Спросить
Войти
ДОЛГОПОЛОВ ВАСИЛИЙ ГЕННАДЬЕВИЧ Независимый исследователь, выпускник аспирантуры ГАУГН (Москва) nefisgon@List.ru Ad fontes: тенденции в источниковедении последних десятилетий Девиз Ad fontes, вынесенный в заглавие нового номера Vox medii aevi, приобрел в исторической науке последних десятилетий новое звучание: исторический источник все чаще рассматривается не просто как «хранилище данных», но как специфический историко-культурный феномен, заслуживающий самостоятельного и комплексного изучения. Такая точка зрения предопределила интерес современных исследователей к ряду сюжетов, практически не разрабатывавшихся их предшественниками, - к материальности источника, к фигурам авторов, заказчиков и читателей текстов, к формуляру, применяемому в документах, и так далее. Обогатившееся за счет развития междисциплинарных подходов и новых - прежде всего цифровых - методов обработки текстов источниковедение превращается, таким образом, из вспомогательной дисциплины в особый способ изучения социальной реальности, отраженной в отдельных памятниках. Ключевые слова: антропологический поворот; источниковедение; материальность; междисциплинарность; цифровой поворот. VASILY DOLGOPOLOV Independent Researcher, graduate of postgraduate program, State Academic University for Humanities (Moscow) nefisgon@List.ru Ad fontes: On Recent Trends in the Source Study The motto Ad fontes in the title of the present volume gained a new meaning in the historical scholarship of Last decades: a source is increasingly seen not just as data storage, but rather as a specific historical and cultural phenomenon worth of independent and aLL-incLusive study. This point determined the interest of the present-day researchers to a number of subjects, which were disregarded by their predecessors - to the materiaLity of the source, the figures of the authors, sponsors and readers of the texts, the form used in the documents etc. Therefore, source criticism, enriched by the interdiscipLinary approaches and new (chiefly digitaL) methods of the text processing, transformed from an auxiLiary discipLine into a distinctive way of study of sociaL reaLity reflected in particuLar sources. Key words: AnthropoLogicaL Turn; DigitaL Turn; InterdiscipLinarity; MateriaLity; Source Study. СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ / LIST OF ABBREVIATIONS ВИД - Вспомогательные исторические дисциплины ЭНОЖ «История» - Электронный научно-образовательный журнал «История» ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ/ FOR CITATION Долгополое В. Г. Ad fontes: тенденции в источниковедении последних десятилетий // Vox medii aevi. 2018. VoL. 2(3). C. 12-36. URL: http://voxmediiaevi.com/2018-2-dolgopolov
Василий Долгополов
Ad fontes: тенденции в источниковедении последних десятилетий
Источниковедение справедливо принято считать основой любого исторического исследования (кроме сугубо историософских и методологических), показателем его «академической состоятельности». Именно источниковедению посвящен новый номер Vox medii aevi. Предварим его очерком, раскрывающим наиболее актуальные тенденции в исследованиях источников (в первую очередь, письменных) по европейской истории1.
В последние годы характер и предмет источниковедения меняется. Источниковедение как отдельная дисциплина возникло в 30-х гг. XIX в.2; Л. фон Ранке и позитивисты (И. Г. Дрой-зен, Э. Беркгейм, Э. Фриман, Ш.-В. Ланглуа, Ш. Сеньобос) сыграли ключевую роль в ее становлении. Ученые этого направления заложили основы внешней и внутренней критики источника, интегрировав в исторические исследования методы филологов рубежа XVIII-XIX вв. — Ф. Вольфа, И. Беккера и К. Лахмана — и разработав метод реконструкции утраченных фрагментов текстов; поздние позитивисты (Ш.-В. Ланглуа и П. Лефевр) значительно продвинулись в изучении феномена средневековых архивов. Их методики, несмотря на значительное расширение инструментария историков, актуальны до сих пор. В то же время отношение позитивистов к источнику как таковому было в известной степени утилитарным; разработанная ими критика оставалась, по выражению М. Ф. Румян1. Идея этого номера возникла в 2015 г. в ходе конференции по источниковедению в Санкт-Петербургском кампусе НИУ ВШЭ (https://spb.hse.ru/humart/ history/news/16805491Zhtm[): в номере использованы часть представленных на ней докладов. В этой статье для иллюстрации новых тенденций в источниковедении приведены ключевые исследования в этой области. Основное внимание будет уделено работам, вышедшим в 2010-е гг.; по мере необходимости мы будем обращаться и к более ранним исследованиям. Автор искренне благодарит редколлегию Vox medii aevi, а также члена редсовета Vox, д. и. н.
