Взаимодействие Хабаровского контрразведывательного отделения с другими органами и учреждениями на Дальнем Востоке России до Первой мировой войны

УДК 351.86(09)(470) А.В. Соколенко*

взаимодействие хабаровского

контрразведывательного отделения с другими органами и учреждениями на дальнем востоке россии до первой мировой войны

В статье рассматриваются процесс согласования руководством Главного управления Генерального штаба с руководящим составом Министерства внутренних дел и Департамента полиции порядка взаимодействия учреждённых в Российской империи в 1911 г. контрразведывательных отделений при военно-окружных штабах с органами полиции и особенности взаимодействия Хабаровского контрразведывательного отделения и его контрразведывательных пунктов с органами полиции и учреждениями Приамурского генерал-губернаторства в период до начала Первой мировой войны.

Interaction of Khabarovsk counterintelligence department with other Russian bodies and agencies in the russian Far East before the First World War.

ARTYOM V. SOKOLENKO (Pacific National University)

The article deals with the process of approval of the order of interaction of counterintelligence departments at military district headquarters (established in 1911) with the police in Russian Empire. Special attention is paid to the interaction of Khabarovsk counterintelligence department with the police and other official institutions of the Amur governor-general in the period before the First World war.

На сегодняшний день имеется много литературы и исследований, посвящённых вопросам становления контрразведки Российской империи, но при этом и в настоящее время остаются ещё отдельные малоисследованные стороны этого процесса. Нижеизложенный материал посвящён одной из таковых, а именно - решению вопросов взаимодействия контрразведывательных отделений (КРО) военно-окружных управлений с органами полиции на уровне центральных ведомств Российской империи и особенности взаимодействия Хабаровского КРО и его контрразведывательных пунктов (КРП) с органами полиции и учреждениями Приамурского генерал-губернаторства до начала Первой мировой войны.

В начале XX в. в Российской империи в борьбе Министерства внутренних дел (МВД) и военных за руководство контрразведывательной деятельностью победителем вышло военное ведомство. Как отмечают исследователи, утверждение 7 апреля 1911 г. императором Николаем II закона «Об отпуске из государственной казны средств на

* СОКОЛЕНКО Артём Васильевич, аспирант кафедры истории Отечества, государства и права Тихоокеанского государственного университета. E-mail: forum5022@mail.ru © Соколенко А.В., 2016

секретные расходы Военного министерства» и 8 июня 1911 г. военным министром В.А. Сухомлиновым «Положения о контрразведывательных отделениях», «Инструкции начальникам контрразведывательных отделений», «Правил регистрации лиц контрразведывательными отделениями» и «Инструкции начальникам контрразведывательных отделений по расходованию ассигнуемых им сумм и ведению отчетности по ним» положили начало новому этапу в развитии контрразведывательной службы Российской империи. Указанные документы составили ту нормативно-правовую базу, на основе которой развернулось становление деятельности КРО на всей территории страны [3, с. 19-20; 5, с. 127; 9, с. 26; 17, с. 175-176].

В процессе организации деятельности КРО при штабах военных округов в первую очередь понадобилось решить вопрос по урегулированию порядка их взаимодействия с полицейскими органами на местах. Для эффективного функционирования КРО его начальнику нужно было иметь хорошо налаженную почтово-телеграфную связь с местными органами жандармерии, полиции и другими КРО. Однако вся секретная переписка требовала конспирации, а потому могла вестись только шифрованным текстом. Для расшифровки такого текста необходимо было иметь специальные шифрованные ключи. Такой перепиской пользовались в повседневной служебной деятельности органы жандармерии и полиции. Соответственно, чтобы организовать секретное телеграфное сообщение между органами жандармерии, полиции и начальником КРО, необходимо было иметь единые шифрованные ключи. Кроме этого, начальникам КРО, чтобы эффективно выстраивать контрразведывательную деятельность, необходимо было постоянно быть в курсе тех руководящих циркулярных распоряжений, которые отдавались Департаментом полиции (ДП) полицейским органам по вопросам освещения политической жизни в стране, контрразведки и борьбы со шпионажем.

