Спросить
Войти
Новые торговцы сыграли действительно важную роль в развертывавшемся накануне Синьхайской революции, носившем характер антиимпериалистической и патриотической борьбы движении за возвращение Китаю прав на рудники и разработку полезных ископаемых, на строительство железных дорог, которое приобрело окраску движения за идеи экономического национализма. Эти события достигли широкого масштаба и особо острый характер приобрели в провинции Сычуань, развернулись в провинциях Хубэй, Хунань, Гуанси, Цзянси, Чжэцзян.
Свержение в ходе Синьхайской революции Цинской династии, создание Китайской Республики объективно создали благоприятные условия для развития национальной промышленности и торговли, способствовали дальнейшему развитию экономического национализма в среде новых торговцев и предпринимателей, считавших, что Синьхайская революция дала им «наилучший шанс», о чем заявил созданный в 1912 г. Торгово-промышленный союз Китайской Республики.
И.С. Ермаченко
Профессор факультета гуманитарных наук университета Кэйсэн (Токио) рассматривает перемены, произошедшие под влиянием Японо-китайской войны, и приходит к выводу, что опыт пережитого предопределил нормы общественной жизни Японии на годы вперед.
Предшествующие войне 20 лет были временем соперничества Японии и Китая за влияние в Корее. Под влиянием Японии Корея объявила себя независимой от Китая страной и некоторое время проводила модернизацию армии при поддержке японских специалистов, но вскоре произошло антияпонское восстание, и вассальные связи Кореи с Китаем были восстановлены. В 1885 г. был подписан Тяньцзиньский договор между Китаем и Японией: обе стороны обязались вывести войска из Кореи. В 1894 г. власти Кореи обратились к Цинскому правительству за помощью в подавлении восстания. Это стало поводом для ввода японских войск в
Корею. К моменту вторжения японской армии восстание было уже подавлено, что поставило кабинет министров Японии в двусмысленное положение: с одной стороны, возвращение японских войск без достижения каких-либо военных целей усилило бы критику кабинета со стороны парламента, с другой - все правительство во главе с Ито Хиробуми было против войны, считая, что Китай имеет больше шансов на победу. Китайский военный флот к тому времени включал 82 судна общим водоизмещением 85 000 тонн, тогда как японский флот состоял из 28 кораблей, общим тоннажем на 59 000 тонн. Лучшие китайские корабли были построены под руководством немецких инженеров (с. 7).
Правительство решило предъявить ультиматум Корее, поскольку правительство Ито было непопулярно и имело серьезные разногласия с парламентом. Общественное мнение было за войну. Участники Движения за народные права - наиболее активного общественного движения тех лет - были ярыми сторонниками агрессивной внешней политики, так как считали, что распространение влияния Японии в мире непременно улучшит положение народа. Идеология подчинения Кореи сэйканрон (досл. «идеология похода против Кореи») (приверженцы видели ее истоки в походах легендарной императрицы Дзингу и Тоётоми Хидэёси, военачальника XVI в.) начала зарождаться в эпоху Токугава в сочинениях таких ученых, как Ёсида Сёин, и была неразрывно связана с идеями сонно: дзё:и («почитай императора, изгоняй варваров») - главной движущей силы реставрации Мэйдзи. Представители движения за народные права унаследовали риторику сэйканрон по причине того, что главные активисты движения происходили из того же слоя, что и деятели реставрации - самурайского сословия и зажиточных крестьян.
Развитие идей сэйканрон до войны связано с культом Сайго Такамори. Сайго покончил с собой после поражения поднятого им восстания за 20 лет до войны. Общественное мнение вплоть до Японо-китайской войны было на стороне восставших, а не правительства. Ходили слухи, что Сайго жив. 11 февраля 1889 г. Сайго был посмертно помилован и награжден придворным рангом, причиной тому частично была симпатия, которую всегда питал к нему император, частично - желание усмирить народное недовольство правительством. В 1873 г., до восстания, Сайго Такамори отчаянно
выступал за то, чтобы послать японские войска в Корею. Вначале правительство одобрило его идею, но затем решение было отменено. Тогда Сайго отказался от своих официальных постов и вернулся в Сацума. В представлении Сайго возвращение власти императору после реставрации означало, что император с правителями меньших стран должен обращаться не на равных, как делали сёгу-ны дома Токугава, но как покровитель. Характерно, что песни времен Японо-китайской войны обвиняют китайцев в смерти Сайго Такамори и Окубо Тосимити. Война рассматривалась обществом как месть японского народа за своих героев, а Сайго для японцев в конце XIX в. символизировал героизм и преданность правому делу.
