ХОСЕ МАРТИ И СТАНОВЛЕНИЕ ЭТНОЛОГИИ И АНТРОПОЛОГИИ В ИСПАНИИ И НА КУБЕ

ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2018. № 5

м.Е. кабицкий*

ХосЕ марти и СТАНОВЛЕНИЕ ЭТНОЛОГИИ И АНТРОПОЛОГИИ В ИСПАНИИ И НА КУБЕ

M.E. Kabitsky

JOSÉ MARTi AND THE ESTABLISHMENT OF ETHNOLOGY/ANTHROPOLOGY IN SPAIN AND CUBA

Аннотация. Возникновение науки, определяемой как этнология или антропология, относят к середине — второй половине XIX в. Это верно и для Испании, в состав владений которой в то время входила среди прочих, еще остававшихся у нее колоний, и Куба. К этому непростому периоду относится также формирование Хосе Марти как личности и как мыслителя. В статье рассматривается значение этнографии и антропологии в идейной жизни того времени и в творчестве и мышлении Х. Марти. Положение этих наук уместно проанализировать в контексте Южной Европы, где они в большей степени, чем в англосаксонских, немецкоязычных странах и Франции, были ориентированы на изучение собственного народа и конструирование его идентичности («антропология нациестроительства», или «поиски народа»). Однако в Испании ситуация имела (и до сих пор имеет), также и в сравнении с южно-европейскими реалиями, существенную специфику, прежде всего, в силу мощных регионалистских тенденций. Кубинская антропология, формирующаяся в рамках общеиспанских процессов и инициатив как одна из региональных школ, со временем оказывается связана с национальным проектом, нашедшим политическое выражение в независимости острова, а идентитарное — в окончательном складывании национальной идентичности кубинцев («кубинскости»). На Х. Марти как философа и идеолога оказали воздействие антропологические и смежные идеи и концепции его времени (в частности эволюционизм, краузизм), а также непосредственно антропологи и этнографы, с некоторыми из которых (А. Бачильером, Э.Х. Вароной и др.) его связывали личные отношения. Этноантропология повлияла (хотя и не напрямую) на деятельность по конструированию идентичности и формированию самосознания, осмыслению исторического

* Кабицкий Михаил Евгеньевич, кандидат исторических наук, доцент кафедры иностранных языков исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова и Центра социальной антропологии Российского государственного гуманитарного университета

Kabitsky Mikhail Evgenevich, PhD Candidate in History, Associate Professor, Section of Foreign Languages, Department of History, Moscow State Lomonosov University and Center for Social Anthropology of the Russian State University for the Humanities

+7-916-239-47-81; kabitski@yahoo.es

положения и предназначения народов (происходившему как в Испании, так и в ее колониях). В работах Х. Марти (журналистских публикациях, философских и политических очерках) поднимаются ключевые проблемы расовых различий, метисации, этнической идентичности, национального самосознания и единства.

ключевые слова: Хосе Марти, история этнологии, испанская антропология, кубинская антропология, этнография Кубы, этнография Испании, сепаратизм в Испании, формирование кубинского самосознания.

Abstract. The emergence of the science defined as ethnology or anthropology is traced back to the mid and late 19th century. This is also applicable to Spain, which at that time had Cuba as one of its remaining colonies. The personality of José Martí as a philosopher was also shaped at that complicated period. The article analyses the significance of ethnology and anthropology in ideological sphere of that period and in the works and thinking of José Martí. The status of these disciplines should be studied in the South European framework, where they were aimed at researching the country&s own people and shaping identity ("anthropology of nation-building", or "search for a nation"), more so than in the Anglo-Saxon and in German-speaking countries, and in France. Yet in Spain the situation was (and still is) unique due to its strong regionalist tendencies as compared with the South European environment. Cuban anthropology, which was shaped within the framework of general Spanish processes as one of regional schools, started to be associated with the national project, which was politically connected with state independence, and ideologically connected with the final configuration of Cuban national identity. José Martí as a philosopher and a theorist was influenced by anthropological and similar ideas of his time (e.g. evolutionism, Krauseism), and also by anthropologists and ethnographers, who were personally acquainted with him (A. Bachiller, E.J. Varona). Ethnoanthropology affected (albeit indirectly) the shaping and making of identity, interpretation of historical status and mission of nations (both in Spain and in the colonies). Martí raised the issues of racial differences, miscegenation, ethnic identity, national identity and unity in his works (mass media articles, philosophical and political essays).

anthropology, Cuban ethnography, separatism in Spain, making of Cuban identity.