А. И. Сидорова, который ознакомился с черновиком этой работы; его бесценные замечания помогли тексту обрести окончательный вид.
в системе актуального гуманитарного знания // Вестник РГГУ. Серия «История. Филология. Культурология. Востоковедение». 2008. № 4/08. С. 31-46.
© В. Долгополов, 2018
- 13 цевой, средством «добычи фактов», которая, в свою очередь, была призвана воссоздать историю «как было на самом деле»3; стремление вычленить в тексте прежде всего «объективную» информацию приводило к тому, что значительные пласты содержащейся в источнике информации (топосы, цитаты), как и целые жанры (художественные тексты — деление источников на художественные и исторические возникает именно тогда) оказывались невостребованными и неизученными либо неверно интерпретированными, а потому и сами методы оказывались, как отмечает И. Н. Данилевский, «беспомощными» в анализе такой информации4.
Неокантианский подход в гуманитарных науках (которого придерживались представители Баденской школы, А. Вебер, М. Шелер), в том числе в его русском изводе (прежде всего, работы Л. П. Карсавина, А. А. Шахматова, А. С. Лаппо-Дани-левского), и развитие герменевтики изменили отношение к источникам. Неокантианцы отказались от стремления позитивистов использовать лишь «объективные», по их мнению, данные, очищенные от «субъективных элементов». Источник, как считали неокантианцы, — это продукт человеческой психики, поэтому на первый план в историческом исследовании выходит автор, его мировоззрение, когнитивные и эмоциональные установки (на рубеже Х1Х-ХХ вв. получившие иное название — «ментальности»)5; предметом изучения становится замысел автора, цели, которые он ставит при написании того или иного текста. Эта мысль приблизила исследователей к пониманию источниковедения, которое во многом перекликается с его современным восприятием6 (за тем исключением, что неокантианцы не полагали различия в психике людей прошлого и настоящего — понимание этого придет позже, после открытий антропологов середины XX в.) Становление исторической антропологии продолжилось в трудах школы «Анналов»: историки этого направления (М. Блок, Л. Февр) отказались и от других реликтов позитивистского восприятия
св. Петра в Генте XIII века. Книга 1. М., 2012. С. 15.
источника. Они призывают изучать не только повторяющуюся информацию (например, формулы), которую игнорировали позитивисты, но и любые «пустопорожние рассуждения» автора, которые могут пролить свет на его ментальность, или слова и выражения, «симптоматичные в силу своей наивности»7. При безусловной позитивной роли обоих направлений восприятие самого источника практически не менялось: он, пусть и наделенный статусом феномена, по-прежнему оставался по большей части «хранилищем данных», а предметом изучения становился не текст как таковой, а заложенные в нем представления человека8.
Традиции такого подхода к источнику все же были прерваны: в СССР со становлением марксизма и отказом от дореволюционного наследия, в Западной Европе (не без влияния того же марксизма, усилившегося после Второй мировой войны) — с развитием социальной истории (прежде всего, в работах второго поколения школы «Анналов»: Ф. Броделя, П. Губера, Э. Ла-брусса), господствовавшей в 50-60 гг. XX в. Ведущих историков того времени мало занимал сам феномен источника: они часто просто пользовались им для построения больших моделей; сходные тенденции мы в целом можем наблюдать и в СССР. Подчеркнем однако, что традиция источниковедения не прерывается; впрочем, исследования, касающиеся языка, структуры и характера источников все же отходят на второй план. При этом сам статус источниковедения, остающегося несколько в тени магистральных направлений, повысился за счет специализации (источниковедение стало самостоятельной дисциплиной в университетской программе и обязательной частью работ всех уровней; появились новые фундаментальные учебники)9. И в СССР, и на Западе появляются специализированные институции (кафедры и научные центры), которые занимаются собственно источниковедением, и соответствующие издания10; создаются источниковедческие школы11; наконец, именно в этот период налаживается активный диалог исто7. Гуревич А.Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». 2-е изд., доп.
