Условно-метафорическое пространство в антиутопии Д. Быкова «ЖД»

А. В. Григоровская

У словно-метафорическое пространство в антиутопии Д. Быкова «ЖД»

В статье рассматривается условно-метафорическое пространство романа Д. Быкова «ЖД» как жанрообразующий признак антиутопии, делается вывод о трансформации жанра антиутопии в русской литературе в 2000-е годы.

Время и пространство являются маркерами антиутопического жанра, что отмечает большинство утопиологов, например, А. Ф. Любимова, А. В. Тимофеева, Б. А. Ланин, А. Е. Ануфриев, Е. В. Малышева [1; 5; 6; 7; 9]. Они же формулируют и характерные именно для антиутопии черты хронотопической организации произведения: замкнутость пространства, условность топонимов, цикличность времени. Антиутопия 2000-х годов сохраняет в общих чертах указанные признаки, однако трансформирует их в соответствии с принципами условно-метафорической прозы (термин Г.Н. Нефагиной [8]): «Реальное и антиутопическое переплетаются в ткани произведения, и этот синтез становится неотъемлемой чертой современных антиутопий» [9, с.101].

Действие романа «ЖД», как и других антиутопий 2000-х годов («Маскавская Мекка» А. Волоса, «На будущий год - в Москве!» Вяч. Рыбакова и др.), разворачивается в столице, противопоставленной провинции. Важнейшие пространственные образы романа: Москва (столица, разросшаяся до невероятных размеров), провинциальные города -вымышленные, собирательно-образные или не имеющие точных прототипов в реальности (Блатск), провинциальные города-пародии, не существующие, но имеющие прототипы в реальности (N+1, Алабино), провинциальные города, существующие реально (Махачкала, Геленджик, Гурзуф), деревни-символы (Жадруново и Дегунино), утопический остров с Даниловским монастырем, а также многочисленные безымянные топосы.

Конкретный топоним русской провинции в «ЖД» - город Блатск, который «располагался в северной, болотистой части среднерусской равнины, за что и получил прозвание, - но в последние десять лет оправдывал его иначе. В умирающих государствах население области собирается в изолированные кланы - и Блатск стал Меккой

российской блатоты...» [2, с. 418-419]. Блатск является собирательным образом всех провинциальных городов России. Образ разрухи возникает при восприятии деталей, организующих жизнь в них: дома-убожества, улицы-распустехи, гнилые колодцы и старые дома. Этот образ тесно связан с образом дороги: «Жители таких городов.всю жизнь мечтают, что вот когда-нибудь уедут.приятно думать, что кроме города, есть дорога» [2, с. 420].

Русской провинции посвящена целая глава в романе «ЖД» -«Повесть о трех городах». Образы городов - собирательные. Взять хотя бы памятник Ленину - он найдется практически везде: «Провинциальная серая улица была пустынна, облупленный серебряный Ленин указывал рукой на кинотеатр «Победа», словно укоряя - до чего дошли» [2, с.642]. Эпитетом «облупленный» подчеркивается обыденность этого памятника для русской провинции. Д. Быков представляет типичную для русских провинциальных городов картину: храмы (как собирательный образ духовной жизни) и кинотеатры (как собирательный образ культурной жизни) сносятся, воздвигаются магазины-рынки, затем храмы снова восстанавливаются - и так по кругу. Цикличность существования такого рода городов подчеркивается организацией их пространства, самим укладом жизни их горожан. Улицы в них много раз переименованы, поэтому «ходить по ним не было никакого удовольствия» [2, с. 643].

В описании Санкт-Петербурга мы узнаем хотя и не провинциальный город, но антитезу Москве. Названный в романе «N+1» он медленно уходит под воду, «как новая Венеция» [2, с. 647]. В его пространстве находится музей, куда попадают герои романа. Музей -единственное живое место этого города, все остальное уже затоплено водой. Третий город, описанный Д. Быковым, - кавказский, лежащий в горах, в нем живут горцы, презирающие «неверных». Махачкала предстает перед нами в последней главе романа «Отпускник». Это единственный, помимо Москвы, реальный город в романе - исключая города-пародии, в которых узнаются реальные топонимы. Именно там, высоко в горах, и рождается «антихрист», из-за которого Аша с губернатором бежали через всю Россию.

