Франция и украинский конфликт

Е.А. Нарочницкая© Франция и украинский конфликт

Аннотация. В статье рассматриваются место и значение украинского конфликта в политике Франции. Анализируются роль французской дипломатии в генезисе и развитии украинского кризиса и связанных с ним российско-западных противоречий; вклад инициированного Францией «нормандского формата» в поиске урегулирования и его перспективы. Значительное внимание уделяется внутриполитической и экспертной дискуссии, развернувшейся во Франции по украинскому вопросу.

Abstract. Focusing on France&s policy towards the Ukrainian conflict, the article examines its role in the development of the crisis, in the context of tensions between Russia and the West over Ukraine. The author discusses the Normandy format impact and its contribution to conflict resolution in Ukraine. Attention is also given to political and expert discourses in France about the Ukrainian issue.

Украинский конфликт - центральное событие большой европейской политики текущего десятилетия. На европейском континенте, которому сулили вступление в эру «вечного мира», вновь возник очаг масштабных военных действий, продолжающихся уже четыре года и унесших жизни не менее 10 тыс. человек. Противоречия в связи с насильственной сменой власти в Киеве и последующими событиями в Крыму и на Донбассе стали решающим рубежом в отношениях между Россией и Западом. Они обозначили капитальный сдвиг в общем раскладе отношений между этими крупными игроками мировой политики, вернули их в режим противостояния, породили глубокий кризис системы европейской безопасности. В силу геополитического значения Украины и ее культурно-исторической неоднородности так называемая «майданная революция» изначально имела внутреннее и международное измерения, теснейшим образом переплетенные друг с другом. В итоге образовался многоуровневый конфликтный «узел», развязать который в обозримом будущем представляется крайне проблематичным.

Какое место этот геополитически значимый конфликт занял в политике Франции, традиционно претендующей на особую миссию в европейской и мировой дипломатии? В чем состояла и состоит позиция официального Парижа по важнейшим аспектам украинского досье? Каков вклад Франции в генезис украинского кризиса и в поиск рецептов его урегулирования? Как воспринимает украинский конфликт французский политический класс и французское общество?

Франция и Восточное партнерство

Территория современной Украины не принадлежит к историческим сферам влияния и особых интересов Франции. В наше время, вплоть до событий 2014 г., Пятая республика, в отличие от США, Германии, Польши, балтийских государств, также не проявляла пристального внимания к процессам в украинском обществе и государстве. Не имела она и серьезных экономических интересов в этой постсоветской стране: в 2013 г. Украина занимала 54-е место во французском экспорте и 67-е - в импорте [ЬаЬ8а, 2016, р. 288]. Более заметной, но не вполне последовательной была роль Франции в международных разногласиях вокруг будущего геополитического места и статуса Украины.

Европейская программа Восточного партнерства (ВП), которая внесла свою лепту в вызревание внутриукраинского конфликта, вызывала у Парижа сдержанное и смешанное отношение. Главными кураторами ВП, как известно, являлись Германия, Швеция и Польша. Франция же под руководством Н. Саркози старалась продвигать ближневосточные программы ЕС и собственный проект Средиземноморского союза. Французский президент даже не приехал 7 мая 2008 г. в Прагу на торжественное подписание пакта о Восточном партнерстве.

Для главы Пятой республики и премьер-министра Ф. Фийо-на имело значение и то, что Россия не без оснований считала проект ВП враждебным своим жизненно важным интересам. В еще большей степени это относилось к планам включения Украины в НАТО. Н. Саркози дорожил ролью посредника между Западом и Россией, в которой он утвердился в момент грузино-осетинского конфликта 2008 г. В Евросоюзе французский президент вместе с А. Меркель возглавлял группу сторонников укрепления партнерства с Москвой. На Бухарестском саммите НАТО 2008 г. именно Франция с Германией при поддержке ряда других европейских членов блока не допустили предоставления Украине официального статуса кандидата на вступление в Североатлантический альянс. Впрочем, возглавлявший тогда французскую дипломатию Б. Кушнер относился к перспективе евро-атлантической интеграции Украины не без сочувствия и даже публично говорил об опасности российского силового вмешательства «в Крыму, Украине, Молдове» [Harding, 2008]. В целом же руководство Франции при всех президентах выступало (и выступает) против включения в НАТО постсоветских государств.

