Спросить
Войти
УДК 903.5«637»
С.В. Сотникова
Тобольский педагогический институт (филиал) Тюменского государственного университета, Тобольск, Россия
ВОИНСКИЕ КЕНОТАФЫ С КОПЬЯМИ ЭПОХИ БРОНЗЫ (по материалам «колесничных» культур)
Рассматриваются воинские кенотафы с копьями примерно одного хронологического горизонта (синташтинские, петровские, покровские, абашевские). Обращение к этому периоду обусловлено тем, что наиболее крупные изменения происходят в начале II тыс. до н.э., когда на историческую арену вышла колесничная аристократия. Наибольший интерес представляют кенотафы с копьями. Высказано предположение о том, что кенотафы с копьями не следует однозначно связывать со смертью людей. Возможно, они представляли собой огромные тайники, но не в понимании современного человека, а с точки зрения древних людей, которые их создавали не для того, чтобы сделать информацию недоступной, а стремились сохранить сведения в наиболее понятной для современников форме и в самых значимых местах. Такие тайники должны были обеспечить права племени на территорию и тем самым исключить притязания возможных соперников. В пользу этого предположения свидетельствует стремление древнего населения выделить на местности рассматриваемые курганы с кенотафами. Кроме того, эти кенотафы особым образом организовывали пространство самого ритуального комплекса. К тому же все кенотафы с копьями представляли собой ямы крупных размеров с мощным деревянным перекрытием, которое иногда имело достаточно сложную конструкцию. Опираясь на сведения античных источников, автор приходит к выводу, что находки копий в кенотафах также можно интерпретировать как демонстрацию прав на занятую территорию.
Кенотафы - не содержащие останков людей погребальные комплексы - были присущи многим культурным образованиям эпохи бронзы степной и лесостепной Евразии. В данной статье рассматриваются воинские кенотафы с копьями примерно одного хронологического горизонта (синташтинские, петровские, покровские, абашевские). Обращение к этому периоду обусловлено тем, что наиболее крупные изменения происходят в начале II тыс. до н.э., когда на историческую арену вышла колесничная аристократия. В.С. Бочкарев [2010, с. 98] считает, что за счет мобилизации всех доступных ресурсов ей удается создать мощный экономический и военный потенциал, сплотить население в этническом и религиозном отношении, построить монументальные крепости, гробницы, святилища.
Среди воинских кенотафов наибольший интерес представляют те, в составе инвентаря которых имеются копья. Копья - достаточно редкая находка в погребальных комплексах этого периода, как правило, указывающая на их неординарный характер. Н.М. Малов, рассматривая погребения покровской культуры с наконечниками копий, отмечает, что копья служили своеобразным знаком престижности военного дела и материальной ценности для мужской части архаичных «лидеров-героев» покровской культуры. Он приходит к выводу, что «наконечник копья - достаточно эффективное, престижно-ценное и дорогое, не только "военное", но и "сакральное" оружие данной (покровской. - С.С.) культуры. Его первобытно-престижная значимость и ценность, как инсигнии "военной и духовной" власти, была здесь гораздо выше, чем у топора, булавы, трости, посоха и плети» [Малов, 2003, с. 200].
Археологическая характеристика кенотафов с копьями
Курган Халвай-3 (Костанайская область, Казахстан), погребения 1 и 9, син-таштинский тип. Всего в кургане обнаружено 11 погребений. Из них пять - син-таштинские, среди которых два кенотафа с копьями (№1 и 9). Синташтинские погребения относились к числу основных, располагались под насыпью кургана. Яма №1 находилась в южной разрушенной части кургана, имела прямоугольную форму, размеры 2,9 х 2,3 х 1,1 м, ориентирована по линии ЮЗ-СВ. Над ямой находилось перекрытие из больших бревен. Под перекрытием в южном, северном и западном углах зафиксированы три сосуда. Кроме этого, в погребении найдены колчанный набор из 10 каменных наконечников стрел, бронзовый наконечник копья с остатками древка, два песта, топор-тесло с деревянной рукояткой и кожаной оплеткой. Дно и стенки были устланы корой. Костей человека не обнаружено. Яма №9 находилась в восточной части кургана, имела прямоугольную форму, размеры 3,2 х 2,57 х 3 м, ориентирована по линии ССЗ-ЮЮВ. Перекрытие из бревен березы и сосны было уложено поперек ямы. Между бревен зафиксирован камыш, которым связаны бревна и заткнуты щели перекрытия. Перекрытие поддерживалось четырьмя столбиками, попарно расположенными вдоль длинной оси ямы у восточной и западной стенок. На перекрытии в юго-западном углу обнаружен череп барана. Под перекрытием найдены два втульчатых бронзовых наконечника копья с деревянными обломанными древками, у западной стенки зафиксирована береста почти прямоугольной формы, в ней находилось восемь каменных наконечников стрел и человеческие зубы. В яме также обнаружены точильный камень, два песта, два бронзовых ножа, бронзовый топор и «колчанный набор» из трех бронзовых, девять каменных и три деревянных наконечников стрел, а также шесть сосудов. Дно и стены ямы облицованы корой [Логвин, Шевнина, 2011, с. 291-292].