Во время войны несколько устаревшие идеи сэйканрон, которые распространял Сайго, получили новое звучание. Мыслитель Утимура Кандзо в своей книге «Япония и японцы» привел биографии наиболее выдающихся японцев, список которых возглавлял Сайго. Используя его биографию как отправную точку, Утимура по-своему обосновывает войну: Япония должна расширить свою территорию, чтобы уравновесить экспансию европейских стран -это ее миссия в Азии. Япония должна нести прогресс и цивилизацию в другие азиатские страны, и война эта, таким образом, справедлива. Сайго из предводителя восстания бывших самураев, требовавшего восстановления феодального порядка, превратился в общественном сознании в провозвестника современности и прогресса Японии.
Война получила невиданное до того освещение в газетах: на фронт было направлено в общей сложности 129 репортеров от 66 печатных изданий (с. 26). В то время газетное дело в Японии набирало обороты, и издатели существовали в условиях жесткой конкуренции за читателей. Тираж газет за время войны увеличился многократно. Например, «Кокумин симбун» - не самая крупная газета - благодаря привлечению талантливых корреспондентов увеличила тираж с 7000 до 20 000 (с. 155). По сути это была «информационная революция» (с. 27) для Японии: было создано общество с монолитной системой ценностей, единой оценкой событий, транслятором которых на данном этапе были газеты.
Среди военных корреспондентов были выдающиеся в будущем деятели японской культуры: художник Асаи Тю:, писатели Мацубара Ивагоро и Куникида Доппо, каллиграф Накамура Фусэцу, поэт Масаока Сики. Были и будущие политики и члены парламента (Хикита Эйкити, Фуруя Хисацуна, Фукумото Нитиан и др.). Мацубара Ивагоро по впечатлениям от путешествия по Корее издал в 1896 г. книгу, которая стала беспрецедентным бестселлером: несмотря на географическую близость, японцы мало знали о жизни в Корее. В книге Мацубара описывал благородную, изысканную внешность корейцев, которая контрастировала с бедностью и неопрятностью их жилищ. В завуалированном виде Мацубара внушал читателю следующую идею: Корея - отсталая страна (хваля внешность корейцев, он сравнивал ее не с современными стандартами красоты, а с образцами «классической эпохи» Японии). Но как люди с врожденным благородством корейцы обладают большим потенциалом для развития, и долг Японии - помочь Корее осуществить модернизацию.
В том же духе написаны статьи Куникида Доппо о Корее. В них он коснулся и китайцев: многие из них даже не подозревают о том, что их страна ведет войну, в отличие от японцев, охваченных патриотическим порывом. Поражение отсталого Китая неизбежно, с точки зрения Куникида.
Журналисты стремились создать негативный образ китайских солдат как сражающихся за деньги и убегавших при первой же опасности наемников, семьи которых (в отличие от японских семей военнослужащих) не имели никаких социальных гарантий в случае гибели кормильца. Их статьи были призваны поднять престиж военной службы и вселить веру в непобедимость японской армии. Журналисты писали, что китайцам свойственны предрассудки: к примеру, вера в фэншуй, а также социальная несправедливость: огромные богатства сконцентрированы в руках кучки невежественных и ленивых представителей элиты. По контрасту с образом врага создавался и собственный образ: Япония изображалась страной прогрессивной, современной, с обществом, построенным на принципах социальной справедливости. Из этого сама собой вытекала идея о ее мессианской роли в Азии.
Вольное освещение военных действий длилось недолго: 30 апреля 1894 г. вышел приказ, согласно которому военные корреспонденты подчинялись определенным офицерам, которые могли выслать репортера обратно в Японию, если его статьи будут сочтены вредными для интересов кампании. Это вылилось в жесткую
цензуру: например, бойня при взятии Порт-Артура, в результате которой была перебита значительная часть гражданского населения, освещалась в японской прессе с умолчанием о жертвах среди мирных жителей. О чудовищной резне стало известно благодаря журналисту «Нью-Йорк дейли» Джеймсу Крилману. Сразу после выхода его статьи в японской прессе развернулась кампания критики западных журналистов за стремление опорочить величайшую победу японского оружия.
