Начало политической карьеры Эдуарда Стэнли

ЛИТЕРАТУРА

Поступила в редакцию 20.06.05 г.

УДК 94 (1-87)

ББК 63.3 (4/8)

НАЧАЛО ПОЛИТИЧЕСКОЙ КАРЬЕРЫ ЭДУАРДА СТЭНЛИ Лаптев М.А. *

Статья посвящена истории молодым годам Эдуарда Стэнли, будущего видного политического деятеля консерваторов, известного под именем графа Дерби. Показан путь становления его как политика.

Шел 1799 г., местечко Ноусли - усадьба аристократической семьи Стэнли, графов Дерби. РасположенныйвсельскойместностивозлеЛиверпуля помещичий дом был великолепным, но не массивным, подходящим семье, титул которой восходил к эпохе Возрождения XV в., а не к Средним векам. Подобные “цитадели” крупных землевладельцев были довольно привыины1 в Англии, но для людей Ланкашира Ноусли был самым великим домом в окрестностях, а потому и в их мире. Ноусли был синонимом Стэнли, а Стэнли - Ланкашира, в который эта семья глубоко ушла корнями, получая большой доход от этого графства, и оказывая политическое и социальное влияние далеко за пределы своих родовых земель.

Родившийся 29 марта Эдуард Джордж Джеффри Смит барон Стэнли стал третьим поколением прямык (мужских) наследников титула графов Дерби. Колокола деревенской церкви звонили в честь этого. Быть рожденным в семье правящего класса любой нации любого времени, как правило, превосходный старт в жизни, а быть рожденным в семье аристократа в самой могущественной нации в мире того времени, наполняет чашу судьбы до краев. Так как большая часть мира в то время существовала для лучшей жизни британцев, и большая часть самих британцев, в некоторой степени, существовала во благо той верхушки, которая управляла политической жизнью и пользовалась в полной мере плодами национальных триумфов. Таким образом, это не в коей мере не было обыгчным рождением. На этого ребенка семья

возлагала большие надежды.

Во время рождения юного Стэнли главой семьи являлся Эдуард Стэнли, 12-й граф Дерби, толстый, низкорослый мужчина с приятным лицом и хорошим характером. В современной ему политике он был лидером либеральных вигов, а в спортивном мире он дал свой титул крупнейшим конным скачкам. Его неугомонная энергия и неудачная женитьба на дочери герцога Гамильтона, побудили 12-го графа искать разнообразные увлечения вне дома.

Некоторое время его привлекал театр, и однажды он сыграл роль любовника в комедии “Как не потерять его”. Это увлечение привело его к знакомству с прекрасной талантливой актрисой Элизабет Фарен[ 1 ]. Она завоевала сердце графа, и после смерти первой жены, они поженились. Этот счастливый союз принес трех детей, к двоим, которые уже были у графа, и юный Стэнли был одного поколения с детьми своего деда от второго брака.

Родителям Эдуарда Стэнли не хватало яркости старшего поколения, но все же они были значительными людьми. Его отцу, голубоглазому, розовощекому мужчине было суждено жить в тени людей, окружавших его. 12-й граф, доживший до 1834 г., являлся главой семейства в лучшие молодые годы жизни своего сына, а когда он умер, Эдуард Смит, 13-й граф уже оказался в тени растущей репутации своего сына. Хотя он много лет служил в палате общин, основным его увлечением была зоология. Он являлся одно время президентом Зоологического общества.

*Лаптев Михаил Александрович - аспирант кафедры новой и новейшей истории БашГУ

Огромный зоопарк, расстилавшийся на сотни акров земли и семьдесят акров воды, был создан в Ноусли, и даже при их благоприятном материальном положении, его содержание было обременительно для семейного бюджета. В жены он выбрал кузину Шарлоту Хорнби, брюнетку с орлиным носом и серьезным выражением лица. Она была дочерью приходского священника.

Без сомнения каждый из этих четырех людей возлагал определенные надежды на юного Стэнли, отражающие ихсобственныеидеалыы Шарлота прежде всего желала, чтобы ее сын стал богобоязненным мужчиной и оплотом Государственной англиканской церкви, в то время как ее муж надеялся, что его сын проявит интеллектуальный интерес, схожий с его собственным. Элизабет Фаррен, которая все еще помнила аплодисменты бесчисленных поклонников, считала, что для него не будет ничего лучше, чем стоять на сцене и “играть эмоциями” воодушевленных слушателей. Однако, несомненно, желание 12-го графа было выше всех. В свое время он сделал своего сына вигом, хотя, к сожалению, не очень выдающимся, и решил сделать тоже самое и с внуком. Он был видным членом своей партии, и не мог с удовлетворением не мечтать, как юный Стэнли в будущем возглавит вигов в атаках на тори.