Курганная группа «Близнецы» у с. Кумак (Соль-Илецкий район Оренбургской области, Южное Приуралье), погребение 6 курган №1, ранний (петровский) этап западноалакульской культурной группы, кулевчинская фаза (по В В. Ткачеву). Погребение 6 кургана №1 представляло собой могильную яму размером 2,7 х 1,65 х 1,54 м, ориентированную по линии З-В. Костяк человека отсутствовал. Восточная половина ямы была пуста, в западной части на дне сохранились остатки растительной подстилки, а также найден инвентарь. В северо-западном и юго-западном углах могилы стояли два больших сосуда. В меньшем из них (юго-западном) находился бронзовый наконечник копья с ребром, переходящим на литую втулку. В нижней части втулки имелись отверстие для прикрепления к древку и валик. Э.А. Федорова-Давыдова полагала, что копье лежало вдоль южной стенки ямы, опираясь первоначально концом древка о дно могилы, а втулкой наконечника - о край сосуда. Во втулке сохранился обломок дерева. Там же, у южной стенки, найдено большое каменное лощило, а в центре западной части ямы - бронзовый нож ранней формы со слабо выраженными выемками по бокам [Федорова-Давыдова, 1960, с. 56-57].
В.В. Ткачев относит памятник к раннему (петровскому) этапу западноалакульской культурной группы, к ее поздней кулевчинской фазе. Он отмечает, что для памятников раннеалакульского (петровского) времени в Южном Приуралье характерно присутствие раннесрубного следа в их погребальном обряде и материальном комплексе [Ткачев, 2007, с. 321-338, 343, рис. 78].
Курганная группа близ г Покровска (современный г Энгельс, Нижнее Поволжье), курган №8, покровский тип (покровская АК). Курган №8 имел диаметр 2 м, высоту - 0,72 м. Могила размером 3,7 х 2,16 х 1,0 м, ориентированная по линии Ю—С, имела поперечное перекрытие из деревянных плах. В западной и северной частях ямы зафиксированы остатки столбов. На дне обнаружен сосуд, около которого далее к востоку лежали кости барана и ребра коровы, а рядом — колчанный набор из семи наконечников стрел, среди которых пять кремневых и два костяных, еще дальше к востоку лежал бронзовый наконечник копья длиной 21,3 см, с овально-ромбическим сечением стержня пера, втуль-чатый, с манжетой и ушком. Манжета узкая — 0,5—0,8 см, с литейным дефектом в виде небольшого разрыва. Рядом с копьем помещен бронзовый нож, который условно относится к типу без выделенного черенка, с зауженной пяткой и листовидным клинком. Костяк погребенного в могиле отсутствовал. По всей могиле заметна зола [Малов, 2003, с. 168—170].
Отнесение данного погребения к кенотафам не бесспорно. П.С. Рыков, исследовавший данный курган, полагал, что кости человека могли разложиться, так как большое ребро коровы было найдено почти совершенно истлевшим, а бронзовые вещи покрыты толстым слоем патины и накипи [Малов, 2003, с. 168]. Н.М. Малов [1989, с. 93] и В.А. Лопатин [2010, с. 167] считают, что погребение из кургана №8 являлось кенотафом.
