Земские проекты переустройства православного прихода в 1860-1890-е гг

Алексей Беглов

Земские проекты переустройства православного прихода в 1860-1890-е гг.

Alexey Beglov

Zemstvo&s Projects of Reforming Orthodox Parishes in 1860-1890-s.

Aleksey Beglov — Senior Researcher, Institute of World History, Russian Academy of Sciences. religion07@rambler.ru

The article examines the attitude of the Russian Zemstvo movement of the second half of the 19th century to the reform of the Orthodox parish. Dmitry Samarin&s paper «<The Parish» (1867-1868) is studied in detail. It shows that Slavophile oriented members of Zemstvo were critical towards the actual status of the parish and wanted to see it as an independent unit though a subject to the power of Bishop. They saw it as a public institution with property and an elected priest. Understanding of the parish as a public institution led to the constant attention of the Zemstvo to its fate and the regular appearance of projects of its transformation. These projects included providing clergy with regular salary and converting the parish into a small regional unit. The author comes to the conclusion that obstacles to the implementation of these projects were not only the negative reaction of the Spiritual Department, but deep fragmentation of Russian society, which created mistrust between the clergy and active laymen — members of Zemstvo.

Исследование выполнено при поддержке Программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Традиции и инновации в истории и культуре».

ОДНИМ из элементов кризиса синодальной системы государственно-церковных отношений и сформированной ею государственной церковности1, который все отчетливее осознавался современниками во второй половине XIX в., был кризис православного прихода. После первой и — как вскоре стало ясно — неудачной попытки оживить приходскую жизнь путем учреждения в 1864 г. приходских попечительств2 вопрос о переустройстве прихода регулярно оказывался в фокусе внимания епископата, духовенства и синодальных чиновников. Но, кроме того, еще в эпоху великих реформ приходской вопрос заинтересовал российское общество и оставался в поле его зрения все предреволюционные десятилетия. Конечно, интенсивность обсуждения этого вопроса менялась в разные периоды в зависимости от общественно-политической ситуации, а локомотивом такого обсуждения оказывались разные общественные группы: славянофилы, земцы, наконец, между двумя русскими революциями — депутаты Государственной думы.

Пионером общественного обсуждения приходской темы стал Д. Ф. Самарин (1827-1901), опубликовавший в 1867 и 1868 гг. в газете И. С. Аксакова «Москва» серию очерков под общим названием «Приход»з. По всей вероятности, к написанию их Самарина подтолкнула заочная полемика, которая возникла у него как председателя Спасского попечительства Самарской епархии с епархиальной властью. Весной 1867 г. Самарин выслал епархиальному преосвященному отчет попечительства за минувший год с просьбой напечатать его в местных епархиальных ведомостях. Отчет был напечатан с упоминанием, сделанным редакцией, что он представлен преосвященному при рапорте от такого-то числа. Слово «рапорт» смутило Самарина. Оно показывало, что епархиальная власть, в руках которой находилось редактирование ведомостей, рассматривает попечительства как институт, себе подчиненный. Это шло вразрез с взглядом Самарина на попечительства и в целом на приход, который он и решил изложить письменно4.

Наиболее отчетливо процесс утраты приходской самостоятельности можно проследить на примере постепенной ликвидации права приходов распоряжаться церковным имуществом. Самарин прослеживает основные вехи этого процесса. Первоначально приходы сами распоряжались всем имуществом своей церкви и ее доходами6. Но затем иерархи начали отрицать право собственте, а при письме. Ведомости напечатали эту поправку, но редакция оговорилась, что не считает Д. Ф. Самарина правым и что приходские попечительства «не независимы» от епархиальной власти, но вопрос этот должен быть «уяснен печат-но» помимо епархиальных ведомостей. См.: СамаринД. Приход. Ч. 2. С. 21-25. Ср.: Представление министра внутренних дел в Государственный Совет об изменении и дополнении устава об общественном призрении и записка [канцелярии обер-прокурора] о необходимости привлечения к делу благотворительности цер-ковно-приходских организаций // РГИА. Ф. 797. Оп. 96. Д. 137. Лл. 467-467 об. Здесь чиновники обер-прокуратуры с уверенностью связывают написание очерка с полемикой в епархиальных ведомостях.