Газеты печатали истории о героизме японских солдат. Стал популярным сюжет о раненом моряке, который не умирает до тех пор, пока товарищи не сообщают ему о потоплении китайского корабля. Услышав радостное известие, моряк умирает счастливым. Вариации данной истории, впервые опубликованной на страницах газеты «Хо:ти симбун», появлялись во множестве других изданий. Но самую большую известность получила история, вошедшая в японские учебники, о горнисте, получившем смертельное ранение на поле боя, но продолжавшем трубить наступление до последнего вздоха.
По мотивам этих историй были сочинены песни, снискавшие большую популярность. В песнях не называлось имя солдата (хотя точное указание характерно для японской художественной культуры) - это был обобщенный образ нескольких героев, с которыми мог ассоциировать себя любой японец. К началу Второй мировой войны имя Кигути Кохэя (под таким именем в японских учебниках упоминался горнист, хотя во время войны газеты называли разные варианты его имени) знал без преувеличения каждый японец, оно стало одним из «национальных мифов» (с. 67). Война впервые в истории Японии возвела в ранг героев простых солдат, а не военачальников. Так рождался национальный миф, в котором каждый мог стать героем независимо от регионального или классового происхождения.
Несомненно, газетчики специально охотились за историями о героическом поведении солдат и намеренно приукрашивали их, поскольку спрос публики на такие истории был велик: «героизм хорошо продавался» (с. 69). Были истории и совсем невероятные: например, о капитане Накагава, якобы избавившем корейскую деревню от ужасного тигра, пожиравшего жителей. Сая отмечает, что представление о собственном героизме и мессианстве имело негативный эффект в долгосрочной перспективе: общественное сознание было абсолютно не подготовлено к тому, что Корея и другие народы могут сопротивляться «благодеяниям» со стороны Японии.
Война получила отражение в популярной культуре. К примеру, известный рассказчик (традиционный жанр рассказа под аккомпанемент сямисэна) Бито: Иттё: стал известен впервые благодаря собственному изложению истории о храбром горнисте. Постановка военных пьес принесла популярность театру нового жанра со: си сибаи - труппе под руководством Каваками Отодзиро. Пьеса «Японо-китайская война» в семи актах, написанная под сильным влиянием европейских пьес «Мишель Строгофф» (Жюля Верна) и «Взятие Пекина» (д&Эннери), была поставлена в 1895 г. Она стала беспрецедентным хитом во всей истории японского театра. Особый восторг публики вызывали батальные сцены.
Пьесы о войне с некоторой задержкой были поставлены и в традиционном театре кабуки, однако они не имели такой популярности, поскольку актеры кабуки были зажаты в тиски традиционного, наполненного условностями стиля исполнения и не могли, в отличие от труппы Каваками, натуралистично изображать сражения. Кроме того, и сюжет, и диалоги в спектакле кабуки были выполнены в традиционном стиле. Японо-китайская война способствовала тому, что кабуки окончательно отошел на второй план и занял нишу традиционного театра с классическим репертуаром, неспособным, несмотря на художественные достоинства, реагировать на современные события.
По мнению Сая, Каваками использовал пьесу на военную тему не из идеологических соображений, а с целью привлечения публики. Восторг от войны был неподдельным: газеты и деятели культуры лишь частично способствовали ему. Скорее наоборот, колоссальный общественный спрос спровоцировал появление соответствующих художественных произведений и газетных статей. Позже Каваками отправился на гастроли в расположение японских частей в Корее и по впечатлениям от поездки поставил еще одну военную пьесу.
Массовое распространение получила военная ксилография. Это был последний взлет традиционного искусства: уже во время Русско-японской войны гравюра была полностью вытеснена фотографией.
По стране прошла волна создания добровольческих отрядов, которое началось к июню 1894 г. Большинство таких отрядов набиралось из бывших самураев. Один из отрядов составляли, к примеру, ветераны войны Босин (гражданской войны после реставрации). Также отряды создавали представители Движения за народные права и гангстеры кё:каку (предшественники современных якудза). Особенно любопытен пример последних: отряд под предводительством «босса» Иси Сада, к примеру, состоял из тысячи человек (с. 99). Добровольческие отряды создавали также мастера меча, борцы сумо и другие люди, связанные с боевыми искусствами. 7 августа 1894 г. правительством был издан указ, в котором власти, выражая признательность гражданам за поддержку, отказывались от использования добровольческих отрядов в местах сражений, после чего создание таких объединений естественным образом пошло на спад. Подобные добровольческие отряды больше не создавались. Движение, которое возглавляли бывшие самураи, было прощальным вздохом старого порядка.