Курган у Ивановского разъезда (Нижнее Поволжье), погребение 8, покровский тип (покровская АК). Одиночный курган располагался на высоком участке коренной волжской террасы на границе лесного и степного массивов. Погребение 8 (кенотаф) являлось основным в кургане, находилось в центре подкурганного пространства и было окружено кольцевым материковым выкидом. Погребение имело сложную деревянную конструкцию перекрытия со столбовыми опорами, продольными балками и имитацией двускатной кровли дома. Могильная яма размером 3,6 х 2,9 м, глубиной 2,06 м от 0R, а в материковом грунте 1,1 м, ориентирована по линии Ю—С. Кости человека не обнаружены. В северной половине ямы находились два сосуда. Под горшками зафиксированы незначительные остатки органической подстилки в виде розовато-серого волокнистого тлена (камыш?). На других участках из-за нарушения дна могилы норами подстилка прослеживалась небольшими, слабо заметными фрагментами. Между сосудами на 0,2 м севернее линии их размещения находился бронзовый двулезвийный нож с перекрестьем и ромбическим окончанием черенка. Около сосуда №2, опираясь лезвийной частью на его восточный край, острием на север лежал бронзовый наконечник копья. На его поверхности плотно «накипел» древесный тлен, что позволило В.А. Лопатину предположить, что копье было помещено в деревянный футляр, предохранявший заточенное лезвие от случайных повреждений. Копье имело литую втулку, листовидное перо и ромбическое сечение стержня. Нижний край втулки усилен манжетой, ширина которой составляет 1,5 см. В 1 см выше манжеты имеется округлое ушко. В полости втулки сохранилась часть древка. По мнению В.А. Лопатина, учитывая расстояние от наконечника копья до южной стенки, можно предположительно определить длину древка в 2—2,5 м. В одной из нор обнаружен короткий бронзовый крючок длиной 2,2 см, предположительно, наконечник стрекала или посоха, возможно, в вотивном воплощении [Лопатин, 2010, с. 160—162, 164].
Курган №1 могильника Селезни-2. А.Д. Пряхин, Н.Б. Моисеев, В.И. Беседин [1998, с. 3] относят курган №1 к доно-волжской или волго-донской [Пряхин, 2000, с. 80—87] абашевской культуре. Курганная группа Селезни-2 — парная, располагалась
на левом берегу р. Челновая. Раскопанный курган №1 отличался более крупными размерами. Под центром насыпи, внутри ограниченного выкидами пространства, оказались четыре располагавшиеся попарно по линии З-В могильные ямы и остатки девяти жертвенников. Во всех могилах отсутствуют костяки людей. Все четыре погребения образуют компактно расположенную группу с фиксируемой последовательностью совершения захоронений. Первоначально сооружены могилы-3 и 4, затем могилы-1 и 2, но хронологический разрыв между ними вряд ли был значительным - это подтверждается однотипностью встреченных в могилах вещей. Выкиды из всех погребений лежали на погребенной почве, что свидетельствует о возведении насыпи уже над всем комплексом погребений и жертвенников. Все могилы имели деревянные перекрытия. Копье происходило из могилы-3, размеры которой - 2,8 х 4,8 м, глубина - 1,3 м от уровня погребенной почвы. В западной стенке могильной ямы обнаружен воткнутый в нее почти на всю длину пера бронзовый цельнолитой наконечник копья. На полу могильной ямы найдены бронзовое обоюдоострое шило, жальце с притупленным краем, два вставных шипа от псалиев, разных по характеру изготовления и орнаментации, округлая костяная пряжка с центральным и двумя периферийными отверстиями, два астрагала, два треугольных кремневых наконечника стрел, два сосуда. У северо-восточного угла ямы, уже за ее пределами, на уровне погребенной почвы найдены маленький орнаментированный сосудик с двумя отверстиями для подвешивания, псалий с четырьмя вставными шипами и щитком правильной круглой формы (лицевая поверхность пса-лия и торцы шипов орнаментированы), каменное орудие. Помимо погребений в кургане выявлены остатки девяти жертвоприношений. Наибольший интерес представляют жертвоприношения №3, 4 и 5, которые выявлены по центральной оси кургана в направлении З-В. Все они совершены примерно на уровне погребенной почвы. В каждом из них, судя по сохранившимся зубам, находилось по два черепа лошадей, возможно, и кости ног. Эти жертвоприношения как бы объединяли четыре погребения в одну систему. Всего же в жертвенниках обнаружены останки 12 особей лошадей [Пряхин, 2000, с. 82, 84-85; Пряхин, Моисеев, Беседин, 1998, с. 3-4, 14-18, 24-25].