ности отдельных приходских церквей на их имущество и доходы и были поддержаны в этом синодом. Последний в 1723, 1747, 1799 и 1806 гг. по разным поводам издавал указы, которыми сосредотачивал в руках духовенства заведование церковными сборами и распоряжение церковным имуществом7. Апогеем этого процесса стала реформа церковного хозяйства, последовавшая по докладу комитета духовных училищ в 1808 г. Тогда у приходских церквей были отобраны накопленные в них к 1 января 1808 г. капиталы, причем кое-где — с участием полиции, а затем — свечные доходы, которые приказано было отсылать на содержание духовно-учебных заведений8. По сути, обращает внимание Самарин, все жертвуемое на храм Божий теперь рассматривалось иерархией как собственность не этого храма или прихода, а всей вообще местной церкви «в пределах одного государства» и поэтому оказывалось в заведовании не местных общин, а духовенства9. Такое положение он считает ненормальным:

Мы ни слова не говорим против отнесения на доходы церквей содержания духовенства или духовно-учебных заведений; но мы не можем признать ни справедливым, ни практичным отнимать у церквей то, что каждой из них принадлежит, лишать их главного источника их доходов, сливать доходы каждой отдельной церкви в один общий сбор для всей России посредством искусственной централизации, упразднять местные средства, пренебрегать местными интересами и заменять самоуправление приходских общин церков-но-административною бюрократией!0.

Причем автор очерка отмечает, что интересы церквей и приходских обществ приносились в жертву не столько общему церковному, сколько сословному интересу!!. Он подробно останавливается на разнообразных негативных последствиях произошедшей эволюции: от ухода в тень приходского хозяйства до охлаждения прихожан к интересам приходских храмов и утраты с их стороны доверия к церковным сборам и к церковной администрации^.

При этом он показывает, что следы прошлых прав прихода разбросаны в действующем имперском законодательстве. Не отменены положения Духовного регламента о выборе прихожанами священника. Церковный староста все еще именуется представителем прихода, его доверенным лицом, хотя на деле он превратился в «дарового служителя», помогающего духовенству в заведовании церковными суммами. Это и понятно: поскольку права на имущества за приходом не признаются, то как он может и поручить кому бы то ни было этим имуществом распоряжаться!3. «Что бы такое, в самом деле, могло доверить своему поверенному общество, лишенное всяких прав?», — задается вопросом Самарин14. По сути, приход признается только как территориальный округ, а не общество или юридическое лицо. Однако права, следы которых остались в законах, замечает автор, могут быть реализованы только обществом. Всякое собрание прихода, несмотря на то, что оно упоминается в законодательстве, будет признано незаконным сборищем, пока приход не признан юридическим лицом. Без этого приход не имеет ни голоса, ни значения, и церковная администрация всегда будет действовать помимо него и обращаться с ним «как с личностью, находящейся под опекою»15.

Но теперь, убежден Самарин, светская и духовная власть, издав Положение о приходских попечительствах, признали несостоятельность прежнего порядка. Автор очерка пишет об этом «благодетельном законе» как о «первом приступе» к возрождению приходской общины, которым впервые дается правильная законная организация прихода!6. Он не воспринимает попечительство как самостоятельную организацию, а только — как одно из «установлений» (наряду с храмом, школой, богадельней) «приходского общества», то есть как орган прихода, как институт, через который приходская община может реализовать свои изначальные права, свою самостоятельность^. Однако епархиальные начальства не так оценивали статус попечительств. И это, по мысли Самарина, не было случайным, ведь, «предоставляя в ее заведование

хозяйство учреждений приходских и тем самым призывая приходскую единицу к живой самодеятельности, новое учреждение в этом отношении становится вразрез с укоренившимися у нас в последнее время понятиями и господствующими обычаями»18.

Автор проницательно замечал, что оживление прихода должно было привести к изменению всей системы отношений между ним и церковной администрацией. Действительно, привлечение прихожан к заботе о церковном хозяйстве подвигнет их «заглянуть в кошельковый и свечной сборы и даже навести справку, не имеет ли он сам на них права». Если приход почувствует, что почва под ним крепнет, то захочет, чтобы голос его был слышен при назначении священнослужителей. А это, в свою очередь, изменит отношения между администрацией и приходским духовенством. Сейчас власть церковной администрации над духовенством почти не ограничена и действует бесконтрольно. Но если между приходом и священником установится живая связь, то приход не будет «равнодушным и безучастным зрителем тех незаслуженных невзгод, которые могли бы постигнуть его священника» со стороны епархиальных властей. «Все это даже неминуемо, если только Положение о приходских попечительствах не останется мертвою буквой», — заключал Самарин!9.

