Спросить
Войти
УДК 821
Т. Н. Шайхиева
кандидат психологических наук, доцент отделения славянской филологии гуманитарного факультета Гранадского университета, Испания; e-mail: chaikhieva.tatiana@gmail.com
ДВОЙНОЙ СТАНДАРТ КАК НОРМА В ИСТОРИИ КАЗУИСТИКИ
Метод единичного случая (case-study), в данной статье «казус», является одним из самых частотных в современных исследованиях социальных наук. Вместе с тем, под названием «моральная казуистика», или изучение случаев сознания, он был известен еще в эпоху Средневековья. Это малоизученное методологическое направление считается основным предшественником метода случая. В XVII в. известны дискуссии о важности выбора методологии, их взаимосвязи с получаемыми результатами и выводами. Так, Блез Паскаль в «Письмах провинциала» занял позицию идеологического противостояния с иезуитами по поводу казуистики как метода, ведущей, по его мнению, к падению нравственности, призывая к необходимости рассматривать моральные ценности с позиций рационализма. Статья написана на основании научных педагогических испанских исследований, говорящих об актуальности данной темы на современном этапе.
Chaikhieva T. N.
Ph. D. associate professor, Area of Slavic Studies of the Faculty of Philosophy and Letters of the University of Granada, Spain; e-mail: chaikhieva.tatiana@gmail.com
DOUBLE STANDARTS IN THE HISTORY OF CASUISTIC
The method of a single event, incident, (case-study) is one of the most frequent studies in modern social sciences. However, under the name of "moral casuistry" or case studies of consciousness, the method was known from the Middle Ages. This scantily studied methodological approach is considered to be the main precursor of the case method. From XVII century there are known discussions of the importance of the choice of the methodology and its relationship to the results obtained. So Blaise Pascal in his "The Provincial Letters" took an active part in the ideological confrontation with the Jesuits on the casuistry as a method of leading, in his opinion, to the fall of morality, calling for the need to have moral values from the standpoint of rationalism. The article is written on the basis of Spanish articles indicating the relevance of the topic at the present stage.
Метод Случая (далее - МС) имеет давнюю традицию, которая проходит стержневой линией в истории познания. МС известен как метод исследования в области социальных наук и педагогике. Нетрудно найти литературу, которая указывает, что МС на основе жизненных историй (life-stories) впервые был использован в Социологической школе в Чикаго. Другие авторы, ссылаясь на МС, прибегают к редким трудам Ле Плэя и его последователей в XIX в. Согласно Стрэнгу, первый поучительный МС зафиксирован в IV в. до Р. Х.
Существует большое количество терминов, связанных с МС: описание случая, рассказ о жизни, единичный случай, исторический обзор, биографический очерк и т. д. [2, с. 7-10; 19, с. 251-274]. МС и связанные с ним понятия легли в основу настоящего историко-методологического исследования.
Термин «казуистика» происходит от латинского «казус» -непредвиденное, неудачное, фатальное, беспрецедентное событие (случай). В юридической терминологии казус означает точный, реальный или предполагаемый факт. Во французской энциклопедии термин «казуистика» определяется как «умение применять общие законы любой дисциплины к реальному или предполагаемому событию» [5]. Таким образом, этот термин использовался в разных дисциплинах, хотя его основное развитие происходило в рамках Моральной теологии, изучавшей случаи сознания (далее - СС) на протяжении XV и XVII столетий. Таким образом, можно сказать, что казуистика - это раздел нравственной теологии, специализирующийся на изучении случаев сознания. Согласно E. Муру [12; 13], начиная с Х в., нравственные теологи, которые использовали метод казуистики (казусы совести) в противовес другим учениям, пользующимся позитивными и умозрительными методами, назывались казуистами, т. е. казуистами были все те, кто изучал и работал с казусами совести. В испанских университетах XVI и XVII вв. появляются кафедры казусов совести.
E. Дубланчы выделяет естественную и научную казуистику [4]. Естественная казуистика является практическим применением знаний, общих для мужчин и женщин, в то время как научная применяет, прежде всего, теологические выводы, а также выводы других дисциплин к определенным случаям с целью решить, что дозволено, а что нет.
Казуистика использовала следующие методы.
