"он снова здесь": дело "националсоциалистического подполья" и угроза правого терроризма в Германии

А.В. Белинский «Он снова здесь»1:

Дело «Национал-социалистического подполья» и угроза правого терроризма в Германии

Аннотация. В статье на примере группировки «Национал-социалистическое подполье» рассматривается феномен правого терроризма в современной Германии. Анализируется взаимосвязь между правым экстремизмом и терроризмом, показаны причины роста популярности неонацистских идей в Восточной Германии после объединения страны, которые в конечном счете и обусловили возникновение группировки. По мнению автора, одной из причин длительного существования «Национал-социалистического подполья» является недостаточная эффективность спецслужб ФРГ. В конце статьи делается вывод о том, что, несмотря на разгром группировки, угроза правого терроризма по-прежнему существует.

Abstract. The paper deals with the phenomenon of right-wing terrorism in Germany nowadays presenting a case study analysis of the National Socialist Underground group. The work examines the correlation of right-wing extremism and terrorism, exposes the reasons of growing popularity of neo-nazi thinking in East Germany after the country reunited, which eventually gave rise to the

group. The author believes that the protracted existence of the National Socialist Underground could be explained by ineffective activities of German security services. The article draws a conclusion that despite the crackdown of the group there is still a threat of right-wing terrorism in Germany.

В последнее десятилетие усилиями журналистов, политических обозревателей и ряда исследователей понятие «терроризм» в общественном сознании стало прочно ассоциироваться с исламизмом. Тем самым подчеркивается, что наибольшую опасность для цивилизации представляют именно радикальные исламистские организации, ставящие перед собой задачу построения «халифата» путем свержения светских режимов, уничтожения или запугивания оппонентов и т.д. Подобного рода заключения имеют под собой полное основание, если вспомнить количество и масштаб терактов, совершенных исламистскими организациями («Аль-Каида», «Боко харам», ИГИЛ и др.). Вместе с тем чрезмерная концентрация внимания на этой (пусть и безусловно важной) проблеме вытеснила на какое-то время из сферы широкого политического и общественного обсуждения (если не брать в расчет профессиональных исследователей) другие разновидности терроризма, в первую очередь право-го1. Лишь раскрытие в ноябре 2011 г. неонацистской группировки «Национал-социалистическое подполье» (Nationalsozialistischer Untergrund), которая на протяжении 13 лет занималась убийствами иностранцев и ограблениями банков, заставило и государство, и

общество по-новому взглянуть на проблему террора со стороны ультраправых. Именно тогда в коридорах Бундестага, в высоких кабинетах различных министерств и ведомств, в студиях ведущих немецких телеканалов ARD и ZDF зазвучали животрепещущие вопросы: как банда неонацистов могла в течение такого долгого времени совершать свои преступления, оставаясь при этом полностью безнаказанной? Почему спецслужбы и полиция не смогли вовремя обнаружить и нейтрализовать группировку? И насколько силен правый радикализм в Германии, чтобы подобное могло вновь повториться?

Данная статья представляет собой попытку ответить на эти вопросы, конечно, с поправкой на то обстоятельство, что процесс по этому громкому делу до сих пор продолжается, а многие документы пока еще недоступны исследователю. Однако изучение феномена «Национал-социалистического подполья», а вместе с ним и правого терроризма в современной Германии, было бы неполным без выяснения того, что представляет собой правый радикализм сегодня, почему эти идеи получили такую популярность среди части немецкой молодежи (особенно в Восточной Германии) и есть ли прямая взаимосвязь между праворадикальными идеями и политическим терроризмом.