Исследователи отмечают, что все погребения кургана №1 могильника Селез-ни-2 - престижные захоронения военной знати - колесничих, во всех обнаружены псалии, связанные с конской упряжью, а также бронзовые жальца, которые, вероятно, имели отношение к управлению лошадью. Во всех погребениях присутствуют предметы вооружения: бронзовое копье (могила-3), ножи-кинжалы (могилы-1, 2, 4), наконечники стрел (во всех могилах). Престижным предметом является булава из мраморовидного известняка, относящаяся к разновидности грушевидных с бортиком (могила-1). В каждой паре захоронений присутствует по одному ритуальному, богато орнаментированному сосудику с четко выраженной календарной символикой. Высокому статусу соответствуют находки в погребениях альчиков кабана (могилы-1, 3, 4), клыков медведя и кабана в погребениях 1 и 2. Это, по мнению А.Д. Пряхина, по-видимому, результат престижных охот - развлечение элиты. О наличии системы престижных жертвоприношений свидетельствует принесение в жертву 12 коней [Пряхин, 2000, с. 85; Пряхин, Моисеев, Беседин, 1998, с. 28-29].
Курган у с. Большая Плавица (Добринский район Липецкой области), погребение 2, покровско-абашевский круг памятников. Одиночный курган располагался на невысокой первой надпойменной террасе левого берега р. Плавицы. В кургане
С погребением-кенотафом 2 связано четыре жертвенника. Жертвенник №1 находился в 1 м южнее погребения 2, прорезал могильный выкид из него, имел вид ямы ступенчатой конструкции. В древности он был перекрыт деревянными плашками, на которые положили череп коня и три астрагала между двумя его передними ногами. Восточнее костей в это перекрытие было воткнуто копье с бронзовым наконечником. Наконечник литой, имеет манжету внизу втулки и ушко. Восточная часть перекрытия жертвенника рядом с копьем была посыпана углями, а внизу, в самой глубокой части ямы, вероятно, горел небольшой костер (угли, включения пепла и золы, незначительные фрагменты кальцинированных костей). Жертвенник №2 находился в 2 м к северо-востоку от погребения 2. Представлял собой отдельные части туши кабана, уложенные на деревянную основу. Рядом и поверх костей кабана были насыпаны угли. Жертвенник №3 находился в 6 м к западу от погребения 2, содержал череп жеребца без нижней челюсти. Жертвенник №4 находился в 2 м к северо-западу от погребения 2. Создан с уровня погребенной почвы. Круглая в плане яма диаметром около 1 м и глубиной до 0,6 м в материке имела деревянное перекрытие. В заполнении ямы встречены угли,
небольшие кальцинированные кости, лопатка крупного животного. Этот жертвенник устроен до создания погребения 2. Кроме того, в 1,5 м к западу от погребения на древней почве стояла нижняя часть сосуда №4, внутри которого найдены отдельные угольки и зола [Мельников, 2003, с. 241, 244].
Е.Н. Мельников отмечает определенное сходство материалов погребения 2 из кургана у с. Большая Плавица с материалами кургана №1 Селезни-2. Это орнамент, нанесенный на сосуд №1, находившийся на перекрытии, тип наконечника копья, костяная пряжка, орнамент на торцах псалиев [Мельников, 2003, с. 245-246].
Хотелось бы отметить более существенное сходство с курганом №1 Селезни-2, а именно своеобразное сочетание кенотафов и жертвенников, представляющих единую композицию: четыре ямы и девять жертвенников в кургане Селезни-2, одна яма и четыре жертвенника в кургане у с. Большая Плавица. Несмотря на то, что копье из кургана у с. Большая Плавица происходило не из самого кенотафа, а из связанного с ним жертвенника, эту вещь, безусловно, надо рассматривать в рамках всего ритуального комплекса. Более того, как в кургане №1 Селезни-2, так и в кургане у с. Большая Плавица копья находились в аналогичном положении: воткнутое в стенку могилы (Се-лезни-2) или в перекрытие жертвенной ямы (Большая Плавица).
Интерпретация кенотафов с копьями
Наиболее распространен следующий подход к определению кенотафов рассматриваемого периода. Кенотафы - привилегия знати, в них часто встречаются находки оружия, что позволяет предполагать «военный характер этого времени и связанные с ним значительные людские потери. В сражениях воины нередко пропадают бесследно, но нельзя не воздать герою погребальные почести, поскольку только в этой обрядности умерший может получить возможность перехода из мира живых в мир мертвых для воссоединения с предками и встречи с богами. Это, пожалуй, основная предпосылка такого явления, как кенотаф - символическое погребение без останков умершего» [Лопатин, 2010, с. 164].