Чтобы наладить взаимодействие КРО с полицейскими органами по указанным вопросам, 29 августа 1911 г. помощник 1-го обер-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба (ГУГШ) и одновременно заведующий военно-статистическим делопроизводством части 1-го обер-квартир-мейстера и Особым делопроизводством ГУГШ генерал-майор Н.А. Монкевиц обратился к и.д. вице-директора ДП С.Е. Виссарионову. Монкевиц попросил Виссарионова, чтобы ДП выслал в Отдел генерал-квартирмейстера ГУГШ 12 экземпляров шифрованных ключей в целях снабжения ими начальников КРО для сношения с чинами жандармской и общей полиции, а также инструкции по ведению наружного наблюдения и все руководящие документы, указания и сообщения ДП по вопросам освещения политической жизни в стране, контрразведки и борьбы со шпионажем. Просьба Монкевица по снабжению полицейскими шифрами и циркулярными распоряжениями, указаниями и сообщениями ДП была удовлетворена. Что же касается снабжения экземплярами «Инструкции по ведению наружного наблюдения», то Виссарионов сообщил Монкевицу, что экземпляр данной инструкции уже имеется в распоряжении начальника КРО Отдела генерал-квартирмейстера ГУГШ ротмистра В.А. Ерандакова, видимо, намекая на то, что при необходимости у него и можно было ознакомиться с положениями указанной инструкции (Государственный архив Российской Федерации, далее - ГАРФ. Ф. 102. Оп. 316. Д. 39 (1911 г.). Л. 92-92об, 95-95об, 97-97об).

Когда с октября 1911 г. начало функционировать Центральное регистрационное отделение (ЦРО) Особого делопроизводства Отдела генерал-квартирмейстера ГУГШ, выполняющего функции координационного центра по борьбе со шпионажем в Империи, было определено, чтобы по вопросам, носящим регистрационный и справочный характер, КРО переписывались с ним напрямую, минуя штаб округа и Особое делопроизводство Отдела генерал квартирмейстера ГУГШ, используя в корреспонденции адрес занимаемых ими частных помещений. В случае затруднения с почтово-телеграфными сношениями начальник КРО должен был обратиться к посредничеству губернского жандармского управления (ГЖУ), к которому он был прикомандирован (т.к. на Дальнем Востоке России не было ГЖУ, начальник Хабаровского КРО должен был обратиться в данном случае за содействием к жандармскому полицейскому управлению Уссурийской железной дороги (ЖПУ УЖД), начальнику которого он, в частности, был подчинён в дисциплинарном отношении). Кроме этого, КРО различных военных округов было разрешено напрямую переписываться друг с другом, но только по вопросам, носящим регистрационный и справочный характер (Российский государственный военно-исторический архив, далее -РГВИА. Ф. 2000. Оп. 14. Д. 10. Л. 52-53).

В дальнейшем вопрос организации сношений начальников КРО с другими органами отслеживался регулярно. Усложненными секретными шифрами начальники КРО пользовались для сношений с начальником ЦРО, начальниками других КРО, чинами губернских и железнодорожных жандармских управлений, начальниками охранных отделений, начальниками крепостных жандармских команд и ДП. Особое делопроизводство отдела генерал-квартирмейстера ГУГШ и ДП регулярно поддерживали между собой контакт по поводу внесения каких-либо изменений в секретные полицейские шифры. Особое делопроизводство отдела генерал-квартирмейстера ГУГШ в случае получения сведений из ДП об изменении шифра немедленно направляло новый шифр и ключи к нему в штабы военных округов для оповещения начальников КРО (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 14. Д. 10. Л. 87 (88)-87об (88об), 98 (99), 113 (115)).

Однако при организации почтово-телеграфных сношений КРО с другими учреждениями были и свои проблемы. Часто, например, возникали случаи, когда начальники КРО, обращаясь с теми или иными запросами к начальникам жандармских управлений, не всегда получали ответы на них либо получали их с большим запозданием. С одной стороны, это можно объяснить крайней конспирацией КРО. Начальник КРО, отправляя запрос на личных бланках чинов Отдельного корпуса жандармов (ОКЖ) в жандармское управление, не мог указывать свою должность. В результате начиналась длительная - до выяснения обстоятельств -переписка. С другой стороны, ГУГШ считало, что некоторые начальники КРО сами были виноваты в подобной переписке, поскольку не стремились, как требовалось по «Инструкции начальникам контрразведывательных отделений», наладить тесные связи с местными жандармскими и полицейскими властями, что позволило бы оперативно решать вопросы, связанные с порядком переписки, в т.ч. с ответами на их запросы и др. Именно поэтому 23 мая 1912 г. ГУГШ направило всем окружным генерал-квартирмейстерам циркуляр, в котором начальникам КРО еще раз указывалось на необходимость установления взаимодействия с жандармскими и полицейскими властями. Кроме того, был установлен порядок обращения КРО к ГЖУ не своего района. Для этого начальник КРО должен был обратиться к начальнику КРО того же региона, где находилось ГЖУ. После этого начальник, получивший запрос, обращался к начальнику ГЖУ, от которого необходимо было получить определенные сведения. И уже по обратной цепочке нужные сведения поступали к тому начальнику КРО, который делал запрос (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 14. Д. 10. Л. 72 (73) -72об (73об)).