и испр. М.; СПб, 2014. С. 121; Данилевский И. Н. Повесть временных лет. С. 8.
в Сент-Луисе, США (филиал Biblioteca Apostolica Vaticana)); наконец, издаваемый Санкт-Петербургским Институтом истории РАН с 1968 г. журнал «Вспомогательные исторические дисциплины».
и развиваются по сей день в трудах Л. И. Киселевой, В. И. Мажуги, А. В. Чирковой, а также школу источниковедения при РГГУ, получившую институцио-нализацию уже в 1990-е гг.
риков с представителями других дисциплин, заложившии основы междисциплинарности — ключевой черты современной исторической науки. Поистине виртуозное источниковедение в магистральных работах того времени все же выполнялось по лекалам Quellenkunde XIX в., пусть и несколько модифицированным, а трактовка источников (при огромном количестве исследований, посвященных отдельным памятникам, и изданий этих памятников) была по большей части утилитарной. Кризис социальной истории конца 1960-х гг., отразившийся на работах и советских, и зарубежных ученых, отчетливо виден в призывах разработать новые подходы к изучению источника, придать ему статус не просто хранилища информации, а самостоятельного исторического факта (выражение С. О. Шмидта)12.
Восприятие источников меняется с развитием в 1970-е гг. исторической антропологии (работы Э. Ле Руа Ладюри, А. Я. Гу-ревича, Ю. Л. Бессмертного, А. П. Каждана). Интерес к человеку, его представлениям о семье, браке и другим элементам повседневности, его мировоззрению позволил вновь актуализировать антропологический подход к источнику и переосмыслить его. Эти перемены были обусловлены открытиями антропологов середины XX в. (прежде всего, К. Леви-Стросса). Благодаря им в исторических работах формируется представление о принципиальной инаковости средневековых текстов, которое было слабо отрефлексировано в работах неокантианцев и представителей первых поколений школы «Анналов». Именно тогда меняется трактовка документальных источников, традиционно использовавшихся для реконструкции экономической жизни Средневековья; они начинают рассматриваться как отражение массовых социокультурных представлений. Впоследствии это позволит воспринимать такие документы (или их своды) как самостоятельные памятники письменной культуры13.
Смена вектора исследований требовала как определенного расширения источниковой базы (в которую теперь с большей уверенностью включались художественные тексты), так
и совершенствования методов работы с ними — именно тогда начинают развиваться количественные методы (благодаря работам И. Д. Ковальченко14; тогда же эти методы апробируются на материале западноевропейских источников в работах Ю. Л. Бессмертного15). Все эти тенденции закрепили понимание источника как продукта человеческой психики, и шире — как «всякого явления, могущего быть использованным для познания прошлого человеческого опыта, всего, что может источать историческую информацию...»16, и в известной степени изменили представление о содержащейся в нем информации.
Эти веяния вкупе с огромным накопленным материалом исследований к середине 1980-х гг. приводят к важным изменениям в историографии: ученые осознают, что применяемые для построения больших интерпретационных моделей методы социальных наук (прежде всего, экономики и социологии) объясняют далеко не все явления, и вскоре, по образному выражению Э. Ле Руа Ладюри, историкам вновь приходится «научиться читать»17. В этот период историки приходят к необходимости обобщения богатейшего материала, «добытого» их предшественниками18, и его концептуального переосмысления. Лингвистический поворот и развитие интеллектуальной истории изменили эту ситуацию сначала на Западе, а затем и в России.
Новые подходы получили воплощение и в теории, и на практике. Намеченные в 1970-е гг. тенденции были те-оретизированы в работах О. М. Медушевской, сочетавшей неокантианский подход к источнику со структуралистским и феноменологическим19. Эта система получила название когнитивной истории, в основе которой лежит новое представление об источниковедении. Теоретические изыскания О. М. Медушевской имели и конкретный практический результат: образование Научно-педагогической школы источниковедения Историко-архивного института РГГУ и создание нового учебника по источниковедению20. Наработки
и дополнившие ее серии Textes et Etudes du Moyen Âge (TEMA) (запущена в 1994 г.) и Texte, Codex Contexte (TCC, с 2006 г.): предметом представленных в ней исследований становится средневековый кодекс в широком социальном контексте.
