Спросить
Войти
А. А. Фокин
«потребительский» вариант восприятия коммунизма
советским населением на рубеже 50-60-х годов
В статье рассматривается один из вариантов восприятия населением коммунистических идей, выраженных в III Программе КПСС. Демонстрируется, что часть населения воспринимала коммунизм как «кормушку», что явилось существенным фактором провала коммунистического строительства.
Идея коммунистического общества возникла в марксизме для обозначения идеальной формы общественного устройства, вырастающего из прежних форм и одновременно их отрицающая. Коммунизм — это теоретическая абстракция, своеобразная «сказка», которую предстояло рано или поздно сделать былью, согласно законам исторического развития. Приход к власти большевиков сделал коммунизм одним из основных элементов официального советского дискурса.
Совместно с официальным образом коммунизма существовали образы, рожденные народным сознанием. Эти образы ярче всего проявляются в письмах, присланных в ходе «всенародного обсуждения» проекта III Программы КПСС летом-осенью 1961 г. Наиболее часто встречающийся образ коммунизма в этих посланиях говорит о том, что у значительной части населения коммунизм представал в виде «кормушки». Это позволяет говорить о «потребительском» варианте восприятия коммунизма, который возник вследствие взаимодействия идеологии и повседневной действительности.
Советская жизнь предоставляла достаточный материал как для оптимизма, так и для скептицизма. Практически любой автор, обращающийся к 50-60-м гг., отмечает, что в советской действительности происходили существенные изменения в лучшую сторону. В июне 1956 г. была введена новая система пенсионного обеспечения, что увеличило размер пенсии. Вместе с этим вводился один из самых низких в мире пенсионный ценз — для мужчин 60 лет, при стаже работы в 25 лет, для женщин 55 лет, при стаже в 20 лет. Исключительное значение имело то, что впервые в стране устанавливалось государственное пенсионное обеспечение для колхозников1. 1961 г., ознаменованный принятием новой Программы партии, начался с денежной реформы, в 10 раз укрупнившей рубль, что было следствием экономических успехов в предшествующее десятилетие. Рост среднемесячной номинальной заработной платы рабочих и служащих составил за 10 лет практически 50 %: 679 р. в 1953 г. и 98 р. 50 к. (987 р.) в 1964 г. Возросло потребление мяса, молока, рыбы2. Успехи Советского Союза венчались полетом Ю. А. Гагарина в космос. Все это подготавливало почву для оптимистичного восприятия положений Программы партии, принятой в 1961 г. XXII съездом КПСС и обещавшей построить основы коммунизма за 20 лет.
Вместе с тем в советской действительности было множество нелицеприятных моментов, постоянные столкновения с которыми в повседневной жизни мешали процессу слияния с коммунистической «утопией». Об этих проблемах активно писал «Крокодил», но любой советский человек и без журнала знал, что недостатков в советском обществе еще предостаточно. Простые люди на себе ощущали, особенно
после кризисных явлений первой половины 60-х гг., невыполнимость поставленных задач. Данный факт можно проиллюстрировать письмами в редакцию журнала «Коммунист»: «Как можно требовать от советских людей какой-то социалистической идеологии, когда социализм не дал реального обеспечения для развития человеческой личности. <...> Возьмем не вашу государственную статистику, а возьмем реальную жизнь советских людей в массе. Возьмем "конкретную экономику" советских людей, возьмем в массе советскую интеллигенцию: инженеров, врачей, учителей и т. д. Ведь это сплошная нищета». В другом анонимном письме писалось: «часто по радио болтают, что у нас подходят к коммунизму, да подохнем до коммунизма. У Вас, конечно, коммунизм, ну а у нас голодизм и дороговизм»3. Подобный скептицизм бытовал не только среди обычных людей, но и среди партийно-государственных деятелей. Так, А. Т. Твардовский записал от публики в санатории «Барвиха» такие воспоминания: «Живут люди под одной крышей, здороваются, встречаются в столовой, в кино, на прогулках — люди больные и здоровые, но люди не рядовые, руководящие, видные партийные. И никогда не произносят слова "коммунизм" иначе, чем в шутку, — по поводу бесплатного бритья в парикмахерской и т. п.»4.