Возникла традиция делать частные пожертвования в пользу армии. Индивидуальные пожертвования чаще всего предоставляли бывшие даймё: (такие, как Мацудайра или Маэда), остальные шли от различных объединений и ассоциаций бизнесменов, приверженцев какого-либо из течений буддизма, представителей традиционных искусств и т.п. Газета «Ёмиури-симбун» распространила трогательную историю о бедной семье, которая, экономя на самом необходимом, пожертвовала пять йен - большую сумму по тем временам.
С первыми победами по Японии прошла череда массовых гуляний - никогда не проводившихся до этого. 19 сентября 1894 г. выставка в святилище Ясукуни, на которой были представлены трофеи войны (цинские замена и т.п.), собрала толпы посетителей. Было пышно отмечено взятие Порт-Артура: 24 ноября 1894 г. новость достигла Японии, а празднования состоялись 26 ноября. Они состояли из массовых гуляний, бесплатного угощения и процессии, прошедшей по улицам Токио с криками «Бандзай!» По случаю окончания войны 9 декабря 1894 г. состоялся военный парад, который привлек неожиданно большое число зрителей. За день токийские конные трамваи провезли рекордное число в 66 000 пассажиров (с. 113), переполнены были также поезда, следовавшие по
маршруту из Йокогамы в Токио. Власти еще не имели опыта организации подобных мероприятий, и зрелище закончилось давкой, в которой пострадало немалое число людей; определенные проблемы создала и нехватка общественных туалетов. На церемонии, проведенной жрецами синто:, присутствовал наследник престола. В тот же день была проведена мемориальная служба в память о погибших: ритуал исполнили 50 буддийских монахов. На пруду Сино-бадзу было устроено представление с фейерверком, которое воссоздавало с помощью моделей кораблей битву на реке Ялуцзян.
Война оказала значительное влияние на жизнь и воспитание детей. Редакционная статья «Токио асахи симбун» от 2 августа 1894 г. призывала использовать опыт войны для воспитания молодежи в духе патриотизма, и общество моментально восприняло призыв газеты. Резко возросла популярность игрушек, связанных с военной тематикой. Каждый номер журналов для детей «Сё:нэнъэн», «Сё:кокумин» и др. содержал исключительно рассказы о войне. Появилось много произведений художественной прозы о войне, ориентированных на детей, например повесть Идзуми Кё-ка «Волны после морского сражения». Был выпущен специальный «военный» вариант популярной настольной игры сугороку. В центре доски для игры помещалась карта «Восточной Азии после войны», на которой японский флаг развевался не только над Тайванем, но и Маньчжурией, которая попала в орбиту японского влияния позднее, но претензии на которую были заявлены уже в ходе Японо-китайской войны. Излюбленным развлечением мальчиков стали игры, воспроизводящие сражения, в которых одна группа изображала японскую, а другая - китайскую армию. Был зафиксирован случай нападения детей на троих китайских торговцев в Токио: группа мальчиков начала кидать в китайцев камнями; инцидент обошелся без серьезных последствий. Детей захватило и общее стремление пожертвовать средства для фронта: в сентябре 1894 г. «Ёмиури симбун» сообщала о том, что группа школьников для сбора средств на пожертвования занялась сбором каштанов для продажи. Это происходило исключительно по инициативе детей, хотя учителя помогли организовать продажу.
После Японо-китайской войны в школьные учебники (особенно родной речи) неизменно помещались тексты, связанные с войной, военной службой и патриотическим долгом. Они могли быть рассказом о главных сражениях войны, стихотворениями, посвященными войне, или текстом, рассказывавшим о военной службе. Часто приводилось «Письмо капитана Сима», написанное домой перед сражением на реке Ялуцзян, в котором он погиб, и опубликованное после его смерти. Письмо содержало указания для семьи Сима, как следует вести себя в соответствии с патриотическим долгом. Наряду с текстами о современной воинской службе в учебники попало и немало текстов о героях прошлых столетий -начала повсеместно насаждаться по-новому интерпретированная этика самурайской преданности господину. Подобные тексты начали включать в учебники уже во время войны, т.е. за несколько лет до установления в 1903 г. государственного контроля над издательствами, занимающимися публикацией учебников. Контроль над издательствами при этом изначально устанавливался с целью просто избежать коррупции в этой прибыльной сфере, а не для того, чтобы диктовать авторам учебников, какие тексты должны быть включены в их состав.