О. М. Медушевской и ее коллег повлияли и на развитие источниковедения Западной Европы: ее соавтор, И. Н. Данилевский, стал одним из редакторов (наряду с О. И. Того-евой) серии сборников, изданных ИВИ РАН и посвященных новым веяниям в источниковедении Средних веков21. Эти сборники стали определенной вехой в, если угодно, новом источниковедении; однако плодотворная работа работа по изучению средневековых источников продолжается. Следует отметить, например, семинар «Люди и тексты», который проводится в ИВИ РАН с 2006 г. по сей день. Доклады его участников (историков, филологов, юристов) посвящены актуальным тенденциям в источниковедении: взаимоотношению читателя и текста, перспективам исторической реконструкции при изучении определенных источников и т. д.; с 2011 г. также издается одноименный сборник22. Среди зарубежных проектов, которые исследуют проблемы источниковедения, можно отметить проводящийся с 2009 г. семинар «Средневековые практики письма» (Pratiques médiévales de l&écrit, PraME) в Университете Намюра23.
Что же нового происходит в изучении, собственно, средневековых источников в последние годы? Не ставя цель написать «всеобщую историю источниковедения» (даже за короткий временной промежуток), мы хотим обозначить основные тенденции, характерные (пусть и с недавнего времени) и для зарубежной, и для российской медиевистики. Подчеркнем, что эти тренды наметились еще в 1980-е гг., однако все же можно сказать, что сейчас в изучении средневековых источников происходят важные качественные изменения.
Как и в предшествующие периоды, новые тенденции (не только в источниковедении) связаны с заимствованием методов других наук: подобно тому, как марксисты и представители «социальной истории» (например, второго поколения школы «Анналов») заимствовали методы экономики и социологии
< 20. Данилевский И. Н, Кабанов В. В., Медушевская О. М, Румянцева М. Ф. Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории: Учебное пособие М., 1998. Его наработки используются в новейшем учебнике по этой дисциплине, включенном в программу НИУ ВШЭ - Источниковедение: учебное пособие / И. Н. Данилевский, Д. А. Добровольский, Р. Б. Казаков и др. М., 2015. О наследии О. М. Медушевской также см.: Алеврас Н. Н. Теория источника и образ источниковедения в концепции когнитивной истории О. М. Медушевской // Диалог со временем. 2013. Вып. 44. С. 79-88.
для построения моделей развития общества, современные историки активно внедряют методы лингвистики, филологии, психологии, искусствознания, big data analysis и т. д. Эти тенденции оформились в так называемые повороты: первым из них стал лингвистический, за ним последовали визуальный24, когнитивный25, пространственный26, цифровой27, антропологический28, индивидуальный29 и даже анималистический30. Эти методологические усилия, помноженные на резко возросший еще в 1970-е гг. интерес медиевистов к материальности источников и к специфике отдельных жанров (см. примеч. 18), к авторам средневековых текстов, в 2000-е и 2010-е гг. сформировали следующие тенденции, отчасти — новаторские, отчасти — продолжающие историографическую традицию:
Междисциплинарность. Исследователи последних десятилетий все активнее привлекают методы других дисциплин, стремятся наладить взаимодействие между историками, лингвистами, филологами, правоведами и т. д.31. Восприятие средневекового источника как историко-худо-жественного текста (термин О. И. Тогоевой и И. Н. Данилевского)32 позволило расширить источниковую базу исторических исследований и обогатить изучение средневековых памятников, ранее попадавших, скорее, в сферу интересов филологов и философов, рассмотрением их исторического контекста, а также расширить методологический инструментарий историков. Активизация взаимодействия между специалистами по разным дисциплинам (в формате общих конференций, семинаров, круглых столов, материалы которых формируют сборники, номера журналов и коллективные монографии) также способствует взаимному методологическому обмену. Помимо упоминавшегося семинара «Люди и тексты», достойным примером применения междисциплинарного подхода является журнал «Древняя Русь. Вопросы медиевистики», выпускаемый с 2000 г., который объединяет труды историков, филологов и искусствоведов.
в «Compilatio I» Бернардо Павийского: историческая география в источниковедении канонического права XII века // Средние века. 2013. Вып. 74(3-4). С. 27-41: WrisleyD.J. Locating Medieval French, or Why We Collect and Visualize the Geographic Information of Texts // Speculum. 2017. Vol. 92. №S1. P. 145169. См. также примеч. 53.
in the Humanities after the Digital Turn: The Stylometric Paradigm // Vielfalt der Disziplinen - Einheit des Kulturbegriffs? Symbole, Annäherungen, Perspektiven, Diskurse. Bielefeld, 2019. S. 147-162.
