Спросить
Войти
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2018. № 5
в.в. митрофанов*
письмА в.н. БЕркутА с.Ф. плАтонову: студенты и профессора московского университета на рубеже 1870-х — 1880-х гг.
v.v. Mitrofanov
LETTERs oF v.N. BERKuT To s.F. PLATONov: studens and prophessors of Moscow university at the turn of the 1870th — 1880th
Аннотация. История образовательного процесса и умонастроений студенчества в российских университетах в 1870-х — 1880-х гг. продолжает оставаться в центре исследовательского поля. Этот период интересен тем, что в студенческой среде была значительной доля представителей разночинной интеллигенции. Учащаяся молодежь предъявляла довольно строгие требования к образованию, которое, по их мнению, должно было готовить их к жизни и будущей профессиональной деятельности. В данной статье на основе вводимой в научный оборот переписки студента Московского университета В.Н. Беркута с С.Ф. Платоновым (тогда — первокурсником Петербургского университета) конкретизируются заявленные проблемы. В автобиографических работах выдающегося ученого неоднократно упоминается имя его корреспондента, но до сих пор оно не привлекало внимания исследователей. В переписке нарисована неоднозначная картина учебного процесса в университете в 1878-1881 гг. Как следует из откровенных писем В.Н. Беркута, вчерашние выпускники классических гимназий, придя в университет, порой были разочарованы в своих ожиданиях, их не удовлетворяли старые подходы профессуры к преподаванию, в ряде случаев — низкое качество лекций и семинариев. Преподаватели же, которые творчески составляли читаемые курсы, критически подходили к фактам, вносили новизну, приветствовались увлеченными и заинтересованными студентами. Ярким примером служат отзывы В.Н. Беркута о В.О. Ключевском, которые, благодаря письмам (служившим основным
* Митрофанов Виктор Владимирович, доктор исторических наук, профессор кафедры гуманитарных, естественнонаучных и технических дисциплин филиала Южно-Уральского государственного университета (НИУ), Нижневартовск
Mitrofanov Viktor Vladimirovich, Doctor in History, Professor, Chair for Humanities, Natural and Technical Sciences at Subsidiary of South Ural State University (NIU), Nizhnevartovsk
viktor-n1962@mail.ru
каналом коммуникационных связей), быстро становились известны студентам других городов, в данном случае С.-Петербурга. Именно по сообщениям своего московского корреспондента студент С.Ф. Платонов впервые заочно познакомился с молодым В.О. Ключевским, его неподражаемой манерой чтения лекций, которые вызывали восторг слушателей, содержанием семинариев. В письмах даны запоминающиеся, в том числе нелицеприятные, характеристики преподавателям и профессорам, которые существенно дополняют известные о них сведения. Раскрываются ожидания передовой молодежи от университета, создается своеобразный образ столичного студенчества переломной эпохи в университетской жизни и россии в целом.
ключевые слова: В.О. Ключевсий, С.Ф. Платонов, В.Н. Беркут, Московский университет, учебный процесс, умонастроения студенчества.
Abstract. History of academic activity and mindset of students in Russian universities in the 1870s-1880s still holds the limelight of research. This period is of interest because a significant number of raznochinzy was among the students. Students set up high expectations on education, which, as they thought, was meant to train them for future life and profession. These issues are elaborated on the basis of correspondence between V.N. Berkut, a student of Moscow University, with S.F. Platonov (then freshman of St. Petersburg University), introduced into academic use in the present work. The autobiographies of this outstanding researcher repeatedly mention his correspondent, but these mentions have escaped the notice of historians. This correspondence offers a controversial image of academic activity in the university in 1878-1881. Plain-speaking letters of V.N. Berkut state that the graduates of classical gymnasia gave up their expectations upon entering the university; they were not satisfied with obsolete teaching methods, occasionally with substandard lectures and seminars. Students welcomed those instructors that offered creative approach to their courses, questioned the facts and introduced originality. A spectacular example is the reviews by V.N. Berkut of lectures by V.O. Klyuchevsky, which by means of letters (the main communication channel) came to notice of students in other cities, in this case St. Petersburg. It was through the messages of his correspondent from Moscow that student S.F. Platonov got distantly acquainted with young V.O. Klyuchevsky, his inimitable manner of lecturing, which fascinated the listeners, and with his seminars. The letters gave recognizable, sometimes hard-hitting, portraits of instructors and professors, which complement their profiles. The article outlines expectations of forward-minded youth with regards to university education and shapes the image of Moscow student community in the watershed years of university life and Russian history.