До апреля 1914 г. местные КРО координировали деятельность через ЦРО, от которого получали сведения регистрационного и справочного характера, а затем после вхождения ЦРО в состав КРО ГУГШ функциями координационного центра

было наделено последнее. Позднее в принятом 6 июня 1915 г. «Наставлении по контрразведке в военное время», было подтверждено, что «КРО ГУГШ являлось высшим регистрационным и отчетным учреждением для театра военных действий и всего государства» [8, с. 35]. Однако уже в начале августа 1915 г. КРО ГУГШ было преобразовано в Центральное военно-регистрационное бюро, которое сосредоточилось на информационно-справочной и аналитической работе, проводило внешнюю контрразведку, выполняло специальные задания начальника Генерального штаба и должно было оказывать содействие КРО военных округов [8, с. 35-38].

Основным документом, регламентирующим организацию взаимодействия в рамках контрразведывательной деятельности КРО штабов военных округов в рассматриваемый период, в первую очередь с жандармскими органами и охранными отделениями, была «Инструкция начальникам контрразведывательных отделений», в которой пять параграфов были посвящены непосредственно вопросам взаимодействия (см.: [4, с. 40-51]). Однако в процессе организации контрразведывательной деятельности оказалось, что данная «Инструкция» имеет много изъянов, в т.ч. в положениях межведомственного взаимодействия КРО и полицейских структур, из-за чего на практике между указанными органами возникали разногласия.

Архивные материалы свидетельствуют, в частности, что генерал-майору Н. А. Монкевицу с переменным успехом удавалось согласовывать с руководством МВД и ДП те или иные вопросы по осуществлению полицейскими структурами оперативно-розыскных мероприятий в интересах контрразведки. Одновременно с этим не удавалось добиться согласованности и регулярности действий, несмотря на договоренность ГУГШ и ДП, в том, чтобы все имеющееся сведения, касающиеся шпионажа и в целом деятельности иностранных разведок, жандармские управления и охранные отделения передавали генерал-квартирмейстерам штаба соответствующего военного округа, который, в свою очередь, должен был направлять полученный материал начальникам КРО. ДП неоднократно приходилось вновь специально напоминать в своих циркулярах органам жандармерии и политического сыска о необходимости сообщения всей имеющейся информации по контрразведке окружным генерал-квартирмейстерам. Вместе с тем, в ГУГШ регулярно поступали жалобы от начальников КРО, что представители органов жандармерии и политического сыска придавали буквальный смысл циркулярам о необходимости сообщать окружным

генерал-квартирмейстерам оказавшиеся у них в распоряжении сведения из области шпионажа и этим ограничивались, а как таковое содействие начальникам КРО оказывали неохотно.

Одна из основных проблем, по которой часто возникали споры между военным ведомством и МВД, - это порядок использования агентуры и филеров политической полиции в интересах контрразведки. В целом организация негласного наблюдения за подозреваемыми в шпионаже должна была осуществляться по следующей схеме. КРО выявляли лиц, заподозренных в шпионаже и пособничестве ему, и организовывали за ними наблюдение. В силу небольшого количества сотрудников в штатах КРО на местах оказывать содействие в организации наружного наблюдения должны были жандармские органы и органы политического сыска, выполняя поручения начальника КРО. Однако отсутствие единого понимания в порядке использования агентуры и филеров политической полиции при решении контрразведывательных задач зачастую приводило на местах к разногласиям контрразведчиков с органами жандармерии и политического сыска. Ряд предложений генерала Н.А. Монкевица по разрешению проблем в организации взаимодействия КРО с органами безопасности МВД в рамках оперативно-розыскной деятельности в интересах контрразведки были отклонены и. д. вице-директора ДП С.Е. Виссарионовым (ГАРФ. Ф. 102. Оп. 316. Д. 39. (1911 г.). Л. 92об-93, 133-134, 137, 146-146об).

