Президиум ЦК КПСС в поисках путей выхода из венгерского кризиса 1956 г. Влияние внешних факторов на принятие решения

А.С. Стыкалин

ПРЕЗИДИУМ ЦК КПСС В ПОИСКАХ ПУТЕЙ ВЫХОДА ИЗ ВЕНГЕРСКОГО КРИЗИСА 1956 г. ВЛИЯНИЕ ВНЕШНИХ ФАКТОРОВ НА ПРИНЯТИЕ РЕШЕНИЯ

В статье на основе записей заседаний Президиума ЦК КПСС за конец октября 1956 г. предпринята попытка оценить влияние некоторых внешних факторов (и прежде всего Суэцкого кризиса) на эволюцию позиции руководства СССР в условиях венгерского кризиса. Автор доказывает, что решение о крупномасштабной военной операции в Венгрии и приведении к власти правительства, находящегося под полным советским контролем, было принято после долгих колебаний 31 октября, причем и военная акция в Венгрии, и ультиматум, адресованный Великобритании и Франции, с требованием немедленного прекращения военных действий против Египта явились двумя составными частями единого плана демонстрации военной мощи СССР, что было призвано опровергнуть сформировавшиеся на Западе представления об ослаблении державного положения СССР за годы, прошедшие после смерти Сталина. При осуществлении советской политики принимались во внимание заявления официальных лиц США о невмешательстве в дела Венгрии как страны, находящейся в советской сфере влияния, и неподдержка Соединенными Штатами ближневосточной политики собственных союзников по НАТО.

Публикация в середине 1990-х гг. черновых протокольных записей заседаний Президиума ЦК КПСС за конец октября - начало ноября 1956 г. позволила сделать существенный шаг в процессе реконструкции отклика официальной Москвы на целый ряд внешеполитических вызовов, перед которыми оказалось осенью 1956 г. руководство КПСС. Речь идет о мощном общественном движении в Польше под знаком более равноправных отношений

© Стыкалин А.С., 2014

с СССР, о венгерском восстании 23 октября 1956 г., вследствие которого в течение считаных дней в этой стране рухнула вся система коммунистической власти в центре и на местах, наконец, о Суэцком кризисе - военной акции Великобритании и Франции (при участии Израиля), направленной против Египта, национализировавшего в конце июля Суэцкий канал1.

Из записей, выполнявшихся чиновником, близким Н.С. Хрущеву, - заведующим общим отделом ЦК КПСС В.Н. Малиным, при всей их обрывочности и заведомой неполноте2, можно составить представление о позициях отдельных членов Президиума ЦК КПСС и их проявлении в ходе дискуссий. Имели ли место реальные дискуссии или же решения принимались по большей части автоматически, в порядке одобрения точки зрения первого секретаря ЦК Н.С. Хрущева? Превратился ли Президиум (Политбюро) ЦК из (в лучшем случае) совещательного органа, каким он был при жизни Сталина, в полновластную структуру? Как изменялся характер обсуждения по мере укрепления положения Хрущева, его ведущей роли в послесталинском «коллективном руководстве» КПСС? В какой мере можно говорить о противоборстве либеральной и консервативной тенденций в осуществлении линии Президиума ЦК? Как сосуществовали в сознании советских лидеров и проявлялись при выработке принципиальных решений идеологические стереотипы, идущие от коминтерновской, большевистской традиции, и сугубо державный подход? Можно ли говорить о том, что наряду с интересами борьбы за власть для кого-то в партийном руководстве не утратила своего значения и забота о благополучии народа?

Попытки ответить на все эти вопросы предпринимались и ранее, но главным образом на основе мемуаров. Ознакомление с рабочими записями заседаний и постановлениями Президиума ЦК КПСС, причем не только за осенние месяцы 1956 г., но и за весь десятилетний период3, позволяет исследователям дать гораздо более рельефную картину механизмов принятия решений, больше узнать о характере и стиле работы высшего органа партии, опираясь на более достоверный, чем мемуары, источник. Источник тем более существенный, что вопреки действовавшему законодательству Политбюро (Президиум) ЦК правящей партии на протяжении всего советского периода было реальным органом власти в стране. Этот орган предстает в записях Малина уже не как некая анонимная обезличенная инстанция, принимавшая ответственные решения от имени партии, - в документах находят отражение разноголосица мнений, борьба отдельных деятелей за доминирование своей позиции и неизменно сопутствующие этой борьбе интриги, прослеживается возникновение временных тактических союзов, складывавшихся с целью закрепления властных позиций.