Параллельное существование двух отношений к обещанному коммунистическому обществу, порожденных столкновением коммунистического идеала с действительностью, будило у его носителя стремление поскорее переделать ее5. «Минусы» советской действительности самим своим существованием призывали к собственному уничтожению и созданию общества без недостатков, а «плюсы» подтверждали верность выбранного курса, который уже сейчас начинал давать позитивный результат. И то и другое могло стимулировать население на активное участие в решении поставленных Программой задач.
Ю. В. Аксютин провел интересное социологическое исследование, в ходе которого попытался выяснить отношение населения СССР к хрущевскому периоду и, в частности, к коммунистическому проекту. Два опроса проходили в 1998 и 1999 гг. На вопрос «Как вы вообще тогда относились к идее создания общества всеобщего равенства и благоденствия?» получены следующие ответы, %:
Ответ 1998 1999
Верили в коммунизм 51 53
Сомневались 5,5 2
Не верили 18,5 16
Не задумывались 2,5 2
Нет ответа 17 17,5
На вопрос «Верили ли вы обещанию построить коммунизм через 20 лет, т. е. к 1980 г.?» (из тех, кто положительно ответил на первый вопрос) получены следующие ответы, %:
Ответ 1998 1999
Верили 37 37
Сомневались 5 5
Не верили 26 39
Затруднились с ответом 1 2
Нет ответа 7,5 3
Согласно материалам опросов число веривших в коммунизм (51-53 %) в три раза превышало число не веривших (18,5-16 %), однако провозглашенные на XXII съезде КПСС сроки его построения показались достижимыми только 35-37 %6. Несмотря на прошествие определенного числа лет, в результате сравнения с комплексом письменных источников, результаты исследования могут быть признаны достоверными, следовательно, уверенность в неизбежности прихода к коммунизму уживалась со скепсисом по отношению к заявленным срокам.
Б. А. Грушин на основании собственных исследований общественного мнения 60-х гг. выделяет по отношению к коммунизму 5 групп населения: 1) люди, осознававшие себя активными строителями коммунизма, искренне разделявшие принципы этого движения и стремившиеся реализовать их на практике; 2) люди, осознававшие себя активными строителями коммунизма и хотя и не участвовавшие по тем или иным (преимущественно объективным) причинам в строительстве коммунизма, тем не менее активно поддерживавшие его принципы, испытывавшие к ним явный позитивный интерес; 3) люди, не ставившие под сомнение общую идею развития советского общества по направлению к коммунизму, более того, готовые активно участвовать в этом процессе, но не разделявшие принципов обсуждаемого движения, стоявшие в оппозиции (явной или скрытой) по отношению к нему, полагавшие, что у движения нет ни настоящего, ни будущего; 4) люди, участвовавшие в движении либо поддерживавшие его, однако делавшие и то и другое (в силу определенных политических, идеологических причин либо из соображений выгоды, стремления быть как все и т. д.) лишь формально, на словах, без сколько-нибудь искреннего желания строить коммунизм; 5) люди, стоявшие полностью в стороне от обсуждаемой проблематики — как правило, вовсе не верившие в победу коммунизма и, уж во всяком случае, не осознававшие себя участниками «коммунистичес7
кого строительства» .