Таким образом, к кенотафам традиционно относят не содержащие останков людей погребальные комплексы, соответственно, они автоматически включаются в состав погребений. Вместе с тем в последнее время наметились и другие подходы к интерпретации кенотафов. Так, М.В. Андреева, рассматривая кенотафы восточ-номанычской катакомбной культуры, вообще ставит под сомнение связь между созданием кенотафов и смертью людей, тем более смертью, носящей экстраординарный характер. Она акцентирует внимание на более ярко выраженную по сравнению с погребениями жертвоприносительную функцию кенотафов. М.В. Андреева приходит к выводу, что «.. .квазимогильное сооружение и содержавшиеся в нем приношения направлялись похороненным в кургане (и в целом - в могильнике) предкам/сородичам. Изоморфность реальным погребениям, равно как и практика досыпок насыпи в связи с созданием кенотафов и более того - возведение новых насыпей над основными кенотафами, подчеркивают заместительный характер данной жертвы, приносимой мертвым за живых» [Андреева, 2008, с. 305-306]. Рассматривая неординарный по составу и количеству инвентаря кенотаф из могильника Хар Зуха-1 восточноманычской катакомбной культуры, М.А. Очир-Горяева и М.В. Андреева [2016, с. 355-372] также отмечают наличие в нем следов жертвоприносительных действий, но совершавшихся в адрес божества или богов.
С определенной долей осторожности можно высказать предположение о том, что кенотафы с копьями также не следует однозначно связывать со смертью людей. Возможно, они представляли собой огромные тайники, но не в понимании современного человека, а с точки зрения древних людей: «.. .древние люди создавали тайники отнюдь не для того, чтобы сделать информацию недоступной и закодированной. Они стремились сохранить ее в самых "верных" местах и в наиболее доступной для понимания своих современников форме, поскольку информация должна была обеспечить права племени на территорию и тем самым исключить притязания возможных конкурентов. Теперь же оказывается, что нам нужно. расшифровать предложенную систему знаков, и .правильно ее интерпретировать» [Ершова, 2007, с. 350].
В пользу этого заключения свидетельствует стремление древнего населения выделить на местности рассматриваемые курганы с кенотафами. Так, курганная группа Селезни-2 — парная, располагалась на левом берегу р. Челновая. Раскопанный курган №1 отличался более крупными размерами. Курган у Ивановского разъезда — одиночный, располагался на высоком участке коренной волжской террасы на границе лесного и степного массивов. Курган у с. Большая Плавица — одиночный, располагался на невысокой первой надпойменной террасе левого берега р. Плавицы.
Кроме того, кенотафы особым образом организовывали пространство самого ритуального комплекса. В Селезни-2 — это четыре располагавшиеся попарно по линии З—В кенотафа под центром насыпи, внутри ограниченного выкидами пространства, и девять особым образом расположенных жертвенников. В кургане у с. Большая Пла-вица кенотаф являлся основным в кургане, находился в центре подкурганного пространства и был окружен четырьмя жертвенниками. В кургане у Ивановского разъезда — кенотаф с копьем являлся основным, он находился в центре подкурганного пространства и был окружен кольцевым материковым выкидом. В кургане Халвай-3 было два кенотафа с копьями, они относились к числу основных погребений в кургане, над которыми возведена насыпь.
Все кенотафы с копьями представляли собой ямы крупных размеров с мощным деревянным перекрытием, иногда достаточно сложным, со столбовыми конструкциями, а в кургане у Ивановского разъезда с имитацией двускатной кровли дома. В кургане у с. Большая Плавица кенотаф имел поперечное перекрытие из плах толщиной до 0,2 м, перекрытие было посыпано углями и мелом чересполосно с запада на восток (ширина полос — около 0,2 м). Восточная часть перекрытия жертвенника рядом с копьем была посыпана углями, В могиле-9 кургана Халвай-3 между бревен зафиксирован камыш, которым были связаны бревна и заткнуты щели перекрытия. Таким образом, прослеживается тенденция, с одной стороны, создать монументальный комплекс, а с другой — надежно «запечатать» в нем определенную информацию.