Поэтому, по мнению председателя Спасского попечительства, церковная администрация отнеслась к попечительствам крайне настороженно, отстаивая сложившийся бюрократический порядок. В ряде епархий наблюдалось прямое противодействие открытию попечительств и в течение двух лет даже не было опубликовано Положение 1864 г. В других местах — и таких, по мнению Самарина, большинство — наблюдалось стремление епархиальных начальств подчинить себе попечительства, превратить их из учреждений общественных в свои исполнительные органы, обходясь с приходом все еще «как с лицом несовершеннолетним». В ряду таких случаев он рассматривает и свою полемику с Самарскими епархиальными ведомостями20.

Особенно ярко взаимное непонимание попечительств и администрации проявилось в вопросе о заведовании попечитель-ствами над церковными суммами. Соответствующие ходатайства

об этом со стороны попечительств Самарин считал вполне законными и естественным^!:

Не могли же они [попечительства «как законные представители прихода»] в самом деле оставаться равнодушными зрителями отчисления части свечного сбора в секретные суммы? Не могли же они деятельно приняться за снабжение церквей всем нужным, не убедившись наперед, что им не будет воспрещено смотреть за должным хранением и сбережением церковного имущества?22.

Однако эти ходатайства были отвергнуты «с полным единодушием во многих епархиях»2з. Между тем, пишет Самарин, если попечительства, заботясь о благоустроении приходских храмов, не будут одновременно участвовать в церковном хозяйстве, оно придет в упадок, ведь епархиальная власть будет еще активнее изымать церковные доходы на епархиальные нужды. В обоснование такого прогноза председатель Спасского попечительства приводил слова одного из благочинных Самарской епархии, который требовал у причтов своего округа сдавать свечной сбор в полном объеме, ссылаясь на то, что «нет нужды переводить свечную прибыль в кошелек», поскольку о храме теперь должны заботиться приходские попечительства. Выход из этого конфликта Самарин видел в том, что вопрос о должном отношении попе-чительств к церковному хозяйству следует разрешить законодательным путем24.

Вообще, по наблюдениям автора очерка, в отношении церковной администрации к приходским попечительствам имела место определенная двойственность. С одной стороны, епархиальные власти стремились поставить попечительства под контроль, с другой — отказывались воспринимать их как приходские инсти21. Самарин Д. Приход. Ч. 2. С. 30.

туты, как полномочных представителей прихода. Причины такой двойственности были понятны: администрация никоим образом не желала признать самостоятельности «за приходом как за церковной единицей». Поэтому она стремилась, по замечанию Самарина, если не обречь попечительства на смерть, то «приговорить их к изгнанию». Место попечительства не в церкви, воспроизводил он соответствующее умонастроение, они «учреждение не церковное», не лучше ли им выйти из церкви и пристроиться к учреждениям земским, это «для меня было бы покойнее, а для тебя <попечительства> даже выгоднее». Тогда попечительство сможет жертвовать на церковь, но, конечно, не сможет «входить» в церковное имущество, «но ведь это в сущности дело пустое»25. В последующие тридцать лет духовенство и епископат действительно будут воспринимать попечительства как учреждения «не церковные», то есть не подчиненные духовной власти, и будут настаивать на их «оцерковлении», прежде всего административном2б.

Но как же следовало, по мнению Самарина, построить отношения прихода и попечительства как его органа с епархиальной властью? Можно сказать, что права епископа и права прихода в отношении храмового, церковного имущества он воспринимал как своего рода антиномию. Права прихода не упраздняли власти епископа. Последний призван наблюдать, чтобы церковное имущество не было «отчуждаемо и отвлекаемо от своего назначения» и чтобы с ним обходились «согласно правилам церковным». Вместе с тем жертва прихожанина в храм — это жертва Богу, в том смысле, что жертвующий не намерен забрать ее обратно, но в то же время — это жертва именно в приходский храм. Ведь когда приход строит храм, он приносит жертву Богу, но подразумевает, что пользоваться им будет именно он, и его храм не упразднят и не перенесут на другое место без его воли. Значит, рассуждает председатель Спасского попечительства, охранение церковного имущества, то есть наблюдение, чтобы оно оставалось в именно в том храме, в который пожертвовано, должно принадлежать приходу. Ему же должно принадлежать и заведование в хозяйственном отношении храмом Божиим со всеми его доходами, ведь строит и содержит он его на свои средства27. «Таким

Оп. 174. Д. 1292.