Курс на экономический отрыв Украины от России и Таможенного союза тоже не слишком интересовал французов. Но по-настоящему их волновал лишь вопрос о восточной границе Евросоюза. По свидетельству французского дипломата Ф. Лефора, на Варшавском саммите ВП в сентябре 2011 г. разгорелись споры, выявившие «глубокие разногласия государств-членов в отношении...

будущей судьбы пространства между Балтийским и Каспийским морями». «В представлении меньшинства, в основном из Восточной и Северной Европы... границу Союза следовало провести между Украиной и Россией. Для большинства такая перспектива была неприемлемой» [Ье£ог1, 2014, р. 110].

Франция считала нецелесообразным поощрять расчеты прозападных постсоветских элит на вступление в ЕС, полагая, что тот и без того достиг предела расширения, за которым эффективное функционирование объединения едва ли возможно. К Украине, с почти 50-миллионным населением, это относилось в первую очередь. Более того, укрепление восточноевропейского фланга ЕС даже через формат ассоциации не было выгодно Франции с точки зрения внутренней структуры Евросоюза. Оно неминуемо должно было повысить конкурентные позиции «новой Европы», и прежде всего Польши, а также Германии, явное доминирование которой в Европе и без того вызывает у французов ревнивое беспокойство. К тому же, независимо от отношения к России, французская административная элита осознавала, что вытеснение РФ из зоны ее ближайшего зарубежья чревато издержками.

Тем не менее открытые источники не дают оснований считать, что Н. Саркози или Ф. Фийон пытались воздействовать на концепцию Восточного партнерства, за исключением главного вопроса о пределах расширения ЕС. Даже если такие попытки имели место, плодов они не принесли. Вольно или вынужденно Франция солидаризировалась с линией Брюсселя, которая на восточноевропейском направлении была отдана на откуп Европейской комиссии и странам «новой Европы», с их антироссийскими фобиями и собственными расчетами. Так сложилось еще со времен президентства Ж. Ширака, когда формировалась стратегия продвижения ЕС на постсоветское пространство и была запущена Европейская политика соседства, охватывавшая в том числе Украину.

Более того, на европейско-украинском саммите 9 сентября 2008 г. не кто иной, как импульсивный Н. Саркози, председательствовавший в ЕС, предложил идею договора об ассоциации Украины с ЕС - в качестве альтернативы ее вступлению в Евросоюз и НАТО. При этом французская дипломатия, похоже, так и не задалась вопросом, как совместить европейскую ассоциацию западных соседей России с основополагающими российскими интересами на постсоветском пространстве, с философией Большой Европы, о которой сам же Н. Саркози с интересом говорил с Д. Медведевым на Конференции по вопросам мировой политики в Эвиане.

Что касается Ф. Олланда, в 2012 г. занявшего пост главы Пятой республики, то у него и вовсе не было мотивов оспаривать вы-веренность восточной политики Евросоюза. Логика голлизма, которая отчасти импонировала Н. Саркози, знание культурно-исторических и экономических реалий постсоветских государств, понимание ценности партнерства с «великой Россией» - все это было несвойственно президенту-социалисту. Его внешнеполитическое кредо представляло собой смесь краткосрочного прагматизма с типичными для леволиберальной среды догмами продвижения демократии, прав человека (теперь уже в их новейшем либертарном понимании) и европейской интеграции.

Декларированный тогда же В. Путиным Евразийский союз задумывался как новая основа исторической и геополитической субъектности России отнюдь не в противовес европейской ориентации в международной стратегии Москвы. Уже поэтому российский интеграционный проект не исключал модуса вивенди с брюссельским проектом, моделью которого он отчасти и руководствовался. Но в Брюсселе евразийский проект России, имеющий для нее фундаментальное значение, восприняли как неприемлемый геополитический вызов и проявление экспансионизма. Социалистическое руководство Франции легко согласилось с таким видением, хотя во французском экспертно-политическом сообществе его разделяли далеко не все. Притом конкретика восточной политики ЕС так и осталась на периферии интересов французской дипломатии. Проработка углубленной всеобъемлющей зоны свободной торговли (УВЗСТ) и ассоциации, которые Евросоюз предложил восточным партнерам, находилась в ведении в первую очередь Европейской комиссии.