Дидактический метод. Приглашались ученики с целью рассмотреть некоторые события (казусы) при помощи дедуктивного метода с точки зрения моральных принципов. Решение случая способствовало изучению аналогичных. В начале ХХ в. этот дидактический метод преподавания, известный как «метод случая» и имеющий длинную академическую историю, был применен в Школе Бизнеса в Гарварде.
Метод исследования. Казуистика, будучи прикладной наукой, изучала события, согласно заранее установленным принципам с целью разработки нормативов, которыми можно было руководствоваться. Этот эвристический метод был широко использован видными моралистами XVI и XVII вв., наряду с классическими моральными методами: позитивным и умозрительным [12, с. 23-47].
Казуистика изучала Казусы Совести (далее - КС) на основании различных источников информации, таких как литература известных античных авторов, исповеди, консультации с коллегами, наблюдение за окружающей действительностью, дискуссии и дискурсивное обучение. К папской власти в Риме были направлены прошения о публикации учебника по стандартизированным КС с последующим его использованием в качестве учебного пособия. Однако это издание не было опубликовано по двум причинам: первая - неоднородность рассматриваемых случаев, вторая - наличие обязательного для учебного курса учебника Фомы Аквинского «Сумма», важные вопросы теологии которого рассматривались на лекциях по следующей схеме:
- описание случая: излагались объективные и субъективные обстоятельства КС, оценивались сложность греха и законность совершенного действия, возникающие сомнения;
- вопросы по случаю: КС излагался конкретными терминами через специальные вопросы;
- решение вопроса: решение принималось на основе моральных принципов, опирающихся на нормативные ссылки из Библии, священные писания Святых Отцов (позитивный базис), Сентенции Педро Ломбардо и Теологической Суммы Фомы Аквинского (умозрительный базис), правовые тексты Корпуса Юри Каноники (законодательный базис), казуист использовал собственную теологическую точку зрения (индивидуальный базис).
Техника вопросов предполагала ответы «да» либо «нет», при этом формат КС был похож на открытую дилемму морали (open moral dilema).
В результате появлялся сборник решенных казусов с точки зрения единственной парадигмы: принципов католической религии.
Е. Мур [12] утверждает, что иезуиты в XVI и XVII вв. проводили открытую для всех тренинговую деятельность, известную как конференции о казусах совести. Существовало два формата их проведения: 1) мастер-класс, проводящийся преподавателем экспертом; 2) аналитические дебаты, когда сами участники конференции искали решение для конкретного случая с позиций принципов схоластики. Студенты предпочитали мастер-класс, так как рассмотрение случая методом анализа предполагало обсуждение большого количества деталей и связанных с ними деликатных обстоятельств. Любой случай после устного обсуждения «обрастал» подробностями и имел образовательную ценность. Иногда преподаватели собирали и составляли списки всех случаев, которые были объединены в Collationes casuum (сравнительные случаи).
МС, будучи альтернативной дидактикой, развивался в Парижском Университете под названием modus parisiensis и был принят и адаптирован школой моральной теологии Саламанки. С тех пор МС широко применяется и в Иезуитском обучении [13].
По мнению Х. Каро-Бароха [3], можно найти исходную точку МС как метода исследования в работах Карнеада из Кирена. Кар-неад признал невозможность абсолютного знания, поскольку не существует никакой нормы правдивости. В связи с этим, если мы принимаем, что любое доказательство содержит тезисы, которые, в свою очередь, надо доказывать, тогда процесс приведения к доказуемой истине станет невозможным. Карнеад установил основную взаимную связь между эпистемологической теорией (пробабилизмом) и ее методом развития (казуистикой). Поэтому, накапливая аргументы, которые содержат разные уровни вероятности доказательства какого-либо тезиса, мы можем приблизиться к истине, хотя и не сможем достичь ее полностью.
Итак, любое показание считается правдоподобным, если опирается на правдоподобный принцип или соответствует какому-либо определенному рассуждению. Функция этого принципа заключается не только в создании правил поведения, но и в установлении «нормы обсуждения» с целью исследования и приближения к истине.
В работах Карнеада можно найти четыре заключительных замечания о МС: расположение истины по ступенькам субъективной правдивости, убедительная возможность представления случая, детальное рассмотрение случая и защита свободы воли против стоического детерминизма.