Тем же междисциплинарным подходом в последние годы руководствуется и редакция журнала «Вспомогательные исторические дисциплины» (в котором также стали появляться статьи филологов и лингвистов), и сборник «Источниковедческие исследования», издаваемый ГАУГН с 2004 г. Среди таких междисциплинарных конференций, важно отметить, например, конференцию «Актуальные проблемы источниковедческих исследований». Наш журнал также активно отстаивает необходимость сотрудничества между специалистами по разным гуманитарным дисциплинам. Еще один пример удачной кооперации — сборник «Древняя Русь. Пространство книжного слова»33.
Материальность. Внимание к материальности источника привело медиевистов к осознанию того, что каждый источник (как и его материальный носитель) представляет собой не просто «хранилище данных», но и сам по себе является историческим фактом, для изучения которого требуется комплексный подход. Начиная с 2000-х гг. появляется ряд работ, авторы которых ставят перед собой задачу описать «социологию средневекового кодекса», «жизненный цикл» такого кодекса34 (в том числе его жизнь «после смерти» — в виде палимпсеста)35, самого текста (его рукописную традицию или переводы на всем протяжении жизни этого текста, а не просто восстановить каноничный Urtext, как формулировали задачу текстологии ученые в начале XX в.) или содержащейся в нем информации36, или, например, исследовать место его «рождения» как социокультурный феномен37. Новые подходы позволяют по-новому взглянуть на принципы формирования кодекса (например, изучая его «синтаксис», противопоставляемый его «морфологии»)38 и шире — любых составных текстов (картуляриев, флориле-гиев, средневековых энциклопедий)39. В этом историческом факте важна любая деталь, кажущаяся на первый взгляд незначительной, будь то особенности письма, разметка
y medievales. Turnhout, 2011; Le recueil au Moyen Âge: Le Moyen Âge central. Turnhout, 2010; Le recueil au Moyen Âge: La fin du Moyen Âge. Turnhout, 2010; Taxonomies of Knowledge: Information and Order in Medieval Manuscripts. Philadelphia, 2015.
страницы40, принцип формирования кодекса41, миниатюры42 — вопросы, ранее часто ускользавшие из поля зрения историков, не занимавшихся палеографией, кодикологией или иконографией. Специалисты по этим дисциплинам, в свою очередь, изучают социальные практики, которые стоят за изучаемыми ими текстами. Новейшие коллективные монографии и учебные пособия, посвященные, например, истории Библии43, книге XII в. на латинском Западе44 или же рукописной книге на Руси45, также учитывают эти новые тенденции.
Антропологический поворот. Комплексный подход предполагает особое внимание исследователей к фигурам авторов — фактического (составитель текста), юридического (заказчик или лицо, от имени которого составлен текст) и технического (копиист, составитель картулярия) — текстов и сводов. В духе когнитивного подхода к источникам любой текст должен восприниматься как продукт интеллектуальной деятельности человека, стоящего за его созданием или «пересозданием» в новой редакции или переводе46. Эти тенденции, безусловно, наметились еще 70-е гг. прошлого века со становлением антропологического подхода; однако исследователи того времени изучали все же не столько автора, сколько человека в целом. Исследование палеографических и кодикологических характеристик теперь рассматривается как способ не только атрибутировать тот или иной текст, но и воссоздать, например, портреты его юридического (т. е. заказчика) и технического (писца47, составителя картулярия48) авторов и методы их работы. Реконструкция социальной истории средневекового источника немыслима без изучения еще одного соучастника его «жизни» — читателя (шире — пользователя49). Исследованию подлежат не только традиционные формы метатекста (глоссы и маргиналии)50 и, соответственно, фигура человека, оставившего такие пометки, но и аудитория в самом широком смысле, например, заказчик и те люди, которые, по мнению авторов средневекового текста,
в средневековых латинских рукописях [Электронный ресурс] // ЭНОЖ «История». 2017. T. 8. Вып. 5(59). URL: http:// history.jes.su/s207987840001858-2-1 (дата обращения: 13.12.2018).
to Medieval Cartularies. Glasgow, 2017.