Звенья одной цепи? Правый радикализм, уличное насилие и политический терроризм

Сам термин «правый радикализм» (правый экстремизм) вошел в политический лексикон Германии, вероятно, на рубеже XIX-XX вв. и стал обобщающим для организаций и групп, придерживающихся ультраправых, нацистских, а после 1945 г. - неонацистских идей. Федеральное ведомство по защите Конституции Германии (Bundesamt für Verfassungsschutz), которое, в частности, занимается борьбой с правым экстремизмом, исходит из того, что в настоящее время в Германии правый экстремизм не представляет собой идеологически единой структуры. «Скорее он выступает в виде различных проявлений националистических, расистских, антисемитских идеологических элементов с соответственно вытекающими отсюда разными целями» [Was ist.., 2017]. Безусловно,

между этими течениями были и остаются существенные различия, касающиеся как программных положений (политическое устройство, экономическая модель), так и тактики (отношение к выборам, мобилизация сторонников). В то же время есть ряд установок, составляющих основу праворадикальной идеологии и служащих общим фундаментом для этих течений.

Если классический либерализм апеллировал к свободной личности, а социализм - к классовому сознанию, то правый радикализм ставит превыше всего расу, нацию или народ, т.е. этническую общность и ее сохранение. В программе НДПГ - Национал-демократической партии Германии (NPD), которая на сегодняшний день является старейшей праворадикальной организацией в стране, недвусмысленно говорится: «Главной исходной точкой национал-демократической политики является ответственность за выживание и дальнейшее существование немецкого народа в его родовом центральноевропейском жизненном пространстве» [Zuwanderung.., 2017]. При этом народ понимается именно как биологическая, этническая, а не гражданская общность, в основе которой лежит общая культура или приверженность определенным ценностям (либеральная демократия, права и свободы человека). Это следует из той же программы НДПГ, которая в принципе отрицает возможность людей другой национальности стать полноправными членами немецкой нации: «В соответствии с критериями хартии ООН мы последовательно отвергаем массовую миграцию и изменение этнического большинства городских агломераций нашей страны как покушение на суверенитет и идентичность нашего народа» [Ibid.].

Ставя во главу угла нацию, последователи правого радикализма одновременно отвергают равенство между представителями различных народов и рас. C их точки зрения, ценность человека, наличие у него тех или иных прав определяется исключительно его национальностью. Штефан Рохов, возглавлявший с 2002 по 2007 г. молодежную организацию НДПГ «Молодые национал-демократы» (Junge Nationaldemokraten), а затем покинувший партию, разочаровавшись в ее идеях, вспоминает: «Утверждение христианства о том, что каждый человек с момента рождения представляет собой

ценность, поскольку является человеком, что он обладает достоинством и правами, опять стало значимым для меня. Ничего из этого я не встречал в НДПГ. Поскольку, по мнению НДПГ, достоинство и права человека зависят от того, какой расе, какому народу он принадлежит» [Billerbeck, 2016]. Таким образом, праворадикальная идеология четко подразделяет мир на «своих» и «чужих», членов нации и «чужаков», представляющих потенциальную угрозу. В этом сегодняшние правые радикалы полностью сходятся со своими историческими предшественниками, германскими и итальянскими фашистами. Как отмечает социолог Кристиан Буш (Университет Зиген, ФРГ), нынешние немецкие правые радикалы во многом повторяют идеи философа Карла Шмитта, чьи взгляды во многом совпадали с идеологией НСДАП1: «Политическими субъектами считаются лишь народ или нация. Эти коллективы должны быть гомогенными. Признание непохожести привело бы к ослаблению коллектива, в результате чего он потерял бы право на существование» [Busch, 2012].

Таким образом, восхваление собственной нации или расы вкупе с мышлением в категориях друг / враг, эти два столпа любой праворадикальной идеологии, неизбежно программируют конфликты как на национальной, так и на социальной почве. «Из абсолютизации гомогенного коллектива и мышления в категориях друг / враг внутри общества возникает враждебность по отношению ко всему чуждому. К тому же правые радикалы демонизируют чужака и отказывают ему в правах человека... Что является "чужим", праворадикалы определяют относительно произвольно.

В первую очередь, это относится к мигрантам и потомкам мигрантов» [Busch, 2012]. При этом круг «врагов» праворадикалов может быть достаточно широк, и он не ограничивается только выходцами из Турции или Вьетнама. К «врагам» также относятся полицейские, активисты левых партий и «антифа»1, либеральные журналисты и т. д.