Таким образом, на стадии приближения украинского разлома первоначально существенная и активная роль Франции (оппозиция приему Украины в НАТО и ЕС) все больше трансформировалась в пассивное следование брюссельской стратегии расширения евро-атлантического пространства.

«Нормандский формат» Ф. Олланда - особая линия Франции?

Когда после отказа В. Януковича подписать договор об ассоциации с ЕС в Киеве вспыхнули политические беспорядки, официальный Париж предпочел рассматривать эти события в черно-белой гамме, в которой их представляли западные массмедиа: как вдохновляемый тягой к демократии и европейским ценностям общенародный бунт против коррумпированного режима и «шантажа» авторитарной Москвы. Все иные важнейшие аспекты и факторы украинской смуты были проигнорированы, как и огромные потенциальные риски ее эскалации.

Показательно, что на саммит ЕС-Россия, прошедший 28 января 2014 г. в ледяной атмосфере, не прибыл ни один европейский глава государства и правительства, предоставив вести переговоры с В. Путиным Ж.-М. Баррозу и Х. Ван Ромпею. Между тем некоторые французские эксперты и политики предупреждали, что проблема с Украиной «в реальности гораздо сложнее», чем ее рисуют СМИ, и что надо срочно выводить ситуацию из тупика. «Ничего нет опасней для Украины, чем быть вынужденной делать выбор между Востоком и Западом», - предостерегал глава аналитического центра «Обсерво» при Франко-российской торгово-промышленной палате А. Дюбьен, добавляя, что в украинскую оппозицию входят «люди. чья идеология априори должна была бы их дискредитировать и побудить западные СМИ быть гораздо осторожнее в оценке происходящего...» [БиЫеп, 2013].

Среди западных лидеров, которые явно и безоговорочно поддерживали евромайдан еще в конце 2013 г., французских официальных лиц замечено не было. Ф. Олланд 24 января 2014 г. высказался в поддержку протестов довольно осторожно, призвав правительство В. Януковича к диалогу и напомнив, что ЕС по-прежнему готов подписать договор об ассоциации с Украиной. Но когда столкновения в украинской столице достигли пика, Париж счел невозможным оставаться на вторых ролях.

Через несколько дней, вслед за США, Германией, Польшей и рядом других западных стран, Франция - в нарушение соглашения от 21 февраля - признала законной насильственную смену власти в Киеве. Политика нового режима, включая отмену статуса русского языка, политическое возвышение и произвол радикально националистических группировок, трагедию 2 мая 2014 г. в Одессе, критике не подвергалась. Напротив, события в Крыму и на Донбассе, референдум 16 марта и присоединение Крыма к России, а также провозглашение ЛНР и ДНР были оценены резко негативно. Вина за обострение ситуации и ее переход в стадию вооруженного противостояния возлагалась на Россию.

Франция поддержала исключение России из «большой восьмерки», прекращение практики саммитов ЕС-Россия, приостановку переговоров по разработке нового Соглашения о партнерстве и сотрудничестве с РФ и в целом приняла участие в антироссийских санкциях всех уровней, введенных Евросоюзом. Был, в частности, введен запрет на выдачу виз лицам и организациям, объявленным причастными к событиям в Крыму и на Донбассе, и на торгово-инвестиционные операции на этих территориях; запрещено долговое финансирование и резко ограничены иные финансовые услуги для ряда российских банков и компаний; введено эмбарго на экспорт-импорт военной продукции и технологий двойного назначения, на поставки в Россию высокотехнологичного оборудования для добычи нефти в Арктике; ограничен экспорт энергетического оборудования и технологий. Российско-французское военное сотрудничество, в том числе обмен визитами

и проведение совместных учений, было по большей части приостановлено.

Болезненной проблемой в контексте украинских событий и антироссийских санкций стала для Франции ситуация с «Мистралями». Подписанный в 2011 г. контракт на строительство для российского ВМФ универсальных десантных кораблей-вертолетонос-цев типа «Мистраль» был крайне выгоден французской кораблестроительной отрасли, страдавшей от недозагрузки мощностей и безработицы. К весне 2014 г. первый корабль «Владивосток» был уже полностью готов и оплачен. Французские специалисты приступили к обучению российского экипажа, который к лету прибыл в порт Сен-Назер, готовясь принять корабль и осенью отбыть на нем в Кронштадт.