Однако позже ГУГШ и ДП пришли всё-таки к согласованному мнению, что нашло свое отражение в циркуляре Особого отдела ДП начальникам ГЖУ и охранных отделений от 2 июля 1912 г. В нем говорилось, что наружное наблюдение филерами вышеуказанных органов устанавливалось только в экстренных случаях и до прибытия на место чинов КРО. В этом же циркуляре говорилось, что к иногородним командировкам филеров можно было привлекать лишь «в случаях особо важных» (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 14. Д. 10. Л. 91 (92)). При этом оговаривалось, что все командировочные расходы должны были покрываться КРО. Вместе с тем, в циркуляре подчеркивалось, что оказываемая чинам КРО помощь не должна была отражаться на выполнении охранными отделениями ДП прямых обязанностей по политическому розыску (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 14. Д. 10. Л. 91 (92)). По существу, данное указание вновь вносило неясность во взаимоотношения начальников КРО с руководством других органов безопасности, т.к. давало право начальникам жандармских управлений и охранных отделений самостоятельно решать, выделять ли силы для агентурного и наружного наблюдения в интересах контрразведки или нет.

Между тем положения «Инструкции начальникам контрразведывательных отделений» гласили, что для эффективной организации контрразведывательной деятельности начальник КРО должен был помимо установления четкого механизма взаимодействия с начальниками местных охранных отделений, которые могли бы оказать помощь в выделении необходимого числа филеров, также наладить взаимодействие с жандармскими властями, от которых зависела вся заключительная стадия проводимой операции по организации в рамках уголовно-процессуального законодательства задержания лица, подозреваемого в шпионаже или пособничестве этому деянию, дознания и следствия по делу [5, с. 130].

После сбора необходимого доказательного материала начальник отделения через генерал-квартирмейстера штаба военного округа должен был получить разрешение на производство задержания и ареста объекта разработки. Для этого он через старшего адъютанта разведывательного отделения штаба округа обращался к окружному генерал-квартирмейстеру за разрешением провести «ликвидацию» (так обозначались мероприятия по задержанию и аресту подозреваемого в шпионаже - прим. авт.), который, в свою очередь, должен был получить одобрение «ликвидации» у Особого делопроизводства отдела генерал-квартирмейстера ГУГШ. Получив разрешение, начальник контрразведки передавал все имеющиеся материалы о лице, подлежащему аресту, в жандармские органы. И уже жандармские органы, если считали арест целесообразным, осуществляли задержание подозреваемых, проводили обыск, арест, вели все следственные мероприятия и передавали дело в суд (РГВИА. Ф. 1558. Оп. 3. Д. 26. Л. 106), [5, с. 130].

Однако установленный порядок «ликвидации» лиц, подозреваемых в осуществлении разведывательной деятельности на территории Российской империи, также подвергался доработкам. Дело в том, что иногда, чтобы не обременять себя лишней перепиской, информацию о «ликвидации» начальники КРО передавали жандармским органам устно. Но сам факт задержания, обыска или других процессуальных действий в отношении подозреваемого еще не означал, что впоследствии дело дойдет до суда. Необходимо было провести все досудебные процессуальные действия и затем передать дело со всей доказательной базой в суд. Уже в суде факт шпионажа или государственной

измены еще требовалось доказать, тогда и решалось, виновен человек или нет. Вместе с тем, чины КРО стали перестраховываться и нередко просили о «ликвидации», которая впоследствии оказывалась необоснованной, а т.к. начальники КРО передавали распоряжения о «ликвидации» устно, то вся вина о неправомерности действий в отношении того или иного лица ложилась исключительно на исполнителей, т.е. на чинов Корпуса жандармов. В МВД справедливо посчитали, что ответственность в подобных случаях должны нести не только чины жандармских управлений и охранных отделений, но и чины КРО. В связи с этим министр внутренних дел дал указание ДП обсудить решение данной проблемы с Генеральным штабом. В итоге решение, устраивающее оба ведомства, было найдено. 3 сентября 1912 г. в циркулярном распоряжении ДП за подписью и.д. директора ДП С.П. Белецкого было указано начальникам всех жандармских управлений и охранных отделений, чтобы в будущем чины корпуса жандармов требования о производстве обысков по делу о военном шпионаже принимали только письменно или же в экстренных случаях - по телеграфу. Эти же требования начальник Генерального штаба довел до начальников штабов военных округов, где имелись КРО, для неукоснительного исполнения (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 14. Д. 10. Л. 92 (93), 95 (96)-95об (96 об)).