Публикация записей заседаний руководства КПСС позволяет преодолеть некоторые стереотипы, устоявшиеся в исторической науке, отбросить не подтвержденные документами версии. Согласно одной из них, в Президиуме ЦК уже 28 октября взяли верх сторонники силового разрешения венгерского кризиса4. Однако внимательное прочтение записи заседания за этот день5 свидетельствует об обратном. Советское руководство действительно не исключало возникновения ситуации, когда, «может быть, придется назначить правительство самим» («выработать свою линию, к ней присоединить венгерских людей»). Вместе с тем при всей озабоченности кремлевских лидеров происходящим в Венгрии и при всем их недовольстве уступчивостью премьер-министра Имре Надя в руководстве КПСС после долгих дискуссий в конце концов возобладала точка зрения о предпочтительности мирного пути - необходимости удержать под контролем действующее правительство, подвергавшееся сильному давлению справа. И это несмотря на то, что правительство И. Надя именно 28 октября объявило о прекращении вооруженной борьбы с повстанцами и отказалось от оценки происходящих событий как контрреволюции, провозгласив их национально-демократическим движением (о чем знали в Москве из донесений членов Президиума ЦК КПСС А.И. Микояна и М.А. Суслова, находившихся в Будапеште с 24 октября6). Как это ни парадоксально, главный советский «силовик» маршал Г.К. Жуков первым призвал соратников к проявлению политической гибкости. Возникла идея подготовить обращение к венграм от имени советского правительства в поддержку Имре Надя («А то только стреляем», -красноречиво заметил при этом Хрущев). Решение о поддержке правительства И. Надя было принято единогласно: в его пользу сдержанно высказались даже «ястребы» - В.М. Молотов и К.Е. Ворошилов («Не на кого опираться. Иначе война»). Премьер-министр Н.А. Бул-ганин отметил, что продолжение боевых действий в Венгрии «нас втянет в авантюру», а Л.М. Каганович добавил, что оно «уведет нас далеко». Решено было не возражать против требования правительства И. Надя о выводе советских войск из Будапешта, куда они вступили в ночь на 24 октября для «наведения порядка»7, в места их постоянной дислокации. Г.М. Маленков при этом затронул вопрос о необходимости согласия правительств соответствующих стран на пребывание советских войск.

При обсуждении ситуации в Венгрии принимался во внимание свежий опыт мирного разрешения кризиса в Польше. Смирившись

с возвращением на польский политический олимп В. Гомулки, выступавшего за расширение самостоятельности Польши в рамках социалистического выбора, и пожертвовав маршалом К.К. Рокоссовским, освобожденным с поста министра обороны ПНР, лидеры КПСС пошли на уступки, которые, однако, сразу оправдали себя: уже 24 октября в Кремле не могли не заметить первых признаков ослабления напряженности в Польше. Рискнув после долгих колебаний сделать ставку на В. Гомулку с его прочной репутацией «право-националистического уклониста», в Москве увидели, что менее зависимое от нее, но в то же время более популярное в своей стране коммунистическое руководство может оказаться для СССР предпочтительнее марионеточного правительства, поскольку способно собственными силами нейтрализовать недовольство в обществе и тем самым доставить меньше хлопот. Сдвиг вправо был предотвращен, Польша сохранена в качестве военного союзника. Удача мирного варианта развития в Польше, равно как и очевидная неэффективность вооруженной акции в Венгрии, где ввод советских войск только подлил масла в огонь вооруженного противостояния, заставили советских лидеров еще раз всерьез рассмотреть вопрос о возможностях мирного, политического урегулирования венгерского кризиса, лишь обострившегося после применения военной силы. При этом, конечно же, осознавались пределы уступок: можно было вывести войска из Будапешта, можно было позволить венгерским коммунистам включить в правительство (в целях расширения его социальной базы) деятелей из крестьянских партий 1945-1948 гг., можно было в крайнем случае даже разрешить венгерским властям признать справедливость многих требований повстанцев, но никак нельзя было допустить утраты коммунистами власти, ухода их в оппозицию.