А А А
Современных исследователей привлекают биографии и теоретические построения, главным образом, историков-классиков1, имена же большинства ученых Московского университета сохранились лишь в словарных и энциклопедических статьях2. Следует заметить, что сведений о преподавательской деятельности даже авторитетных профессоров мы находим немного. Основным же источником являются, главным образом, воспоминания, которые активно продолжают вовлекаться в научный оборот3. Из наиболее известных, ставших классическими, укажем на воспоминания и автобиографические работы С.Ф. Платонова, где даны замечательные характеристики преподавателям Петербургского университета4 (К.Н. Бестужеву-Рюмину, В.И. Сергеевичу, А.Д. Градовскому, В.Г. Васильевскому, Е.Е. За-мысловскому, со слов «московских студентов» — В.О. Ключевскому5). Но эти оценочные суждения были сделаны почти через 40 лет после окончания университета.
реже встречаются оценки студентами профессоров и преподавателей, сделанные, что называется, по горячим следам. Архивный источник личного происхождения мы выявили в фонде С.Ф. Платонова. Это письма студента историко-филологического факультета Владимира николаевича Беркута, адресованные С.Ф. Платонову (в начале переписки — студенту-первокурснику) в Петербург. Первое письмо из Москвы датировано 3 сентября 1878 г., а последнее 1906 г.6, всего их 21, объемом 61 лист, исписанных с обеих сторон мелким, хорошо читаемым почерком. Хронологически они распределены неравномерно. За сентябрь 1878 г., сразу после летнего знакомства, было написано 5 писем, в декабре еще 2, т.е. всего 30% корреспонденции. В 1879 г., 1880 г., 1881 г. — по 4 письма, затем перерыв, по сути, пре1 Цыганков Д.А. В.И. Герье и Московский университет его эпохи. М., 2008. 256 с.
кращение переписки. В 1903 г. и 1906 г. — по одной небольшой записке официального характера. Следует заметить, что после активной фазы переписки много места В.Н. Беркуту отводится в письмах, написанных его женой Евгенией Николаевной, а в некоторых имеются и приписки, сделанные его рукой.
Имя В.Н. Беркута широкой аудитории малоизвестно, сведения о нем скупы. Пробел в сведениях о нем обнаруживает и отсутствие комментария к письму С.Ф. Платонова в академическом издании7. О начале педагогической деятельности В.Н. Беркута и его однокурсниках узнаем из письма его близкого друга М.С. Корелина. 27 июля 1881 г. он сообщал В.И. Герье: «... может быть, Вам будет интересно узнать судьбу Ваших учеников нынешнего и отчасти прошлого выпуска. Беркут получил место в частной гимназии Воскресенского, Шамонин — в Коломне, Анциферов — у Фадлера, а прочие, кажется, без места. Виппер, по всей вероятности, будет давать уроки истории в школе живописи и ваяния, куда его отец поступил инспектором, а Гиацинтов живет у мамаши»8. В недавней публикации, где говорилось о диспуте М.С. Корелина (1892 г.), попутно упомянут В.Н. Беркут9, а в сноске читаем: сведений о нем «с указанными инициалами найти не удалось»10. Его причисляют к историкам-медиевистам11. Непродолжительное время он преподавал историю всеобщей литературы и историю театра в Московской консерватории12. Сотрудничал со словарем Брокгауза и Эфрона, где помещена его статья о Гумбольдте13. Выявлена и еще одна интересная его публикация14. В.Н. Беркут на7 «Кроме нас и Беркут здесь живут хозяева усадьбы, — семья, в к[ото]рой две барышни и молодой человек», — писал С.Ф. Платонов В.Г. Дружинину 29 июня 1883 г. во время летнего отдыха в окрестностях Москвы (Академик С.Ф. Платонов: Переписка с историками: В 2 т. / Отв. ред. С.О. Шмидт. Т. 1. М., 2003. С. 11).