Хосе Марти — личность необычайно многогранная: поэт и журналист, идеолог и практик-организатор, педагог и просветитель... Значение его фигуры трудно переоценить в масштабе всей Испаноамерики. На Кубе он признан непререкаемым авторитетом и безусловным классиком, к наследию которого обращаются в самых разных контекстах: от общих вопросов исторических судеб страны и всей Америки, от проблем государственного и военного строительства, идеологии, литературы, культурной политики и вплоть до

частных сюжетов, касающихся физвоспитания и спорта, работы с пожилыми людьми и т.п.1 Вероятно, никого не удивило бы, если бы оказалось, что он стоял у истоков еще одной отрасли знаний в своей стране — этнологии (культурной антропологии), тем более, учитывая огромное значение идей и деятельности Марти для формирования национального самосознания кубинцев... Так ли в действительности обстоит дело? Думается, ситуация несколько сложнее.

Существенное значение для определения роли апостола независимости Кубы в истории этнологической и антропологической науки имеет то время, в которое ему выпало жить и действовать. Марти родился в 1853 г., соответственно, формирование его как личности и как мыслителя происходило во второй половине XIX в., а основная масса его работ написана в последней четверти этого века, пока в 1895 г. гибель в бою не прервала его короткую, но яркую жизнь.

Возникновение науки, определяемой как этнология или антропология, также относят к середине — второй половине XIX в.2; это справедливо и для Испании, под властью которой в то время находилась среди прочих еще остававшихся у нее колоний и Куба. Один из наиболее видных исследователей истории испанской антропологии Анхель Агирре принимает за отправную точку в ее развитии 1833 год, когда совпали два события: смерть Фердинанда VII (последнего представителя неограниченного абсолютизма на испанском престоле) и выход книги Висенте Адама «Лекции по антропологии.»3.

В противовес мнению М. Пуч-Сампера, выделяющего два этапа в испанской антропологии XIX в.4, Агирре предлагает делить ее на три периода. 1833-1865 гг. были временем первых попыток научной деятельности в этой сфере, этот этап характеризуется редкими публикациями и отсутствием научных учреждений. Второй период (1865-1873) отмечен оживлением научной жизни в связи с дискуссией об идеях дарвина и основанием Испанского антропологического

общества в 1865 г., он во многом совпал с революцией и существованием первой республики в Испании. С 1874 г. наступает реставрация и третий период в испанской антропологии XIX в. Существенный импульс ее развитию придает выход научных журналов ("Revista de antropología", "Museo antropológico", "La Antropología moderna") и основание Антропологического музея в 1875 г.

Вместе с тем, путь испанской антропологии не был простым и прямым. Активность тех или иных научных центров, изданий и т.п. была зачастую связана с деятельностью конкретных ученых-энтузиастов и в дальнейшем оказалась прервана (так случилось с Антропологическим музеем после смерти его руководителя П. Гонсалеса де Веласко; в 1883 г. перестало существовать и Антропологическое общество).

С другой стороны, процесс утверждения новой дисциплины не был и строго централизованным. Помимо мадридских центров, важную роль играли провинциальные учреждения и издания, прежде всего в Севилье, а также на Канарских и Балеарских островах, в Барселоне, Валенсии и др. В этом контексте можно рассматривать и формирующуюся кубинскую этнологию/антропологию.

На ранних этапах ее зарождение и складывание наталкивалось на запреты властей, как указывает, в частности, применительно к этнической истории Кубы Э.Г. Александренков, далее со ссылкой на Ф. Ортиса отмечая: «Ряд законов, с 1560 по 1805 г., запрещал вовсе или ограничивал печатание и распространение книг в новом Свете, в которых говорилось бы об "Индиях"»5. Подобного рода запреты накладывались и позднее. Так, дважды посетивший Кубу ученый и путешественник А. фон Гумбольдт опубликовал в 1826 г. в Париже «Политический очерк об острове Куба», в котором выступил против неравенства рас и привлек внимание к проблеме рабства. По этой причине испанское правительство запретило публиковать очерк на острове6.