Предпочтительность «Мистралей» для российского флота, как известно, оспаривалась частью отечественных специалистов. Более важным для Москвы был политико-символический аспект сделки. Впервые крупная западная держава продавала РФ сложную, технически передовую военную технику. В логике этого контракта Россия представала не бывшим противником по холодной войне и не авторитарным монстром, которого надлежит опасаться и сдерживать, а нормальным международным контрагентом, если не союзником - вполне в духе риторики тех лет о стратегическом партнерстве. Поэтому на Западе, включая саму Францию, контракт на «Мистрали» с самого начала вызывал неодобрение сторонников жесткой линии в отношении «путинской России».

С началом украинского кризиса российско-французский контракт превратился в объект острейшей критики. США, Великобритания, Германия, представители брюссельских структур многократно призывали Францию отказаться от его выполнения. О тоне этих призывов можно судить по заявлению председателя фракции Европейской народной партии в Европарламенте Ман-фреда Вебера от 2 сентября 2014 г. «Франция должна немедленно прекратить поставку двух вертолетоносцев "Мистраль", - требовал немецкий политик. - В ситуации беспрецедентной напряженности в отношениях с Россией, когда Европейский союз старается выступать единым фронтом и говорить одним голосом, совершенно немыслимо, чтобы Франция продолжала вести дело к поставке своих вертолетоносцев "Мистраль" и обучать российских солдат управлению ими» [Ducourtieux, 2014]. Американский суд подверг французский банк BNP-Paribas огромному штрафу (около 9 млрд долл.) и другим мерам наказания, использовав в качестве предлога давние операции банка (2004-2012) с контрагентами в Судане, Иране и на Кубе, внесенными в американские санкционные списки.

В сентябре 2014 г. французское руководство отложило, а затем приостановило передачу корабля «Владивосток», но еще долго медлило с окончательным решением. В стране развернулись напряженные споры. Сторонники выполнения контракта апеллировали к тому, что санкции, введенные в ответ на присоединение Крыма к России, не могут иметь обратной силы и распространяться на ранее заключенные сделки. Отказ от российского заказа, предупреждали они, не только будет означать для Франции колоссальные финансовые и репутационные потери, но и лишит ее самостоятельной роли в урегулировании украинского кризиса и международной политике в целом.

Социологическое исследование, проведенное Французским институтом общественного мнения (IFOP) в январе 2015 г., показало отрицательное отношение французов к разрыву российско-французского контракта. Подавляющее большинство полагало, что такой шаг нанесет серьезный ущерб национальному судостроению и ухудшит положение с занятостью (77%); подорвет позиции Франции на рынке вооружений к выгоде конкурентов (69); повредит международной репутации страны (56) и притом не будет иметь никакого положительного эффекта на урегулирование украинского кризиса (75%). 64% опрошенных высказались за поставку «Мистралей» России [Français, la perception.., 2015, р. 9-10].

Невзирая на общественное мнение, в апреле 2015 г. Ф. Ол-ланд объявил о намерении в одностороннем порядке расторгнуть контракт. Последовавшие переговоры с российской стороной позволили Франции минимизировать материальные потери: она лишь вернула выплаченный аванс и российское оборудование, установленное на «Владивостоке», а также выплатила России в качестве компенсации около 950 млн евро - значительно меньше, чем предполагалось вначале [МегсЬеЬ, 2015].

Участвуя в коллективной политике антироссийских санкций, Франция одновременно считала контрпродуктивным прекращать российско-европейский диалог по украинской проблеме, подвергая Москву международной изоляции. В начале июня 2014 г. Ф. Олланд пригласил В. Путина на празднование юбилея высадки союзников в Нормандии, где организовал его первую встречу с новоизбранным президентом Украины П. Порошенко. Так, по французской инициативе, поддержанной германским канцлером, родился «нормандский формат» переговоров по урегулированию украинского конфликта в составе Франции, Германии, России и Украины.