В конце 1913 г. в Санкт-Петербурге состоялось совещание с участием помощника 1-го обер-квар-тирмейстера ГУГШ генерал-майора Н.А. Мон-кевица и начальника штаба ОКЖ полковника В.П. Никольского, на котором решались вопросы урегулирования службы офицеров ОКЖ, состоящих в КРО, и их взаимоотношений с начальниками ГЖУ. В рамках совещания были рассмотрены также вопросы о предоставлении начальнику КРО права производства «ликвидаций» и обысков и об издании штабами военных округов частных инструкций по борьбе со шпионством. Что касается предоставления начальнику КРО права производства «ликвидаций» и обысков, то для этого предлагалось учредить должности помощников начальника ГЖУ и на эти должности зачислить начальников КРО. Но необходимо заметить, что это предложение так и не будет принято, а вот предложение о частных инструкциях, разработанных в штабах военных округов, было одобрено, но только с условием, что данные инструкции должны были пройти предварительное согласование с ГУГШ и ОКЖ. Для этого штаб должен был сначала получить одобрение всех местных органов, упоминаемых в инструкции, а затем направить

экземпляр инструкции в ГУГШ. После одобрения ГУГШ инструкция направлялась в Штаб Отдельного корпуса жандармов (ШОКЖ), который в случае положительного рассмотрения ставил отметку о согласовании (таковой являлась подпись должностного лица) и передавал её в ГЖУ для исполнения.

Решения данного совещания были одобрены сначала 10 декабря 1913 г. командующим ОКЖ генерал-майором В.Ф. Джунковским, а 9 января 1914 г. - начальником Генерального штаба генералом от кавалерии Я.Г. Жилинским. Придал законную силу выработанным предложениям приказ № 17 командующего ОКЖ генерал-майора В.Ф. Джунковского от 17 января 1914 г., в котором особое внимание было уделено взаимодействию чинов ОКЖ с чинами КРО. Если проанализировать текст приказа Джунковского, то можно сказать, что в части, касающейся вопросов взаимодействия КРО, жандармских органов и органов политического сыска, командующим ОКЖ ничего нового сказано не было. Однако, придав прежним циркулярным указаниям и распоряжениям силу приказа, Джунковский сделал верный тактический ход, т.к. теперь за нарушение приказа можно было понести суровое наказание, и этот факт должен был оказать соответствующее воздействие на органы жандармерии и политического сыска (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 14. Д. 10. Л. 125-127, 129130), [6, с. 272-273; 7, с. 94].

Вместе с тем, генерал-майор В.Ф. Джунковский не ограничился общими указаниями по улучшению качества взаимодействия органов жандармерии и политического сыска с КРО. 10 мая 1914 г. он предписал начальникам местных органов политического сыска для достижения лучших результатов в деле борьбы со шпионажем составлять «полные регистрационные карты с фотографическими снимками в профиль, en face и во весь рост и дактилоскопическими оттисками обеих рук» на лиц, «подозреваемых и привлекаемых к расследованиям по делам о военном шпионстве», и по одному экземпляру направлять в ДП и генерал-квартирмейстеру соответствующего военно-окружного штаба [7, с. 94].

На долю первого начальника Хабаровского КРО (формирование Хабаровского КРО началось с 20 июля 1911 г. [10, с. 165]) ротмистра Е.Л. Бе-лоручева выпало налаживать и выстраивать взаимоотношения с дальневосточными органами власти, другими учреждениями и органами безопасности. В целях выстраивания взаимодействия Хабаровского КРО в сфере почтово-телеграфных контактов с другими органами и учреждениями

начальник Приамурского почтово-телеграфного округа 9 августа 1911 г. направил подчиненным ему учреждениям циркулярную телеграмму № 5425, согласно которой чины почтово-телеграф-ных учреждений края должны были беспрепятственно принимать шифрованные депеши за подписью ротмистра Белоручева (Российский государственный исторический архив Дальнего Востока, далее - РГИА ДВ. Ф. 1197. Оп. 1. Д. 421. Л. 93; ГААО. Ф. 31-и. Оп. 1. Д. 6. Л. 41). Позднее всех начальников КРО обязали взять на контроль пересылку всей шифрованной корреспонденции. 16 июля 1912 г. Особое делопроизводство ГУГШ направило на места для исполнения циркуляр № 1218/317, в котором было дано указание начальникам КРО, ввиду участившихся случаев краж из почтово-телеграфных учреждений шифрованных телеграмм, принять меры к обеспечению сохранности этих телеграмм путем создания агентуры в почтово-телеграфных учреждениях (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 14. Д. 10. Л. 74).