образом, храм Божий, насколько он — Божий, настолько находится в заведовании епископа; насколько же он вместе с тем и приходский, настолько находится в заведовании прихода», — подводит он итог своим рассуждениям28. Вместе с тем Самарин был уверен, что чем более приход в лице попечительства будет дорожить своей самостоятельностью и осознавать свое право и дорожить им, тем с большей осмотрительностью он будет относиться к правам других учреждений, тем более он будет уважать местного епископа и его содействие своей деятельности29.

Трудно сказать, оказала ли программа возрождения прихода через развитие деятельности приходских попечительств, начертанная Самариным, непосредственное влияние на отношение земства к приходскому вопросу в 1860-х гг. или взгляды этого автора были отражением уже существовавших настроений славянофильски ориентированных земцев. Как бы то ни было, последние воспринимали попечительства как близкий им институт и действовали в духе концепции Самарина. Уже в первые годы после издания Положения о попечительствах 1864 г. губернские земские собрания возвышали свой голос в поддержку попечительств и ходатайствовали перед епархиальными властями об их откры-тиизо. Попечители из дворян, часто бывшие и активными земцами, «в видах оживления прихода» предъявляли права на распоряжение церковной казной и церковным хозяйством, заявляли о необходимости оставления в церквах свечного сбораЗ!. Все это дало возможность анонимному автору из канцелярии обер-прокурора в 1898 г. сказать, что образ мыслей Самарина есть и до сего времени «образ мыслей наших земцев» 32.

Как видим, этот проект полностью соответствовал идеям его автора, изложенным им за тринадцать лет до этого. Интересны доводы докладчика, которыми обосновывалось право земства выступать с ходатайством по церковному вопросу. Самарин указывал, что хотя дела общественного призрения и благотворительности возложены по закону на земство, оно не может заниматься ими с полной отдачей. Во-первых, потому что главная его задача все-таки хозяйственная, а не благотворительная. А во-вторых,

прокурора] о необходимости привлечения к делу благотворительности церковноприходских организаций // РГИА. Ф. 797. Оп. 96. Д. 137. Л. 469.

потому что для успешного занятия благотворительностью, кроме губернских и уездных организаций, необходимы учреждения, «близко стоящие к народонаселению»; земство же таковых не имеет. Такой организацией, которая ближе стоит к народу и для которой благотворительность — дело естественное и не второстепенное, как раз и является православный приход. Однако сейчас он поставлен в крайне неблагоприятные условия и не сможет в полной мере осуществлять свое призвание к благотворительности. «Чтобы жизнь снова могла возникнуть в этом обществе», надо признать за ним права юридического лица, право приобретать и укреплять за собой имущество и т. д. В этом рассуждении приход уже оказывается поставлен в два контекста, в которых он будет рассматриваться земцами, а потом и государственной властью в последующие годы: это вопрос об организации современной системы общественного призрения и вопрос о создании мелкой территориальной единицы, на которую могло бы опереться земство в своей работе.

Между тем Московский губернатор, который по закону мог заблокировать исполнение тех или иных постановлений земства, не дал ходу этому ходатайству. Он счел, что губернское земство вышло из пределов своей компетенции, выдвинув предложение, которое касается всей империи. Вследствие губернаторского протеста дело снова рассматривалось на экстренной февральской 1881 г. сессии Московского губернского земского собрания. Последнее не признало резонными доводы губернатора и осталось при прежнем своем мнении. В результате спор этот был передан губернатором на рассмотрение Сената. В Сенате дело ждало своей очереди два года34. Тем временем инициатива московского земства была поддержана другими земскими собраниями. В 1881 г. с аналогичными проектами преобразования прихода выступили Воронежское губернское и Золотоношское уездное Полтавской губернии земские собрания. В 1883 г. к ним присоединили свой голос Полтавское и Петербургское губернские земские собрания. Светская печать (как либеральная западническая, так и славянофильская) активно и, по наблюдению А. Ю. Полунова, «практически единодушно» поддержала ходатайства земств. «Как благовест

пронесся по русской земле», — писала газета И. С. Аксакова «Русь» по поводу ходатайства московского земства35.