Провинция в романе «ЖД» - это и огромное количество безымянных деревень. Деревни в романе «ЖД» часто пропадают неизвестно куда, на их месте образуются «черные дыры»: «Он сошел на остановке среди пустого поля - когда-то здесь была деревня, но теперь чернело бесприютное сиротливое пространство» [2, с. 461]. Новый герой антиутопии конца 2000-х годов противостоит Системе,

попадая в нужное ему место, в соответствующий ему топос: «Это пространство и было свободой воли» [2, с. 461]. В художественном мире Д. Быкова рядом сосуществуют деревни обычные и деревни, словно бы пришедшие из прошлого. В них время повернуто вспять, там происходят необычные события: «Расседланный конь в поисках седока пересекает замкнутое пространство, полное дразнящих запахов.. .Странным образом, давним опытом он чувствовал приближение границы, за которой могли начаться непонятные вещи.Конь прибежал как вестник из другого пространства.» [2, с. 523-524]. Таких «границ» в России множество, каждую из них пересекают герои романа, попадая в то или иное место. Названия деревень в романе (Новый Иерусалим, Китеж) говорят сами за себя, с одной стороны, указывая на зыбкость их границ и призрачность их существования, с другой - соотнося их с древними полузабытыми народными легендами о полумифических городах, в бытовании которых зарождалась утопическая традиция на Руси. Одно из таких утопических мест -остров с монастырем: «Прямо перед ними широко спускался к воде зеленый склон, а внизу текла серая, желтеющая у берега, спокойная и тяжелая река. Громов оглянулся: наверху виднелись остатки блатско-го кремля, трижды выдержавшего польскую осаду в смутное время. Полуразрушенная красная стена смотрела на реку узкими высокими бойницами. Внизу вода поплескивала о глинистый бережок, хлюпала меж серых полусгнивших мостков, а у мостков поднималась и опускалась на местной воде деревянная плоскодонка» [2, с. 436]. Идиллическая картина пейзажа создается при помощи цветов - зеленого и желтого. На их фоне выделяется красная стена, как маяк притягивающая героев.

О существовании такого острова мало кто слышал: «Что за монастырь, почему за такой высокой каменной стеной, что за остров, не помню я тут никакого острова.» [2, с. 475]. Топоним «остров» отсылает нас к мировой утопической традиции, начиная с Т. Мора, что позволяет делать выводы о метаутопичности (термин Г. Гюнтера [3]) текста, то есть о сочетании в «ЖД» признаков утопии и антиутопии. Пространство монастырского острова замкнуто в своих пределах, это «со всех сторон подоткнутое пространство» [2, с. 478]. Монахи в нем имеют телепатическую связь с другими монастырями и знание о происходящем в мире. Географически остров находится к востоку от Москвы, что обусловлено мифологической традицией.

Москва Д. Быкова оставляет тяжелое впечатление. Описание так называемого «васятника», где содержали людей с «синдромом Васи124

ленко», а проще говоря - бомжей, играет, как и многие пространственные образы в романе, психологическую роль: «Ближайший васят-ник находился на Юго-Западе, рядом с огромным, так и не достроенным стеклянным карандашом... Чем ближе они подъезжали на своей «пятнашке» к длинному, серому бетонному васятнику, тем кислей становилось у нее во рту и горше - на душе. Здание было противное» [2, с. 320]. Физиологические ощущения Ани, возникающие при приближении к этому месту, сочетаются с описанием васятника. Оказывающиеся в этом приюте люди часто не помнят, как попадают из одного города в другой, и в их рассказах Москва становится городом-фантомом, зыбким и меняющим пространственные границы внутри себя по необъяснимым законам. Таков образ Сиреневого бульвара, который снится Василию Ивановичу, ему кажется, что он когда-то там жил. Москва - это такой же, как и вся Россия, топос-фантом, играющий пространственными границами по своему разумению. «Громов всегда знал, что когда-нибудь приедет домой по этой дороге. Он не знал только, что дом будет тогда в совершенно другом месте. Москва переменилась.» [2, с. 542]. В то же время Москва сравнивается с другими населенными пунктами России, и это сравнение оказывается в ее пользу: «Наверное, он не успел прийти в себя, а может, слишком резким оказался переход от красноармейского телеграфиста и странного вагона к нормальному городу, каким даже в военное время была Москва» [2, с. 544]. Иногда образ столицы, напротив, сливается с провинциальным Блатском: «Из бесчисленных арбатских заведений доносился шансон, почти неотличимый от блат-ского» [2, с. 570].

С образом Москвы связано и особое пространство героев, существующих словно в ином измерении, со своими пространственновременными характеристиками. Москва - символ прекрасного прошлого у Громова: «Он столько раз мечтал попасть в Москву и вдохнуть все, чем дышал здесь когда-то, - но теперь здесь нечем было дышать» [2, с. 554]. Город изменился, и нельзя поверить в то, что Москва, живущая в воспоминаниях Громова, как-то связана с тем городом, в который он вернулся.

Возникают в романе и пространственные образы бывшего СССР. Один из них - Крым (Гурзуф). Пространство и здесь играет героями. Федору Степановичу «снился северный город, в котором он, оказывается, прожил всю жизнь. Сам Федор Степанович работал водителем троллейбуса, ходившего по пятнадцатому маршруту. Это был прекрасный маршрут, начинавшийся у городского парка, на вы125

сокой горе над медленной рекой, и заканчивавшийся в парке, на низкорослой окраине, где уже вырастали, однако, новостройки и простор за ними открывался такой, словно там, дальше, было море» [2, с. 471]. Легко заметить, что маршрут этого троллейбуса замыкался в кольцо, которое является ключевым пространственным образом «ЖД». Город, который искал Федор Степанович, обладал весьма расплывчатыми пространственными ориентирами - это «город с большой северной рекой, парком на горе и улицей Большой Коммунистической. Правда, такие улицы были почти во всех городах» [2, с. 471]. Перед нами возникает очередной утопический город, в поисках которого герой бросает все и пускается в путь.

