Взаимоотношения протестантов Петербурга с органами государственной власти в xviii веке

ЦЕРКОВЬ. ОБЩЕСТВО. ВЛАСТЬ

А. Э. Алакшин

ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ПРОТЕСТАНТОВ ПЕТЕРБУРГА

С ОРГАНАМИ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ В XVIII ВЕКЕ

Исследуется вопрос складывания системы отношений представителей протестантских общин Санкт-Петербурга с представителями органов государственной власти в России XVIII столетия. Автор анализирует ход процессов установления контроля государства за конфессиональной деятельностью городских протестантов, четко выявляя сферы надзора — бракоразводные дела протестантов, деятельность пасторов общин, переход лютеран и реформатов в православную веру и т. д.

Заложенный в 1703 г. город Санкт-Петербург уже спустя десятилетие был объявлен новой столицей России. В поисках заработка и достойного общественного положения сюда мигрировали многочисленные выходцы из Голландии, Дании, Франции, Англии, Швейцарии и княжеств Германии. В Петербург же переселялись и московские, архангельские,_ казанские, астраханские колонисты из числа немцев, англичан и т. д.— здесь, более чем в любом другом уголке России, было удобнее получать доходы и продвигаться по службе.

Подавляющее большинство западноевропейских мигрантов исповедовали различные формы протестантской идеологии — лютеранство, кальвинизм (реформатство) и англиканство. Первые общины протестантов города складывались в дни начала его строительства в 1703 г., к концу же столетия в Петербурге действовали 12 общин (3 немецкие лютеранские, 2 разнонациональные лютеранские в кадетских корпусах, 1 финская лютеранская, 1 шведская лютеранская, 1 голландская реформатская, 1 немецкая реформатская, 1 французская реформатская, 1 англиканская, 1 немецкая «Евангелических братьев») с совокупной численностью более 6000 конфирмованных прихожан1. Почти каждая из общин к концу века имела свою собственную кирку (в кадетских корпусах — залы для богослужений) со скамьями от нескольких десятков до нескольких тысяч посадочных мест для слушателей проповедей.

Отсутствие какой-либо централизованной структуры конфессионального управления общинами протестантов в России затрудняло процессы взаимодействия представителей органов государственной власти и членов советов городских общин. Система отношений выстраивалась в течение столетия, приняв завершенный вид лишь в первой половине XIX в.

Аспекты развития связей представителей протестантских конфессий в России XVIII в. с представителями органов власти в историографической литературе, к сожалению, отмечены крайне слабо. Немецкие пасторы А. Ф. Бюшинг и И. X. Грот, жившие во второй половине столетия в Петербурге, в своих трудах обошли их вниманием по причине внутренней логики их сочинений, предназначенных исключительно для систематизации исторических фактов жизни протестантов; даваемые же ими сведения, где присутствовала информация об акциях властей в сферах конфессиональной деятельности, были эмоционально окрашены выражением чувств благодарности российским государям за их протекционистскую политику по отношению к иноверцам2. Российские историки XIX-XX вв. Д. В. Извеков, М. Е. Крас-ножен, Т. И. Буткевич, О. В. Курило в статьях и монографиях также ограничивались лишь короткими упоминаниями о разрешительной политике правительства для протестантов3. Первой попыткой изучения проблемы можно посчитать публикацию книги Н. Д, Кузнецова4, в которой были упомянуты и проанализированы некоторые факты деятельности органов власти по отношению к находящимся в XVIII в. в стране протестантам. Впоследствии тема детально исследовалась лишь на рубеже XX-XXI вв. в статьях автора предлагаемой работы5.

Приступая к исследованию процессов складывания отношений между представителями протестантских общин и представителями органов власти в России XVIII в., прежде всего отметим особенности системы влияния российского государства в XVIII столетии на конфессиональную жизнь иноверцев.

Практика отношений протестантов с Юстиц-коллегией лифляндских, эстляндских и финляндских дел и Сенатом

