ВСПОМИНАЯ АНАТОЛИЯ ВЛАДИМИРОВИЧА ЛУБСКОГО

ВСПОМИНАЯ АНАТОЛИЯ ВЛАДИМИРОВИЧА ЛУБСКОГО

REMEMBERING

ANATOLY VLADIMIROVICH LUBSKY

Матяш Тамара Петровна

Доктор философских наук, профессор,

Таmara P. Matyash

Doctor of Philosophical Sciences,

Professor,

Don State Technical University, Rostov-on-Don, Russia, e-mail: tamara.matiash@yandex.ru

Донской государственный технический университет, г. Ростов-на-Дону, Россия,

e-mail: tamara.matiash@yandex.ru

«Ушел из жизни...» - так обычно начинаются речи о тех, кто покинул земной мир. Но об Анатолии Владимировиче Лубском не хочется говорить «ушел». Его жизненная энергия была столь велика, что событие смерти с ней трудно совместить. Энергичные люди проявляют себя по-разному. Есть такие, кто, как правило, шумно активны; их узнаешь по громким голосам, бурным публичным спорам, бесцеремонным манерам в обращении с сослуживцами и др. Когда они входят, например, в зал заседаний, то сразу же подают аудитории какие-либо знаки о своем появлении, не заметить их появления просто невозможно.

Жизненная энергия Анатолия Владимировича была принципиально иной. Он не любил привлекать к себе публичного внимания ни шумной активностью, ни яростными спорами, ни словесным или жестовым позированием. И все же он привлекал взгляды и мысли окружающих людей. Привлекал внешним спокойствием, словами и манерами, в которых чувствовались достоинство и внутренняя духовная сила уверенного, но не самоуверенного человека. Он был как-то по-особому не суетлив, не многословен, умел держать дистанцию, не унижающую собеседника. Общаясь с ним, лично я интуитивно понимала, что слово этого человека твердо, не двулично, не легковесно. С такими людьми одновременно и легко, и тяжело общаться. Легко - потому что нет заднего плана, скрытых и лицемерных смыслов, а тяжело - потому что надо было соответствовать такой открытости в общении. Вступая с ним в неспешный диалог, надо было быть готовым к встрече с мышлением, которому были свойственны строгость, последовательность в умозаключениях, отсутствие безапелляционности в суждениях и выводах. Именно такому мышлению он учил своих многочисленных учеников.

Конечно, это мое восприятие личности Анатолия Владимировича, и оно может отличаться от мнения и восприятия других людей, что вполне

естественно. Мы вспоминаем о человеке, который был и ученым, и учителем, и мужем, и отцом, и сослуживцем, и даже в некоторой степени чиновником. И, по-видимому, каждая исполняемая им социальная роль требовала какой-то нюансировки в принципах поведения. Но все же всегда его поведение и поступки базировались, и в этом я уверена, на онтологической, бытийственной сути его нравственных принципов.

Что касается его статуса ученого, то здесь особенно ярко и четко проявились характерологические особенности его личности. ХХ в. - век критики науки вообще, а значит, и истории как науки. Но Анатолий Владимирович оставался защитником науки, считал историю наукой, важнейшую функцию которой видел в производстве истинных знаний о прошлом историческом опыте. «Историческое познание, - писал он, - было всегда обеспокоено поиском истины. Надежнее истина - крепче историческая память, крепче историческая память - больше социальной уверенности» (Лубский, 2004. С. 4). Другими словами, с его точки зрения, исторические истины имеют не только теоретическое, но и практическое значение, так как на их основе формируются историческая память, историческое сознание как способ приобщения к традиции.

Все великие философы (Ф. Ницше, М. Хайдеггер и др.) считали, что наука - это прежде всего метод. Ницше, например, утверждал, что наука требует «абсолютного владычества своего метода» (Ницше, 2007). Именно метод формирует, говоря современным языком, пространство особой когнитивной научной практики. Но в последнее время в научной методологии возобладал плюрализм, когда, как пишет Анатолий Владимирович, «взаимодействуют различные модели исторического исследования, составляя конкурентное пространство исторической эпистемологии». В результате историческая наука превратилась в «мультипарадигмальную дисциплину, в когнитивное поле многообразных мнений и интеллектуальных "языковых игр", вследствие которых историческая реальность растворилась во множестве теоретических конструктов и концептов, смысловых миров и метафорических значений» (Лубский, 2004. С. 311). Методологический плюрализм породил в ХХ в. критику методологизма как главного принципа науки, а в своем предельном варианте - отказ от методологизма вообще, что, несомненно, подорвало доверие к возможности получения истины в историческом познании. В итоге начался кризис исторического познания, состоящий в том, что истории было отказано в научности, а историческому знанию перестали доверять. В ХХ в. историческое знание, как писал Анатолий Владимирович, «стало слишком ангажированным и идеологизированным, чтобы казаться истинным или хотя бы правдоподобным» (Лубский, 2004. С. 4-5).

Поставив перед собой задачу - отстоять научность исторического знания, Анатолий Владимирович признавал, хотя открыто об этом и не писал, что сама история как наука не обосновывает применяемые ею научные методы, понятия; оставляет за пределами своих интересов познание самого исторического познания, не изучает его процесс, не выявляет его оснований и т. д. История не имеет соответствующих средств и способов обоснования статуса своей научности. Другими словами, сами историки не смогли выстроить теоретико-методологическую линию защиты истинности своего знания. Анатолий Владимирович, бесспорно, понял, что осознать истоки охватившего историчную науку эпистемологического кризиса, наметить пути его преодоления, обосновать возможность истины в историческом познании можно было, только обратившись к философии, имеющей опыт теоретико-методологического осмысления событий. В своей монографии он писал, что «эпистемологический кризис, охвативший историческую науку, и развернувшиеся методологические "бои за историю" требуют соответствующей философской рефлексии» (Лубский, 2004. С. 5).