Безусловно, многие праворадикальные организации формально отвергают насилие в отношении политических оппонентов или мигрантов. Одни, как члены НДПГ, делают это по причине того, что стремятся поддержать реноме респектабельной правокон-сервативной партии и привлечь потенциальных избирателей на выборах, избегая при этом по возможности ассоциаций с неонацизмом или насилием. Другие, как автономные националисты или скинхеды, избегают прямых заявлений о применении насилия по причине возможного уголовного преследования или попадания в поле зрения правоохранительных органов. В этом плане весьма показательно интервью журналиста-международника Сергея Сум-ленного с представителем НДПГ в федеральной земле Мекленбург-Передняя Померания.

«- Ваша партия неонацистская?

- Конечно нет! Мы социальная партия, мы заботимся о людях. Старые партии ничего не делают для простого человека...

За беседой о пользе правильного воспитания детей легко забыть, что мой собеседник недавно осужден на полгода условно за нанесение телесных повреждений» [Сумленный, 2010, с. 148].

Как отмечает все тот же К. Буш, в методичке НДПГ для кандидатов и депутатов партии указано, что на вопрос об отношении к насилию необходимо дать следующий ответ: «НДПГ никогда не

оспаривала монополию государства на насилие и отвергает насилие как метод политического противоборства» [Busch, 2012].

Однако, как показывают данные статистики правоохранительных органов ФРГ, насилие является неотъемлемой частью правого экстремизма. Федеральное ведомство по защите Конституции Германии отмечает, что за последние годы количество преступлений, совершенных правыми радикалами с применением насилия, выросло с 801 в 2013 г. до 1408 в 2015 г. [Rechtsextremistische.., 2015]. При этом только в 2009 и 2010 гг. при обысках, проведенных полицией у членов праворадикальных организаций, было изъято более 811 единиц оружия [Busch, 2012]. И речь идет только о том арсенале, который был обнаружен.

Однако являются ли вышеприведенные факты свидетельством того, что правый радикализм неизбежно ведет к террору против политических оппонентов? Дать однозначный ответ на этот вопрос будет довольно сложно. Деятельность большинства праворадикальных организаций и группировок не выходит за рамки уличных столкновений с полицией, нападений на иностранцев и участия в различных митингах и шествиях. Однако при определенных обстоятельствах, таких как социально-экономические проблемы, жесткое противостояние с государством, применение широкого насилия в отношении политических оппонентов вкупе с недостаточной (либо запоздалой) реакцией властей, для правого терроризма создается питательная почва. Именно это произошло после объединения ГДР и ФРГ в 1990 г., когда в Восточной Германии зародилось «Национал-социалистическое подполье».

Страх и ненависть в Тюрингии

Но основными сюжетами федеральных телеканалов и ведущих изданий в 1991-1993 гг. стали не переход восточногерманской экономики на рыночные рельсы или привлечение инвестиций, а прокатившаяся по территории бывшей ГДР погромная волна и невиданный всплеск правого радикализма. Все началось осенью 1991 г. в небольшом саксонском городке Хойерсверда. «В течение пяти ночей террора подростки перед штурмом общежития для беженцев забрасывали его бутылками с зажигательной смесью, трассирующими боеприпасами, камнями» [Mattusek, 1991, S. 41]. Однако хуже самого погрома была позиция официальных властей, которые фактически самоустранились и бездейственно наблюдали за происходящим, и реакция населения. «А мужчины в нижних рубашках? Матери, бравые граждане Хойерсверды? Они радовались. Сначала втайне, затем все смелее, а в конце концов аплодировали» [Ibid.].

