СВЯТАЯ НАЦИОНАЛИСТКА

„ .- ВОПРОСЫ НАЦИОНАЛИЗМА 2014 № 1 (17)

Владимир ЬлизнЕков

Святая националистка

...Конечно, мне лучше было бы Цветы собирать в лесу. Но гибнет Франция милая, И Францию я спасу

Девчонка я, мне бы все же Жених, ребятишки, дом. Но если не я, то кто же? Если не я — никто.

Хрупка я, но Бог поможет, Дух укрепляя мой. Если не я — то кто же? Кто любит меня — за мной!...

Владимир Солоухин. Лозунги Жанны Д&Арк, 1975

Рефлексируя над 2000-летней историей христианской Церкви, в особенности в аспекте ее взаимоотношений с мировой политической историей, можно поставить один интересный вопрос: совместима ли христианская святость с патриотизмом и национализмом? Причем под «святостью» в данном контексте следует понимать религиозный идеал осуществления благодати Божией в обычном человеке из плоти и крови с точки зрения учения и практики Церкви. Понятие «святость» здесь не следует путать с христианскими богословскими терминами «спасение» или «оправдание». Согласно учению ортодоксальной Церкви, спасает Христос, а к лику святых причисляет Церковь. Канонизация является неким дополнительным актом Церкви по отношению к основному акту религиозной жизни христианина — достижению состояния спасения, т.е. духовного соединения с Богом, вхождение в Царство Божие. Таким образом, спасенность человека является необходимым, но недостаточным условием его прославления Церковью в чине святого. Святость — это образцовое осуществление христианином собственного пути к спасению, некий духовный маяк, на который могут ориентироваться другие христиане на своем пути к Богу.

Не вдаваясь в рамках данной статьи в подробности исторического и богословского анализа вопроса о совместимости христианского идеала святости с патриотизмом и национализмом в смысле любви христианина к своей родине и народу, все-таки можно с уверенностью утверждать, что в истории Церкви были великие святые, которых даже исходя из современных критериев можно было бы без сомнения причислить к убежденным патриотам и националистам. Таковыми, например, в Православной Церкви безусловно являлись широко известные святые — св. Савва Сербский, св. Сергий Радонежский, св. праведный Иоанн Кронштадтский, а также множество менее известных святых, праведников и подвижников.

В западной Церкви, ставшей после Великой схизмы 1054 г. Католической Церковью, с одной стороны, были по сравнению с Православной Церковью еще более благоприятные условия для развития «политического христианства», поскольку юридически ориентированный менталитет представителей Церкви Запада не допускал возможности элиминации политического измерения из сферы религиозной жизни клириков и мирян и даже монахов. В традиции же Православной Церкви идеалом духовной жизни, особенно для монахов, был созерцательно-молитвенный путь духовного делания, когда любая политическая активность рассматривалась как привязанность к делам «мира сего», что хотя и было нормально для знатного мирянина, особенно представителя власти, но противоречило пастырской деятельности священнослужителя, а тем более смыслу монашеского пути спасения.

С другой стороны, в Католической Церкви также имелось препятствие для развития патриотизма и национализма, которое заключалось в глоба-листском характере института папства в его взаимоотношениях с католическими национальными государствами и народами. Через всю историю Католической Церкви красной нитью проходит борьба папства со светскими властями католических стран за примат духовной и политической власти в смысле средневековой политико-теологической доктрины двух мечей (лат. doctrina de duo gladii), основные положения которой были сформулированы в период борьбы папства и Священной Римской империи за инвеституру (XI-XII вв.). Политическая активность всех верующих на Западе на благо Церкви только приветствовалась папством, но при этом она должна была полностью соответствовать воле Святого престола. Национализм и патриотизм в структуре Католической Церкви уже по определению рассматривались сторонниками папства в качестве интенции духовной и политической секуляризации и в случае их противоречия интересам Ватикана решительно отвергались, в лучшем случае — как греховные, а в худшем — даже как еретические.