В период президентства Ф. Олланда в «нормандском формате» прошло пять встреч и несколько телефонных переговоров на высшем уровне, а также 14 встреч на уровне глав или представителей МИД. Главным зримым плодом этих контактов стало так называемое второе Минское соглашение, официально именуемое «Комплекс мер по выполнению Минских соглашений» (т.е. протокола, подписанного 5 сентября 2014 г. трехсторонней контактной группой в составе представителей Украины, России и ОБСЕ). Второе Минское соглашение было согласовано на саммите «нормандской четверки» 11-12 февраля 2015 г. после напряженных 17-часовых переговоров и подписано трехсторонней контактной группой и представителями ДНР и ЛНР.

Хотя ни одно из положений Минских соглашений так и не было выполнено до конца, они позволили снизить градус напряженности и предотвратить дальнейшую эскалацию и интернационализацию конфликта. Трактуемые по-разному противоборствующими сторонами соглашения вызывают у многих экспертов сомнения в их способности стать реальной основой политического урегулирования на Украине. Но так или иначе, Минские договоренности остаются единственным планом действий по прекращению военных действий и политическому разрешению конфликта, формально признанным всеми сторонами.

«Нормандская инициатива» стала одним из достижений преимущественно заурядной дипломатии Ф. Олланда. Франция напомнила о своей неординарной международной миссии, дипломатическом влиянии, особом месте в общеевропейской политике в отношениях между Западом и Россией. Главное же, «нормандский формат» позволил Франции выступить на равных с Германией, укрепить франко-германский тандем и представления о нем как лидирующей силе в ЕС, потеснив на украинском направлении «новую Европу». Взяв на себя первоначальную инициативу, Ф. Олланд не стремился единолично играть автономную роль в украинском урегулировании. Напротив, Париж строго действовал в тесной координации с Берлином, в том числе в контактах с Киевом. По сути «нормандская инициатива» явилась не французским, а франко-германским проектом, в котором А. Меркель играла не менее важную, если не доминантную роль.

Создание «нормандского формата» получило во Франции консенсусное одобрение. По данным IFOP, 63% французов выражали удовлетворение степенью присутствия страны в дипломатических переговорах по урегулированию украинского кризиса [Français, la perception.., 2015, р. 7]. Однако качество французского посредничества оценивалось не столь позитивно. Лишь 49% считали роль Франции в урегулировании конфликта достаточно эффективной [Ibid.].

Некоторые политологи квалифицировали «нормандскую» политику Парижа как проявление преемственной «голлистско-миттерановской» линии на особую роль в мировой геополитике в отношениях между Востоком и Западом. Такое мнение высказал, например, директор парижского Института международных и стратегических исследований П. Бонифас, выступая 15 декабря 2015 г. в аналитическом центре «Обсерво» при Франко-российской торгово-промышленной палате в Москве. Эта характеристика справедлива, но лишь в узкопроцедурном, формальном смысле. Едва ли «нормандский формат» компенсирует остальные аспекты французской роли в связи с украинским кризисом. В главном - в интерпретации событий и действий сторон конфликта, в санкционном давлении на Россию - официальная позиция Франции не выбивалась из общей евро-атлантической стратегии Запада.

Несмотря на существование «нормандского формата», вопреки явным и латентным разногласиям между странами - членами ЕС Евросоюз в украинском конфликте выступил в конечном счете солидарно и в унисон с Соединенными Штатами. Франция наряду с Италией, Испанией, Венгрией, Чехией, Словакией, Грецией и Кипром неоднократно обозначала стремление пересмотреть санкции против РФ, высказываясь против их автоматического продления, но коллективная санкционная политика продлевалась и расширялась.

Следование в фарватере общей западной линии противоречит голлистской традиции самостоятельности и голлистскому видению сотрудничества с Москвой. Не совмещается оно и со свойственным голлизму вниманием к историческим реальностям - в данном случае реальностям общей русско-украинской истории. Об этом очень точно сказал депутат Национального собрания от партии «Республиканцы», автор ряда работ об основателе Пятой республики Анри Гэно: «Де Голль стремился проводить политику, основанную на реальностях. Закрывая глаза на реальности - исторические, культурные, демографические, географические... мы обрекаем себя на провал... Такой провал мы наблюдаем в международной политике, в конфликте между Россией и Украиной, где Европа и Соединенные Штаты не приняли во внимание географию и культуру» [Guaiño, 2015].