Пример Хойерсверды стал заразительным для остальных праворадикалов Восточной Германии. Через год, в августе 1992 г., в Ростоке (федеральная земля Мекленбург-Передняя Померания) нападению со стороны неонацистов подверглось общежитие, в котором проживали рабочие из Вьетнама. Здесь события развивались ровно по тому же сценарию, что и в Саксонии год назад. «В Росто-ке-Лихтенхагене неофашистски настроенные скинхеды под улюлюканье и аплодисменты со стороны по большей части старших восточногерманских наблюдателей бросают бутылки с зажигательной смесью в общежитие для беженцев, полное людей.» [цит. по: Ernstes Zeichen.., 1992, S. 18]. И хотя к 1993 г. погромная волна пошла на спад, националистические, ксенофобские настроения на востоке Германии не только не ослабли, но существенно усилились за счет притока неофитов, в первую очередь - из числа радикально настроенной молодежи, в праворадикальные организации. Чем же был обусловлен такой рост популярности правого экстремизма в новых федеральных землях в 1990-2000-е годы? Ответ на этот вопрос даст нам ключ к пониманию причин возникновения «Национал-социалистического подполья».

Касаясь роста националистических и ксенофобских настроений на территории бывшей ГДР, многие исследователи справедливо отмечают прямую корреляцию между безработицей и правоэкс-тремистскими настроениями. Действительно, во многих случаях, как, например, в вышеупомянутом Ростоке, насилие со стороны правых было обусловлено закрытием предприятий, массовой безработицей, отсутствием перспектив у молодежи и т.д. Естественно, что в этих условиях озлобленная молодежь, не имея возможности достучаться до правительства, стала искать «козлов отпущения» и нашла их в лице иностранных рабочих из Вьетнама и Африки. «Не только ненависть к иностранцам, но и разочарование в неудачной политике Бонна и нищета на Востоке выплеснулись во время беспорядков в Ростоке», - отмечалось в журнале «Der Spiegel» [цит. по: Ernstes Zeichen.., 1992, S. 18]. Однако иногда ряды ультраправых пополняла молодежь и из вполне благополучных семей. Ш. Ауст и Д. Лаабс пишут: «Среди них (скинхедов. - А.Б.) были также дети граждан, которые без проблем нашли работу, которым после перемен не пришлось испытать крах» [Aust, Laabs, 2014, S. 142].

Не меньшее, на наш взгляд, значение в процессе радикализации восточногерманской молодежи имел фактор морального отторжения как политической системы ГДР, так и западного капитализма. В 1970-1980-е годы многие молодые немцы в Восточной Германии втайне (а некоторые открыто) презирали официальную идеологию и СЕПГ, предпочитая зарубежную рок-музыку, джинсы, журналы. В конце 1980-х - начале 1990-х годов ситуация усугубилась вследствие того, партийные и государственные органы ГДР прекратили свое существование. Учителя и родители, даже если и хотели остановить радикализацию молодых людей1, не могли этого сделать, поскольку их жизненный опыт в глазах детей в одночасье утратил свою ценность. К тому же многие из старших были, вероятно, сами озадачены произошедшими переменами и крушением привычного образа жизни.

Новый уклад жизни, пришедший вместе с воссоединением страны в 1990 г., также не слишком устраивал восточных немцев.

Надежды канцлера Г. Коля и политического истеблишмента на то, что «новые земли» будут быстро интегрированы политически, экономически и культурно в ФРГ, не оправдались. В скором времени выяснилось, что многие жители бывшей ГДР не приемлют капитализм c его конкуренцией, а также ценности старой ФРГ. Это хорошо видно из интервью, которое журнал «Der Spiegel» взял в 1992 г. у трех молодых неонацистов.

«Генри: Пионерская жизнь в ГДР не была плохой. Хотя нам навязывались ложные идеалы, нам давали возможность для свободного времяпрепровождения, такого как дискотеки, молодежный клуб или поездки, притом что мы не должны были платить много денег. Сегодня это у нас отсутствует.

"Der Spiegel": Что тебе не нравится в системе Федеративной Республики?

Франц: В нашем мировоззрении, которое является национальным и социалистическим, идеальные ценности имеют приоритет перед материальными. Это общество, напротив, основывается почти исключительно на материальных вещах. Каждый стремится получить деньги, а вместе с ними большие автомобили, модные шмотки или дорогую одежду» [Gewalt macht.., 1992, S. 26].