Тем не менее уже в зрелом Средневековье внутри Католической Церкви развивается мощная тенденция народной религиозности и народной миссии, связанная в первую очередь с личностью св. Франциска Ассизского. Данный феномен означал не что иное как пассивную оппозицию официальной Католической Церкви со стороны нищенствующих монашеских орденов, ориентированных в первую очередь на духовную и социальную заботу о простонародье, что поначалу рассматривалось папством чуть ли не как ересь. Но заслуги францисканцев и других нищенствующих монахов, а также их авторитет в глазах народа были столь велики (чего стоило только их бесстрашие и самопожертвенность в период страшной эпидемии чумы в Европе 1346-1353 гг., получившей название Черная смерть), что для папства более выгодным стало сотрудничество, а не борьба с ними, тем более что их ориентация на народную религиозность чаще всего не имела никакого политического подтекста. В тех же случаях, когда политическое измерение религиозных реформаторов, ориентированных на повышение качества религиозности народа, становилось явно заметным, реакция Святого престола была, как правило, предельно жесткой, о чем свидетельствует трагическая судьба великих религиозных деятелей эпохи Ренессанса — итальянского доминиканского монаха, диктатора Флоренции Джироламо Саванаролы (1452-1498) или чешского национального героя, богослова и проповедника Яна Гуса (1369-1415). Это личности, которых можно смело назвать настоящими националистами и патриотами своих народов, хотя религиозная интенция в их деятельности безусловно перевешивала политическую.

Уникальность случая Жанны д&Арк в Католической Церкви

Но в истории Католической Церкви эпохи Ренессанса есть один совершенно особый случай чисто политической миссии абсолютно религиозно мотивированной личности, получившей в европейской и мировой истории совершенно небывалый резонанс, — это случай глубоко религиозной и в то же время безусловно национально и патриотически ориентированной француженки Жанны д&Арк (1412-1431). Беспрецендентной является вся история ее взаимоотношения с Католической Церковью. Она сначала была осуждена посредством официального инквизиционного процесса как вероотступница и еретичка, после чего в 1431 г. сожжена на костре. Затем, в результате инициированного папой Климентом III нового церковного процесса в 1456 г., Жанна д&Арк была полностью реабилитирована. И далее, в начале двадцатого века, по инициативе пап Пия X и Бенедикта XV она была вначале в 1909 г. беатифицирована (низшая ступень прославления в Католической Церкви) и, наконец, в 1920 г. канонизирована. В настоящее время почти во всех католических церквах Франции есть статуя святой Жанны д&Арк.

Этот случай в истории Католической Церкви является по своему трагизму чрезвычайно значимым, как по причине того, что Западная Церковь ни до, ни после этого трагического для нее случая никогда сама не казнила своих будущих святых, хотя и реабилитировала задним числом немалое количество жертв инквизиции, так и в связи с тем, что Католическая Церковь за всю свою историю очень редко покушалась на народных героев, поскольку это могло иметь для нее очень негативные политические последствия, как, например, в Чехии, когда народное возмущение казнью Яна Гуса по приговору Констанцского собора в 1415 г. вылилось в гуситские войны (1419-1434), сопровождавшиеся массовым отпадением чехов от Католической Церкви. Беспрецедентным в истории Жанны д&Арк является прежде всего то обстоятельство, что Святой престол пошел на предельно унизительное для себя публичное признание своей вины в отношении женщины, миссия которой лежала в первую очередь в политическом, а не в религиозном измерении, хотя и была обоснована чисто религиозными соображениями.

Краткая история генезиса французской национальной идентичности до начала Столетней войны

Современный французский этнос имеет трех предков-праэтносов: галлов (так называли племена кельтской группы, обитавшие в первом тысячелетии до н.э. в континентальной Западной Европе, прежде всего на территории современной Франции, а также Бельгии, Швейцарии и Северной Италии), римлян (завоевавших Галлию в 59-51 гг. до н.э. в результате Галльской войны Юлия Цезаря) и франков (союз германских племен, существовавший с середины III в. в нижнем и среднем течении Рейна, т.е. вблизи границы Римской империи, как большинство других союзов германских племен, остававшийся политически независимым от власти Римской империи и подчинивший своей власти галло-римское население в ходе военного вторжения в римскую Галлию в конце V века).