зван среди известных ученых — дарителей книг библиотеке курсов
B.И. Герье (Московские Высшие женские курсы), куда он в 1908 г. передал 412 иностранных и 128 русских книг по истории15. В начале 1900-х гг. он заведовал учебной частью Ксенинского института, работал на Педагогических курсах.
В «Историческом обозрении» в рубрике «Новые ученые общества» за 1890 г. читаем: «При учебном отделе Общества распространения технических знаний с весны 1890 года образовалась историческая секция. В секцию вошло большинство преподавателей истории в средних учебных заведениях Москвы.
Бюро секции состоит из следующих лиц: пред. Апполон Николаевич Поливанов (преподаватель истории в 3 кадетском корпусе); товарищ председателя В.Н. Беркут»16. В этом обществе последний представил обстоятельный реферат17.
На просторах интернета удалось обнаружить небольшую заметку (1907 г.): «Похороны В.Н. Беркута. Вчера хоронили одного из видных деятелей средней школы, директора Николаевского мужского училища В.Н. Беркута. Отпевание было совершено в домовой церкви св. Марии Магдалины при Николаевском сиротском женском профессиональном училище. На похоронах присутствовали почетные опекуны и представители педагогического мира. На гроб было возложено несколько венков. Погребение совершено на кладбище Алексеевского монастыря»18. Становится понятным, почему последняя его записка
C.Ф. Платонову датируется 1906 г.
Вот, пожалуй, и все обнаруженные отрывочные сведения о нем.
Личность В.Н. Беркута представляет закономерный интерес, прежде всего, его взглядами на науку, развитие общества. И, конечно, — многолетним общением с С.Ф. Платоновым, который почерпнул от него немало рекомендаций, как реагировать на жизненные ситуации. Московский студент оказал определенное влияние на вчерашнего гимназиста своими рассуждениями о значении и роли университетского образования, предназначении человека вообще, давал важные советы в период студенческой жизни и пору взросления. В его пись15 Московский педагогический государственный университет. Научно-информационный материал // са1.сот^ос8.огд/с1ос8/1^ех-...(копия)
мах содержится богатый материал об умонастроениях передовой и мыслящей части российского студенчества. Ему принадлежат интересные характеристики преподавателей Московского университета, которые дополняют, а порой и открывают ранее неизвестные факты их деятельности.
Цель настоящего исследования — ввести в научный оборот письма В.Н. Беркута, в части, где он анализирует образовательный процесс, методы и формы проведения занятий известными профессорами и преподавателями, содержание читаемых курсов, восприятие их студентами и формирование у них общественных умонастроений. А это, в свою очередь, давало пищу для размышлений С.Ф. Платонову, который годы спустя писал, что от В.Н. Беркута «услышал ... много любопытных и важных. сообщений о преподавании на филологическом факультете, главным образом об исторических курсах и семинариях. профессоров Герье, Соловьева, Виноградова, Нила Попова». Поэтому о Московском университете С. Платонов в то время знал «пожалуй, больше, чем о Петербургском, в который поступал»19.
Известно, что к историческим источникам следует подходить критически, тем более — к материалам личного происхождения. Информация, содержащаяся в письмах, несет на себе «сильнейший налет субъективности, но этим-то и интересен взгляд современника, который "вживую" слушал лекции именитых ученых»20.