Сначала применение МС как метода исследования продвигалось параллельно пробабилизму (поиск возможной истины). Такие КС являются слишком гуманными и противопоставляются суровости догматического закона.
После Карнеада пробабилизм стал претендовать на применение в качестве теории решения и осуждения человеческих поступков, с точки зрения вероятности рассматриваемого субъекта (на сегодняшний день этот принцип называется подходом emic), а не в соответствии отдельной вероятности внешнего наблюдателя (так называемый подход etic). Несмотря на это, крайний пробабилизм как норма приводит к лаксизму. Лаксизмом называется теория, согласно которой любое решение или мнение o человеческом поступке всегда является приемлемым, если оно утверждается каким-либо доводом или какой-либо вероятностью, несмотря на их значимость.
Цицерон является ключевой фигурой для того, чтобы понять это пробабилистское мышление. Тот факт, что очень часто приходится обращаться к пробабилизму, чтобы оценить вероятность обстоятельств в судебном случае, не совпадение. Nos sequimur probabilia (Мы преследуем вероятность), говорит Цицерон в Tusculanae disputationes (Тускуланские беседы) (II, a, 353). Он различал два основных типа случаев: кажущийся, на первый взгляд, ложным и кажущийся, на первый взгляд, правдивым.
В каждом типе случаи были классифицированы по разным критериям, и именно это приводило к возникновению разных степеней согласия. Влияние Цицерона на римское право проявляется особенно при Юстиниане, когда, приблизительно в VI в., был составлен корпус права под названием Digesto (Реферат). Взаимноотношение между пробабилизмом и лаксизмом было не только концептуальным, но и историческим явлением, произошедшим приблизительно в III в. из-за появления «падших» или «расслабленных». Так называлась группа христиан, потерявшая свой первоначальный религиозный пыл и после длительного периода мира неожиданно столкнувшаяся с тяжкими репрессиями римского императора Деция. Многие
христиане, отвергая свою веру, подписывали отречение и оправдывали это решение, предоставляя пробабилистские аргументы. В Письмах Киприана (или Thascius Caecilius Cyprianus), особенно в De Lapsis (О падших), можно найти осуждение слабости духа и ее пробабилистское оправдание.
В дальнейшем реакция против казуизма будет обобщаться с выпадами против морального пробабилизма. Августин Аврелий в своей книге Contra Académicos по этому поводу говорит следующее: «...если бы все, что незаконно, было бы вероятным, или казалось бы таковым кому-либо, даже если никто другой так бы не считал, то можно было бы совершать незаконное не только обладая штампом мышления преступника, но даже и не ощущая никакой вины».
Тысячелетие спустя Лаплас в своем «Философском очерке о вероятности» снова поднял этот вопрос, предложив ограничить сферу вероятного, поскольку если возможные случаи являются безграничными, то вероятность равна нулю, а значит, безграничную каузальность можно контролировать или устранить, используя вероятность, имеющую границы.
В VII-IX вв. публичная исповедь уступила место тайной, что привело к появлению и распространению епитимийных книг. Сначала это были каталоги, в которых приводился подробный список тяжких грехов. Каждому греху присваивалось соответствующее наказание; отсюда произошло «градуированное наказание». Грехи были настолько разнообразны, что некоторые епитимийные книги насчитывали более 20 разных видов убийств, каждый со своим соответствующим наказанием. В то время эти книги стали называть суммами. Двумя основными интеллектуальными занятиями в Средневековье было коллекционирование случаев и изображений животных. Случаи прегрешений вносились в суммы, а изображения животных - в бестиарии. IV Летранский Собор, организованный как резкая реакция против альбихенского движения, дает развитию казуистики новый толчок, вводя ежегодную исповедь и причастие. Первой сугубо казуистической суммой можно назвать Summa de penitentia et matrimoni, написанную Раймондом Пеньяфортом. Суммы случаев развивались на основе старых епитимийных книг
и достигли наивысшего расцвета в Х1У-ХУ вв. Составленные как по тематическому критерию, так и в алфавитном порядке, суммы включали в себя случаи в основных терминах и рассматривали всё, что могло бы помочь верующему в его исповеди. Но эти сборники, так же как и епитимийные книги, не могли стать систематически структурированными трактатами Теологической морали; прежде всего, это были инструкции по более качественной исповеди каждого греха.