А Тино Брандт, возглавлявший в 1990-е годы Тюрингский союз защиты родины и сыгравший значительную (хотя до конца не выясненную) роль в деле «Национал-социалистического подполья», в интервью журналистам позднее скажет: «Для нас ГДР не являлось идеальным государством, хотя, конечно, и система ФРГ не была тем, что мы хотели. Соответственно, для нас оставался третий путь, по которому мы, немецкие социалисты, хотели идти: национал-социализм» [Der NSU-Komplex, 2016].

Вакуум, образовавшийся в результате дискредитации левой идеи, оказался частично заполнен ультраправыми1. «Полицейские

вспоминают, что к ним приходили отчаявшиеся родители, плакали и упрашивали: "Посадите моего сына. Он дерется здесь, он дерется там, и я ничего не могу сделать"» [Aust, Laabs, 2014, S. 141-142]1. Все те же Ш. Ауст и Д. Лаабс приводят следующие данные, которые позволяют оценить масштаб роста праворадикальных настроений после воссоединения страны: «Если год назад - в конце 1991 г. -было 4000 готовых к насилию праворадикалов, то сейчас 6500 - половина из них живет в "новых землях"» [Ibid., S. 41]. Именно различные националистические товарищества (Kameradschaft) и союзы (Verein) дали восточногерманской молодежи то, что она хотела: чувство единства и братства (нем. Kameradschaft ist mehr als ein Wort - «товарищество больше, чем слово»), в какой-то степени заменив ликвидированные детские и молодежные организации, а главное - идею и смысл жизни. Именно в одной из таких многочисленных неонацистских организаций начался путь будущих террористов из «Национал-социалистического подполья»: Уве Мундлоса, Уве Бёнхардта и Беаты Чепе.

Уве Бёнхардт (1977-2011) родился в г. Йена в семье школьной учительницы и начальника цеха на заводе по производству стекла. По свидетельству родителей, поначалу он был самым обычным ребенком, однако с 1991 г. начались настоящие проблемы, связанные с тем, что он начал систематически прогуливать школу. «Он был очень большим и предпочитал проводить время с более старшими ребятами. Тогда же начались первые кражи. Конфеты на рынке, сигареты в магазине» [Hinrichs, 2011]. В итоге в 1993 г. Уве Бёнхардт дважды (с февраля по май и с сентября по декабрь) оказывался тюрьме за мелкие кражи. Как следует из доклада комиссии Бундестага, расследовавшей преступления группировки, там он «среди прочего, выделился избиением сокамерника» [Beschlussempfehlung.., 2013, S. 75]. Именно в тюрьме произошло его знакомство с неонацистом Свеном Роземанном, который, вероятно, оказал влияние на формирование его взглядов. Даже после выхода на свободу и получения специальности строителя Бёнхардт вопреки надеждам

родителей не только не порвал со своим криминальным прошлым, но стал проводить все свободное время в компании правых радикалов.

Беата Чепе «родилась 2 января 1975 г. как единственная дочь Аннерозы А. и румынского гражданина Валера Б. в Йене» [Бе8сЬ-1ш8етр£еЫи^.., 2013, Б. 75]. Поскольку мать не слишком интересовалась жизнью дочери1, то воспитанием Чепе занимались главным образом бабушка и дедушка. После окончания школы Чепе работала сначала помощницей маляра, затем училась на садовницу, однако, как и многие ее сверстники, не смогла найти постоянного места. Как и Бёнхардт, она попадала в поле зрения полиции из-за нескольких мелких краж. Радикализация Б. Чепе произошла, вероятно, из-за желания найти людей, понимавших ее, и в связи со знакомством с У. Мундлосом, У. Бёнхардтом и другими неонацистами Тюрингии.