Украинский конфликт в экспертном и общественно-политическом дискурсе

Восприятие украинского кризиса на экспертном уровне, в интеллектуально-дискурсивном пространстве, в политической среде и общественном мнении Франции представляет отдельный интерес. Прежде всего потому, что оно весьма неоднозначно и нередко расходится с официальной линией. Если в политологическом дискурсе США, Великобритании, Канады, как отмечает А. Громыко, роль американского фактора в генезисе и развитии украинского кризиса либо отрицают, либо «принижают и основную ответственность за эскалацию ситуации возлагают на Россию» [Громыко, 2015, с. 118], то мнения французского экспертного сообщества отличаются иными акцентами и большим плюрализмом.

Надо учесть, что исследователи, занимающие государственные должности, тем более принадлежащие к экспертному истеблишменту, в принципе избегают прямо полемизировать с доминирующей позицией по столь острым сюжетам. От рассмотрения роли и мотивов США в украинском конфликте, например, просто воздерживаются. Альтернативные оценки формулируются иносказательно - в формате вопросов или «через призму восприятия России» (см., напр.: [Gérard, 2014; Baudoin, 2014]).

Разумеется, во Франции, в том числе в экспертных кругах, есть немало убежденных сторонников евроатлантизма с выраженной антироссийской направленностью, для которых, как для Иза-бель Факон, Элен Блан, Анн де Тенги, Мари Мандрас и др., украинские события стали основанием еще более решительно лоббировать «твердый отпор» «экспансионизму России».

Кроме того, большинство французских экспертов, независимо от их ориентации, квалифицируют присоединение Крыма к России как «аннексию» и нередко как геополитическую ошибку. Вместе с тем солидные аналитики обычно избегают односторонних оценок общего хода событий и не отрицают ни наличия внутренних предпосылок внутриукраинского раскола, ни пороков «постмайданного» режима, ни факта гражданской войны, идущей на Украине, ни тех или иных ошибок Запада. Политика антироссийских санкций также оценивается преимущественно сдержанно-критически.

Во французском экспертном, политическом и медийном дискурсе Донбасс не именуют «оккупированной территорией», а его вооруженные формирования и население - «бандитами», «террористами» и «оккупантами». Между тем такая терминология широко в ходу, к примеру, в Польше и других странах «новой Европы». Во Франции же (за пределами ангажированных на стороне Киева мелких групп) говорят о «сепаратистских» либо «пророс-сийских» регионах - реальность внутриукраинского противостояния считается аксиомой.

В политологической литературе популярно объяснение украинских событий «взаимным непониманием» между Западом и Россией. «Украинский кризис, похоже, является прежде всего шоковым результатом двойного недоразумения с российскими и западными представлениями, - пишет Ф. Лефор. - Это также следствие дефицита коммуникации между Москвой и Западом, в частности Евросоюзом, особенно после грузинского конфликта 2008 г.» [Lefort, 2014, р. 109].

Примером близкой парадигмы может служить анализ советника президента Французского института международных отношений (ИФРИ) Д. Давида. Он предлагает рассматривать украинский кризис в контексте многолетних тенденций: Москва уже более 20 лет наблюдает, как к ее границам приближается «динамичная евро-атлантическая система, в которой ей предлагается маргинальное место»; «на Западе, в свою очередь, чуждость России... сбои "демократического транзита" укрепляют представления... что близится возвращение угрозы... следовательно, надо противостоять России, окружить ее, удерживать в отдалении» [David, 2015]. После Крыма динамика событий, по мнению Д. Давида, в основном вышла из-под контроля России, а итогом стало сползание к новому расколу Европы и крайне тревожная деградация взаимного восприятия.

Довольно типичен для французских аналитиков акцент на «ошибках» Европейской комиссии, которая, по словам директора стратегического развития ИФРИ Т. Гомара, «представляла соглашение об ассоциации с ЕС как несовместимое с участием в российском Таможенном союзе и навязывала [Украине. - E.H.] выбор между ними» [Gomart, 2014]. В аналогичном подходе симметрично упрекают и Москву (см.: [Gomart, 2014; Lefort, 2014; Dubien, 2013]).