Ввиду непродолжительности службы на Дальнем Востоке первого начальника Хабаровского КРО ротмистра Е.Л. Белоручева из-за болезни продолжать начатое им пришлось уже второму начальнику Хабаровского КРО ротмистру В.В. Фи-ошину [10, с. 165]. В период работы Фиошина, с конца 1912 г. по август 1914 г., Хабаровское КРО добилось значительных успехов, в т.ч. в организации взаимодействия с другими органами безопасности и местной властью по борьбе с иностранным шпионажем на территории Приамурского края. При этом схема взаимодействия Хабаровского КРО с другими органами и учреждениями была выработана с учетом как общеустановленного процесса организации контрразведки, так и отличительных черт, присущих дальневосточному региону. В случае поступления к начальнику Хабаровского КРО или заведующим КРП агентурных сведений о возможном осуществлении разведывательной деятельности теми или иными лицами начальник Хабаровского КРО напрямую направлял запрос тем должностным лицам, на подведомственной территории которых предположительно могли проживать, работать или же просто появиться интересующие его лица, в т.ч. подозреваемые в разведывательной деятельности. К должностным лицам, которым начальники Хабаровского КРО отдавали подобного рода поручения и с которыми поддерживал связь по вопросам борьбы со шпионажем, относились начальник ВОО, заведующие розыскными пунктами, уездные начальники, чины общей полиции и таможни, пограничные комиссары, начальники органов

жандармерии и др. В запросе или поручении кратко излагался его повод. Чаще всего начальник КРО сообщал, что имеются сведения о причастности тех или иных лиц к ведению разведки, а также мог указать, каким способом могла вестись разведка и что необходимо было сделать для проверки этих сведений или же для их получения. Уведомляя об этом и ставя задачи по проверке этих сведений, начальник КРО требовал ответа на запрос независимо от того, подтверждались сведения о причастности лица к разведывательной деятельности или нет. Если указанные начальником КРО факты подтверждались, то от исполнителя, которому поручали выполнение запроса, требовалось подробное изложение обстоятельств, с указанием полных установочных данных на лиц, причастных к разведывательной деятельности либо способствующих этому. В ряде случаев начальник КРО требовал от тех должностных лиц, которым направлял свои запросы и поручения, установить негласное наблюдение за подозрительными личностями- Как чины КРО, так и чины органов политического сыска в целях конспирации делали запросы, как уже отмечалось, на личных бланках, на которых подписывались, как «Отдельного корпуса жандармов ротмистр ...», с указанием фамилии, но без обозначения должности.

В свою очередь, те должностные лица, которым был адресован запрос либо поручение начальника КРО или же заведующего розыскным пунктом по поручению начальника КРО, должны были докладывать своему начальству об оказавшихся в их распоряжении сведениях по шпионажу. Запрос мог исходить также от лица, замещающего начальника КРО и заведующих КРП. Далее эту информацию передавали либо в канцелярию Приамурского генерал-губернатора, либо военным губернаторам, а затем - в штаб округа, откуда она направлялась начальнику Хабаровского КРО (см., напр.: (Государственный архив Приморского края, далее - ГАПК. Ф. 5. Оп. 1. Д. 1. Л. 28, 30-31, 83, 88-88об, 90; РГИА ДВ. Ф. 87. Оп. 1. Д. 1620. Л. 18-22об; Ф. 563. Оп. 1. Д. 1. Л. 17-28об), [11, с. 211]).

Непосредственно выходить на прямой контакт с начальником КРО из указанных должностных лиц имели право лишь заведующие розыскными пунктами и начальник ВОО. При этом у руководства Хабаровского КРО, как и в целом в Российской империи у военных контрразведчиков, имелись проблемы с выполнением запросов и поручений, которые они направляли и давали местным органам жандармерии и полицейским властям. Судя по архивным источникам недостатки в

выполнении поручений руководства Хабаровского КРО имелись у местных властей Приморской области. Чтобы исключить такого рода моменты, оказывающие отрицательное воздействие на организацию контрразведывательной деятельности, начальник штаба Приамурского военного округа 22 и 24 января 1914 г. дал указание военному губернатору Приморской области обязать чинов полиции все поступающие в их распоряжение сведения, касающиеся военного шпионажа, немедленно сообщать установленным порядком документооборота секретных материалов окружному генерал-квартирмейстеру штаба Приамурского военного округа, подчеркнул, что в соответствии с руководящими документами по борьбе со шпионажем начальнику Хабаровского КРО при осуществлении им возложенных на него обязанностей предоставлялось право непосредственно сноситься с жандармскими и полицейскими властями Приамурского военного округа, а также потребовал непосредственно запросы начальника Хабаровского КРО выполнять срочно и с соблюдением должной конспирации (ГАХК. Ф. И-16. Оп. 1. Д. 1. Л. 15-16об). И.д. военного губернатора Приморской области вице-губернатор В.И. Ло-дыженский поставил в известность об указанных распоряжениях начальника штаба Приамурского военного округа начальников местных полицейских органов и пограничного комиссара в Южно-Уссурийском крае и потребовал их строгого исполнения (ГАХК. Ф. И-16. Оп. 1. Д. 1. Л. 4-4об, 6-6об, 15, 16), [10, с. 164].