В 1877 г. С.Ф. Платонов познакомился с Е.Н. Калайдович. Она приходилась внучкой Евгении Антоновны Селивановской. В «Воспоминаниях» С.Ф. Платонов написал: «Бабушка — вдова небезызвестного в Москве Ник[олая] Сем[еновича] Селивановско-го21 — жила с двумя дочерьми вдовами и с двумя внучками в своей даче под Старым-Симоновым над Москвой рекой»22. Именно после
этого знакомства гимназист С. Платонов заметит, что у него «образовались новые знакомства, появились новые влияния»23. Далее он сообщает, что «скоро сблизился со старшею внучкою (Евг[енией] Ник[олаевной] Калайдович), которая была лет на шесть старше меня: мы стали прямо друзьями, и я попал под благотворное влияние ее живого и деятельного ума.. Находясь сама под влиянием московского университетского круга, Е.Н. Калайдович и меня ввела под его влияние, насколько я мог тогда уразуметь и восприять»24. Между молодыми людьми завязалась переписка, которая не являлась предметом исследования, но по своей тематике, впечатлению, которое она производила на С.Ф. Платонова, представляет интерес. Каждое письмо объемное, из несколько листов, исписанных с обеих сторон, ровным, но очень мелким почерком25. Общий объем писем может составить целую книгу, причем переписка охватывает более 20 лет.
О В.Н. Беркуте С.Ф. Платонов узнает из письма Е.Н. Калайдович от 9 января 1878 г., где дана его характеристика: «он блондин, с бородой и задумчивыми глазами. сын известного московского врача26, студент филолог, умница. он моложе меня. Если б вы знали, какою искренностью, честностью веет от каждого его слова, от всех его разговоров! Он высказывается (скрытен*) легко, но из
* Здесь и далее — зачеркнуто автором.
нежелания навязываться, казаться строгим; образован и начитан очень, кажется гораздо старше своих лет, религиозен, но очень либеральных убеждений, пожалуй, и нигилизм в нем есть, т.е. конечно существующий порядок вещей не может ему нравиться; несмотря на его далеко незаурядный ум, он стыдится своего мягкого сердца, не стыдится ни своих увлечений, ни своей впечатлительности.. Он страстный музыкант и говорят, поет недурно, у не[го] тенор и говорит он высоко.»27. Летом Беркут и Платонов встретятся лично, и связи между ними завяжутся надолго, о чем свидетельствует и их переписка. Точно год рождения В.Н. Беркута пока установить не удалось, но если Е.Н. Калайдович (год рождения 1854) старше С.Ф. Платонова (1860) на 6 лет, а В.Н. Беркут младше ее, то разница в возрасте между ними совсем небольшая.
Для того чтобы понять высокие требования студентов к преподавателям, необходимо знать, каковы были ожидания от университетского образования у В.Н. Беркута. Окончив 8 классов гимназии, он поступил в университет в 1876 г., где «дошел и до того, как примирилось» его «чистое и высокое понятие к науке с тем, что лишь и преподносится в университете над этим именем», и теперь он «нашел жизнь и наслаждение в науке»28. Молодых людей объединяло одно важное обстоятельство: «кончивши курс в гимназии и не найдя в ней жизни и разнообразия, стремились в университет с тем поэтическими ожиданиями, но были поражены разочарованием и оба же отчаялись»29. С.Ф. Платонов в воспоминаниях писал о своих несбывшихся ожиданиях от университета на первом курсе: «перегруженность», в том числе «в среду набегало до 7 обязательных часов», «расписание предлагало мало материала», «факультет послал не таких преподавателей, которые могли бы увлечь собою молодежь»30.