Позитивное отношение к коммунизму в различных группах советского общества было связано также с возможностью творчески переработать образы официального дискурса, этим могли заниматься не только писатели и публицисты, но и любой советский человек. Практически любой мог найти в глобальном коммунизме свой отдельный кусочек «светлого будущего». Для бюрократов коммунизм являлся дополнительным оправданием для расправ с непослушными гражданами, стремившимися ускользнуть от экономического (теневики, тунеядцы) и идеологического (некоторые представители интеллигенции, стиляги) контроля. Для поэтов-шестидесятников он выступал альтернативой будничному быту, господству рутины и был своего рода щитом в их своеобразной оппозиции новому классу8. П. Вайль и А. Генис добовляют к этому: художники-модернисты усмотрели в параграфах Программы разрешение свободы творчества, академисты и консерваторы — отвержение антигуманистических тенденций в искусстве; молодые прозаики взяли на вооружение пристальное внимание к духовному миру человека; любителям рок-н-ролла открывались государственные границы; перед приверженцами «Камаринской» — бездны патриотизма; руководители нового типа находили простор инициативе; «сталинские» директора — призывы к усилению дисциплины; аграрии-западники разглядели зарю прогрессивного землепользования; колхозные консерваторы — дальнейшее обобществление земли9. Все вышеизложенное позволяет не только разделить отношение населения СССР к коммунизму на позитивное
и скептическое, но и предположить наличие большего разнообразия вариантов в рецепции официального дискурса.
Определенную роль в процессе «уверования» в коммунизм могла сыграть потребность человека в неком идеале, мечте, надежде на лучшее, которую можно было противопоставить действительности. Как отметила Г. Н. Шербакова: «В хорошую жизнь в будущем верили, а как она будет называться — коммунизм или нет — для нас было не важно»10. В существовании множества разноплановых образов коммунизма можно видеть одно из объяснений стремления власти придать импульсу строительства коммунизма единообразие и унификацию, о чем писалось выше.
К тому же вера в «коммунистическое завтра», о которой люди заявляли как в 60-е, так и в 90-е гг. (что было выявлено в ходе социологического исследования), еще не определяла внутреннего содержания объекта веры. В «Крокодиле» приводилось высказывание одного человека о предстоящей жизни в коммунистическом обществе: «Вот это будет житуха! <...> Поди проверь, какие у меня способности. Кажу, что у меня их кот наплакал, и буду работать вполсилы! А по потребностям мне подай»11. Потребительское отношение к коммунизму, с которым нещадно пытались бороться всеми возможными способами, базировалось как на психологии отдельной личности, так и на мифологизации коммунистических перспектив. Процесс мифологизации начался еще в первые годы советской власти и заложил основы для дальнейшего восприятия официальных постулатов. В результате преображения идеологем ленинизма в крестьянском сознании складывался псевдорелигиозный тип миропонимания, в котором образы будущего выступали в языковых значениях традиционно христианской и марксистской терминологии. Марксистская терминология осваивалась в традиционно христианских смыслах. Образовывался ряд, в котором «социализм», «коммунизм» и «рай» оказывались тождествами. Тема «Коммунизм — рай земной», «Царство Божие на земле» была одним из часто употребляемых в прямом, а также метафорическом и неявном виде комплексов-индикаторов, зафиксированных в письмах крестьян12.
Несмотря на то что в построение коммунизма в 1980 г. верили не все граждане СССР, это не мешало им желать совершить как можно более быстрый рывок в «светлое будущее». Даже если совсем не верить в возможность завершения коммунистического строительства, то стремиться к коммунистическому изобилию можно. По словам Т. П. Кищенко, в 60-х гг. «вера в лучшую жизнь вовсе не означала веру в коммунизм»13. Понятный обычному человеку «потребительский коммунизм» был, как показывают письма, и активная борьба с ним со стороны официального дискурса, одним из самых распространенных вариантов «светлого будущего». Выше отмечалось, что для населения самым популярным и распространенным был момент, выраженный в лозунге, в сознании большей части людей связанном с коммунизмом, — «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Поэтому Ю. М. Тихомиров своим письмом пытался закрепить в Программе партии следующее определение: коммунизм — это общество, где человек «волен работать или не работать вовсе»14. Стремление к распределению по потребностям порождало у некоторых граждан нетерпение; особенно это можно обнаружить в письмах людей пожилого возраста, которые говорили, что они, к сожалению, не смогут дожить до коммунизма и поэтому хотели уже во время своей жизни посмотреть на жизнь в будущем и насладиться коммунистическим изобилием. Так, группа участников
Гражданской войны и революционного подполья на основании своих былых заслуг перед Родиной предлагала предусмотреть в Программе льготы для себя: «бесплатное жилье, бесплатный проезд на всех видах городского транспорта, лечение в санаториях»15. Некто Н. Князев писал: «Очень хорошо, что молодежь будет жить при коммунизме. Но людям старым, участникам революции, следует тоже дать это почувствовать — надо сейчас установить единую для всех пенсию по старости, освободить от платы за воду, свет, баню, кино и за проезд по городу»16. Некоторые люди предлагали уже в 60-х гг. перейти к бесплатному снабжению населения товарами первой необходимости — дешевым хлебом, спичками, солью и т. д.17.