Когда Эдуард Стэнли стал достаточно взрослым, он понял, что его дед и отец были крайне важными людьми в округе. Иногда граф говорил о своей должности как лорд-лейтенанте графства и при случае надевал мундир полковника Ланкаширского полка милиции. Сквайры графства, некоторые из которык мечтали получить патенты на офицерские чины для своих сыновей, раболепствовали перед графом при встрече, тогда как простой народ, в таких случаях, принимал вид “преувеличенной покорности”[2].

Владения семьи были разбросаны по четырем английским графствам, а также в Ирландии[3]. У них были самые прекрасные кареты, самые гордые кони и самые исключительные люди были их гостями. Принц Уэльский при случае заезжал в Ноусли, граф д’Артуа (впоследствии король Франции Карл X) также посещал их[4].

На самом деле, Стэнли едва мог вспомнить хотя бы один день своей юности, проведенный наедине с родителями. Элизабет Фарен любила толпы, когда она могла величаво пройти по комнате, играя роль светской дамы. И в этом отношении лорд Дерби был совершенным супругом. Ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем въезжающие родственники, сумкиибагажуихслуг,чтобыпогостить неопределенное время. Летом и большую часть осени, от 40 до 100 людей обедали ежедневно, понедельники были особенно многолюдны, так как в этот день Дерби принимал столько жителей Ливерпуля, сколько желали посетить его. В то время как Элизабет Фарен вела беседы с гостями-мужчинами, граф ходил среди юнык леди и заставлял их краснеть, расспрашивая о более интимнык аспектах их любовных похождений. По утрам мужчины, одетые в прекрасные костюмы, выезжали на охоту, возвращались к ланчу, а днем выезжали с дамами на верховую прогулку[5]. Даже самые темные местечки старого поместья, казалось, были пропитаны теплом личности графа. То были хорошие дни, дни занятого безделья!

Постепенно темы разговоров старших стали более понятными для Стэнли. Ирландия, частый предмет бесед за столом, представлялась мрачным местом, населенным жестокими людьми. Ужасные рассказы о недавнем восстании были незабываемым воспоминанием. Так же интересны были упоминания

о Французской революции. Лорд Дерби тепло отзывался о французах[6] и о своих собственных попытках сохранить гражданские свободы в Англии во время 1790-х гг. [7] Агрессия Наполеона в Европе все более усложняла возможность патриотичным англичанам вставать на его сторону, хотя Дерби, возможно в качестве компенсации, критиковал Веллингтона[8]. В конце концов, юный Стэнли сделал вытод, что во времена Наполеона французы исказили благородные идеалы свободы, равенства и братства в угоду своим собственным эгоистичным интересам[9]. В то же время, однако, он чувствовал некую привязанность к французскому идеализму, и был горд, что его дед поддерживал репутацию либерализма. Ни Стэнли, ни его дед, не были достаточно проницательны, чтобы представить, как новая идеология низших классов будет впоследствии представлена в английской политике.

К практическому образованию Стэнли, полученному дома, добавилось официальное обучение в местах, которые были особой привилегией его класса, сначала Итон, а затем Оксфорд. Главной оценкой его школьных достижений был приз президента университета в латинской поэзии, которую он получил за сочинение, названное “Сиракузы”. Латинский и греческий стали интересом все его жизни. В студенческие годы Стэнли считался юношей со значительными потенциальными возможностями, но его упрямство и чувствительность к критике не способствовали его личной популярности[10].

В 1817 г. вслед за смертью сводного дяди, юноши одного возраста со Стэнли, последовала смерть матери. Ноусли был в глубоком трауре, и возможно эти обстоятельства побудили в Стэнли желание покинуть душную среду официального образования и войти во внешний мир. Он обнаружил, что жизнь имеет трагический конец, и, возможно, мудро начать жить как можно скорее.

В то же время, жизнь была восхитительной. Каждый день приносил новые доказательства того, что реконструкция старого порядка Венским конгрессом будет недолговечной. Было множества рассказов о волнениях и жестокости на континенте, где под пеленой реакции все еще бродили французские революционные идеи. Но не надо было ходить так далеко, чтобы найти этому подтверждение. В соседнем Ливерпуле Стэнли видел процветающих промышленников среднего класса, которых война и промышленная революция подняли на вершину финансового благополучия, сравнимого с положением старейших аристократических семей в Англии. Они были энергичными, чересчур агрессивными личностями, людьми, переполненными уверенности в своих собственных возможностях. Как долго еще они не будут требовать передачи в их руки политического контроля, а с ним и управления национальной экономикой из рук землевладельческой знати?