Как уже прослушавший курс, В. Беркут дает совет С. Платонову: «Теперь стоит только осмотреться в университете, чтобы направить все свои старания на добросовестное занятие наукой. Прочтите повнимательнее Бокля31 и посмотрите, что за вещь — наука, сколько она может доставить наслаждений, где и в какой части этой науки заключается истина, правда. Или вас м[ожет] б[ыть] интересует
факультет? Правда, много лишнего на нем, но присмотритесь хорошенько, постарайтесь отделить существенное от постороннего, и у вас работа пойдет, как нельзя лучше, вы поймете, что при теперешнем положении университетов этот факультет — самый живой и. лучше всего приспособлен к умственному развитию студентов. Конечно, нужно самому глав[ным] обр[азом] много работать, а вы еще не привыкли к этой работе»32.
Необходимо учитывать и одну особенность личности В.Н. Беркута, о которой он упоминает не раз в письмах, например, 11 сентября 1879 г. он пишет о себе своему «милому другу»: «Я ленив — это основная черта в моем характере, и ее иногда следует прощать»33.
Значимые советы продолжают формулироваться и в следующем письме от 30 сентября 1878 г. «Теперь наша с вами главная задача — как можно сильнее, прилежнее работать, чтобы выйти из университета и, приступив прямо к практике, мы не были с пустыми руками; если результатом нашей университетской работы будет, не положительные знания, то самое главное-то будет в наших руках — это уменье работать, уметь пропускать без боязни 100 книг обширного материала, уменье отличать существенное от несущественного, главное от второстепенного. Вот как я смотрю на задачи университетского курса. Главное, мало необходимых для всякого образованного человека сведений приобретается преимущественно в университете, [но] по окончании курса, самостоятельным трудом. Университет же должен приготовить нас к этому. По несчастью, большинство смотрят совершенно иначе на это дело, и, что хуже всего, сами профессора не понимают этого. От этого проистекают два следствия: во-первых, какое-то безалаберное преподавание в университете. Чтение курсов составляет почти единственный предмет преподавания. В этих курсах не дается нам понятий о способе работы, да кроме того и факты, к[ото]рые они сообщают в этих курсах, вызубриваются к экзамену и через неделю забываются. Только те факты остаются в памяти, которые узнаются в систематической, целесообразной, правильной работе. Близкие же отношения преподавателей со студентами, выражающиеся в непосредственном руководстве на практических занятиях, являются в очень редких случаях. У нас, на нашем факультете только два профессора занимаются с нами: Герье (по всеобщей истории) и Попов (по русской истории). Но, мало-помалу у нас серьезная польза от этих занятий и с каждым годом размер их увеличивается; в годовом отчете они занимают особый отдел. Не знаю, есть ли у вас
это. Второе следствие, которое вытекает из понятия университетского курса, как о курсе, к[ото]р[ый] дает только факты и знания, приложенные к практической деятельности, состоит в том, что люди, кончившие курс в университете, бросают учиться и с тем скудным запасом сведений, приобретенными в университете, приступают к практике. Что из этого выходит, нам хорошо известно по нашему личному опыту в гимназиях. Вы можете себе представить, что один наш учитель около 50 лет от роду оправдывал даже свои незнания известной старинной поговоркой: dacendo с1^атшм. Это показывает, что и мое воззрение может служить предметом злоупотреблений»35.
Перед нами разумное рассуждение думающего студента, анализирующего пользу научного знания и с этих позиций рассматривающего свои ожидания от университета. Именно эти смелые, справедливые мысли и лежат в основе даваемых характеристик профессорам и изучаемым курсам. Такие взгляды на университетское образование способствуют и появлению новых знакомств. В.Н. Беркут пишет, что «сошелся с Корелиным36, с человеком необыкновенно развитым и трезво, без ложного мишурного блеска, смотрящим на жизнь. Я был им оторван от жизни в картинах привлекательного свойства, увидал я, как все это бесплодно, а, главное, недостойно человека, готовящегося вступить в настоящую жизнь и действовать в ней». Заметим, что из писем Е.Н. Беркута (Калайдович) становится известно, что они жили по соседству и дружили семьям.