Описание обращения населения к коммунистическому будущему как средству управлением настоящим опирается на теоретические построения М. А. Барга, который в своей работе писал: «общественный индивид в состоянии жить, смотря вперед, только в том случае, если его мысль оглядывается назад»18. М. А. Барг в первую очередь рассматривал проблему исторического сознания в историографии, но представляется, что его идеи могут иметь более широкое применение.
Будущее конструируется из элементов личного или социально усвоенного опыта. Человек как элемент социума одновременно является субъектом и объектом формирования социальной памяти, которая является хранителем социального прошлого. Сконструированное на основании прошлого представление о будущем является для настоящего эталоном, который определяет модусы поведения человека. Движение в будущее рассматривается как развитие положительных черт современности, приводящих к построению идеальной системы. Социальная память, как и природная, обладает способностью избирательно забывать некоторые факты прошлого. Потребности настоящего влияют на выбор элементов пережитого опыта, определяя образ социального прошлого. Все три времени оказываются взаимосвязаны.
Советский человек, как и политическая верхушка, находился в рамках мифологической системы, которая делила время на три части: светлое будущее всего человечества — коммунизм; настоящее, которое призвано воплотить в действительность коммунизм; и прошлое, логика развития которого предполагала возможность перехода из настоящего к ожидаемому будущему — коммунизму. Для обеспечения нужной логики развития прошлого в советской действительности имелась особая концепция отбора и интерпретации фактов, которая выдавала необходимый образ прошлого. Коммунизм III Программы КПСС представлял собой одновременно и отречение от всей прошлой истории, и ее итог, поскольку он был подготовлен всем предшествующим развитием общества19.
Официальный дискурс, отмечая элементы коммунистического общества в настоящем, ставил своей задачей закрепление и обоснование существующего положения дел. Население апелляцией к «светлому будущему» пыталось оказать давление на властные структуры для изменения ситуации и получения дополнительных благ. Расплывчатость определений в трудах классиков и партийных документах позволяла интерпретировать определенные цитаты в нужном русле. Поскольку опровергнуть классиков было невозможно, власти приходилось включаться в игру.
Официальный дискурс о коммунизме требовал от населения напряжения усилий и некоторых лишений, которые окупятся в будущем, а «потребительский коммунизм», наоборот, настаивал на том, что с построением социализма основные
трудности в развитии уже преодолены и можно пользоваться плодами своего или чужого труда. Н. А. Чальян предлагал: «По мере достижения изобилия того или иного продукта переходить к его бесплатному распределению по потребностям»20. К тому же после опубликования проекта и его принятия XXII съездом КПСС, по сути, начинался обратный отсчет времени до наступления коммунизма, а значит, с каждым днем и часом коммунизм становился все ближе и ближе.