Приблизительно в середине XVI в. суммы теряют свою популярность, в то время как развиваются пронтуарии и меморандумы. Между ними можно найти серьезные отличия, которые, возможно, возникли под влиянием Тринденского Собора с точки зрения перехода от морали автономной к гетерономной. Но казуистика как методологическая аппроксимация продолжает свое существование.
Еще одно различие между суммами случаев (для кающегося) и пронтуариями (для исповедника) заключалось в следующем: пронтуарии имели дополнительную функцию, предоставляя идеальное видение морали, поскольку они основывались на нормах, которые нельзя нарушать. В суммах же кающиеся должны были придерживаться норм. Кроме того, в меморандумах или пронтуариях исследование сознания подчинялось наставлениям исповедника, в то время как суммы носили личностный характер и моральное суждение в них основывалось на заключениях теологической науки без каких-либо посредников.
Однако казуистика принадлежала не только католической научной мысли [22]. Она также появляется и в других религиях (иудаизм, ислам и конфуцианство). Казуистика получила поддержку в иудейской религии в начале нашей эры. Большое желание использовать закон в повседневной жизни заставило раввинов быть с каждым разом все более гибкими.
В Талмуде есть примеры, которые относятся к Сабату и ритуальному очищению «кошер». Казуистика также развивалась в англиканской церкви периода Изабеллы. Это особенно заметно в работах Вильгельма Перкинса, названных «Решение о случаях совести». Рамки казуистики в драматических диалогах театральной английской литературы изучались Шоу. В XVII в. значительно выросло число авторов-реформаторов проказуистического направления: Амесиус, Бэлдвин, Шмидт, Данхоер и Готольд [12].
Теория пробабилистики стала рассматрваться как способ навести определенный порядок в разрозненное множество случаев. Для такого процветания казуистики в эпоху барроко есть много причин.
Тринденский Собор со своим контрреформистским направлением возвращает таинство епитимьи, но не впадает в средневековый ригоризм, апеллирует к казуистической научной мысли как к необходимому спасению, чтобы довести до конца спокойную жизнь в самом гуманистическом смысле на тот период. С другой стороны, заметные изменения, экономические и социальные, проистекающие из новоявленного капитализма, создали непредвиденные ситуации (такие как мошенничество, залог без процента, справедливая цена на имущество, коммерческие сделки и новые типы контрактов, адекватные тарифы и т. д.).
Часто в XVI и XVII вв. можно было увидеть пару казуистов у ворот Антверпена и Генуи, на товарной бирже Барселоны или на ярмарке Медины де Кампо, решающих на месте моральные и юридические случаи, близкие по контексту. Моральные аспекты о займах и обменах в Испании Золотого века также описаны у А. дель Виго [24]. На третьем месте стоит колонизация Америки, спровоциров-шая вопросы о морали, связанные с правилами конкисты и законах в Новом Свете.
Театральные пьесы испанского барроко, такие как драма Лопе де Вега «Севильская звезда», рассказывают о блестящих случаях, решенных с большой проницательностью.
Но кто же ответствен за такое развитие казуистики? Е. Мур называет философию номиналистов конца XV в. [12, с. 27]. Наука сводится к системе, которая оценивается как возможная. Это восхваление единичного, с одной стороны, и презрительное отношение к методологическим идеям - с другой, оказало сильное влияние на казуистику. Казуист рассматривает случай с разных точек зрения. Он имеет в виду разнообразие случаев, воплощает представление о них,
и, если ему нужно принять решение, выносит вердикт, имея в виду разные степени вероятности.