А как же бедные? Конец войны принес городским массам высокие цены, безработицу и скудный паек. Массовый митинг в Спа Файлдс в 1816 г. был предупреждением, а марш безработных в Лондон в следующем году напомнил правительству об этом упущении. В тот момент виги казались более сочувствующими, чем тори, но Стэнли смутил тот факт, что и отец и дед одобряли жестокость[11].

Хотя Стэнли не было еще 21 года, он мог рассуждать о возможности получения места в парламенте, и окружающие воспринимали это серьезно. Никто не сомневался в его тонком уме, который позволял понять проблему в очень короткий

срок, ни в его способности ясно выражать свои мысли[12]. Такое раннее развитие было так редко среди членов его класса, что иногда о Стэнли говорили как о единственном “выдающемся старшем сыне, рожденным британской знатью в столетие”[13]. Более того, вигов преследовала депрессия. Партия могла бы использовать способного юношу, особенно имеющего поддержку и престиж каким обладали графы Дерби.

Но дед не решался дать согласие. У Стэнли были определенные смущающие его качества. Самоуверенность - качество важное для успеха в палате общин, но зрелое суждение было также важно, а дед не был уверен, что его внук развил последнее качество настолько, каким было его первое. И хотя Стэнли изображал из себя либерального вига, он выказывал достаточно интеллектуальной самостоятельности, чтобы вызвать подозрение, что он может не быть “хорошим партийным человеком”. В 1820 г., однако, Дерби приобрел место в Стокбридже для своего внука, чья карьера, как и карьеры многих других британских государственных деятелей, была обязана своим началом системе “гнилык местечек”. Позже Стэнли скажет, что один зажиточный пэр виг, желавший увеличить свое политическое влияние, убедил его занять место. Возможно, этим пэром был лорд Лэнсдаун[ 14].

Тори-предшественник Стэнли в Стокбридже в той сессии освободил место рано, и представил Стэнли его недавно “купленным” избирателям. Новый кандидат хорошо говорил при случае, но его дед быстро указал на то, что оратор успешно выступающий с трибуны кандидатов в парламенте, может получить мало признания в палате общин, где логика была также важна, как и риторика[15]. Стэнли предупредили, чтобы он внимательно слушал знаменитых ораторов того времени, приковывающее красноречие Джорджа Каннинга и холодную точность сэра Роберта Пиля, перед тем как произнести свою первую речь.

Таким образом, выбранный в парламент, Стэнли сидел день за днем в палате общин не рискуя произносить речь, и, по прошествии времени препятствия казались еще большими. Однако, в 1823 г. его назначили в комитет по газовому освещению, и он досконально изучал этот вопрос.

Когда Стэнли шел к своему месту в палате общин вечером 30 марта 1824 г., он чувствовал себя

как обреченный человек. Когда он встал, чтобы обратиться к палате, его голос сквозь запекшиеся губы, казалось, был тонким, запинающимся, словно гаммы, играемые начинающим скрипачом. Хотя спустя некоторое время говорить стало легче, Стэнли испыпывал острое чувство досады, когда, наконец, завершил свою речь. Только в 1831 г. Стэнли признался: “Мое горло и губы, когда я собираюсь произносить речь, такие же сухие, как у человека, которого собираются повесить”[16].

К его удивлению сэр Джеймс Макинтош, спикер, сказал добрые слова в его адрес[17]. Разочарование Стэнли было вытеснено чувством двойного триумфа. Очевидно, он хорошо говорил, но, что было также важно, так это то, что его нервозность не была очевидной. Он чувствовал острое чувство признательности по отношению к Макинтошу Впоследствии Стэнли сыграет такую же роль чуткости по отношению к юному Уильяму Гладстону, который всегда будет благодарен ему за это, и проигнорирует первую речь другого оратора

- Бенджамина Дизраэли, который, возможно, тоже об этом никогда не забудет.

После своего скромного успеха Стэнли чувствовал, что сможет обсудить тему более важную, чем газовое освещение в Манчестере, и вскоре такая возможность представилась. Выдающийся радикал Джозеф Хьюм выдвинул предложение исследовать доход Ирландской церкви, чтобы выиснить, не был ли он чрезмерным. Ирландскую церковь, частично поддерживаемую вкладами католиков, либералам было все сложнее защищать.

В дебатах с Хьюмом, к восторгу тори, Стэнли выступил против назначения комиссии, которая вероятнее всего была бы враждебной к церкви. Речь Стэнли выявила в нем значительные познания церковных дел, а также подчеркнула его стремление поставить свои взгляды выше партийной системы. Стэнли был рад узнать, что отец согласен с ним и помог проголосовать против этого предложения, но их горделивое поведение не вызвало одобрения в верхних кругах семьи. Лорд Дерби не мог объяснить предательское поведение сына и внука и даже заболел[ 18].