Находки копий в кенотафах также можно интерпретировать как демонстрацию прав на занимаемую территорию. Символично само расположение этого оружия в некоторых кенотафах. В погребении 3 кургана №1 могильника Селезни-2 «в западной стенке могильной ямы обнаружен воткнутый в нее почти на всю длину пера бронзовый цельнолитой наконечник копья с ромбическим стержнем, боковым ушком и манжетой на втулке» [Пряхин, Моисеев, Беседин, 1998, с. 17]. В кургане у с. Большая Плавица копье с бронзовым наконечником был воткнуто в перекрытие жертвенника. Наконечник копья литой, имел манжету внизу втулки и боковое ушко.
Сохранилось свидетельство Диодора (XVII, 17), правда, относящееся к более позднему времени, где копье выступало как символ власти над территорией. В начале Восточного похода (334 г. до н.э.) Александр Македонский, подплывая к азиатскому берегу, метнул копье в материк, который предстояло завоевать. Древний историк пишет об этом так: «Сам он, подойдя к берегам Троады с шестьюдесятью военными кораблями, первым из македонян метнул с корабля копье, которое вонзилось в землю, спрыгнул на берег сам и воскликнул, что принимает Азию от богов как добычу, завоеванную копьем» (цит. по: [Фролов, 2012, с. 62-63]). Э.Д. Фролов [2012, с. 62] интерпретирует эти действия, как «несомненно хорошо продуманный жест Александра Македонского», но нельзя исключать предположения, что это отголосок достаточно древнего ритуала, связанного с утверждением прав на занимаемую или завоеванную территорию.
Определенную аналогию подобным действиям с копьем, по-видимому, представляют материалы кургана, исследованного на могильнике Нураталды-1 в Центральном Казахстане, который отнесен исследователями к нуртайской (петровской) культуре (1-я четверть II тыс. до н.э.). Под курганной насыпью была зафиксирована четырехугольная ограда из плит, установленных на ребро. Внутри ограды - одно взрослое и три детских погребения, центральную часть занимали погребение взрослого в очень крупном каменном ящике и одно детское, принадлежавшее мальчику. Между этими двумя центральными погребениями находилось парное захоронение лошадей, уложенных головами на запад. В том кургане также обнаружен жертвенный комплекс или клад бронзовых изделий в виде компактно сгруппированного набора втульчатых наконечников копья и дротика и трех двулезвийных ножей срубно-андроновского типа, воткнутых остриями в землю. И.А. Кукушкин и В.Г. Ломан [2014, с. 585-586] видят аналогии подобным действиям с бронзовым оружием в обрядовых традициях сейминско-турбинского населения Западной Сибири. К сожалению, не уточняется конкретное местонахождение комплекса бронзовых изделий в кургане ни в стратиграфическом отношении (насыпь кургана, уровень погребенной почвы - ?), ни в плани-графическом. Но, как отмечают исследователи, «все материалы были зафиксированы в закрытом археологическом комплексе». Кроме того, представляет интерес положение, что материалы нураталдинского кургана «существенно расширяют границы нуртайской колесничной культуры в южном направлении» [Кукушкин, Ломан, 2014, с. 586]. Безусловно, нет оснований считать уникальный набор бронзовых изделий, обращенных острием к земле, кенотафом. Но он с определенной долей вероятности может быть интерпретирован как вариант «тайника», связанного с символической демонстрацией прав на территорию, тем более, что в его состав входит втульчатый наконечник копья, а сам курган находится на южной границе нуртайской колесничной культуры. Количество оружия в составе жертвенного комплекса, а также, возможно, парное захоронение лошадей в кургане, могли символизировать не только права на территорию, но и дополнительно демонстрировать военное могущество населения, создавшего данный ритуальный комплекс.