Таким образом, первичным этническим субстратом (если пользоваться терминами теории этногенеза Льва Гумилева) современных французов является галльское население, вначале ассимилированное отчасти этнически, а еще в большей степени культурно, сравнительно небольшим количеством завоевателей-римлян, переселявшихся преимущественно в Южную Галлию в течение пяти первых веков н.э., результатом чего стал тотальный синтез галльского и римского этносов, превратившегося в однородное галло-римское население к моменту завоевания Галлии франками. В свою очередь, уже и галло-римское население стало вторичным этническим субстратом по отношению к новым завоевателям — франкам, ставшим этнической доминантой (также гумилевский термин) в средневековой Галлии.

Несмотря на то что франки стали правящей силой в Галлии, их численность составляла, скорее всего, не более четверти общего населения

Галлии: они преобладали в некоторых местностях на севере Галлии — к северу и востоку от Луары, в то время как к югу от этой реки превалировало галло-римское население. Франки стали военным сословием, в большинстве местностей Галлии они поголовно были феодалами, в то время как галло-римляне составили крестьянство и большую часть духовенства. Только в Лотарингии — родине Жанны д&Арк, где франки численно преобладали над галло-римским населением, большинство франков стали крестьянами.

Французские дворяне считали себя потомками франков, т.е. по сути германцами, а крестьян или третье сословие называли потомками галло-римлян. Это социальное разделение по этническому признаку стало впоследствии бомбой замедленного действия, которая взорвалась во время Великой французской революции 1789 года. Лозунг революционеров «Да здравствует нация!» означал прежде всего освобождение третьего сословия от власти первых двух — дворянства и духовенства; ее этнический подтекст был очевиден, а ее историческое значение состояло не только в политическом успехе идеологии французского национализма, но и в завершении процесса формирования национальной идентичности французов. Тем не менее представления о социальной дифференциации французского народа по этническому признаку, в частности подчеркивание германского, т.е. франкского происхождения французского дворянства, были восприняты даже в XIX в. некоторыми французскими историками, представителями романтизма во французской историографии, например, Огюстеном Тьерри.

Таким образом, процесс трансформации франкской этнической идентичности во французскую национальную идентичность протекал в течение очень долгого времени — практически в течение тринадцати веков, с момента принятия христианства франкским

королем Хлодвигом I в 496 г. вплоть до 1789 г. Тем не менее, несмотря на свою этническую доминанту в Галлии, именно франки были в конце концов ассимилированы галло-римлянами, а не наоборот. Франки приняли практически сразу после захвата Галлии христианство, в первую очередь — из политических соображений, чтобы получить влияние и власть над местным населением и приобрести мощную политическую поддержку со стороны латинского духовенства. Причем они стали единственным германским этносом, добровольно принявшим христианство сразу в ортодоксальной, а не вначале в еретической арианской форме, как большинство других германских племен, осуществивших захват территории бывшей Римской империи.

Во франкском королевстве (конец V в. — 843 г.), ставшем могущественной империей франков в правление Карла Великого, франки еще сохраняли свой язык, принадлежавший к германской группе языков и не имевший письменности. Но уже в период раздела империи франков и образования Западно-франкского королевства (843-987) большинство франков Галлии забыло родной германский язык и приняло романский язык галло-римского населения, в современной лингвистике называемый старофранцузским, в котором содержится очень мало слов фран-ского происхождения, но само новое название страны — Франция вместо Галлии — происходит, естественно, из языка франков.

Принятие романского языка стало вторым после принятия христианства значимым этапом ассимиляции франков галло-римским населением. Но до образования национальной идентичности французов в этот период еще было весьма далеко. Франкские короли даже в период около 1000 г. именовали себя просто «король франков» (лат. Rex Francorum), как будто их власть над галло-римлянами не играла при этом никакой политической роли.

В течение всего периода зрелого и позднего Средневековья процесс формирования французской национальной идентичности взамен франкской этнической идентичности происходил чрезвычайно медленно по сравнению с большинством соседних германских народов. Несомненно, главную роль здесь играл особый политический и религиозный статус франкского этноса в современной ему Европе.