Ситуация в сфере правоприменительных действий правительства России по отношению к протестантам в первой трети XVIII в. характеризовалась значительной степенью противоречивости в процессах идентификации статусных полномочий субъектов права. Созданная Петром I в 1702 г. Тайная Коллегия Военного Совета была призвана разбирать все судебные дела иноверных христиан (подавляющее большинство которых составляли протестанты), отвечая за свои решения исключительно перед государем. Сведений о функционировании этой Коллегии, к сожалению, недостаточно, чтобы судить о способах ее деятельности; известно лишь, что она являлась органом оперативного разбирательства в любого рода конфликтах, где были замешаны военные из числа иностранцев. После окончания Северной войны систему органов власти, осуществлявших контроль за религиозной деятельностью как католиков, так и протестантов, стала представлять связка правительственного аппарата Сената и Синода, не имевшая, правда, права влиять ни на один ее аспект. «Тайная Коллегия» к этому времени, из-за стремительного увеличения числа неправославного населения России, потеряла возможность эффективного судебного управления иноверцами, в результате чего в 1727 г., фактически взамен нее, при Юстиц-коллегии была учреждена и Юстиц-коллегия лифляндских и эстляндских дел, задачей которой предполагалось решение всякого рода проблем, связанных с имуществом на завоеванных территориях и их жителями-лютеранами. Стали, таким образом, очерчиваться контуры структуры органов власти, в сфере юрисдикции которых оказался контроль за гражданской и конфессиональной деятельностью протестантов России. Изучение особенностей правовой специфики статуса Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских (а с 1762 г. и финляндских) дел показало, что подавляющая часть расследований6 приходилась на уголовно-административную сферу разбирательств о тяжбах в отношении наследства, купли-продажи объектов собственности, оплаты труда наемных рабочих, возвращения денежных кредитов и т. д. Сотни дел касались проблем регулирования семейно-правового состояния иноверцев—разводов супругов или, например, разрешения на брак дальних родственников. Несколько десятков решений были вынесены по конфессиональным делам неправославных христиан7,— о посылке пасторов к пленным единоверцам, конфликтах между представителями различных общин, выдаче свидетельств

священнослужителям на право их деятельности, жалобах прихожан на поведение членов совета и т. п. Гражданские и уголовные сюжеты рассматривались уже в первые месяцы существования Юстиц-коллегии лифляндских и эстляндских дел, конфессиональные же дела стали приниматься к расследованию только в 30-е гг. столетия.

Рамки юрисдикции Коллегии в вопросах конфессиональный жизни протестантов определялись по мере возникновения судебных прецедентов. Первой сферой правовой деятельности явились дела о расторжении браков. После подачи в 1734 г. челобитной петербургского лютеранина Георга Напиера с просьбой решить его дело о разводе со сбежавшей от него женой-прелюбодейкой, императрица Анна Иоанновна 23 февраля 1734 г. указала, что впредь «такие духовные иностранных (канонов случающихся) дела рассматривать только в Юстиц-Коллегии на основании каждого исповедания, призывая к тому рассмотрению и духовных персон, обретавшихся. .. законов... и решение чинить вместе с ними»8.0 правовом новшестве Сенату надлежало послать уведомление и в саму Юстиц-коллегию лифляндских и эстляндских дел, и в Правительствующий Синод. С марта 1734 г. все бракоразводные процессы иноверцев (и протестантов, и католиков) рассматривались исключительно в Коллегии. Мотивами к подаче исков выступали случаи супружеской неверности, многолетнего отсутствия мужа или жены из-за отъезда куда-либо, физической расправы кого-либо из супругов с противной стороной и т. д.

Полтора десятилетия чиновники Коллегии в основном занимались вопросами расторжения браков заинтересованных протестантов Петербурга и провинций. В конце 40-х гг., однако, произошел знаковый судебный эксцесс разбирательства конфликта между пастором И. Карпом и членами совета столичной голландской реформатской общины, характеризовавшийся уже вмешательством правительства в организационные дела протестантов. Это дело можно условно считать отправной точкой в процессе «втягивания» форм деятельности должностных лиц иноверных общин в общее правовое поле российского государства. Чиновники Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел стали время от времени вмешиваться в процессы внутриобщинной жизни протестантов, откликаясь на доноше-ния должностных лиц приходов9. Подобных дел было немного, примером же конфликтов могут послужить описанные И. X. Гротом обстоятельства судебной тяжбы 1776 г., устроенной ректором лютеранской школы Я. Герольде10. Ректор подал в Юстиц-коллегию жалобу о том, что пастор его общины пытается сместить его с должности, а церковный конвент отклоняет все ходатайства о защите его достоинства. Коллегия приняла дело к производству и вызвала заинтересованных лиц на допрос. Намеченный ход следствия был нарушен подачей очень эмоциональной жалобы ректора против самого конвента. Чиновники известили совет общины, что Коллегии недостаточно устных объяснений и ответ на ее запрос должен быть дан уже в письменной форме. Ректору же было сделано замечание о несдержанности его поведения. Совету» тем не менее, в конечном итоге было предоставлено право самому разобраться в деле и вынести окончательный приговор с непременной обязанностью доложить Коллегии о сделанных выводах11.