Согласно распространенной версии, декларация правительства СССР от 30 октября об основах развития и дальнейшего укрепления дружбы и сотрудничества между СССР и другими социалистическими странами была не более чем уловкой, предпринятой для отвода глаз от военных приготовлений8. Однако запись заседания Президиума от 30 октября показывает, что советское руководство на основе венгерского опыта всерьез рассматривало вопрос о необходимости некоторой корректировки характера отношений внутри социалистического лагеря. «Ходом событий обнаружился кризис наших отношений со странами народной демократии», - говорил министр иностранных дел СССР Д.Т. Шепилов. Антисоветские настроения в этих странах широки, продолжал он, и для того, чтобы их преодолеть, необходимо «устранить элементы командования» из практики межгосударственных отношений. Г.К. Жуков расценил венгерский кризис как урок «для нас в военно-политическом отношении». «Упорствовать дальше - неизвестно, к чему это приведет», - заключил он. Зампред Совета Министров СССР М.З. Сабуров связал истоки происходящих событий с недостаточно последовательным воплощением идей XX съезда КПСС.

Силовая политика в Венгрии, таким образом, не оправдывала себя. Очевидная неудача военного вмешательства 24 октября не только заставляла советских лидеров искать другие, более действенные способы разрешения венгерского кризиса, но и вплотную подводила их к мысли о необходимости определенного пересмотра характера отношений с восточноевропейскими странами, поскольку, при всей видимой всеохватности советского контроля над Восточной Европой, на самом деле не решалась главная задача - сохранение внутриполитической стабильности в странах этого региона, находящегося в непосредственной близости от СССР и входящего в сферу его жизненных интересов. Пребывая в состоянии немалой растерянности - ведь все испытанные до тех пор средства оказались неэффективными, - советские руководители решили всерьез (!) испробовать мирный вариант, увидев в курсе И. Надя на компромисс с повстанцами (при условии сохранения основ коммунистического правления) последний шанс на стабилизацию обстановки.

Однако и эти надежды себя не оправдывали. Последующее разочарование в мирной тактике было связано с осознанием слабости правительства И. Надя, не способного контролировать ситуацию («мы пошли навстречу, но нет теперь правительства»). Сказался и еще целый ряд факторов: давление китайского руководства9, развитие событий на Ближнем Востоке, где дружественный СССР Египет, за несколько месяцев до этого национализировавший Суэцкий канал, подвергся атаке со стороны Великобритании и Франции с участием Израиля. 28 октября военные приготовления на Ближнем Востоке были для Хрущева аргументом в пользу мирного разрешения венгерского кризиса - он хотел противопоставить свою способность к выработке мирного пути силовой политике империалистов. Однако массированная атака на Египет, произошедшая в последующие дни, заставила советского лидера пересмотреть свое отношение. Перспектива поражения Египта и угроза утраты власти коммунистами в Венгрии были восприняты им как звенья одной цепи, симптомы фронтального наступления сил империализма и отступления сил социализма и их союзников во всемирном масштабе («Если мы уйдем из Венгрии, это подбодрит американцев,

англичан и французов империалистов. Они поймут как нашу слабость и будут наступать... К Египту им тогда прибавим Венгрию. Выбора у нас другого нет»). Демонстрация военной силы в Венгрии стала бы, с точки зрения Хрущева (поддержанной соратниками), наилучшим опровержением представлений о слабости СССР, именно так она была бы воспринята во всем мире.

Не меньшую роль сыграл и внутренний фактор - реальные опасения Хрущева, что утрата Венгрии как союзника вызовет негативный отклик многих его соратников по партии (не только крайних сталинистов), покажется им явным симптомом ослабления державного положения СССР за годы, прошедшие после смерти Сталина (показательно его высказывание на заседании Президиума ЦК 31 октября: «Мы проявим тогда слабость своих позиций. Нас не поймет наша партия»)10. Как справедливо заметил еще в 1958 г. первый биограф Имре Надя известный публицист и политолог Тибор Мераи, Хрущеву нужно было предотвратить образование враждебной ему коалиции консерваторов и силовиков, доказав, что он дорожит целостностью империи не меньше других.