Нельзя забывать, что именно франки создали империю Карла Великого, покорив при этом такие воинственные германские племена, как аллеманы, бургунды, лангобарды, саксы и позднее — даже пришедших из Центральной Азии воинственных аваров, перед которыми трепетали не только славянские племена Восточной Европы, но даже и императоры Византийской империи! Кроме того, именно франки вследствие принятия первыми из германцев ортодоксального христианства стали практически единственными воспреемниками духовного и политического наследства погибшей Западной Римской империи. Они стали как главными политическими союзниками папства в средневековый период, так и наследниками политической власти Западной Римской империи, о чем свидетельствует коронация Карла Великого в 800 г. в качестве императора Запада и правителя Римской империи.

Но парадоксальным образом — при такой политической мощи и религиозном влиянии в средневековой Европе — франки постепенно позволяли себя ассимилировать местному населению, чего не допустили например, гораздо менее политически и религиозно влиятельные германские этносы аллеманов в современной Швейцарии или англо-саксов в Британии. Ассимиляция франков романской культурой была своеобразной платой за право обладания политическим, духовным и культурным наследием Римской им-60 перии. Без этой платы франки и их государство никогда не стали бы тем,

чем они стали в средневековой Европе. Но в качестве властителей Европы они все-таки не хотели быстро и без остатка раствориться в покоренном населении Галлии; этим культурным остатком их этнической идентичности и стало подчеркивание их германского происхождения.

Другим фактором, тормозившим формирование национальной идентичности европейских народов в средневековый период, являлся уже упомянутый глобалистский характер института папства и, соответственно Католической Церкви, рассматривавших националистические и патриотические интенции того времени в качестве угрозы собственной духовной и политической власти, а также — в цивили-зационном аспекте — в качестве угрозы раскола целостности западной христианской ойкумены, что в действительности и произошло позднее, в период Реформации. Идея единой христианской Европы родилась уже в Средние века, она всячески поддерживалась и поощрялась Святым престолом. Поэтому средневековые студенты свободно переходили из одного университета в другой, благо языком науки повсюду являлась латынь, а светские ученые и церковные богословы мало обращали внимания на вопросы собственного гражданства или национального превосходства над своими коллегами.

Все эти, а также другие причины и обусловили то обстоятельство, что вплоть до наступления так называемой Осени Средневековья, т.е. периода конца XIV — начала XV в., не произошло окончательного возникновения французского народа, хотя этот процесс постепенно, хотя и медленно, развивался во время правления династии Капетингов (987-1328) и в начале правления династии Валуа (с 1328 г.). Слово, выражающее национальную идентичность, — Français (фр. французы), первоначально означавшее только франков, со временем стало означать

уже всех жителей Иль-де-Франс, т.е. собственного королевского домена со столицей в Париже. И очень нескоро распространилось затем уже на всех жителей французского королевства.

Но главным импульсом возникновения национальной идентичности французского народа стали драматические события Столетней войны, и ведущую роль в этом процессе сыграла миссия Жанны д&Арк.

Военная и политическая катастрофа Франции

С момента образования Франкского государства Хлодвигом в 496 г. Франция никогда ранее не испытывала такого ужасного и несчастного времени, которое она пережила в период так называемой Столетней войны (13371453).

Короли Филипп VI и Иоанн Добрый ввергали страну в одну катастрофу за другой, народ видел в них страшных неудачников, а сама династия Валуа имела в то время в народе худшую репутацию по сравнению с тремя первыми славными династиями французских королей — Меровингами, Каролинга-ми и Капетингами, принесшими франкам великую славу храброго и непобедимого народа, а также богатство и процветание. В эпосе франков «Песнь о Роланде», датируемым XII в., есть такие слова о военной доблести и героизме франков:

Сказал Турпен: «Бесстрашен наш

народ.

С ним не сравнится никакой другой.

В "Деяньях франков" писано о том,

Что Карл один имел таких бойцов».

Но уже в середине XIV в. страна находилась на грани потери государственного суверенитета, в первую очередь из-за тотальных военных неудач.