Первые работы по этнической истории и археологии Кубы были связаны с формированием национального самосознания и борьбой за независимость7. С 1843 г. там работал М. Родригес Феррер, выпускник Севильского университета, один из инициаторов исследований по археологии и зарождающейся антропологии. Его работа

вписывалась в контекст изучения испанских заморских владений. Члены Патриотического общества в Гаване приняли его в состав этой организации. При этом, однако, Родригес был противником независимости Кубы, в связи с чем в дальнейшем и покинул остров8. Всего он пробыл на Кубе более десяти лет, но главный его труд о ней — «Природа и цивилизация великолепного острова Кубы» — вышел значительно позже9.

Значительную роль в складывании этноантропологии на Кубе сыграли уроженцы Кубы: натуралисты отец и сын Фелипе и Андрес Поэй, а также юрист, филолог и историк Антонио Бачильер10. Ф. Поэй создал музей и возглавлял (как в дальнейшем и А. Бачильер) Антропологическое общество острова Кубы. общество было основано в 1877 г. по инициативе Испанского антропологического общества, и в нем, как и в Мадриде, ключевую роль играли медики и представители естественных наук. В их число можно включить и первого дипломированного антрополога и основателя первой кафедры антропологии на Кубе — Луиса Монтане. Получив образование во Франции (где он был учеником П. Брока и Л.-Ж.-А. Катрфажа), он прибыл на Кубу в 1874 г. и придал импульс деятельности общества и публикации его «Бюллетеня».

Таким образом, в данном контексте применимо наблюдение, что «во многих странах Латинской Америки на первоначальном этапе развития этнография (или этнология) следовала европейским тенденциям», хотя наличие индейского или негритянского населения придавало ей свою специфику11. Формирующаяся кубинская антропология была в особенности близка по тенденциям развития к испанской: у ее истоков также стояли преимущественно медики и натуралисты (как и Гонсалес Веласко в Мадриде), тематика первых исследований относилась к физической антропологии, археологии и первобытной истории (в условиях Кубы это выразилось в интересе к проблеме сибонеев — предполагаемых древнейших жителей острова). Изучение собственно этнографии и фольклора несколько отстает:

соответствующее общество возникает только в 20-е гг. XX в. Одним из пионеров исследований в этой области был соратник Х. Марти философ и педагог Э.Х. Варона12.

Л. Корсбэк и М. Барриос считают, что «разные стили в антропологии в силу исторических причин дают в результате школы, несущие отпечаток национального (если не националистического) проекта, такие как "американская культурная антропология", "британская социальная антропология", "французская этнология", и в этом смысле можно говорить и о "кубинской антропологии", вписанной в кубинский национальный исторический процесс»13.

Действительно, спецификой этноантропологии в странах Южной Европы (Италии, Испании, Португалии) было обращение к изучению своего народа, поиск (формирование) народа14, национальной идентичности, по Дж. Стокингу — строительство нации (а не империи): сначала в более оптимистичном либерально-прогрессистском ключе, потом более болезненном — после потрясений, показавших слабость и отсталость данных стран15. В Испании таким поворотным моментом стал как раз 1898 г. — поражение в войне и утрата последних колоний, включая Кубу.

В Испании ситуация имела, по сравнению с другими южноевропейскими странами, также существенную специфику, прежде всего, в силу мощных регионалистских тенденций. В результате зарождающаяся этнология и антропология оказалась связана не с формированием идентичности одного испанского народа, точнее, не только с ним, но и с другими народами, претендующими на собственную физиономию, самостоятельную судьбу. Часто при этом имеют в виду только народы Пиренейского полуострова (басков, каталонцев и др.). Но то же самое можно сказать и о кубинцах. Более того, как считает Э. Уселай-да Каль, именно кубинский национализм стал отправной точкой и образцом для формирования всех позднейших национализмов в Испании — как «периферийных», так и общеиспанского16.

Почему так получилось? Чтобы понять это, надо отрешиться от шаблонов мышления постфактум, учесть не только кубинский, но и испанский контекст. 1868 год — начало Десятилетней войны на Кубе — это и год «Славной революции» в Испании. Как отмечает Х.-Л. Прието17, революция развивалась по привычной схеме: власть захватили местные хунты, образовавшие центральную хунту, в дальнейшем они передали свои полномочия временному правительству, призванному созвать учредительное собрание. Так поступили все хунты (в том числе пуэрториканская), кроме кубинской!