Вероятно, копье, не только вонзенное в стену ямы, в землю или в деревянное перекрытие, но и помещенное в обширную яму-кенотаф, также являлось символическим утверждением прав на территорию. Об особом отношении к этому оружию свидетельствуют материалы кургана у Ивановского разъезда, где бронзовый наконечник копья
находился в деревянном футляре. В двух случаях реконструируется ситуация, когда наконечник копья опирался о край сосуда, а древком, вероятно, о дно или противоположную стенку ямы (Близнецы; курган у Ивановского разъезда). Сохранившиеся остатки древков также свидетельствуют о том, что в кенотаф-«тайник» помещался не просто наконечник копья, а все оружие целиком, что, вероятно, являлось демонстрацией его боевых качеств. Кроме того, наконечники копий из Покровского кургана, из кургана у Ивановского разъезда, из кургана №1 Селезни-2, из кургана у с. Большая Плавица были снабжены ушком. Как убедительно показал В.С. Бочкарев, ушки наконечников копий не имели утилитарного значения, а предназначались для крепления различного рода подвесок. Благодаря подвесным регалиям копье приобретало особый статус и важное символическое значение [Бочкарев, 2010, с. 140—142]. Таким образом, в определенном отношении можно говорить о «сакрализации» копья как символа прав на завоеванную территорию.
Сооружение кенотафов, связанных с символическим утверждением прав на территорию, вероятно, сопровождалось достаточно сложными ритуалами, связанными с состязанием воинов в метании копья, стрельбе из лука, т.е. опять же демонстрацией воинами своего мастерства. Это подтверждается как находками копий, так и обнаружением наконечников стрел в рассмотренных выше кенотафах. Присутствие в кенотафе из Большой Плавицы пяти костяных вставных шипов (из них три сохранили орнамент на торцах) и орнаментированного костяного кольца от псалиев, наличие в каждом кенотафе из кургана №1 могильника Селезни-2 псалиев со сложным, вероятно, солярным орнаментом могут свидетельствовать не только о конных состязаниях, но, возможно, о парадных выездах на колесницах. В отличие от синташтинских захоронений колесничих в селезневском и большеплавицком кенотафах отсутствуют углубления для установки колес, которые собственно и символизировали саму колесницу. Однако, как отмечают А.В. Епимахов и И.В. Чечушков [2008, с. 483], «несмотря на отсутствие находок повозок, нет никаких сомнений в знакомстве местного (абашевского. — С.С.) населения с колесницей, что прямо подтверждается находками псалиев со следами сработанности.». Как свидетельствуют материалы таких памятников, как Селезни-2 и Большая Плавица, во время отправления подобных обрядов или празднеств имели место жертвоприношения лошадей, ритуальная охота на кабана (жертвенник №3 из Большой Плавицы) или других диких животных, ритуальная игра в кости с использованием альчиков кабана (Селезни-2).
В комплексах Селезни-2 и Халвай-3 присутствуют изделия, которые могут свидетельствовать еще об одном значимом моменте таких празднеств. В двух синташтин-ских кенотафах с копьями из кургана Халвай-3 содержалось по два каменных песта в каждом. Подобная традиция характерна прежде всего для захоронений воинов-колесничих в памятниках синташтинского типа, входящих в Синташтинский комплекс, где в могилах широко представлены «давильные камни» для приготовления священного напитка наподобие индийского Сомы [Генинг В.Ф., Зданович, Генинг В.В., 1992]. Согласно «Ригведе» именно напиток Сома обеспечивал воинам победу в колесничных состязаниях и, возможно, в реальных военных действиях. Во всех четырех кенотафах могильника Селезни-2 присутствуют достаточно однотипные каменные орудия, но они определяются исследователями как кузнечные орудия труда, свидетельствующие «о наделении захороненных сакральными производственными функциями, реализуемыми через идею "кузнеца"» [Пряхин, 2000, с. 85]. С этим выводом сложно согласиться. Следует учитывать факт нахождения каменных изделий в могильнике Селезни-2 в комплексах с колесничной атрибутикой. Следовательно, в рамках ритуала они также могли использоваться в качестве «давильных камней» для приготовления священного напитка. Употребление священного напитка, дающего прилив физических сил, могло быть частью субкультуры воинов-колесничих, которые, возможно, были не только его потребителями, но и изготовителями. Синташтинские памятники и селезневский ритуальный комплекс отражают, вероятно, раннюю стадию развития культа, когда приготовлением напитка занимались сами воины, тогда как в «Ригведе» эта роль отводится уже жрецам [Сотникова, 2016, с. 174-175].