При этом народ отчасти был прав в том, что несчастья и неудачи обрушились на страну по вине Филиппа VI и Иоанна Доброго — двух первых королей из династии Валуа. Оба эти короля по натуре были воинственными и храбрыми (прозвище короля Иоанна «Добрый» в констекте того времени означало «Храбрый», ибо это качество было главной ценностью для франкской аристократии), но при этом совершенно не обладали политическим талантом, что было характерно также для большинства их потомков, принадлежащих к дому Валуа.

Следующий король из династии Ва-луа, Карл V, получивший в народе прозвище «Мудрый», (1364-1380) явился счастливым исключением из данного правила. Он сумел отвоевать у англичан почти все французские территориальные потери обратно, но неожиданно скончался в 1580 г. в возрасте всего 42 лет. Со смертью Мудрого короля из дома Валуа закончилось временное счастье Франции, и для нее начался новый период испытаний.

На престол вступил король Карл VI (1380-1422) Безумный. За последующие тридцать лет своего правления он пережил более пятидесяти приступов умопомешательства, во время которых он совершенно не отдавал отчет в своих поступках, и его были вынуждены запирать в собственной резиденции. Периоды безумия сменялись у него периодами просветления, когда он вел себя вполне адекватно и мог управлять государством. Поэтому его не могли законным образом отстранить от власти, что означало для страны вступление в новую череду неудач. При слабом и психически больном короле резко усилилась внутриполитическая борьба за власть между представителями старшей, Орлеанской и младшей, Бургундской ветвей династии Валуа, получившей в истории название войны арманьяков и бургиньо-нов. Обе партии открыто претендовали на реальную политическую власть в стране и начали войну друг с другом. Соперничество этих группировок привело страну к гражданской войне, они попеременно захватывали Париж и образовали в стране два параллельно существующих правительства при живом короле, причем правительство арманьяков возглавлял наследник престола дофин Карл, бежавший после захвата бургундцами Парижа в 1418 г. в Пуатье.

На фоне фактической гражданской войны во Франции английский король Генрих V решается на новое военное вторжение в страну. В битве при Азен-куре 25 октября 1415 г. французская армия, в 4-5 раз превосходящая английскую, снова терпит сокрушительное поражение, потеряв убитыми и пленными около трети своей численности при минимальных потерях англичан. Трагедия французов усуглубляется тем, что англичане из-за трусливого приказа их короля Генриха V, опасавшегося перемены в ходе сражения, устраивают резню 1200 пленных французских рыцарей, большинство которых погибает. Это было нечто немыслимое по понятиям средневекового рыцарства и означало страшное унижение Франции, после чего война не могла дальше вестись согласно рыцарскому кодексу и средневековым понятиям о справедливой войне.

Бургундская партия пользуется большими потерями арманьяков в битве при Азенкуре и в 1418 г. захватывает Париж, в результате чего ар-маньяки перестают быть партией власти, их преследуют, а имущество подвергают конфискации. Безумный король Карл VI объявляет своему сыну дофину Карлу, что он является одним из внебрачных детей его матери, Изабеллы Баварской, и поэтому не имеет никаких прав на французский престол. Бургундцы открыто переходят на сторону англичан, инициировав и подготовив для короля Карла VI текст будущего договора в Труа с английским королем Генрихом V, согласно которому английский король объявляется наследником французского короля

_ Карла VI в обход законного наследни62 ка дофина Карла. Бургундцы привозят _ невменяемого Карла VI в подвластный

им город Труа, где в 1420 г. безумный король подписывает этот документ, значение которого он вряд до конца осознавал. После заключения договора в Труа вплоть до 1801 г. короли Англии носили титул королей Франции.

В свою очередь народ Франции обвинил в предательстве жену Карла VI Изабеллу Баварскую, формальную главу бургундской партии, которая, будучи немкой, пошла на предательство Франции, чтобы заключить брак своей дочери и дочери короля Карла VI Екатерины Валуа с английским королем Генрихом V, с тем чтобы их общий сын Генрих VI стал королем обоих королевств — английского и французского. Таким образом, бургундская партия во главе с королевой Изабеллой Баварской захватила власть в стране и решила династическую проблему политического преемства безумного короля Карла VI путем национального предательства Франции, потери ее суверенитета и угрозы будущему существованию ее национальной идентичности.