Итак, Куба, де-юре еще в составе Испании, начала борьбу за самостоятельность; в этой борьбе участвует юный Марти — сын ва-ленсийца и уроженки Канарских островов. Что же такое, по его мнению, Куба и какое право она имеет претендовать на независимость? на мой взгляд, к Марти можно отнести сказанное о филиппинском национальном герое Хосе рисале: он видел свое предназначение в просвещении народа, формировании свободного мышления и национального самосознания18. В «Манифесте Монтекристи» выразились основные идеи национализма Марти: осуждение колониальных порядков, антиимпериализм, обращение к памяти павших в борьбе, призыв к национальному мышлению, к единению всех этнокультурных элементов общества, в пользу расового и культурного смешения

(метисации)19. Всё это темы, имеющие прямое отношение к этнологии. Но какую роль она сыграла в формировании мышления Марти?

В 1871 г., будучи выслан с Кубы, он прибыл в Испанию чуть ли не одновременно с новым королем Амадеем I, царствовавшим недолго — до 1873 г. Затем была провозглашена республика. Вот на эти годы пришлось пребывание и, что важно, учеба Марти в Испании. Там же выходит его первая знаменитая работа «Политическая тюрьма на Кубе», его статьи публикуются в изданиях Мадрида, Кадиса и Севильи и встречают положительный отклик у публики. он поддерживает контакты с кубинцами, живущими в Испании, и пытается объединить их и пропагандировать идеи свободы Кубы, при этом находит сочувствие и у прогрессивно настроенных испанцев. Его национализм не был принципиально антииспанским (что позднее было подчеркнуто и в «Манифесте Монтекристи»), он рассчитывал на понимание и поддержку «хороших испанцев». Дело скорее в том, что в период революционных потрясений молодой Марти встал на радикальные позиции, что предполагало такие требования, как прогресс, республика, свобода для национальных окраин20.

В Испании Марти учится сначала в Мадриде, затем в Сарагосе на юридическом, потом на философско-филологическом факультете. Можно вспомнить, что сам он ратовал за новый университет, основанный преимущественно на естественнонаучном образовании21.

Формирующаяся антропология в тот период также еще не определила четко своего места в системе наук, не было институционализировано ее деление на физическую и социокультурную; значительная роль медиков и натуралистов зачастую определяла взгляд на культурные феномены как на детерминированные биологически, определяющее значение придавалось расовой принадлежности.

Господствующее в те годы первое теоретическое направление в этноантропологии — эволюционизм, одним из важнейших постулатов которого было единство человеческого рода, еще не вполне преодолело распространенные в то время биологизирующие, расовые

(и даже расистские) трактовки. Тема расовых различий была неизбежной для кубинского мыслителя и много раз затрагивалась Марти. Идеи эволюции также присутствовали повсеместно в общественном дискурсе того времени. Марти читал Г. Спенсера и рецензировал книгу У Брукса «Закон наследственности». По словам выдающегося кубинского этнолога Ф. Ортиса, «у Марти можно прочесть об антропологических обществах, конгрессах американистов, доколумбовых цивилизациях, о самых популярных в то время социологических трудах, о Спенсере и Рибо; и прежде всего, Марти понимает решающее значение этих вопросов, необходимость их разработки и проявляет большой интерес к объективному изучению человеческих типов, рассматриваемых как расовые, и их роли в обществе».

Ф. ортис полагает, что Марти всегда придерживался передового для своего времени взгляда на расы: «В любом случае, Марти стремится лишить понятие расы роли генетического определителя психологического типа и того социального значения, которое выходило бы за рамки чисто условной анатомической классификации»22. Х. Камачо, однако, считает возможным говорить об эволюции взглядов Марти: ранний эволюционизм акцентировал четкое, «этнографическое» разграничение «Я / Другой (туземец)», противопоставляя рациональное, объективное восприятие эмоциональному, подражательному, наивному и детскому. Согласно Камачо, влияние А. Бачильера, описывавшего негров как «склонных к суеверию, к чудесному, к подражанию действиям других», сказалось и на Х. Марти23. Этому подходу Марти следует в репортаже о землетрясении 1886 г. в Чарльстоне, описывая поведение белого и негритянского населения, и в другом журналистском материале, из Джорджии, но также, как отмечает Камачо, и в отношении индейцев, у которых он акцентирует их «наивное, детское, магическое восприятие».