Если основные вехи биографии У. Бёнхардта и Б. Чепе (невысокий уровень образования, отсутствие постоянной работы, падкость на радикальные лозунги) вполне типичны для восточногерманской молодежи конца 1980-х - начала 1990-х годов, то случай Уве Мундлоса (1973-2011) определенно не вписывается в эту картину. Почему сын профессора математики Йенского университета, проявлявший способности к точным наукам и имевший все шансы сделать хорошую карьеру, неожиданно оказался в рядах правых экстремистов? Ответить на данный вопрос будет не слишком просто. Всегда много читавший Уве в юности неожиданно заинтересовался историей Третьего рейха и стал тайным поклонником А. Гитлера. Некоторые исследователи и журналисты полагают, что на формирование взглядов Мундлоса повлиял его дед, бывший нацист. Так ли это на самом деле или же увлечение национал-социализмом было своего рода протестом против опостылевшей официальной идеологии ГДР и школьной администрации, сейчас сказать уже сложно. Однако факт остается фактом: к концу 1980-х годов Мунд-лос уже был убежденным неонацистом и не скрывал своих взглядов. «На уроке труда, который во времена ГДР назывался "Занятие

на производстве", школьники должны были делать модели из листового металла. У Мундлоса нет желания этим заниматься, вместо этого он провоцирует своего учителя: "Хотите увидеть восемь штрихов в металле?" Учитель смотрит вопросительно, Мундлос царапает свастику на плитке» [Uwe Mundlos.., 2011]. Примерно в 1992 г. Мундлос познакомился с У. Бёнхардтом и Б. Чепе, в которую он влюбился. С этого момента и вплоть до трагической развязки 4 ноября 2011 г. эта группа будет практически неразлучна1.

У. Мундлос, У. Бёнхардт и Б. Чепе вступают в ультраправую организацию «Товарищество Йены» (Kameradschaft Jena), а затем в Тюрингский союз защиты родины, который возглавлял неонацист (и по совместительству агент Федерального ведомства по защите Конституции) Тино Брандт (агентурный псевдоним «Отто»). В начале 1990-х годов напуганные волной погромов в «новых землях» шецслужбы и полиция пытались внедрять в ряды ультраправых своих агентов (V-Mann) или даже создавали ультраправые организации, чтобы взять движение под свой контроль. На допросе в Федеральном ведомстве криминальной полиции 26 января 2012 г. Т. Брандт так описал создание своей организации: «Тюрингский союз защиты родины развился из регулярных встреч по средам. Мы собирались тогда в ресторане "У золотого льва" в Рудольштадт-Шварце (Рудольштадт - небольшой город в Тюрингии, Шварца -городской район. - А.Б.)... Сначала я был почти один, однако позднее стало прибывать все больше и больше товарищей из ближайшей округи, затем со всей Тюрингии, за исключением Мюль-хаузена и Нордхаузена. Таким образом, в конце концов в этом ресторане собирались до 100 человек» [Beschlussempfehlung.., 2013, S. 92]. На развитие организации и политическую деятельность он получил от спецслужб в общей сложности около 200 тыс. немецких

марок. Помимо Брандта в окружении будущих террористов находились еще несколько агентов Федерального ведомства по защите Конституции (по разным оценкам, пять-шесть человек). Однако, как покажет время, выделенные деньги парадоксальным образом пошли не на борьбу с правыми радикалами в Тюрингии, а на их поддержку.

Первоначально активность Тюрингского союза защиты родины проявлялась в первую очередь в демонстрациях, акциях в поддержку неонацистских преступников (например, Манфреда Рёдера1) и, конечно же, в стычках с левыми активистами. Причем по мере втягивания У. Мундлоса, У. Бёнхардта и Б. Чепе в деятельность ультраправых группировок рос и их радикализм. Доклад комиссии Бундестага, расследовавшей преступления «Национал-социалистического подполья», в значительной степени позволяет реконструировать данный процесс. Ниже приведены некоторые материалы из уголовных дел в отношении членов группировки.

Уве Мундлос: среди прочего - подстрекательство.

«6 августа 1994 г. Мундлос вместе с одним знакомым из Хемница принял участие во встрече участников "правой сцены" у искусственного озера под Штраубингом (город в Баварии. - А.Б.), в ходе которой были исполнены песни правоэкстремистского характера» [Beschlussempfehlung.., 2013, S. 78].