После накопления материала в объеме, достаточном, по мнению начальника Хабаровского КРО, для «ликвидации» объекта разработки, он должен был направить «ликвидационную записку» и другой материал по делу жандармским органам и органам политического сыска для принятия последующих мер. Ввиду отсутствия на Дальнем Востоке России ГЖУ, чины которого должны были осуществлять мероприятия по задержанию и аресту лиц, подозреваемых в шпионаже, осуществление этих мероприятий в Приамурском генерал-губернаторстве осуществлялось чинами ЖПУ УЖД, ЖПУ Амурской железной дороги и органами политического сыска. В связи с этим начальник Хабаровского КРО по части организации «ликвидации» лиц, подозреваемых в разведывательной деятельности, поддерживал тесный контакт с руководством указанных органов безопасности края. Так как каких-либо полномочий по проведению процессуальных действий в отношении лиц, подозреваемых в шпионаже, у чинов КРО не было, то их указания для жандармских органов и органов политического сыска носили скорее рекомендательный характер. К примеру, будучи еще помощником начальника Хабаровского КРО, ротмистр В.В. Фиошин так и писал заведующему розыскным пунктом в г. Ни-кольске-Уссурийском и начальнику ЖПУ УЖД, предлагая «провести обыск», «арестовать», «возбудить ходатайство перед военным губернатором» области о высылке иностранца из пределов Российской империи, ходатайствовать «перед подлежащею властью о высылке из пределов Российской империи» административным порядком или же из пределов Приамурского генерал-губернаторства и т.п. с обязательным употреблением глагола в сослагательном наклонении «полагал бы» [18, с. 153, 157, 163, 173-174].

Из письма начальника Хабаровского КРО ротмистра А.А. Немысского (вступил в должность с 10 августа 1914 г. [10, с. 166]) от 19 августа 1914 г. заведующему розыскным пунктом в г. Николь-ске-Уссурийске ротмистру Г.И. Бабину становится понятным, что до прихода Немысского его предшественник ротмистр В.В. Фиошин и чины КРП в г. Никольске-Уссурийском обращались за помощью к заведующему местным розыскным пунктом при разрешении сложных служебных вопросов. Кроме этого Хабаровское КРО пользовалось служебным адресом розыскного пункта для сношений с подведомственными агентами, пересылки им денег и прочее (ГАХК. Ф. И-16. Оп. 6. Д. 1а. Л. 67об). Нужно сказать, что деньги для заведующих КРП (коими являлись чиновники для поручений и старшие наблюдательные агенты) начальники Хабаровского КРО отправляли на имя заведующих розыскными пунктами и начальнику ВОО (для старшего наблюдательного агента КРП во Владивостоке). Те в свою очередь передавали их под расписки чинам КРО, а затем возвращали эти расписки начальнику Хабаровского КРО (ГАХК. Ф. И-16. Оп. 6. Д. 1. Л. 183, 186, 196-197а, 290-291об, 296; Д. 1а. Л. 31, 39, 68, 274, 277; РГИА ДВ. Ф. 511. Оп. 2. Д. 49. Л. 23-24). Такой порядок просуществовал до марта 1917 г., за исключением порядка передачи денег и корреспонденции старшему КРП во Владивостоке Г.В. Воеводину, т.к. в период Первой мировой войны из-за конфликта начальника ВОО ротмистра А.А. Гинсбур-га с начальником Хабаровского КРО ротмистром А.А. Немысским последний прекратил передачу через начальника ВОО всей корреспонденции и денег для заведующего Владивостокским КРП и в последующем стал осуществлять это через начальника Владивостокского отделения ЖПУ УЖД (РГВИА. Ф. 1558. Оп. 3. Д. 26. Л. 26об, 102-106).

Важно отметить, что для борьбы со шпионажем в рамках взаимодействия органов безопасности и местных органов власти начальник Хабаровского КРО поддерживал связь и с полицейскими властями отдалённых местностей Приамурского генерал-губернаторства. В частности, сведения, добытые его агентами, передавались начальнику Николаев-ской-на-Амуре крепостной жандармской команды и полицейскому надзору о. Сахалин [11, с. 211].