Но, начиная с 1824 г. и до конца своей жизни краеугольным камнем политической философии Стэнли была защита Государственной англиканской церкви.

Литература

Поступила в редакцию 30.03.05 г.

УДК 991/395 ББК 63.3(2)44

БУХАРЦЫ В ЗАПАДНОЙ СИБИРИ В XVII - НАЧАЛЕ XX ВЕКОВ

Файзрахманов Г. Л. *

Сибирские бухарцы - потомки среднеазиатских переселенцев - прошли сложный путь исторического развития. В Западной Сибири они занимались торговлей, земледелием, скотоводством, а также различными промыслами и ремеслами.

Играли значительную роль в духовной жизни сибирских татар. В начале XX века ассимилировались и слились с местными татарами.

В этногенезе и историческом развитии сибирских татар определенное место занимают выкодцы из Средней Азии. В течение XVII в. из них образовалось специальное сословие - бухарцы. Так называли приехавших из Самарканда, Ургенча, Бухары, Сайрама и других городов Средней Азии торговцев и промышленников - таджиков, узбеков, уйгуров, каракалпаков и казахов. Среди бухарцев было много ремесленников: ткачей, кожевников, медников, ювелиров, и со временем их художественные традиции вплелись в культуру сибирских татар [1]. Проблема миграции жителей Средней Азии в Западную Сибирь привлекала внимание многих исследователей, она освещена в трудах С.В.Бахрушина, Н.М.Ядринцева, П.А.Словцова,Х.З.Зияева,Ф.Т.Валеева,Н.А.Томилова и др. Однако роль и значение бухарцев в этногенезе, материальной и духовной жизни сибирских татар требуют более углубленного исследования.

Корни сибирских и среднеазиатских связей теряются в глубокой древности, эти связи имеют длительную историю. При Кучуме из Бухары часто приезжали духовные лица и торговцы. Однако после завоевания Русским государством Сибирского ханства торговые отношения со Средней Азией были прерваны, отчего страдало не только татарское, но и пришлое русское население.

В наказе, данным царем Федором Иоанновичем в 1595 г. тарскому воеводе князю Федору Елецкому и главе Василию Холопову, говорится, что если бухарские или ногайские купцы приедут в Тару с товарами, лошадьми или овцами, необходимо не только дать им возможность вести торговлю, но и создать надлежащие условия, беспрепятственно отпускать назад или позволять проехать дальше [2]. По-видимому, с этого времени возобновился приезд бухарских купцов в Сибирь.

Грамотой царя Федора Иоанновича от 31

августа 1596 г. воеводе князю Григорию Ивановичу Доможирову приписано установить бухарцам и ногайцам беспошлинную торговлю и разрешить им оставаться в Сибири до тех пор, пока они распродадут свои товары. Русское правительство приказывало принимать бухарцев с почестями и всячески привлекать их в Сибирь [3]. Новый поток переселенцев-бухарцев в Сибирь имел место в начале ХVII в. Это были торговцы, промышленники и представители других сословий [4].

Торговые льготы бухарцев подтверждаются документами от 3 ноября 1645 г. и 17 сентября 1687 г. Они считали себя “выгзванными Московским правительством” и пользовались правом беспошлинной торговли на всей территории России, были освобождены от несения военной службы и некоторых других повинностей.

Расселение бухарцев проходило малыми и большими группами, семьями и в одиночку [5]. Обыино при переселении бухарцы получали русское подданство, для этого необходимо было дать письменную присягу в преданности русскому государству Они оседали в основном в Тобольске, Тюмени, Таре, Томске. Подробных данных о количестве бухарцев не выявлено, имеются лишь отрыточные сведения из переписей. Например, в Томском уезде в 1631 г. было 9 бухарцев, в 1687 г.

- 28. В Тобольском уезде в 1631 г. зарегистрировано 59 бухарцев мужского пола, В Тарском уезде в 1672 г. -53 бухарские семьи [6].

Главным занятием сибирских бухарцев в ранний период их пребывания в Западной Сибири была торговля. Не только Западная Сибирь, но и вся Россия нуждалась в восточных товарах.

Бухарцы в XVII в. держали в своих руках всю внутреннюю торговлю в Сибири. Они торговали в Тобольске, Тюмени, Таре, Томске и других сибирских

*Файзрахманов Гаптельбар Лутфиевич - к. и. н., старший научный сотрудник Института истории им. ШМарджани АНТ