За один день установки руководства СССР кардинально изменились («Пересмотреть оценку, войска не выводить из Венгрии и Будапешта и проявить инициативу в наведении порядка в Венгрии»). С таким трудом, но, казалось бы, уже обретавшая свои очертания новая концепция восточноевропейской политики СССР, предоставлявшая союзникам большее поле самостоятельности, была на следующий же день, 31 октября, отброшена, произошел откат к более традиционной политике силового диктата. И это несмотря на то, что сложившаяся международная обстановка и однозначно декларированная позиция США едва ли давали серьезные основания говорить о возможности межблокового конфликта («Большой войны не будет», - признал сам Хрущев).

Впрочем, Декларация 30 октября не была мертворожденным документом. В ноябре-декабре 1956 г. делегации Польши и Румынии, ссылаясь на нее, добились от Москвы определенных подвижек в двусторонних отношениях (не в последнюю очередь экономических). Показательна и хрущевская трактовка сути декларации, выраженная в словах: «Мы придерживаемся Декларации. С Имре Надем это невозможно». По мнению советского лидера, принятый документ применим, только когда речь идет об отношениях между социалистическими странами; в Венгрии же коммунисты уже теряют власть.

Бесспорно, антиегипетская акция Великобритании и Франции стала тем внешним фоном, на котором советские военные действия

в Венгрии, начатые 4 ноября, могли бы вызвать более снисходительное отношение мирового общественного мнения. Кроме того, вовлеченность стран НАТО в суэцкий конфликт снижала вероятность активного вмешательства этого блока в Восточной Европе, тем более в момент, когда внутри западного лагеря впервые за послевоенный период столь отчетливо проявились разногласия -президент США Д. Эйзенхауэр в разгар предвыборной кампании однозначно не поддержал ближневосточную операцию союзников, осуществленную без должного согласования с Вашингтоном. Самостоятельные, несогласованные действия Лондона и Парижа в условиях столь острого международного кризиса были восприняты в Белом доме как определенное проявление нелояльности11. Как бы там ни было, благодаря Суэцкому кризису СССР получал больше свободы в венгерских делах, ближневосточные события, насколько можно предполагать на основе записей заседаний Президиума, ускорили принятие решения по Венгрии.

Как видно из записей, членам Президиума ЦК приходилось параллельно заниматься Суэцким и венгерским кризисами. Что касается жесткого, ультимативного заявления советского правительства в адрес Великобритании и Франции, сделанного в ночь с 5 на 6 ноября и интерпретированного на Западе как угроза применения ядерного оружия, его также необходимо рассматривать в венгерском контексте. Проявление временной слабости в Венгрии заставляло искать пути компенсации в Египте. И военная акция в Венгрии, и ультиматум, адресованный европейским державам, воспринимаются как две составные части единого плана демонстрации военной силы, причем предпринятые шаги были до известной степени синхронизированы. При осуществлении советской политики расчет делался как на декларированное невмешательство США в венгерские дела12, так и на неподдержку Соединенными Штатами ближневосточной политики своих союзников. В Москве могли позволить себе блефовать, имея представление о позиции Вашингтона. В сложившейся ситуации США пытались повлиять на союзников, принуждая их к прекращению акции, в Вашингтоне резонно опасались, что затягивание операции, крайне непопулярной в общественном мнении всех развивающихся стран, только упрочит авторитет президента Египта Г.-А. Насера в качестве харизматического лидера всего арабского мира, сделает его знаменем антиколониалистского движения и этим неминуемо воспользуется СССР в целях укрепления своих позиций на Ближнем Востоке и - шире - в третьем мире. Американские дипломаты убеждали своих европейских партнеров не давать СССР повода, чтобы закрепиться в регионе. Задача эта не была достигнута. Предприняв огромные пропагандистские усилия и использовав уже приобретенные рычаги влияния на формирующееся движение неприсоединения, СССР сумел приписать себе главную заслугу в прекращении огня в зоне Суэцкого канала. Провалившаяся военная акция двух европейских держав объективно способствовала усилению советских позиций на Ближнем Востоке. Если на венгерском направлении СССР, учитывая крайне негативный отклик в мире на свою акцию, в немалой мере проиграл, то на ближневосточном направлении он однозначно выиграл. В Кремле это хорошо понимали. Можно сослаться на высказывания А.И. Микояна, который на июньском пленуме ЦК КПСС 1957 г., не поддержав предпринятую перед этим попытку отстранить от власти Хрущева, записал в актив первому секретарю ЦК КПСС то, что после Суэцкого кризиса Запад уже не может без согласования с СССР проводить свою ближневосточную политику13. Что касается самого Н.С. Хрущева, то он на декабрьском пленуме ЦК КПСС 1956 г. увидел взаимосвязь венгерского и ближневосточного кризисов в том, что наступление СССР в Венгрии послужило сдерживанию империализма в Египте: «Если бы мы не набрались смелости и упустили бы, не дали отпора венгерской контрреволюции, то ими была бы перейдена красная линия [на Ближнем Востоке]. А сейчас англичанам приходится выбираться из Египта, ведь это позор»14. Но через считаные недели, осознавая, что дальнейшая демонстрация силы может нарушить в третьем мире представление об СССР как о миролюбивой державе, Президиум ЦК КПСС активно обращается к обсуждению проблем разоруже-ния15. За демонстрацией силы в качестве компенсации произведенного впечатления должна была последовать демонстрация миролюбия.