Другой город, возникающий как аллюзия на пространство бывшего СССР, - Алабино. Судя по описанию и географическому местоположению, это украинский Чернобыль: «Старик с девочкой идут на юг» [2, с. 487] (Чернобыль находится к югу от России); «Когда-то в Алабине была атомная станция. В конце прошлого века, незадолго до очередной хазарской революции, с ней что-то случилось - то ли земля внезапно содрогнулась в одном-единственном месте...то ли начальство недосмотрело, но алабинская зона была огорожена колючей про-волокой.а жителей самого Алабина, молодого научного городка на пять тысяч жителей, срочно эвакуировали кого куда. После алабин-ской катастрофы распад пошел быстрей, а может катастрофа была знаком распада. И причины, и последствия взрыва оставались в тени, а всякий, кто приближался к разгадке, либо бесследно исчезал, либо внезапно кончал с собой» [2, с. 528]. В описании Алабино и катастрофы алабинской АЭС узнаются события 1986 года (авария на Чернобыльской АЭС), а также последующие события - распад СССР: «После алабинской катастрофы распад пошел быстрей, а может, катастрофа была первым знаком распада» [2, с. 528]. Все то же русское запустение царит в Алабино.

Ключевые пространственные образы романа «ЖД» - деревни Жадруново и Дегунино. «Коренное население.вписано у нашего автора в два пространства: реальное и мистическое, что закреплено за образами двух деревень - Дегунино и Жадруново» [4, с. 224]. По мнению А.Чанцева, Жадруново - это «символ исконно русского в романе» [10, с. 296]. К. Кокшенева трактует этот пространственный образ как «"врата в иной мир", как скрытый черный ход истории» [4, с. 226]. Описанию этой деревни отведено в романе много места: «А деревня та большая-большая. В середине ее столб, на столбе лик прибит, кто на тот лик посмотрит - там и останется. И вокруг все столбы,

столбы. Это те, кто взглянул на лик, да так и остолбенел» [2, с. 364]. Столбы отсылают нас к библейской традиции. Пространство таинственной деревни Жадруново столь же аморфно, как и пространство других деревень в России. От других деревень Жадруново отличается тем, что пространство в нем не просто аморфное, но еще и искривленное. Кроме того, оно находится на границе двух миров. Женя Долинская, попав в Жадруново, пересекает границу, условно обозначенную футбольными воротами. Внутри «заколдованного места» искажено абсолютно все, даже язык: «Все они тут отвечали на вопросы с тем же сдвигом на десять-пятнадцать градусов, с каким медленно покручивался местный пейзаж» [2, с. 365]. Судя по географическому положению, Жадруново располагается в самом центре русской земли. Важным здесь является структура самого русского пространства, которая концентрична и, «подобно обожествляемому здесь дереву,... нарастала подобно годовым кольцам» [2, с. 653]. Местонахождение загадочной деревни определить трудно, но все указывает на углубленность пространства внутрь земли. Жадруново расположено в ином пространстве со своими временными законами, земля вокруг этой деревни живет по своим правилам. Несмотря на то, что вокруг этого места ходят нехорошие слухи, все главные герои, кроме Аши и губернатора, попадают в финале романа именно в Жадруново. На наш взгляд, Жадруново - это некий рай на земле, но рай для людей деятельных, которые способны «начать историю». И, как верно отметила Аня, возможно, оттуда никто не возвращался именно потому, «что там прекрасно» [2, с. 683]. Деревня Дегунино имеет положительные коннотации: «В самом деле, жить здесь было одно наслаждение. Воздух полнился сытой, плавной ленью» [2, с. 589]. В описании «райской деревни» преобладают идиллические ноты. Дегунино - своеобразный рай для ленивых на Земле. Однако Дегунино, как и другие населенные пункты России, играет своим пространством. Земля в Дегунино ведет себя как живая: «Странное дело: пока губернатор шел по дорожке. ему казалось, что цветы вокруг расступаются перед ним с некоторой брезгливостью или ужасом.» [2, с. 590]. Конец деревни Дегунино знаменует в романе переход России в новое состояние, конец всему циклическому существованию в ней и начало истории.

Роман Д. Быкова «ЖД» трансформирует основные характеристики пространства антиутопии. Условные топосы сменяются конкретными, Единое Государство заменяется Москвой и русской провинцией. Оформляется и условно-метафорическое пространство,

когда за вымышленным топосом узнается конкретный населенный пункт. В «ЖД» реализуется прием совмещения антиутопии с утопией, когда они «вступают в диалог». Утопическими топосами выступают остров с монастырем, Жадруново и Дегунино. Таким образом, можно говорить о развитии жанрообразующих антиутопию признаков в русской литературе 2000-х годов.

Список литературы