Как соотнести это с приведенным выше мнением Ф. ортиса и многих других авторов, что Марти «всегда выступал против расовой дискриминации и за равенство белых и черных»24 и с его знаменитым высказыванием: «нет расовой ненависти, потому что нет рас»? Основные работы Марти, которые обычно цитируют по этому поводу, «Наша Америка» и «Моя раса», написаны уже в 1890-е гг. Изменение

подхода по сравнению с 1880-ми может означать эволюцию взглядов автора, принятие идей зрелого эволюционизма, объясняющего культурные различия не расовым типом, а уровнем развития. Либо также, как считает в частности Х. Камачо, это своеобразное «стратегическое умолчание», изменение риторики, связанное с иными задачами его новых работ — подготовкой войны за независимость и сплочением кубинского общества, проектом, направленным на формирование единой национальной идентичности кубинцев, «куда Марти включает все этнические элементы Кубы: негров, индейцев, испанцев и креолов»25. Ф. Ортис, следуя Марти, полагал, что спасение Кубы — в укреплении национального самосознания, взаимопонимания и единства разнородных элементов кубинской этнической мозаики, что определило его подход к расовой тематике26.

В духовной и культурной жизни Испании конца XIX — начала XX в. заметное место занимает альтернативная официальной деятельность в области образования, связанная с распространившейся в стране философией краузизма — посткантианского направления, близкого к позитивизму, проникнутого духом прогресса и либерализма и уделявшего особое место просвещению.

Заметным явлением стал Институт свободного образования (Institución Libre de Enseñanza), который включил ряд ученых и педагогов, покинувших косные и догматические официальные университеты, и воспитал плеяду выдающихся интеллектуалов (Х. Ортега-и-Гассет, Р. Альтамира, С. Рамон-и-Кахаль, А. и М. Мачадо, Х.-Р. Хименес, Р. Менендес Пидаль и др.). С краузизмом, Институтом и его основателями связаны также имена ряда видных испанских этнографов и антропологов, в том числе М. Салеса-и-Ферре, П. Боска Жимперы, Б. Инфанте, Х. Каро Барохи.

Идеи краузизма, либерального течения, проповедующего деятельность индивидуума на благо общества и придающего столь важное значение образованию, оказали несомненное влияние на Х. Марти27 (также как и на его пуэрториканского соратника Э.М. де Остоса, «гражданина Америки», близкого к Марти по взглядам)28. Оба они формулируют самобытные и оригинальные идеи, определяемые иногда как «антиимпериалистический национализм», в которых однако данное влияние остается заметным. В случае Марти нельзя не

упомянуть о том, какое огромное место, уделялось в его творчестве педагогической тематике.

Вместе с тем, вопросы истории и значения краузизма относительно подробно изучены лишь применительно к Испании, несмотря на его влияние и на латиноамериканскую культуру. В отношении Кубы существует небольшая и неоднозначная литература по этому вопросу. Некоторые ранние авторы отрицают или недооценивают влияние данного течения29, другие в последнее время занимают более взвешенные позиции30.

Таким образом, на Х. Марти как мыслителя и идеолога оказали воздействие антропологические и смежные идеи и концепции его времени (в частности, эволюционизм, краузизм). Марти был знаком с антропологической литературой и с деятельностью антропологических учреждений на Кубе; личные дружеские отношения и взаимные влияния связывали его с некоторыми представителями ранней кубинской этнографии и антропологии (А. Бачильер, Х. Варона).

Этноантропология повлияла на его деятельность по конструированию идентичности и формированию самосознания, осмыслению исторического положения и предназначения народов (процесс, происходивший как в Испании, так и в ее колониях). В своих работах Марти поднимал важнейшие для кубинских реалий антропологические темы, высказал ряд передовых и новаторских идей, имеющих отношение к данной области.

References

Aleksandrenkov Eh.G. Indikhenizm v Latinskoj Amerike (politika i nauka o korennykh obitatelyakh) [Indigenious Studies in Latin America (Politics and Science of Indigenous Populations] // Issledovaniya po prikladnoj i neotlozhnoj ehtnologii [Research in Applied and Emergency Ethnology]. N 188. Moscow: IEA RAN, 2006. 29 p.