При всех разногласиях между членами Президиума ЦК КПСС и при всех столкновениях амбиций постсталинское «коллективное руководство» (плод конкретно-исторической ситуации весны 1953 г.)16 до наступившего в 1957-1958 гг. хрущевского «единовластия» выступало как орган, в целом способный к результативному, согласованному принятию оперативных внешнеполитических решений. Глубоко укорененные традиции большевистской этики не позволяли никому упорствовать в своих взглядах, ведь любое чрезмерное упорство могло повлечь за собой обвинения во фракционности. Каждому следовало вовремя присоединиться к мнению большинства. Так поступил, в частности, Микоян, который 1 ноября 1956 г. по возвращении из Будапешта довольно резко выступал против дальнейшего советского военного вмешательства в Венгрии17. Вместе с тем и первое лицо в партии, Хрущев, при существующем раскладе сил в руководстве должен был действовать

с оглядкой на мнение «коллектива». Надо при этом иметь в виду, что даже между самыми крайними флангами политического спектра в Кремле - «ультраконсерватором» В.М. Молотовым и «ультралибералом» А.И. Микояном - не было принципиальных расхождений по самым существенным вопросам, связанным с пониманием геополитических интересов СССР, особенно там, где дело касалось сохранения контроля СССР над своей сферой влияния в Восточной Европе, обеспечения власти компартий в странах блока. Устранение Хрущевым конкурентов в 1957-1958 гг., усилив позиции первого секретаря ЦК КПСС и лишив его противовеса в лице так называемого коллективного руководства, негативно сказалось на эффективности работы Президиума ЦК и усилило риск принятия авантюрных решений, создававших (как в случае с Карибским кризисом октября 1962 г.) реальную угрозу крупномасштабного ядерного конфликта.

Примечания

Записи, относящиеся к периоду апогея венгерского кризиса, были опубликованы в 1996 г. сначала в российском журнале «Исторический архив» (№ 2, 3) и в том же году в Венгрии. Позже вошли в кн.: Советский Союз и венгерский кризис 1956 года: Документы / Под ред. Е. Ореховой, В. Середы, А. Стыкалина. М.: РОССПЭН, 1998. Позднее, дополненное издание: Президиум ЦК КПСС. 1954-1964: В 3 т. / Под ред. А.А. Фурсенко. Т. 1: Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. М.: РОССПЭН, 2003.

См.: Стыкалин А.С. Советско-венгерские отношения 1954-1964 годов в записях заседаний Президиума ЦК КПСС // Восточный блок и советско-венгерские отношения: 1945-1989 годы. СПб.: Алетейя, 2010.

Президиум ЦК КПСС. 1954-1964 / Под ред. А.А. Фурсенко. Т. 1-3. М.: РОССПЭН, 2003-2008.

См.: Желицки Б.Й. Имре Надь // Вопросы истории. 2006. № 8. Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Т. 1. С. 181-187. Далее цитаты из выступлений на заседаниях Президиума ЦК даются по этому изданию. См. их донесения: Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Раздел III. См.: Стыкалин А.С. Прерванная революция. Венгерский кризис 1956 года и политика Москвы. М.: Новый хронограф, 2003. См.: Желицки Б.Й. Указ. соч.

См.: Стыкалин А.С. Позиция руководства КПК в условиях польского кризиса октября 1956 г. // Российско-польский исторический альманах. Ставрополь; Волгоград; М.: Изд-во СГУ, 2009. Вып. IV.