После учреждения Хабаровского КРО также продолжало вестись негласное наблюдение за иностранцами, но, если после Русско-японской войны 1904-1905 гг. этот процесс контролировался разведывательным отделением штаба Приамурского военного округа, то теперь эта деятельность стала координироваться Хабаровским КРО. Негласное наблюдение за иностранцами на территории Приамурского генерал-губернаторства или проезжающих через территорию генерал-губернаторства, велось под контролем контрразведчиков, а содействие им в этом оказывали те дальневосточные органы и учреждения Российской империи, которые принимали участие в организации негласного наблюдения за иностранцами ещё до учреждения КРО: органы политической и общей полиции, военно-окружные органы Управления военных сообщений, руководство военных частей и соединений, военные агенты, органы морского ведомства, органы управлений государственным имуществом, пограничные комиссары, портовые органы и органы Управления водных путей Амурского бассейна, а также служащие железных дорог Министерства путей сообщения (см.: (ГАХК. Ф. И-16. Оп. 1. Д. 1. Л. 9-11об; Оп. 6. Д. 1. Л. 12а-12а об, 22-22об., 34-34об, 36-36об, 46), [14, с. 162-167; 15, с. 43-46; 16, с. 149-156]).

Однако нужно признать, что не всегда запросы и поручения начальника КРО могли быть выполнены теми лицами, которым они были направлены. Сказывались трудности с финансированием. Так, начальник Хабаровского КРО В.В. Фиошин давал достаточно много поручений по поиску и установлению точных данных на иностранцев, по наблюдению и установлению контроля за подозрительными личностями, по проверке сведений о наличии тех или иных иностранцев на вверенной пограничному комиссару в Южно-Уссурийском крае территории. Но при этом Фиошин значительно преувеличивал возможности тех должностных лиц, которые должны были выполнять его поручения. Пограничный комиссар по этому поводу писал военному губернатору Приморской области, что к осуществлению поручений, о которых просит Фиошин, у Посьетского пристава нет средств.

Но при этом пограничный комиссар подчеркивал, что поручения Фиошина были важны, и просил военного губернатора решить вопрос об ассигновании авансов на контрразведку. К сожалению, просьбы пограничного комиссара к военному губернатору Приморской области, а также военного губернатора к начальнику штаба Приамурского военного округа об увеличении ассигнования на секретные нужды не были удовлетворены. Тем не менее, пограничный комиссар в Южно-Уссурийском крае регулярно докладывал военному губернатору Приморской области о деятельности на вверенной пограничному комиссару территории японцев, вербовавших корейцев, проживающих в приграничных с Россией районах Китая и Кореи, и о состоянии и шпионских целях японской жандармерии в Северной Корее, наблюдающей за российской границей (ГАХК. Ф. И-16. Оп. 1. Д. 1. Л. 1-3, 5-5об, 9-13об, 17-17а, 20-20об, 22, 25-27; РГИА ДВ. Ф. 87. Оп. 1. Д. 1620. Л. 18-19, 20-22об).

Вообще, нужно отметить, что в то время, когда в Приамурском генерал-губернаторстве уже действовали: Хабаровское КРО, органы жандармерии и политического сыска, общей и сыскной полиции, - пограничные комиссары также оставались важными органами, действующими в интересах обеспечения государственной безопасности Империи на Дальнем Востоке. Об этом свидетельствует и тот факт, что «в июне 1912 г. по приказанию военного губернатора Амурской области пограничный комиссар Амурской области требовал от должностных лиц, отвечающих за безопасность на строящейся Амурской железной дороге (например, пристав на постройке Восточной части Амурской железной дороги), установить строгий надзор за японцами и обо всем замеченном немедленно доносить ему для доклада губернатору» [13, с. 154]. «В ноябре 1912 г. Приамурский генерал-губернатор Н.Л. Гондатти, обращаясь к вновь назначенному пограничному комиссару Амурской области подполковнику Н.А. Спешневу, особо отмечал, что "вообще пограничный комиссар должен быть в курсе всех вопросов, связанных с желтым населением, как в самой области, так и в пределах сопредельной с нами Маньчжурии, быть «глазами и ушами» краевой и областной администрации в желтом вопросе"» [13, с. 155]. Пограничный комиссар Амурской области добросовестно выполнял указание главного начальника края, собрав значительный материал о деятельности корейских, китайских и японских обществ [13, с. 155].

Между тем, КРП во Владивостоке должен был работать в тесном взаимодействии со штабом Сибирской флотилии в решении вопросов морской контрразве?