Aleksandrenkov Eh.G. Istoriya izucheniya kubinskimi uchenymi korennogo naseleniya Kuby [History of Academic Studies of Cuban Indigenous Population] // Sovetskaya ehtnografiya. 1968. N 5, pp. 153-160.

Aleksandrenkov Eh.G. Stat& kubintsem. Problemy formirovaniya ehtnichesk-ogo samosoznaniya (XVI-XIX vv.) [Becoming a Cuban. Issues in Making Cuban Identity (16th-19th Centuries). Moscow: IEA RAN, 1998. 280 p.

Aleksandrenkov Eh.G. Ehtnografiya v Respublike Kuba (ocherk istorii) [Ethnography in the Republic of Cuba (An Essay in History)] // Ehtnografiya v stranakh sotsializma [Ethnography in Socialist Countries]. Moscow: Nauka, 1975, pp. 240-261.

Béguez César J. Martí y el krausismo. La Habana: Compañía Editora de Libros y Folletos, 1944. 88 p.

Camacho J. "Signo de propiedad": etnografía, raza y reconocimiento en José Martí // A Contracorriente: Revista de Historia Social y Literatura en América Latina. 2007. Vol. 5. N 1, pp. 64-85.

Gómez Treto R. Influencia del krausismo en Cuba // El Krausismo y su influencia en América Latina. Madrid: Instituto Fe y Secularidad — Fundación Friedrich Ebert, 1989, pp. 261-276.

Historia de la antropología española / Ed. por A. Aguirre Baztán. Barcelona: Editorial Boixareu Universitaria, 1992. 476 p.

Kabitsky M.E. Ehtnoantropologicheskaya nauka v istorii stran Yuzhnoj Evropy. K postanovkeproblemy [Ethno-anthropological Studies in History of South European Countries. Defining the Issue] // Osnovnyeproblemy obshhestvennykh nauk [Key Issues of Social Sciences]. Volgograd: ITSRON, 2014, pp. 33-36.

Korsbaek L., Barrios Luna M. La Antropología en Cuba // Cuicuilco. N 46. 2009, pp. 11-33.

Oria T.G. Martí y el Krausismo. Boulder: Society of Spanish and Spanish-American Studies, 1987. 176 p.

Ortiz F. Martí y las "razas de librería" // Anales de la Universidad de Chile. 1953. N 89, pp. 117-130.

Prieto Benavent J.L. José Martí en España // Revista hispano cubana. 2003. N 15, pp. 37-50.

Puig-Samper M.A., Naranjo C. El legado hispano y la conciencia nacional en Cuba // Revista de Indias. 1990. Vol. 50. N 190, pp. 789-808.

Puig-Samper M.A., Galera A. La Antropología española del siglo XIX. Madrid: CSIC, 1983. 93 p.

Rangel Rivero A., Arredondo Antúnez C., Sánchez Pérez R. Miguel Rodríguez Ferrer: vida y obra de un arqueólogo sin gabinete // Cuba arqueológica. 2009. N 1, pp. 16-26.

Rodríguez Ferrer M. Naturaleza у civilización de la grandiosa isla de Cuba. Madrid: Imprenta de J. Noguera, 1876. 942 p.

Sánchez Aguilera O. Las martianas escrituras. La Habana: Centro de Estudios Martianos, 2011. 268 p.

Sánchez Gómez L.A. Cien años de antropologías en España y Portugal (1870-1970) // Etnográfica. 1997. N 1:2, pp. 297-317.

Suárez Serrano J. La impronta del krausismo en Cuba // Revista Brasileira do Caribe. 2008. Vol. VIII. N 16, pp. 397-410.

Tokarev S.A. Istoriya zarubezhnoj ehtnografii [History of Foreign Ethnography]. Moscow: Vysshaya shkola, 1978. 352 p.

Ucelay-da Cal E. Cuba y el despertar de los nacionalismos en la España peninsular // Studia historica. Historia contemporánea. N 15. 1997, pp. 151-192.

Ward T. From Sarmiento to Martí and Hostos: Extricating the Nation from Coloniality // European Review of Latin American and Caribbean Studies. 2007. N 83, pp. 83-104.

Поступила в редакцию 13 декабря 2017 г.