Уве Бёнхардт: сжигание креста2, использование символики организаций, чья деятельность противоречит Конституции.

«Летом 1995 г. во время мероприятия, проходившего в лесной местности под Йеной, несколько человек продемонстрировали

гитлеровское приветствие / приветствие Кюне1. На этом мероприятии имело место также сожжение креста» [ВеБсЫшБетрГеЬ-1ип., 2013, Б. 78].

Если первые действия будущих членов «Национал-социалистического подполья» (демонстрирование неонацистской символики, драки и т.д.) по большей части были хулиганством и пока не представляли угрозу для конституционного порядка (но не для отдельных граждан), то с 1996 г. по мере их радикализации ситуация начала кардинально меняться. На наш взгляд, данная тенденция была обусловлена двумя причинами. Во-первых, как уже было отмечено в начале статьи, праворадикальная среда является ксенофобской, нетерпимой к чужакам, поощряет агрессию в отношении к «врагам». Тем самым подготавливается питательная почва для перехода ее наиболее радикальных элементов на новую ступень - создание подпольной организации и организованный терроризм. Во-вторых, Уве Мундлоса, который был фактически лидером в этой тройке, уже не удовлетворяли рамки деятельности Тюрингского союза защиты родины. Более интеллектуально развитый, чем его товарищи, Мундлос, очевидно, понимал, что организация демонстраций или драки с «антифа» сами по себе не приведут к победе; нужна была совершенно другая тактика.

Дальнейшие действия группы лишь подтвердят эту тенденцию к радикализации: 6 октября 1996 г. на стадионе Йены был найден муляж бомбы, на котором была изображена свастика2. В ходе расследования этого дела полиция провела обыски в квартирах нескольких правых экстремистов, в том числе У. Бёнхардта и У. Мундлоса. 9 ноября 1996 г. при обыске машины у. Бёнхардта, как отмечается в докладе комиссии Бундестага, «были найдены предметы, подпадающие под закон об оружии: шлем, тесак, дубинка, боевой нож бундесвера, газовый пистолет, нож, пневматиче1 Приветствие Кюне представляет собой три вскинутых пальца правой руки при сжатых в кулак мизинце и безымянном пальце. Как и «гитлеровский салют», приветствие Кюне запрещено законом ФРГ и является уголовно наказуемым.

ский пистолет, два магазина с газовыми патронами и постер с изображением вермахта» [Beschlussempfehlung.., 2013, S. 79]. При обыске Бёнхардт оказал сопротивление полиции. Однако, несмотря на все это, он остался на свободе, а дело было впоследствии прекращено на том основании, что якобы было невозможно установить принадлежность отдельных предметов подозреваемым (!) [Ibid.].

В начале января 1997 г. мэрия Йены, редакция газеты «Thüringer Landeszeitung» и полицейское управление получили муляжи бомб, к которым были прикреплены записки следующего содержания: «В великолепном настроении1 в новый боевой 97-й год. Око за око, зуб за зуб» [Ibid., S. 114]. А 2 сентября 1997 г. у здания театра Йены был обнаружен чемодан со взрывчаткой2. Все это ясно свидетельствовало о том, что правые радикалы готовятся к серьезной борьбе: рассылка бомб была последним предупреждением властям.

Первоначально подозрения пали не на группу, а на другого неонациста. Однако в скором времени управление криминальной полиции (Landeskriminalamt) стало рассматривать в качестве приоритетной версию о том, что за рассылкой бомб стояли все те же У. Мундлос, У. Бёнхардт, Б. Чепе. Однако ввиду отсутствия твердых доказательств полиция обратилась к коллегам из Федерального ведомства по защите Конституции с просьбой установить слежку за подозреваемыми. В ноябре 1998 г. сотрудники этого ведомства смогли обнаружить несколько гаражей (в докладе комиссии они фигурируют под номерами 5, 6, 7), в одном из которых, как оказалось впоследствии, производились бомбы. А дальше началось странное. Информацию об обнаруженных гаражах сотрудники спецслужбы передали в устной форме в начале декабря, а письменной отчет о слежке поступил лишь в январе 1998 г. (!) На вопрос комиссии Бундестага о причинах такой задержки сотрудник Федерального ведомства по защите Конституции не смог дать сколько-нибудь внятного объяснения: «Я не знаю по какой причине, не мо1 Здесь, очевидно, имеет место игра слов, поскольку по-немецки «великолепное настроение» пишется как Bombenstimmung.