Данная трактовка генезиса конфликта логически исходит из признания неоднородности украинского государства, особенностей его геополитического положения, предопределяющих призвание Украины «быть мостом, а не стеной» [Romer, 2014; Lefort, 2014; Dubien, 2013]. Развивая эту тему, Т. Гомар относит к факторам последующей эскалации - наряду с «игрой России» - фрагментацию самой Украины, «радикальное стремление киевского правительства положить конец конфликту силой», «замешательство европейцев» [Gomart, 2014].

В экспертно-академической среде звучит и более фундаментальная критика роли Запада, и в первую очередь США. К. Ромер, профессор страсбургского Института политических наук, видит главную причину украинского конфликта в «столкновении двух имперских проектов», и в первую очередь «проекте Збигнева Бже-зинского, провозгласившего, помимо отбрасывания России как можно дальше на восток, американскую империю», на что российский президент ответил «имперским проектом» в духе А. Дугина [Romer, 2014, p. 9].

Доцент Овернского университета М.-Э. Бодуен напоминает, что США сами лишили себя права на морализаторство об уважении международного права. «О какой законности дипломатических действий Соединенных Штатов и Европейского союза, подписавших Женевское заявление от 17 апреля 2014 г., можно говорить, - спрашивает она, - когда известно, что за несколько дней до этого директор ЦРУ Джон Бреннан отправился с секретным визитом в Киев и после его отъезда на востоке Украины была начата "антитеррористическая" операция?» [Baudoin, 2014]. А по мнению почетного профессора «Коллеж де Франс» историка-русиста Ф.-Кс. Кокена, «в сегодняшней ситуации с Украиной речь идет скорее о новой холодной войне, объявленной "исторической" России» [Coquin, 2016, p. 282].

Специалист в области разведки, директор Французского центра исследований в сфере информации Э. Денесе, чьи работы удостаивались престижных профессиональных премий, сформулировал свое видение украинского кризиса в форме следующих вопросов: «Как можно осуждать "силовую акцию" Путина, не осуждая при этом незаконный и насильственный характер государственного переворота в Киеве..? Как демократические страны могут поддерживать и признавать движение правых экстремистов? Как можно признавать "законные права" части населения (Западная Украина) и отказывать в этом остальному населению страны? Как можно, ранее потребовав независимости Косова от Белграда, запрещать Крыму идти тем же путем..?» [Денесе, 2014].

На фоне экспертного сообщества позиции широкой интеллектуальной среды еще разнообразнее и поляризованнее. То же можно сказать об интересующейся политикой части общества. Подобно другим европейским странам, во Франции есть ассоциации и группы, активно действующие в поддержку как Донбасса, так и киевского режима.

В целом во Франции альтернативное восприятие украинских событий - явление отнюдь не маргинальное. Недовольство или скепсис по отношению к официальному курсу существует в деловых кругах, и не только имеющих бизнес-интересы в России. Подобные умонастроения есть в военной среде и структурах безопасности, которые отчасти все еще остаются хранителями голлистских традиций. Их разделяют многие представители интеллектуальной элиты, сопротивляющиеся догматике идейно-политического «мейнстрима», называемого во Франции «pensée unique» - «единым мышлением» (см.: [Нарочницкая, 2018]).

«Другая» картина украинских событий присутствует в многочисленных альтернативных СМИ, оперирующих в Интернете, и время от времени прорывается в основное медийное пространство. Несмотря на протесты посольства Украины, платный телеканал Canal+ показал 1 февраля 2016 г. документальный фильм французского режиссера Поля Морейра «Украина: Маски революции» («Ukraine, les masques de la révolution»).

Далек от единства в подходе к украинскому конфликту политический класс Франции. Причем в оппозиции к официальной западной линии находятся весьма разные сегменты политического спектра. Это не только так называемый правопопулистский антисистемный Национальный фронт, но и правоконсервативные объединения, все суверенистские организации, «Непокоренная Франция» Ж.-Л. Меланшона на левом фланге, а также, что особенно важно, немалая часть крупнейшей правоцентристской партии «Республиканцы».

В диссонансе со многими аспектами официальной линии и против новой холодной войны с Россией публично выступил целый ряд общеизвестных представителей французской политической и интеллектуальной элиты. Среди них - бывшие президенты

В. Жискар д&Эстен и Н. Саркози, бывшие министры Ж.-П. Шевен-ман, Ю. Ведрин, Д. де Вильпен, Ф. Фийон, Р. Дюма, пожизненный секретарь Французской академии историк Э. Каррер д&Анкосс, социолог Э. Тодд, популярный журналист-диссидент Э. Земмур и другие.