После перехода бургундцев на сторону англичан в 1419 г. английский король Генрих V подчиняет себе примерно половину территории Франции. Но он неожиданно умирает в 1422 г., а вслед за ним в том же году умирает и безумный французский король Карл VI. Власть во Франции официально переходит к английскому королю-младенцу Генриху VI — сыну Генриха V и Екатерины Валуа. Партия арманьяков остается лояльной к дофину Карлу. Екатерина Валуа от имени своего малолетнего сына из Англии, а также бургундская партия во Франции совместно продолжают Столетнюю войну, в этот раз уже только против дофина и арманьяков.

Миссия Жанны д&Арк — национальные и религиозные аспекты

Казалось бы, всё — Франции больше нет. Трагические события Столетней

войны уничтожили это великое в прошлом королевство. Страна потеряла свой государственный суверенитет, под величайшей угрозой находилась также и ее национальная идентичность. Франция должна была стать страной под прямым управлением английского короля, чему препятствовало только сопротивление патриотов-арманьяков во главе с дофином Карлом, находящимся даже не в Париже, а в Пуатье. Но дофин не был уверен в законности своего происхождения, ибо собственный безумный король-отец объявил его незаконнорожденным. В этих условиях его претензия на трон означала бы в глазах народа узурпацию власти. Де-юре положение дофина и арманья-ков, а следовательно, и всех патриотов Франции было безнадежным. Оно стало таковым также и де-факто, когда в 1428 г. английские войска осадили Орлеан. Стратегически взятие Орлеана означало бы капитуляцию арманьяков.

В это время на исторической арене Франции появляется новая личность, сразу же в корне, изменившая всю катастрофическую политическую ситуацию страны со знака минус на знак плюс. Это молодая девушка, которая называла себя Жанной Девственницей и утверждала, что она избрана Богом, чтобы спасти Францию и обеспечить дофину коронацию в Реймсе, поскольку только акт миропомазания делал монарха в глазах народа законным государем.

Уникальность миссии Жанны д&Арк состоит не только в ее религиозном характере, но прежде всего относится к значению ее роли в становлении французской национальной идентичности. Она стала символом французского народа, а также иконой французского национализма. В этом отношении историческое значение ее миссии трудно переоценить.

Жанна родилась в 1412 г. на восточной границе французского королевства, в деревне Домреми, на границе Шампани и Лотарингии, в регионе,

который всегда отличался своей особой верностью королевскому престолу. Это был чуть ли не единственный в стране регион, где, как указано выше, вследствие численного преобладания франков над галло-римским населением большинство франков вошло в состав крестьянства, а не стало поголовно дворянством, как в других регионах страны. Поэтому можно предположить, что предки Жанны скорее всего были франкского происхождения. Родители Жанны одними хронистами описываются как очень бедные, а другими — наоборот, как очень богатые крестьяне. Истина, как это часто бывает, лежит где-то посередине. Точно установлено, что ее отец, Жак д&Арк, был сельским старостой, а ее дворянски звучащая фамилия с частицей «де» не означает принадлежности ее семьи к дворянству. Во времена Столетней войны у дворян не было приставок «де» к фамилии, они появились только два века спустя, а приставка «де» в то время лишь указывала на место, откуда человек родом. Все источники подчеркивают ее глубокую религиозность в детстве, что также было характерно для всей ее семьи.

Среда, в которой выросла Жанна, была настроена очень враждебно к англичанам и бургундцам. В тринадцатилетнем возрасте Жанна пережила нападение англо-бургундской банды на ее родную деревню, которая отобрала у жителей весь их скот. Детские переживания, очевидно, очень сильно повлияли на впечатлительную девочку и во многом определили ее дальнейшую судьбу.