Необходимо подчеркнуть, что причина существования «потребительского коммунизма» заключается в его крайней доступности и понятности. Нормальный человек, в котором еще не были изжиты «родовые пятна» прошлого, в силу своего сознания извлекал из текста Программы партии моменты, которые были для него близки и понятны. Современники отмечали, что для населения Советского Союза самыми впечатляющими положениями Программы партии были отнюдь не самые важные с точки зрения авторов. Все говорили о том, что будет бесплатный транспорт, бесплатные коммунальные услуги, бесплатные заводские столовые, а не о дальнейшем развитии принципов социалистической демократии. Данный факт объясняется тем, что Программу партии читали как художественный текст, в котором конкретные и внятные детали брали на себя функцию пересказа21.
Имеющиеся источники позволяют провести разделение «светлого будущего» еще на два варианта: индивидуальный и общественный «потребительский коммунизм». В первом случае главными признавались личные потребности одного конкретного человека — автора послания. В сводке поступивших писем группа, в которой выделяется индивидуалистический вариант, охарактеризована следующим образом: «Имеются письма, появление которых обусловлено, видимо, личной неустроенностью, бытовыми трудностями, носящие по существу характер жа-лоб»22. Зачастую личное неблагополучие авторов писем и их жалобы на свое положение в посланиях связывалось с коммунизмом. Примером может служить письмо О. Д. Гордова, где он, жалуясь на отсутствие в своем районе бани и прачечной, пишет: «Очевидно, через 20 лет, т. е. при коммунизме, люди вообще не будут мыться, если нас уже сейчас лишили этого элементарного гигиенического удобства»23. Таким образом, человек, обращаясь к официальным властям, апеллировал к коммунистическому будущему как к некому идеалу общественного устройства, для того чтобы изменить свое настоящее. Помимо вполне обоснованных просьб по улучшению жилищных, продуктовых и других бытовых условий, попадаются весьма курьезные послания, демонстрирующие крайнюю степень «индивидуалистического потребительского коммунизма». Некоторые трудящиеся интересовались, будут ли при коммунизме бани и нельзя ли в 60-х гг. уже ввести бесплатное пользование ими24. Н. Я. Прилепов из Риги в своем письме обращал внимание на необходимость по мере продвижения к коммунизму улучшать сбор сырья с населения, поскольку в 60-х гг. «с населения принимаются только утильсырье, макулатура, металл и бутылки исправные, отечественные. Отечественные я называю потому, что другие бутылки из братских стран не принимаются, а их очень много у нас»25.
«Общественный потребительский коммунизм» заключался в получении благ не только конкретным индивидом, но и всем обществом в целом. Н. И. Шершов предлагал в течение пяти лет обеспечить гражданам Советского Союза и приезжающим в Советский Союз выдачу хлеба стоимостью до 17 к. за 1 кг бесплатно26. Б. Л. Кербер прямо указывает, что он представляет себе коммунистическое общество не как общественную формацию, в условиях которой можно будет «кушать все, что хочешь, и в неограниченных количествах». Это, на его взгляд, наименее значимая сторона, «но вот возможность быстро связаться по телефону в любое время суток как по служебным, так и по личным вопросам, — это одно из очень важных обстоятельств»27. Собственно, такой вариант «потребительского коммунизма» в значительной степени пересекался с официальным образом и образами в редакции ряда медиаторов. Предполагалось, что свойственное всей коммунистической формации противоречие между постоянно растущими потребностями членов общества и достигнутым в каждый данный момент уровнем производства должно было составить могучий стимул развития общества по пути прогресса28. Естественно, что для нормального взаимодействия официального и народного образов коммунизма «общественный потребительский» вариант не должен был выходить за определенные границы.
Следует отметить, что широкое бытование в народной среде «потребительского» варианта восприятия коммунизма может служить одним из факторов неудачи проекта «развернутого строительства коммунизма». Несоответствие ожидаемых населением перспектив с реальными трудностями начала 60-х гг. не способствовало мобилизации основной массы советских граждан. А именно в этом виделось одно из основных условий выполнения задачи коммунистического строительства. Недостаточная мобилизация населения привела к тому, что произошло постепенное затухание импульса коммунистического строительства и на смену пришла доктрина «развитого социализма», которая ввела страну в «застой».
Примечания