В феврале 1883 г. последовал указ Сената по поводу столкновения между земством и московским губернатором в связи с проектом преобразования прихода. Высшая судебная инстанция встала на сторону земства и оставила протест губернатора без последствий. В результате ходатайству Московского губернского земского собрания был дан законный ход, и оно было представлено в Министерство внутренних делЗб. Однако это еще далеко не гарантировало его успех. МВД переадресовало проект в духовное ведомство, и он был вынесен на рассмотрение Синода. В результате 18 июля — 8 августа 1884 г. последовало специальное определение Синода «По поводу ходатайства Московского губернского земского собрания об изменениях в устройстве городских и сельских приходов»з7.

Нетрудно догадаться, что Синод отверг земский проект и раскритиковал его по всем пунктам. Но прежде всего он отверг саму возможность того, что инициатором каких бы то ни было изменений внутри духовного ведомства могут быть «сторонние ведомства». Синодалы даже с некоторой иронией замечали, что хотя дело благотворительности «не чуждо ни одному ведомству», это еще не означает, что любое из них может «выступать с предложениями об изменениях в ходе дел другого»з8. Иными словами, Синод считал, что право выступать с какими-либо предложениями о церковных преобразованиях принадлежит только ему. Характерна и бюрократическая риторика: речь как будто шла не о вопросе, волновавшем всех членов Церкви, а лишь о нарушении межведомственной субординации. Более того, Синод отрицал даже наличие кризиса приходской жизни. Содержавшуюся в земском проекте мысль о ее упадке он называл обидной и несправедливой «в отношении к нашему народу». Члены высше35. ПолуновА. Ю. Под властью обер-прокурора. Государство и церковь в эпоху Александра III. М., 1996. С. 90-91.

го органа церковного управления считали, что приходская жизнь «наглядным образом» проявляется в том, что прихожане жертвуют на храм и проявляют привязанность к своей приходской церкви. Отсутствие же других проявлений приходской активности, в частности организованной благотворительной деятельности, они объясняли географическими особенностями нашей страны — территориальной разбросанностью приходов и экономическими причинами — их бедностью.

В ответ на предложение московского земства признать приход юридическим лицом и дать ему возможность приобретать имущество Синод утверждал, что достаточно и того, что каждый приход «и ныне составляет особую церковно-общественную единицу» — «в порядке духовного управления». Закреплять же имущество за церковью, а не за приходом, с точки зрения Синода было удобнее, так как состав прихода мог меняться, что повлекло бы за собой требования раздела приходского имущества. При закреплении имущества за приходским храмом этой проблемы не возникало. Но получалось, что и прихожане, образовавшие, например, новый приход, должны были оставить пожертвованное ими имущество при старой приходской церкви. А к такому имуществу могли, в частности, относиться фамильные иконы, помещенные в храм39. Предложение земства относительно предоставления прихожанам права заведования церковным хозяйством, по мнению Синода, «не требовало обсуждения», поскольку на его рассмотрении находился проект правил, которые «между прочим» предполагали «отвести известную долю участия в заведовании доходами и расходами церкви и представителям от прихожан»40. Очевидно, имелись в виду правила о ведении церковного хозяйства, составлявшиеся комиссией еп. Палладия (Раева), результаты деятельности которой через шесть лет нашли отражение в новой инструкции церковным старостам4!.