Тем не менее феномен слышания голосов, который Жанна также впервые испытала в тринадцатилетнем возрасте, не может быть редуцирован к ее детскому религиозному опыту или тем более детским переживаниям и психическим травмам, что само собой разумеется в современном материалистическом направлении психиатрии или фрейдизме. Людям, которым не

дано верить в чудеса, неизменно будут утверждать всегда одно и то же: Жанна имела галлюцинации, означающие психическую патологию.

Религиозные люди способны поверить в то, во что верила сама Жанна, — что эти голоса и видения, которые она переживала в личном мистическом опыте, действительно происходили от Бога и святых.

Именно голоса святых архангела Михаила, Екатерины Александрийской и Маргариты Антиохийской сообщили ей задачи ее будущей политической миссии спасения страны от национальной катастрофы: снятие осады с Орлеана и осуществление коронации дофина в Реймсе, для чего Жанна должна была передать дофину, что он является законным сыном безумного короля Карла VI и, следовательно, единственным законным претендентом на французский трон.

Интересно, что Жанна была не единственной во Франции, кто утверждал в то время, что «они посланы небом для спасения Франции», и даже находились такие авантюрные личности, которые являлись с такого рода воззваниями ко двору дофина. Поскольку народ обвинял в национальной катастрофе распутную королеву Изабеллу Баварскую, то в стране в то время распространялось пророчество: «Женщина погубила Францию, дева ее спасет».

Но ясно, что все остальные экзальтированные девушки только воображали себя девами, избранными Богом, не имея реального мистического опыта. Сама личность Жанны свидетельствует о том, что она никогда не вообразила бы себя Орлеанской девой, если бы ее в этом не убедили «голоса».

Не имеет смысла пересказывать здесь ее дальнейшую историю: прибытие Жанны в замок Шинон к дофину, проверка будущим королем Карлом VII подлинности ее миссии, убеждение Жанной дофина в его законном королевском происхождении, чудесное снятие осады Орлеана,

блестящая победа французов под руководством Жанны в битве при Пате (1429), ставшая полной противоположностью катастрофы при Азенку-ре, коронация дофина Карла в Реймсе, взятие Жанны в плен бургундцами, выдача ее англичанам, позорное инквизиционное судилище и казнь. Обо всем этом существует огромное количество литературы, и разброс мнений о миссии Жанны просто впечатляет.

Ясно только одно: в личности Жанны, в признании в ней именно той Девы, которая была призвана Богом спасти Францию, народ Франции впервые обрел свою подлинную национальную идентичность, ценность которой не была отменена даже радикально секулярной так называемой Великой французской революцией, окончательно завершившей процесс генезиса национальной идентичности французов. Поэтому на вопрос, что есть идея французского народа, ответ напрашивается сам собой: это Жанна д&Арк и Великая французская революция.

Для Католической Церкви история Жанны послужила очень хорошим уроком. С одной стороны, уроком понимания, что национализм и патриотизм, оказывается, могут быть не только греховными и еретическими, но и нести в себе подлинную святость. С другой стороны, трагическим уроком того, что легкий путь политического решения проблемы неугодной для некоторых официальных «князей» Церкви святости может затем закончиться катастрофой для неразумных церковных функционеров, не имеющих духовного зрения, чтобы узреть святость в другом человеке.

Именно такая катастрофа постигла «судью» и палача Жанны, коллаборациониста и глобалиста, французского католического епископа Кошона, отлично понимавшего политический, а не религиозный характер ее преследования, но в силу своего конформизма и карьеризма сфальсифицировавшего по заказу своих английских хозяев от

начала до конца лживое обвинение и с помощью обмана и подлых уловок добившегося казни абсолютно невиновной праведницы. Приговор Церкви, интересам которой должен был служить епископ Кошон, оказался для него суровым: он был отлучен от Католической Церкви вскоре после своей смерти именно за его роль в инквизи-ционом процессе Жанны.

В то же время жертва коллаборациониста Кошона — националистка Жанна д&Арк оказалась причислена Католической Церковью к лику святых. Католическая Церковь в полной мере признала подлинность ее мистического опыта, а следовательно, и святость ее политической миссии для спасения народа и обретения им своей национальной идентичности. Миссия Жанны оказалась блестяще выполненной как в духовном, так и в земном измерении.