Поставив перед собой дерзкую задачу - вернуть исторической науке доверие, обосновать истинность и достоверность результатов исторического познания, он для решения этой задачи обратился к выявленным философией в её истории общим параметрам научно-исследовательской деятельности и рассмотрел в горизонте этих параметров различные когнитивные практики, существовавшие и существующие в историческом познании, показал успешную или безуспешную ориентированность этих практик на постижение истины. Решению этой дерзкой задачи и посвящена его диссертация на соискание ученой степени доктора философских наук «Альтернативные модели исторического исследования: концептуальная интерпретация (социально-философское исследование)». Проведя методологический анализ различных когнитивных практик, сопровождавших историческое познание в разные его периоды, Анатолий Владимирович дал их типологизацию, выделив классическую, неклассическую, неоклассическую и постмодернистскую модели исторического познания. Каждая модель, с его точки зрения, обладает своим особым набором познавательных теоретико-методологических принципов и установок. Но научность исторического исследования в рамках этих моделей гарантируется, как считал Анатолий Владимирович, только в том случае, если эти модели будут базироваться на таких познавательных установках, имеющих атрибутивный характер, как «1) рациональность, 2) стремление к истине, 3) проблемность, 4) целеполагание, 5) рефлексивность, 6) предметность, 7) эмпиризм, 8) методологизм, 9) новизна, 10) контекстуальность» (Лубский, 2004. С. 19).

Будучи официальным научным оппонентом диссертационного исследования, проведенного Анатолием Владимировичем, я отмечала в своем выступлении, что проведенный в диссертации обстоятельный анализ смысла, содержания, методологической емкости и одновременно односторонности моделей исторического познания позволил впервые получить целостную панораму, некую энциклопедию существующих на сегодняшний день когнитивных практик исторического познания, показать их эвристический потенциал и вместе с тем ограниченность. Свои исследования возможности получения истинного исторического знания Анатолий Владимирович подытожил так: «Отправляясь в поход за истиной, ученый испытывает волнение - он хочет постичь сущность, упрятанную в тайну. Однако истина постоянно ускользает от него, и историку уготована участь подбирать лишь ее осколки. Но и осколки истины доставляют ему наслаждение - удивительное чувство соприкосновения с тайной» (Лубский, 2004. С. 306).

Исследование, проведенное Анатолием Владимировичем, бесспорно, обогатило историческую науку знанием сути и смысла её когнитивных практик и методов исследования, а потому вполне закономерно Анатолий Владимирович был признан ведущим методологом не только Юга России. Его методологические познания и интуиция были востребованы учеными разных направлений - как социально-гуманитарных, так и естественно-научных.

К сожалению, в последние годы я не работала в ЮФУ, а потому практически не встречалась лично с Анатолием Владимировичем. Почему к сожалению? Потому что я осталась в неведении относительно его отношения ко многим эпистемологическим сдвигам, в частности к мощной современной тенденции критики методологизма как такового, к введению в эпистемологию исторической науки процедуры понимания взамен процедуры познания. Мне не удалось обсудить с ним мысль М. Хайдеггера о том, что понимание есть способ бытия, а не способ познания, что проблема понимания - онтологическая, а не эпистемологическая и не методологическая, что понимание первичнее научного объяснения и значимее его, а потому «всякое познание, познавательное доказательство, апелляция к аргументам, источникам и прочее всегда уже предполагают понимание, которое в отличие от научного объясняющего познания схватывает мир не фрагментарно, следуя некоей познавательной схеме, а как некую целостность в контексте нашей озабоченности» (Хайдеггер, 2003). Понимание, согласно Хайдеггеру, не является ни экстраполяцией неких целеполаганий, ни упорядочиванием исторических событий в соответствии с желаниями и предрассудками познающего или власть имущих. Естественно, напрашивается вывод, что Хайдеггеру удалось снять проблему релятивности понимания исторического прошлого, которая всегда была одной из главных в методологии исторического познания. Согласился бы или нет Анатолий Владимирович с этим выводом? Вопрос не имеет ответа. Остается только сожалеть о том, что мы всегда опаздываем с нашими намерениями поговорить, обсудить, а также поздравить, просто позвонить и узнать о здоровье. И все потому, что в нас угасла «память смертная».

Заключу тем, с чего начала свои воспоминания. Анатолий Владимирович не ушел из земного мира: благодаря своим научным трудам он стал одним из звеньев в цепи развития человеческой культуры.

Литература

Лубский А.В. Альтернативные модели исторического исследования / отв. ред. Ю.Г. Волков. М. : Социально-гуманитарные знания, 2004. 352 с.

Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. Книга для свободных умов. М. : Академический проект, 2007. 327 с.

Хайдеггер М. Бытие и время. Харьков : Фолио, 2003. 503 с.

References

Lubsky, A.V. (2004). Alternative models of historical research. In Yu.G. Volkov (Ed.). Moscow: Sotsial&no-gumanitarnyye znaniya. (in Russian).

Nietzsche, F. (2007). Human, too human. A book for free minds. Moscow: Akad-emicheskiy proyekt. (in Russian).

Heidegger, M. (2003). Being and Time. Kharkov: Folio. (in Russian).