Показателем гражданской зрелости В.Н. Беркута является его отношение к студенческим волнениям. Так, 7 декабря 1878 г. он писал: «Я держусь в стороне, как и весь почти наш факультет, но нельзя, глядя со стороны на всю эту возмутительную пошлость и слушая вести оттуда, нельзя, говорю, не возмущаться»37.
На 1878-1879 г. учебный план предусматривал 23 часа. Платонов в своих воспоминаниях писал о 30 часах38. Сравнение приводило В.Н. Беркута к выводу, что «наше (Московского университета. —
В.М.) начальство гораздо гуманнее вашего» (Петербургского университета. — В.М.)39 и такая нагрузка не считается «варварством», так как «хоть какой крепкий организм впадет в апатию вследствие просто физической усталости». Далее в письме перечислены дисциплины и названы читающие лекции преподаватели:
«Из этих 23 часов уничтожается, понятно, для разумных*, 2 часа практических упражнений по древним языкам. Остальные предметы след[ующие]: история русской литературы, пр[еподаваемые] Буслаевым40, Тихонравовым41. От того и другого жду хорошего. Буслаев сообщит много фактов; вероятно, буд[ет] читать что-нибудь по части литературного винегрета, т.е. к русской литературе приплетет франц[узскую], нем[ецкую], китайскую, персидскую, словом, чего хочет, того просит. Тихонравов же, втор[ично] будет продолжать прошлогодний курс, от которого я в восторге.
Затем римскую историю42 с истор[ическим] семинарием — Герье43.
Греческую историю — Виноградов44. Этот больше по части пустой болтовни, заимствованной из чужих книжек.
Историю французской литературы — Стороженко45. Неизвестно мне, какой век он избрал. Этот курс — собрание историко-литер[атурных] анекдотов изрядно перемешанных с научными выводами и то вскользь.
Психология — Троицкий46. Это серьезный и дельный курс, хотя нередко и чересчур разжеванный, что немного утомляет.
*—* Здесь и далее: слова написаны сверху строки.
Древняя русская история — Попов47. Бездарный, лентяй, читающий из года в год одно и то же, не делающий ничего. Сегодня начал читать. Правда сказать, составлена лекция не дурно, т.е. проконспектировать можно легко, но, в сущности, так мало сказано и при том того, что почти всякий знал, что не стоило трудов.
Греческий язык (вер[оятно], Софокл48) Зубков49. Не могу равнодушно вспомнить о нем. Сонный и тоже бездарный человек, хотя и очень ученый.
Латинский яз[ык] (Тацит. Берманий50) — Цветаев51. От этого я ожидаю некоторого оживления в области классической филологии. Дело в том, что этот милейший и довольно живой, несмотря на массу сухого знания, ученый, кот[орый] стоит на новейших основаниях филологической науки — сравнительного] языкознания. Он внес в наш университет новый взгляд на преподавание лат[инского] языка. Он оставил в стороне чтение классиков и попробовал взяться за преподавание лат[инского] яз[ыка], как организма, среди других языков. М[ожет] б[ыть] и при чтении классиков он будет живее, чем другие. Вот и все»52.
Как видим, студенты замечали многие вещи, которым некоторые преподаватели не придавали значения, например, чтение не переработанных и не обновленных лекций, повторных курсов, «винегрет» из фактов, не относящихся к изучаемому предмету. Справедливо отмечается у других новизна в содержании предмета, методов преподавания, последних достижений науки. Не менее интересны отзывы о личных качествах преподавателей. Как видно из содержания письма, С.Ф. Платонов писал В.Н. Беркуту о Миллере53. «Как мне знакомы эти типы: так и вижу перед собой. Жаль, что перед ними не ставится зеркала: еще живьем, вероятно, говорили бы. По-моему,
самый худший вид кокетства, это кокетство умом (!) и знаниями. Какое нам дело до твоих убеждений политических, ты научные-то убеждения подавай. Да еще, что это за манера давать в науке излишнюю* волю воображенью? Иногда, пожалуй, и филологические законы Вельтмана54 могут тогда считаться научными законами. Это я по поводу Кир[илла] и Меф[одия], к[ото]р[ые], я думаю, от роду не имели тех мыслей, к[ото]р[ые] им сколько угодно может навязать г. Миллер», — рассуждает В.Н. Беркут. Здесь же узнаем и о намерениях самого автора письма окунуться в проблему «внешнего хода крестьянской реформы у нас в 1861 г. по доступным в настоящее время источникам»55 и о знакомстве его с новыми подходами к филологии.