Как и в других странах, всеобщая воинская повинность и система государственного образования были основными инструментами формирования единой японской нации. Пример текстов учебников, по мнению Сая, наиболее ярко показывает, что преданность государству в Японии изначально имела отличие: преданность императору - именно он был центром японской нации.
Новым для Японии был и культ погибших воинов. Всего за годы войны было мобилизовано 240 000 человек. Из них погибло 13 488, при этом 10 841 умерли на Тайване, и абсолютное большинство из них - 10 246 человек - в результате болезней (с. 142). 15 декабря 1895 г. началась специальная церемония почитания погибших в святилище Ясукуни. Церемония была обставлена не как поминальная служба, а как праздник: после ритуальной части посетителям было предложено угощение, состоялось выступление военного оркестра, традиционные театральные и танцевальные представления. Не существовало никакого протокола для проведения поминальных обрядов - он только формировался, поэтому мероприятие в Ясукуни напоминало обычный фестиваль, проводимый во всех святилищах Японии по случаю, к примеру, сбора урожая. Церемония растянулась на несколько дней. В последний день, 19 декабря, были приглашены члены семей погибших - всего около 2000 человек. Это соответствует количеству погибших в ходе сражения. Умерших в результате болезни или в плену в то время не почитали в Ясукуни. Почитание умерших в святилище было новым для Японии - японцы поминали и поминают умерших по буддийскому обряду. Поэтому в парке Уэно одновременно с Ясукуни прошла церемония, совмещавшая буддийский и синтоистские элементы и посвященная всем умершим в ходе войны (а не только павшим в бою).
После войны впервые началось установление памятников. Самые значительные были сооружены в Нагое и Хиросиме, поскольку там формировались две основные дивизии, участвовавшие в сражениях. Мемориальная колонна в Нагое высотой в 22 метра сохранилась до сих пор (с. 148). Она выполнена в европейском стиле в форме артиллерийского снаряда, помещенного на шестигранную колонну, окруженную артиллерийскими пушками. Создатель памятника - Окума Удзихиро, первый японский художник, освоивший европейскую скульптурную технику. Первоначально колонну установили перед муниципальным собранием Нагои, но в 1904 г. она была перевезена к храму Ниттайдзи - новому буддийскому храму, основанному, чтобы хранить реликвию, подаренную королем Таиланда японскому императору. Первоначальное расположение колонны отражает общую концепцию мемориалов, сформировавшуюся сразу после войны: памятники должны были быть
светскими военными мемориалами, не связанными с какой-либо религией. Но уже начиная с Русско-японской войны концепция изменилась: военные памятники прочно вошли в синтоистский культ. До наших дней сохранились семь памятников в Токио (изначально их было значительно больше, но точное число не удается установить, с. 152). Многие из них посвящены не только погибшим в ходе войны, а просто всем ее участникам: побывать в заграничном военном походе тогда уже само по себе считалось невероятным подвигом.
По мирному договору Китай уступал Японии Ляодунский полуостров. Однако под давлением западных держав территория была возвращена Цинской империи. Документы свидетельствуют, что многие современники восприняли это событие как личную трагедию. Реакцию общества хорошо отразил в своих воспоминаниях публицист Токутоми Сохо: помимо разочарования в слабом правительстве, Сохо осознал, что настоящим врагом Японии был отныне не Китай, а западный мир в целом. Произошла коренная перемена в общественном сознании: если до войны Япония всегда сравнивала себя с Китаем, то после победы над ним - с Западом. По мнению Сая, это явилось главным итогом войны. В этой перемене крылась и главная ошибка Японии первой половины ХХ в.: только что родившаяся нация практически забыла о своей принадлежности к Восточной Азии и стала осознавать себя в контексте соперничества с «Западом», не понимая при этом, что Запад не представлял монолитного единства.
Еще одним важным последствием войны был приток китайских студентов: сразу после заключения мира в Японию для учебы стало ежегодно прибывать по 10 000 китайцев (с. 161). В 1897 г. в Йокогаму прибыл Сунь Ятсен, «переведший» японский национализм на китайский язык. Для своих соседей Япония надолго стала одновременно агрессором и идеалом, к достижению которого стремились.
А.А. Лисицына