Обращает на себя внимание еще одна своеобразная черта кенотафов с копьями. Все они содержат свидетельства контактов с другими, в основном «колесничными» культурами. А.В. Логвин и И.В. Шевнина отмечают явные абашевские параллели в материалах синташтинских погребений кургана Халвай-3. В том числе абашевской чертой они считают отсутствие костяков в погребениях 1 и 9. Орнаментация сосудов из этих кенотафов имеет аналогии в уральской абашевской культуре. Бронзовый вислоо-бушный топор из погребения 9 имеет сильно скошенную верхнюю грань обуха и четкий перегиб в профиле, отделяющий обушную часть от клинка, что характерно для традиционного абашевского типа топоров. Бронзовый наконечник копья из погребения 1 имеет короткое треугольное перо, ромбическое сечение ребра жесткости, разомкнутую втулку. Исследователи относят данный наконечник к разряду КД-2 по классификации Е.Н. Черных и С.В. Кузьминых, основные технологические типологические параллели которого могут восходить к металлопроизводству абашевского типа. Два литых наконечника из ямы №9, по их мнению, относятся к турбинским литым копьям [Логвин, Шевнина, 2011, с. 293]. Таким образом, в кургане Халвай-3 следы межкультурных взаимодействий представлены прежде всего в материалах кенотафов. В кенотафе с копьем из Покровска обнаружен сосуд с признаками абашевской керамической традиции [Ма-лов, 2003, с. 169]. Обращаясь к материалам могильника Селезни-2, Н.М. Малов отмечает, что сосуды из погребения 3 кургана №1 (кенотаф с копьем) разнокультурные. Один из них не типичен для абашевских памятников, но близок по форме и технологии к сосуду из покровско-срубного погребения 6 Чардымского кургана №1. Дисковидная костяная пряжка с центральным и двумя периферийными отверстиями, также происходящая из этого погребения, относится к типу, характерному для покровских памятников. Кроме того, один из сосудов погребения 1 кургана №1 данного могильника он относит к покровскому типу и отмечает, что «по морфологическим признакам эти покровские сосуды индивидуальной формы сходны не с абашевской, а с некоторой синташтинской и потаповской острореберной керамикой [Малов, 2014, с. 209-210]. Е.Н. Мельников [2003, с. 245-246] отмечает наличие в покровско-абашевских материалах погребения 2 (кенотаф) из кургана у с. Большая Плавица влияние традиций финального этапа средне-донской катакомбной и воронежской культур.
Представляется, что зафиксированные в рассматриваемых кенотафах следы контактов являются отражением определенной традиции, выработанной «колесничными» культурами. В.С. Бочкарев [2010, с. 52-53] считает возможным говорить о «кулкгур-ном космополитизме» колесничной аристократии того периода, элементы которого заметны в богатых погребениях и на отдельных предметах. Синташтинские, петровские,
покровские, абашевские, покровско-абашевские кенотафы с копьями демонстрируют заметную однотипность, что обусловлено, по-видимому, не только их хронологической близостью, но и тем, что в этот неспокойный, насыщенный военными столкновениями период военной знатью были выработаны общие традиции символического утверждения или демонстрации прав на занимаемую территорию. Ярким проявлением этой традиций являлось сооружение в наиболее «верных» местах кенотафов-«тай-ников», в составе которых, наряду с другим оружием, присутствовали бронзовые наконечники копий.
Библиографический список
Андреева М.В. Кенотафы восточноманычской катакомбной культуры как погребально-жертвенные комплексы // Археология Кавказа и Ближнего Востока : сборник к 80-летию Р.М. Мунчаева. М. : Таус, 2008. С. 298—306.
Бочкарев В.С. Культурогенез и древнее металлопроизводство Восточной Европы. СПб. : Инфо Ол, 2010. 231 с.
Генинг В.Ф., Зданович Г.Б., Генинг В.В. Синташта: Археологические памятники арийских племен Урало-Казахстанских степей. Челябинск : Юж.-Урал. кн. изд-во, 1992. Ч. 1. 408 с.
Епимахов А.В., Чечушков И.В. «Горизонт колесничных культур» Северной Евразии: поэтическая метафора и историческое содержание // Проблемы истории, филологии, культуры. Вып. XXI. М. ; Магнитогорск ; Новосибирск : ООО «Аналитик», 2008. С. 480—500.
Ершова Г.Г. Древняя Америка: полет во времени и пространстве. Мезоамерика. М. : Культурный центр «Новый Акрополь», 2007. 392 с.
Кукушкин И.А., Ломан В.Г. Краткие итоги исследований элитных курганов эпохи бронзы Центрального Казахстана // Труды IV (XX) Все