далее продолжается характеристика форм занятий и преподавателей.
«В нынешнем году у нас занятия по истории римской империи. Читаем Тацита и извлекаем из него материал для истории этой эпохи. Затем будем читать и другие источники, а в довершение всего прокритикуем две монографии о Тиберии56. Кроме того, по курсу пр[офессор] излагает историю римской республики. Мы должны прочесть след[ующие] книги: Histoire romaine Mommsen57. Римскую историю Lange Romische Alerthumer58.
Кроме того, по истории русской литературы для нашего курса обязательно сочинение. Я пишу на тему: «Разбор трагикомедии Ф. Прокоповича "Владимир". Тема очень обширная. На медаль заданы три темы, из к[ото]р[ых] на одну я очень соблазнялся, но положительно времени нет. Тема на истор[ическом] отд[елении] "Разбор соч[инений] Евсевия Кесарийского"59 по истории церкви60».
По классич[ескому] отд[елению] «Разбор соч[инения] Цицерона "De re publika"». По отд[елению] словесному: "Легенда о Фаусте и важнейшие ее положения (разработки*) обработки в европейских литературах". Как хотите, а тема соблазнительная. ... сегодня слушал
первую лекцию по психологии, кот[орую] читает Троицкий. Что это за головы у духовных людей! Как у них все хорошо сложилось, как ясно все для них самих и как Троицкий желает передать свой предмет — прелесть! Еще очень интересен курс Буслаева, но о нем в следующем письме»61.
Плавта64 "Miles gloriosus"65 читает Цветаев, тоже не особенно даровитый, но преданный своему делу — лингвистике — человек. Он нарочно избрал Плавта, как представителя архаической латыни (III в.) чтобы проследить историческое развитие главнейших формул и коренных особенностей лат[инского] яз[ыка]. Как ни скверно он говорит, его лекции интересные, по кр[айней] мере для меня, п[отому] ч[то] я интересуюсь историей языков, этих главных средств для истории древней культуры, знание которой облегчает оценку и понимание современной истории.
Эсхила "Персы"66 читает Зубков. Не знаю, что на этих лекциях происходит, п[отому] ч[то] не бываю, но знаю, что это бездарный, идиот, грубый и притом ленивый "классик". Что может быть хуже и
без интереснее такого создания? Он, кажется, делает все неудачные корректуры. Впрочем, за верность слухов не ручаюсь.
Практические занятия по лат[инскому] и гр[еческому] яз[ыкам], производит добрый, но глупый немец Фелькель67. Об этом субъекте и его занятиях нахожусь в полной неизвестности.
Франц[узский] и нем[ецкий] языки. Гемилиан68 и Фелькель. Не знаю.
Всеобщая история, литература — Стороженко, к[ото]р[ый] должен быть немного знаком вам, п[отому] ч[то] в прошлом году он у вас защищал докторскую диссертацию под заглавием "Роберт Грин"69. Читает теперь эпоху Гуманизма. В своих фельетонах и легких лекциях он, тем не менее, довольно хорошо знакомит нас с главнейшими представителями гуманизма, с главнейшими направлениями этого движения и теми влияниями, которые действовали на гуманизм. Однако глубокого знакомства с эпохой мы не получаем. Хорошая сторона его лекций: он указывает подробную литературу каждой отдельной части своего курса.
История русской
