламентариев, среди которых сельские [country] были не в большинстве»6. В 1629 г. депутат сэр Хэмфри Мэй заявил в палате общин: «Я желаю, чтобы мы не делились на “придворных” и “сельских джентльменов”». Однако термином «сельский» именовались не только коммонеры (члены палаты общин), но даже и оппозиционно настроенные пэры7.

Была ли «партия страны» по-настоящему мощным политическим движением, толкнувшим Англию к революции? Мы знаем, что да. Именно «сельские джентльмены» составляли костяк оппозиции, заседавшей в Долгом парламенте. Но вот была ли «партия страны» партией? Нет, не была. У группировки «сельских джентльменов» ни в парламенте, ни за его пределами не было четкой организации, политической программы и ярких лидеров. Они действительно представляли собой только «неопределенную, неполитическую... толпу людей», как верно их назвал Х. Тревор-Ропер. В противном случае «партия страны» никогда не допустила бы «беспарламентского правления» Карла I (1629—1640 гг.). К тому же отсутствие единой политической программы и лидеров привело парламентскую оппозицию к расколу на различные группировки уже после начала гражданской войны в 1642 г. П. Загорин объяснял этот факт «переходным характером политических отношений с 1620-х гг.»1.

В годы Английской революции образы «двора» и «страны» не были востребованы. Сторонники короны стали называться «кавалерами», а «сельские джентльмены»

— то «пресвитерианами», то «индепен-дентами», то «левеллерами». Гражданская

война уничтожила благочестивый образ провинциальной дворянской оппозиции, поскольку та, в отличие от «двора», потеряла свое единство.

И лишь возвращение монархии в Англию в 1660 г. реанимировало и дореволюционные политические термины. Правление Карла II было сопряжено с целым рядом негативных для страны и общественного мнения событий: войны,чума 1665 г., «великий пожар» в Лондоне 1666 г., финансовые затруднения. Уже к 1667 г. в парламенте сложилась мощная оппозиция королю и его первому министру графу Кларендону. Именно тогда вновь возвращаются в политический лексикон образы «двора» и «страны». Однако уже к концу 1670-х гг. их постепенно вытесняют названия «тори» (сторонники усиления короля) и «виги» (сторонники усиления парламента), хотя историки в дальнейшем все равно будут проводить между ними аналогии.

Таким образом, можно констатировать, что политических партий «двора» и «страны» в предреволюционной Англии не существовало. Но были парламентские группировки, успешно использовавшие «сельский/провинциальный» образ как оппозиционный «двору». Этот успех подтверждается тем фактом, что спустя двадцать революционных лет политические деятели снова вернулись к прежней терминологии, которая надолго закрепилась в английской политической традиции Нового времени.