В эпоху барроко казуисты, уезжающие в качестве миссионеров в дальние страны Европы, начинают применять свой метод исследования, который мы сейчас могли бы назвать этнографическим изучением случая. В связи с этим следует вспомнить ряд происшествий, которые могли бы объяснить этот особый миссионерский контекст. Покорение Парагвая, работа с индейским гуарани сделали возможным сосуществование одного языка и одной культуры. Сегодня в Парагвае гуарани является официальным языком наравне с испанским. Роберто Нобили, или Нобилибус (1577-1659) работал с брахманами. Матео Ричи (1522-1610) пытался ввести европейскую науку в Китай. В этих трех случаям мы можем наблюдать сверхидентификацию этнографов, так как спустя долгое время пребывания в среде, они впитали культуру индейцев. Король Испании Карлос III упразднил иезуитские миссии в Парагвае, не без предварительных актов агрессии, под давлением других колониальных держав (в частности, Португалии), устрашающих по своей силе (что следует из хроники иезуита Хосе Кардильера, 1988). Нобили стал брахманом, Ричи - доктором Ли. В качестве фактического доказательства было показано сильное влияние других этнических культур на моральное восприятие миссионеров, и религиозная элита увидела в этом серьезную угрозу.
Очевидно, что казуистический метод использовался как основной в абсолютном большинстве испанскими иезуитами для изучения двух главных вещей: теологии и морального воспитания, а также в аскетизме, мистике, проповедях и наставлениях для верующих. В связи с этим говорили [3, с. 537], что когда испанский король Фелиппе II посетил колледж Общества Иисуса во Вальядолиде в 1552 г., ему представили «послушников, которые были философами, теологами и казуистами». Как говорит Альфонс Мария де Лиго-рио, католический моралист XVII в.: «В том, что касается моральных тем, они [иезуиты] были и остаются величайшими мастерами» [12, с. 41].
Казуисты пишут огромное количество учебников, посвященных случаям (summae casuum confessariorum), книги об истории жизни, которые мы сейчас называли бы жития святых в поиске моделей
жизни по светлому пути, и даже полные путеводители, составленные в помощь людям, о том, как правильно умереть; например, труд Поланка «Methodus ad eos adjuvandos, qui moriuntur» - «Методы, помогающие умереть». Количество сумм было так велико, что за период между 1560 и 1600 гг. было издано более 600. Число анализируемых случаев было огромно. Так, Summa resolutionum moralium pars prima et secunda Антонио Диана (1585-1663) насчитывает более 20 тыс. случаев. Не следует забывать, что казуисты располагали неиссякаемым источником достоверных и ценных данных, таких как секреты исповеди, настоящий предшественник интервью, перешедший впоследствии в психоанализ. Публикации небольшого учебника «Экзамен и практика для духовников и кающихся», написанного великим собирателем случаев Антонио де Эскобар (1589-1669), к 1646 г. имел 57 изданий. Во второй части кающимся предлагались подсказки для самостоятельного оценивания своих грехов в соответствии с десятью заповедями, причем все было описано на примере практических случаев.
Нельзя не восхищаться аналитическому таланту, который позволил изучать и анализировать случаи новым и неожиданным способом, таким, какой иллюстрирует трактат о браке Томаса Сан-чеса (1550-1610) De Santo matrimonii sacramento disputationum -Споры о священном таинстве брака. Богатство и точность описания случаев, собранных в труде, привело к тому, что эта книга была внесена до XX в. в Index librorum prohibit - Список запрещенных книг. Папской властью книга была осуждена как попытка выставить напоказ самые постыдные грехи с наибольшей привлекательностью. В результате в течение долгого времени по Испании ходила присказка - «Кто хочет знать больше самого дьявола, пусть прочитает Санчеса "O браке"».
Казуистика на всем протяжении своего развития подвергалась критике. Х. Каро-Бароха говорит об обвинении казуистов в крип-тоиудаизме [3, с. 555-585]. Это обвинение возникло с самого начала развития казуистики и объяснялось тем, что большинство казуистов были иезуитами: некоторые иезуиты после изгнания евреев в 1492 г. происходили из обращенных в католицизм еврейских семей.
Однако первая официальная критика в Испании, направленная против казуистики и ее пробабилистской морали, основана на доминиканском ригоризме, унаследовавшем традиционные воззрения Августина Аврелия, заявленные во время спора о предназначении, свободе выбора и благодати между последователями Тирсо де Молины (проказуистами) и кьетистами (ригористами). В основе драмы Тирсо де Молины «Осужденный за сомнение» лежит именно этот спор.