в сборнике: Люди и тексты. 2014. Ч. 2. М., 2015. Другие значимые работы последних лет: Blom A. H. Glossing the Psalms. Berlin, 2017; Griffiths J. Diverting Authorities: Experimental Glossing Practices in Manuscript and Print. Oxford, 2014; [50] >
могли считывать ту систему знаков (включающую текст, материальные характеристики рукописи, иллюстративный материал), которой пользуется автор51.
Изучение повторяющейся информации в источниках. Внимание к таким знаковым системам меняет и подход к самому средневековому тексту. Помимо уникальной и верифицируемой информации в нем стали выделять информацию повторяющуюся (цитаты, формулы, общие места и т. д.), с помощью которой автор (или авторы) раскрывает свою систему ценностей, координат, который может разделять адресат его текста, или же метод его работы52.
Цифровой поворот. Развитие «цифровых гуманитарных наук» (digital humanities) не только упрощает работу источ-никоведа (путем создания специального программного обеспечения, методов распознавания текста, развития геоинформационных систем53), но и позволяет по-новому решить вопросы, связанные с их атрибуцией54, воссоздать историю рукописи55, восстановить фрагменты утраченного текста (и тем самым существенно дополнить методы реконструкции текста, разработанные еще в XIX в.)56 или построить модели, позволяющие оценить число рукописей, существовавших в средневековом мире, но бесследно исчезнувших — и охватить при этом гораздо больше данных, чем могли позволить себе наши пред-шественники57.
Описанные тенденции в изучении и восприятии средневекового источника существенно расширили методологический инструментарий исследователей, который позволил им применить в широком контексте новые методы, непосредственно учитывающие функции средневекового текста, его составных частей и формы его бытования в социуме, а также описать социокультурные явления средневековой жизни (документальную, книжную и текстовую культуры)58, напрямую не относящиеся к области источниковедения. Эти веяния вовсе не размывают предмет источниковедческих исследова< [50] Les manuscrits médiévaux témoins de lectures. Paris, 2015; Богданов В. П., Высоцкий Н. А. Записи на книгах старопечатной кириллицы XV-XVIII вв.: живые цифры для социальной истории [Электронный ресурс] // ЭНОЖ «История». 2017. T. 8. Вып. 7(61). URL: http://history.jes.su/ s207987840001946-9-1 (дата обращения: 07.12.2018); Гимон Т. В. Всемирная хроника на полях пасхальных таблиц: Англия, конец XI в. (кодикологическое исследование) // Люди и тексты. 2014. М., 2015. С. 41-90; Пространство рукописи: от формы внешней к форме вну-треннейю М., 2010; Сидоров А. И. Историческая книга во времена Каролингов в контексте книжной культуры франков (VIII-X вв.). СПб., 2015; Чиркова А. В. Канцелярские пометы в документах Апостольской канцелярии XIII - начала XIV в. (по материалам петербургских собраний) // ВИД. 2016. Вып. 34. С. 316358; Шамаро П. Ю. Предметы-символы и письменный документ в удостоверении правовых актов в Пуату и Сентонже XI-XII вв. Символы преимущественно церковного характера // ВИД. 2015. Вып. 33. С. 149-168.
A Cognitive Approach to the Chansons De Geste. Amsterdam; New York, 2010; Van HoorebeeckC. Livres et lectures des fonctionnaires des ducs de Bourgogne (ca. 1420-1520). Turnhout, 2014; Гри-цевская И. М. Чтение и четьи сборники в русских монастырях XV-XVII вв. СПб., 2012; Человек читающий. Между реальностью и текстом источника. М., 2011.
c. 500-1000. Cambridge, 2009; West Ch. Meaning and Context: Moringus the Lay Scribe and Charter Formulation in Late Carolingian Burgundy // Problems and Possibilities of Early Medieval Charters. Turnhout, 2013. P. 71-88.
нии, как может показаться на первый взгляд, но, напротив, расширяют потенциал применения и повышают статус этой дисциплины, долгое время считавшейся вспомогательной. Подчеркнем также, что указанные нами направления исследований источников не противоречат, а лишь дополняют многогранное представление о мире средневековых источников, которое было сформировано работами историков за последние двести лет (со времени возникновения источниковедения как дисциплины). Эти методы отнюдь не универсальны, и они не отменяют важность классического источниковедения: они лишь служат дополнительным «костылем» (выражение К. Ай-мермахера59), помогающим исследователям лучше понимать изучаемые ими тексты. Полиметодологичность современных исторических исследований — это не просто отражение ато-мизации научного сообщества в эпоху постмодерна; это еще и безграничные возможности, которые открывают историкам как новые, так и старые методы.