Почему Жанна д&Арк — националистка?

Святость Жанны была в конце концов официально провозглашена Католической Церковью, пусть сделано это было и достаточно поздно, почти через пять веков после ее трагической кончины. Главное для католиков — что она все-таки была канонизирована. Следовательно, сомневаться в ее святости для верующих католиков, причем не только французских, является делом заведомо безнадежным. Настоящие чада Католической Церкви должны безоговорочно доверять официальным решениям Святого престола. В противном случае они становятся церковными маргиналами.

Гораздо более сложен, с формальной точки зрения, вопрос о «доказательствах» принадлежности Орлеанской девы к идеологии и политическому направлению национализма. Национализм в отличие от католицизма не знает процедуры канонизации. Является ли тот факт, что Жанна стала символом и святой покровительницей

Национального фронта Франции под руководством Марин Ле Пен, достаточным аргументом ее принадлежности к национализму? Проблема здесь в первую очередь состоит в том, что даже идеология современного национализма не есть некий простой и однородный феномен, но содержит в себе очень широкий спектр многообразных течений, порой даже противоречащих друг другу. Хотя их общей интенцией и является тезис о первичной ценности нации для социального единства и политического процесса государства, но смысл и содержание этого принципа истолковывается по-разному. К тому же современное понятие «нации» появилось только в конце XVIII в., в период Великой французской революции. Что же, до этого события национализма вообще не существовало? Конечно же, это не так.

Национально-ориентированным в современном понимании этого слова был в прошлые исторические эпохи приблизительно тот же процент населения, что и в современнном мире. Эти люди, разумеется, не назывались тогда националистами, поскольку отсутствовало понятие «нации», но именовались патриотами, народными героями и т.п. Поэтому необходимо учитывать, что термины, которые в настоящее время отличаются от понятия «националист» и друг от друга по своему идеологическому, политическому или социальному значению, как «патриот», «монархист», «религиозный реформатор» и т.д., в Средние века и Новое время в Европе были совершенными тождественными и означали в современном смысле национально-ориентированных людей.

Поэтому, если мы исходим из подлинного научного анализа эпохи Жанны д&Арк, то мы должны признать, что для того времени и для той ситуации Франции периода Столетней войны понятия «народ», «Франция» и «король» были абсолютно тождественными. Это означает, что неправдой будет

сказать, что Жанна была просто убежденной роялисткой или на худой конец патриоткой-государственницей, но не националисткой в современнном понимании этого слова. Дело в том, что, согласно современной медиевистике, именно в результате Столетней войны впервые возникло национальное самосознание европейцев, и в первую очередь, разумеется, французов и англичан. Причем очевидно, что французское национальное самосознание напрямую связано с миссией Жанны д&Арк и чудом победы Франции.

Жанна стала олицетворением национального самосознания французов. Народ Франции — это те, кто поддерживает миссию Жанны, а не предатели-бургундцы или французские коллаборационисты, как палач Жанны епископ Кошон или ученые Парижского университета, служащие интересам врагов-англичан. Здесь любопытно отметить также своеобразный средневековый глобализм профессоров теологии и права Парижского университета, ставших врагами Жанны не только по причине коллаборационизма, но и в силу своей преданности Святому престолу, и убежденности в политическом приоритете папства над национальными интересами собственного народа. Для Католической Церкви времени Жанны рождение национального самосознания европейских народов скорее представляло угрозу ее собственной власти над ними, поэтому Римская Церковь в лице епископа Ко-шона и ученых знаменитого Парижского универститета безоговорочно стала на сторону оккупантов Франции. В то же время патриотическое самопожертвование Жанны ради освобождения страны и народа от власти чуждого агрессора стало краеугольным камнем рождения французского национального самосознания.

Соответственно, в конце Столетней войны возникает также и на-66 циональное самосознание англичан _ в результате горечи поражения стра-

ны и эмоционального отвержения победителей-французов во главе с их национальной героиней Жанной д&Арк (характерно резко негативное изображение Орлеанской девы в «Генрихе VI» Шекспира, известного своими националистическими мотивами).

В глазах многих поколений французск