Самый сильный удар по казуистике, повлекший за собой ее полную дискредитацию, нанесли янсенисты монастыря Порт-Рояль и тонкий сатирический стиль Блеза Паскаля в анонимной публикации его трудов «Письма к провинциалу». Сейчас эти очерки могут показаться нам пустым теологическим спором, чистым вербализ-мом с чрезмерным использованием логических острот и туманных риторических толкований, но в действительности «Письма» стали мощным интеллектуальным оружием в идеологической войне, длившейся почти сорок лет, войне, которая велась одновременно с другой кровавой войной за верховенство между Францией и Испанией, развязанной в первой половине XVII в. Английское пуританское движение в то время находилось на вершине своего развития. Европейская наука была неразрывно связана с el Colegio Invisible. Инквизиция осудила Галилео Галилея. Ферратер-Мора называет этот исторический отрезок периодом «кризиса немногих» и падения теологического могущества, когда все спорящие используют в качестве основного оружия все более популярную картезианскую рациональность.
Главными предметами спора становятся роль опыта в свободе выбора и средства приобретения этого опыта (вопросы типа «почему?» и «что из этого следует?»). Нападки Паскаля на казуистов, которым он дает апокалиптическое определение «двадцати четырех мудрых мужей», направлены главным образом против Антонио де Эскобара. Нужно отметить, что в «Письмах к провинциалу» он цитирует Эскобара 67 раз (!). Паскаль упрекает казуистов в поддержке иудеев, которые не переходят в христианскую веру. Это означает, что они (казуисты) допускают истинность этой веры. В комедии Мольера «Тартюф» (1664) мы находим паскалевкую критику, направленную против казуистов.
Хотя вначале Паскаль не исключает существование пробаби-листики, в очерке «Sur le casuisme et la probabilite» - «О казуизме и пробабилистике» - он говорит о злоупотреблении этим понятием,
утверждает, что злоупотребление истиной должно осуждаться также, как и ложь [17, с. 162]. Это же утверждение, касательное злоупотреблений казуистов моральной оценки поступков, можно найти и в трудах [6; 7].
В Шестом Письме Паскаль обвиняет казуистов в методологических ошибках. Казуизм как метод был проанализирован и подвергнут критике из-за своей чрезмерной мягкости, которую он называл личным свойством иезуитства. Блез Паскаль, сторонник традиционного учения, считал иезуитов революционерами-модернистами, которые с помощью пробабилизма делали недопустимые уступки.
Католическое учение нашло три доказательства дискредитации казуистики. Одно из них - чрезмерная судебность, поскольку приводилось достаточно смягчающих доводов, которые могли освободить подсудимого от действия закона или заповеди. Можно легко найти смягчающие обстоятельства в каждом конкретном случае с целью реализации последующего снисходительного решения. Постепенно и незаметно моральные узы ослабевают. Другой причиной было методологическое преобладание казуистики над двумя другими классическими методами теологии: позитивным и умозрительным. И, наконец, казуистика была предельной реакцией на подавляющий ригоризм, преобладающий в прошлых столетиях.
Ранней внутренней реакцией на проказуистический пробабилизм был пробабилиоризм, который рассматривался как компромисс с целью вынесения приговора, который наиболее соответствует закону, даже в случае если альтернативный приговор мог бы быть вполне вероятностным. Тиросо Гонсалес, главный настоятель Общества в конце XVII в., был защитником этой реакции, рассматривая ее как разрешение моральной распущенности, которую он обнаружил во время своих плодотворных миссий. Он выступал за то, чтобы Общество способствовало пробабилиоризму, но XIII Общее Собрание 1687 г. не поддержало это предложение. В то же время возник новый альтернативный способ примирения двух позиций (пробабилизм против ригоризма), когда Лейбниц подтвердил, что пробабилизм должен основываться исключительно на критерии власти.
В 1701 г. во Франции разгорелся спор об известном случае, так называемом умалчивании кающегося. Несколько докторов Сорбонны опубликовали труд под названием «Случай совести» в попытке ответить на следующий вопрос: «Запрещено ли отпускать грехи исповедующемуся, когда он говорит священнику не все?». Предмет спора состоял в следующем: имеет ли исповедующийся право контролировать свою исповедь, т. е. хранить молчание, когда считает это возможным, в ответ на фактические, а не юридические вопросы, поставленные духовником.