Предлагаемый вниманию читателя номер Vox medii aevi также призван расширить методологический арсенал отечественного источниковедения и пополнить его источниковую базу. Включенные в него статьи, естественно, не отражают все тренды в современном источниковедении; они посвящены разным сюжетам, а концептуальное единство номера обеспечивает не общая проблематика, а стремление авторов активно использовать новые методы источниковедения и не изученный ранее материал. Богатый материал, собранный для нового выпуска Vox, разделен на две части и опубликован в двух номерах. Первая часть включает в себя теоретические и методологические работы; вторая вводит во многом новые для российской науки тексты и служит иллюстрацией методам, применимым к этим источникам.
Статья Д. В. Сухино-Хоменко, открывающая наш номер, наглядно иллюстрирует актуальность обращения непосредственно ad fontes для преодоления ряда стереотипов, сложившихся
< 53. Kinniburgh M. C. Spatial Reading: Digital Literary Maps of the Icelandic Outlaw Sagas [Электронный ресурс] // Digital Medievalist. 2018. Vol. 11(1). URL: https://journal.digitalmedievalist. org/articles/10.16995/dm.66 (дата обращения: 07.12.2018); Кутаков С. С. Феодальные акты о землевладении
в Тверском уезде XVI в. в ГИС [Электронный ресурс] // ЭНОЖ «История». 2017. Вып. 7(61). URL: https://history.jes. su/s207987840001956-0-1 (дата обращения: 23.12.2018). См. также примеч. 26.
< 54. Kestemont M., Moens S, Deploige J. Collaborative Authorship in the Twelfth Century: A Stylometric Study of Hildegard of Bingen and Guibert of Gembloux [Электронный ресурс] // Literary and Linguistic Computing. 2015. Vol. 30. Issue 2 (June).
P. 199-224. URL: https://academic.oup.com/ dsh/article-abstract/30/2/199/389065 (дата обращения: 07.12.2018).
< 55. Bordalejo B.The Genealogy of Texts: Manuscript Traditions and Textual Traditions [Электронный ресурс] // Digital Scholarship in the Humanities. 2016. Vol. 31. Issue 3 (Sept.) P. 563-577. URL: https://academic.oup.com/dsh/article-abstract/31/3/563/2340401?redirectedFro m=fulltext (дата обращения: 07.12.2018).
< 56. Rambaran-Olm M. R.
The Advantages and Disadvantages of Digital Reconstruction and Anglo-Saxon Manuscripts [Электронный ресурс] // Digital Medievalist. 2015. Vol. 9. URL: https://journal.digitalmedievalist.org/ articles/10.16995/dm.49 (дата обращения: 07.12.2018).
< 57. Buringh E. Medieval Manuscript Production in the Latin West. Explorations with a Global Database. Leiden; Boston, 2011. Общетеоретические замечания по поводу возможностей оценки утраченных собраний см. также в: Филиппов И. С. Проблема представительности средневековых собраний источников // Люди и тексты. 2013. М., 2014. C. 63-95.
< 58. Documentary Culture and the Laity in the Early Middle Ages. Cambridge; New York, 2013; Textual Cultures: Cultural Texts. Woodbridge; Rochester (NY), 2010. 59. Цит. по: Данилевский И. Н. Повесть временных лет. С. 19.
в историографии и постепенно перекочевавших в научно-популярную литературу. Искажение представлений об англосаксонских тэнах, как считает автор, связано с предвзятым прочтением текстов, в которых упоминаются представители англосаксонской знати, а также невниманием исследователей к происхождению этих памятников и содержащихся в них противоречий. Д. В. Сухино-Хоменко предлагает универсальную модель преодоления таких стереотипов, которая может быть применена и в других исследованиях.
Поверхностное чтение источников часто не только мешает правильно понять сложные социальные явления, но и приводит к ошибкам на начальном этапе работы с источником — при определении времени создания текста и его авторства. Статья В. А. Таубера, специалиста по истории английской Реформации, посвящена критике некоторых у?