гу сказать. Но я могу себе представить, что была причина» [Beschlussempfehlung.., 2013, S. 124].

Еще более странными выглядели действия полиции во время обыска гаражей и квартиры Уве Бёнхардта 26 января 1998 г. В докладе комиссии Бундестага отмечается: «Поскольку обыски проходили неодновременно, У. Бёнхардт узнал во время обыска своей комнаты об угрозе обыска гаража, в котором находилась лаборатория по производству бомб» [Ibid., S. 130]. В результате Бёнхардт смог спокойно покинуть свой дом и предупредить У. Мундлоса и Б. Чепе. Не совсем ясно, почему обыски проходили несогласованно и почему ему так просто дали уйти1.

После этого У. Мундлос, У. Бёнхардт и Б. Чепе на машине отправились в саксонский город Цвикау, где им на первых порах была оказана помощь со стороны неонацистов из группировки «Blood and Honour». Именно благодаря им беглецы получили новые документы и деньги, а затем обосновались в Цвикау, который вплоть до трагической развязки 4 ноября 2011 г. стал базой для террористов. Ирония судьбы заключалась в том, что как минимум трое из четырех членов «Blood and Honour», оказавших помощь беглецам из Йены, еще в середине 1990-х годов были завербованы Федеральным ведомством по защите Конституции и на тот момент являлись агентами спецслужбы [Aust, Laabs, 2014, S. 268]. К этому эпизоду мы еще вернемся, когда будем говорить о роли этого ведомства и полиции в деле «Национал-социалистического подполья».

Необыкновенный терроризм

Обосновавшись в Цвикау, У. Мундлос, У. Бёнхардт и Б. Чепе не сразу перешли к террору против иностранцев. Между бегством преступников (январь 1998 г.) и первым убийством (сентябрь 2000 г.) прошло больше двух лет. С нашей точки зрения, эта пауза была обусловлена по меньшей мере двумя обстоятельствами. Во-первых, преступникам требовалось время, чтобы добыть оружие (в том числе пистолет Ceska CZ 83, с помощью которого было совершено

большинство убийств), деньги (первое ограбление банка состоялось в 1999 г.) и, наконец, выдержать паузу после того, как они были объявлены в розыск. Во-вторых, как минимум у двоих членов группы (Б. Чепе и У. Бёнхардта) были некоторые сомнения относительно дальнейших действий. В этот период У. Бёнхардт поддерживал контакт с родителями, по свидетельству матери, даже подумывал сдаться властям [Vom Nesthäkchen.., 2012]. Однако нежелание отправиться на длительный срок в тюрьму и авторитет У. Мундлоса, вероятно, изменили его решение. После первых убийств он навсегда прервал всякие контакты с семьей.

Видеоматериалы и оружие, найденные в доме террористов в Цвикау после их гибели, позволяют в общих чертах восстановить деятельность группировки. Основным источником средств существования для группы стали ограбления банков, которые, по данным комиссии Бундестага, они совершили 15 раз [Beschlussempfehlung.., 2013, S. 71]. Именно благодаря этим средствам группировка могла существовать и совершать свои преступления. При этом нельзя сказать, что члены «Национал-социалистического подполья» были полностью отрезаны от внешнего мира и не поддерживали с ним контактов. С середины 2000-х годов У. Мундлос, У. Бёнхардт, Б. Чепе регулярно посещали балтийское побережье, где подружились с другими туристами. По словам последних, Гэри (У. Бёнхардт), Макс (У. Мундлос), Лиза (Б. Чепе) произвели на них самое благоприятное впечатление.

Прекрасная маскировка способствовал