На протяжении всего XVIII столетия, века просветительского, эти настроения формируют серьезные последствия для казуистики и ее основных положений. Просветители критикуют воззрения иезуитов, опираясь на паскалевское учение. В философской повести Вольтера «Кандид, или Судьба» ироническая критика автора, направленная против казуистов, прочитывается между строк. В повести сатирически описывается политика миссионеров в Парагвае. Знаменитый лаксист Маркиз де Сад, в веселой провансальской повести «Муж-священник» умело изображает суд над казуистами и их практической деятельностью. Когда он задается вопросом, позволительно ли светскому человеку присутствовать на службе, его суждения можно расценивать и как едкую критику, и как похвалу.
Казуистическое учение оказывается неспособным естественно развиваться дальше. И хотя это звучит парадоксально, начинает восприниматься, как консервативная точка зрения в вопросах морали, несмотря на то что веком раньше казуистов обвиняли в совершении недопустимых, с точки зрения лаксистов, уступок.
В это время (середина XVIII в.) по приказу Папской власти иезуиты были изгнаны из некоторых католических стран, включая Испанию.
Еще в XIX в. и в начале XX в. казуистика сохраняет свое определенное влияние благодаря таким авторам, как Гури, Баллерини, Бучерони и представителям школы Тюбингена.
После отказа от лаксических притязаний казуистика до XX в. придерживается суровости и строгости последного метода теологической морали католицизма. Моральную казуистику продолжают
преподавать как обязательный предмет в учебной программе католических семинарий для обучения послушников. Каждый семинарист должен был сдать несколько экзаменов, чтобы стать приходским священником. Один из этих экзаменов назывался КС, и на этом экзамене надо было осветить юридические и моральные вопросы перед экзаменационной комиссией. Для преподавания Морали до второй половины XX в. издавались учебники по казуистике с упражнениями по применению канонических законов и религиозных моральных принципов. После II Ватиканского собора казуистика исчезла полностью из церковных книг и изо всех церковных документов, ее забыли.
В итоге, как отмечал X. Каро-Бароха, моральная теология и связанный с ней метод казуистики, из-за большого количества необоснованной критики потеряла свое влияние, хотя и являлась ведущей дисциплиной и основным методом исследования. Эта взаимосвязь между дисциплиной и методом, наряду со строгостью этих дисциплин, была причиной вырождения казуистической программы. В соответствии с методологией Локатоса можно сказать, что казуистика превратилась в негативную эвристику, которая была полна несоответствий и не могла защитить стабильное ядро существующей теории морали. Большое количество случаев привело к лаксическим объяснениям, к вспомогательным предположениям ad hoc. Несмотря на это этико-моральные вопросы все еще актуальны, и изучение казуистики включено в другие предметы, среди которых и статистика.
В наше время кажется нелогичным спорить о различных точках зрения на мораль. В этом споре снова повторяются многие старые аргументы, использованные последователями Паскаля и казуистами [9; 21; 22; 25; 11]. Например, К. Стронг [21] утверждает, что казуистика не может прийти к единому мнению в спорных вопросах, она всегда приспосабливается. Л. М. Копелман [8] критикует уступчивость казуистики. Тем не менее методологические приближения к вопросам морали основаны на предположении, что существует единая нравственность, тогда как существование различных традиций может привести к трудностям в вопросах морали, однако некоторые авторы [14] отдают предпочтение «казуистике воображения» при сравнении с принципиализмом.
С помощью казуистики как метода исследуются новые области, связанные не только с этикой и моралью, но и с учением о мире, с экологией, прессой [1], техникой [15], биоэтикой [23; 25] и феминистическим движением [1; 18]. К. А. Махони [10] подчеркивает, что сегодня вопросы о морали являются, наверное, самыми главными. Постмодернистский академизм привел к тому, что мы разочаровались в поведении современного человека, в банальном релятивизме, и к тому, что мы чувствуем неудовлетворенность исследованием без принципов.
Таким образом, можно открыто говорить о возвращении казуистики или о том, что казуистика опять в моде.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Вестник MmY. BvmycK 24 (710) / 2014