В. Жискар д&Эстен, в понимании которого «возвращение» Крыма в Россию «соответствует истории» и «было одобрено большинством его населения», призвал даже «оставить вопрос о Крыме» и «уяснить, что же в реальности произошло в украинской столице. почему Соединенные Штаты захотели продвинуть своих пешек на Украине.» [D&Estaing, 2015]. С учетом сложности внут-риукраинской ситуации и недемократичности нового киевского режима, «решением для Украины, - предложил бывший президент, - могла бы стать мультиэтническая конфедерация, по модели швейцарских кантонов, с русскоязычной частью, польской частью и центральной частью, - система одновременно федеративная и конфедеративная, при содействии европейцев и поддержке ООН» [Ibid.].

Резонансными проявлениями политической оппозиции украинской политике власти стали визиты в Крым группы депутатов Национального собрания от партии «Республиканцы», состоявшиеся в июле 2015 и 2016 гг. вопреки отрицательному отношению со стороны французского МИД. А в апреле 2016 г. парламентариям от «Республиканцев» во главе с Т. Марьяни удалось провести в Национальном собрании резолюцию, призывавшую правительство к отмене антироссийских санкций.

В ходе французских избирательных кампаний 2017 г. об украинском конфликте упоминали гораздо реже, нежели о ситуации в Сирии или даже Ливии. Но латентным образом украинская тема присутствовала постоянно - в контексте проблематики отношений с Россией, которая, по справедливому замечанию эксперта еженедельника «Express» К. Гуезе, «более чем когда-либо находится в центре французской политической жизни» [Goueset, 2017].

Показательно, что 7 из 11 кандидатов на пост президента Франции, в том числе трое из четырех лидеров первого тура -Ф. Фийон, М. Ле Пен и Ж.-Л. Меланшон, - не поддерживали официальный курс страны и Запада в целом в украинском конфликте. Все трое критиковали Ф. Олланда за следование в русле американской стратегии и настаивали на более конструктивном диалоге с Россией, отмене санкций, ином подходе к статусу Крыма. М. Ле Пен и Национальный фронт (чьи представители находились в числе наблюдателей на крымском референдуме 2014 г.) признали законность присоединения полуострова к РФ. Ф. Фийон и Ж.-Л. Меланшон говорили о необходимости международного решения крымского вопроса с учетом права народов на самоопределение.

Анализ разногласий вокруг украинского конфликта в общем идейном контексте показывает, что его восприятие в решающей степени зависит от ценностных, идеологических и геополитических предпочтений. С украинским вопросом опосредованно связаны логической цепью иные спорные сюжеты: отношение к России, США и Евросоюзу; европейские ценности и международно-политическая организация Европы; будущее общественной модели и мироустройства. И это придало украинской трагедии, ставшей спусковым крючком открытой конфронтации между Россией и Западом, еще один аспект. Для французского общества она стала дополнительным фактором, ускорившим кристаллизацию нового мировоззренческого и политического размежевания, которое приходит на смену классическому делению на правых и левых (см.: [Нарочницкая, 2018]).

Политика Э. Макрона и ее перспективы

Избрание Э. Макрона было с облегчением воспринято в Киеве, где остальных главных участников французской президентской гонки считали «пророссийскими» кандидатами. Лидер движения «Вперед!» еще в ходе кампании не только акцентировал свои ценностные разногласия с Россией, но и осуждал ее вмешательство в войну на Донбассе. Вскоре после победы он пообещал вести с В. Путиным «требовательный диалог», «без каких-либо уступок», сопроводив это предельно жесткой формулировкой: «Россия захватила Украину» [Ukraine: Macron promet.., 2017]. Принимая 26 июня 2017 г. П. Порошенко, Э. Макрон заверил, что Франция

«остается более чем когда-либо приверженной суверенитету Украины в международно признанных границах и, как и ее партнеры по Европейскому союзу, не признает аннексии Крыма» [Macron: La France..., 2017].

Все это не помешало новому главе Пятой республики вскор