Наиболее развернутую реакцию Синода вызвало предложение земства допустить выборы духовенства прихожанами. Такую

постановку вопроса его члены считали совершенно неприемлемой. Они называли существовавшую в свое время практику выборов только временной мерой в ситуации нехватки достойных кандидатов в священство и настаивали, что существовавшая система, связывавшая поставление во священство со школьно-образовательным цензом, является важным историческим достижением. В синодальном определении патетически заявлялось, что «восстановление ныне права приходских выборов было бы, в сущности, поворотом к прежним временам невежества, из которого наше отечество вышло рядом многовековых усилий»42. Одновременно Синод утверждал, что право прихожан высказывать перед епископом свое пожелание о кандидате не отменено и может употребляться и сегодня. Обратим внимание на это замечание. К нему не раз будут апеллировать составители проектов преобразования православного прихода уже в предсоборный период. Вывод Синода был категоричен и предсказуем. Он постановил ходатайство московского земства «признать не подлежащим удовлетворению»4з.

После такой отповеди у земцев надолго должно было пропасть желание выступать с какими-либо проектами о преобразовании прихода. Однако они не проявили покладистости. Уже в 1885 г. Московское губернское земство повторило свое прежнее ходатайство, а Московская городская дума предложила передать приходские попечительства в заведование городского головы с тем, чтобы активизировать их благотворительную деятельность. Для той же цели в 1890 г. Санкт-Петербургское губернское земство ратовало за более широкое развитие в уездах сети приходских попечительств44. Последствий эти ходатайства все еще иметь не могли, но земства не оставляли свои попытки инициировать хотя бы небольшие по масштабу изменения церков-но-приходского устройства, показывая своими усилиями, что эта сфера церковной жизни была им близка и они чувствовали за нее ответственность.

Еще в 1877 г. Конотопское уездное Черниговской губернии земское собрание выступило с инициативой обеспечения приходского духовенства постоянным содержанием. Вообще еще в 1866 г., то есть через два года после учреждения земств, министр внутренних дел вменил в обязанность земским собраниям заняться вопросом об обеспечении причтов. Откликаясь на соответствующий циркуляр, земцы начали исследовать этот вопрос, но их изыскания по большей части тогда не перешли в практическую плоскость45. В 1870-х гг. ситуация несколько изменилась. Нужно сказать, что с инициативой, подобной конотопской, выступали и другие земства. Одесское губернское земство в 1874 г. ходатайствовало перед правительством об обеспечении православных причтов за счет приходов, подобно тому, как обеспечивается католическое и протестантское духовенство империи. Оханское уездное земство Пермской губернии в 1875 г. просило правительство разрешить ему сделать раскладку сумм, которые предполагалось выплачивать причтам в качестве содержания (500-600 руб. в год священнику), на сельских прихожан — по числу ревизских душ, а также — на купцов, приписанных к городу, и на мещанское общество. Подготовительными работами в этом направлении занималось в 1879 г. Псковское губернское земство. В том же году этот вопрос обсуждался и Московским земством. Но конотопский проект оказался самым проработанным и — как казалось — самым близким к осуществлению4б. Не менее важно, что в самом проекте и в дискуссии, развернувшейся вокруг него, в деталях нашли отражение те условия, на которых земства готовы были включиться в дело материального обеспечения духовенства, и реакция на эти инициативы как духовных властей, так и рядовых священнослужителей.

Конотопское земство предлагало упразднить «поручный» способ сбора средств на содержание духовенства, то есть плату за требы и ежегодные обходы прихода для собирания руги. «Поручный» способ единодушно признавался и духовенством, и обществом,

и духовным ведомством унижающим достоинство пастырей и одной из главных причин взаимного раздражения причтов и прихо-жан4 7. Земцы предлагали отменить плату за «обязательные требы» (крещение, венчание, предсмертное напутствие, отпевание), за необязательные (молебны, заказные богослужения и подобное) установить фиксированную таксу. Взамен земство обязывалось обеспечить духовенство постоянным жалованьем за счет специального налога с прихожан, который бы земство собирало по разработанной им раскладке. Предполагалось, что настоятель будет получать от 750 до 850 руб. в зависимости от числа прихожан, а псаломщик—300 руб. в год. При этом духовенство должно было твердо придерживаться установленной таксы за необязательные требы. Нарушение ее предлагалось квалифицировать как преступление по должности. Следить за точным соблюдением таксы собиралось само земство и в случае нарушений — представлять духовным властям для наложения на нарушителей взысканий48.

Этот проект уездная управа в начале 1877 г. представила Черниговскому губернатору с просьбой дать разрешение на обсуждение своей инициативы с духовенством. Губернатор направил проект на усмотрение министра внутренних дел, тот переслал его в Синод, а по?