С 30-х гг. XVIII в. наблюдались попытки усиления влияния чиновников Юстиц-коллегии лифляндских и эстляндских дел в сфере надзора за процессами постановки протестантских и католических пасторов в завоеванных провинциях (почти все полномочия в этом вопросе де-факто долгие годы были переданы Синоду) и выполнения ими законодательных актов. Идея упорядоченного контроля за деятельностью проповедников в провинциях в течение столетия всё же реализована не была, в период начала правления Екатерины II, однако, были легитимизированы права Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел на судебный контроль за деятельностью пасторов непосредственно петербургских общин. Произошло это после объявления указаний Коллегии от 3 марта 1764 г. о регламентировании вопросов заключения браков между протестантами. А. Ф. Бюшинг и И. X. Грот в довольно эмоциональной форме описали ситуацию неприятия пасторами инструкций от Коллегии. Будучи уверенными, что все проблемы конфессиональной жизни общин города находятся в сфере юрисдикции исключительно монарха, служители посчитали указания попыткой ущемления их привилегий, закрепленных в текстах манифестов Петра I, Анны Ивановны и Екатерины II. 22 марта, после вызова на допрос в Юстиц-Коллегию по делу о нарушении пунктов этого распоряжения пасторов шведской общины Св. Екатерины и немецкой Св. Анны И. Хорнберга и М. Гросскрейца, последний был арестован за дерзкие слова о том, что он не знает никакого императорского указа по поводу браков, и посажен в чулан. Скорым возвращением свободы М. Гросскрейц был обязан энергичным усилиям А. Ф. Бю-шинга, собравшего всех протестантских пасторов столицы для принятия петиции в адрес Коллегии. Одновременно были составлены тексты письма Екатерине П и прошения в Сенат, подписанные патронами и пасторами общин с жалобами на действия чиновников. Пасторы выражали надежду, что императрица возьмет под свое покровительство лютеранские и реформатские общины Петербурга. А. Ф. Бюшинг просил о содействии и влиятельных прихожан из числа министров, и посланников. Единственным результатом этих обращений, по словам И. X. Грота, стало освобождение Гросскрейца, проведшего в чулане 5 дней12.

Логическим завершением процесса систематизации форм отношений проповедников и представителей органов власти стало сочинение в 1775 г. специального устава из 14 разделов, где подробным образом были расписаны обязанности иноверных служителей перед государством. Пасторы, по распоряжению чиновников Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел, не имели права совершать обряды над лицами православного вероисповедания; крестить любого ребенка, если не было твердых доказательств, что хотя бы один из его родителей мог принадлежать к греко-российской церкви; причислять к составу общины православных, венчать их и т. д. Было запрещено производить церемонии венчания между кровными родственниками, как и представителями различных общин без предъявления ими свидетельств о принадлежности к тому или иному приходу, заключать браки во время поста и решать вопросы супружеских разводов без рассмотрения подобных дел в Юстиц-коллегии. Пасторы должны были проводить ежегодные торжественные богослужения в дни празднования события рождения императрицы и пасхальную неделю. Один из разделов текста обязывал петербургских служителей (поскольку в уставе отсутствуют другие признаки обращения членов Коллегии к кому-либо еще, можем уверенно предположить, что объектом данного закона, в первую очередь, были именно столичные пасторы) ежемесячно представлять письменный доклад на имя генерал-аншефа Чичерина, в котором должны были быть отмечены, без указания конкретных имен, понедельные данные о количестве родившихся, венчавшихся и умерших в&общине людей13. После дублирующего распоряжения губернатора барона Ф. Унгерн-Штернберга в ноябре 1776 г. о предоставлении в Юстиц-коллегию сведений о количестве проводимых ритуалов крещений, погребений и заключения браков у иноверцев Петербурга и его окрестностей

(власть интересовалась в первую очередь данными о рождаемости и смертности) пасторы общин стали сообщать данные по своим приходам. Неизвестно, как долго выполнялось это постановление и всеми ли пасторами — в фонде Юстиц-коллегии РГАДА находится лишь один реестр расписок десяти пасторов за январь 1777 г. (всего же в круг действия указа было включено 35 священнослужителей)14.

Формально требуя выполнения пунктов устава 1775 г. всеми служителями протестантских общин Империи, члены Коллегии, тем не менее, в 70-90-х гг. фактически передавали возможность решения многих вопросов консисториям завоеванных в начале столетия земель15. С начала времени правления Павла I Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел был поручен централизованный контроль за деятельностью всех консисторий. С 1797 же года, по указу от 9 марта, пасторы всех земель передавали в Юстиц-коллегию по ее требованию краткие конфессиональные характеристики на того или иного прихожанина: когда им было принято первое причастие и как он соблюдает законы добропорядочной жизни16. Несмотря на столь видимые меры по ужесточению надзора за деятельностью пасторов и их паствы, система внутриорганизационной работы общин — создание их уставов, собрания совета и прихожан, процедуры ритуала; приглашение богословов на должность пасторов, их избрание и утверждение результатов выборов — ив конце XVIII в., как и в течение всего столетия, оставалась вне юрисдикции Коллегии. Ее чиновники, однако, оставляли за собой право третейских судей в случаях конфликтов между группами членов советов общин и, тем более, между целыми общинами — эти ситуации рассматривались уже как административные противоречия, разрешать которые и был призван орган государственной власти.

С времен царствования Елизаветы Петровны Юстиц-коллегия лифляндских и эстляндских дел имела в своем штате неизменные до конца столетия должности президента и вице-президента, двоих советников и двоих заседателей. Техническую работу выполняли секретари, переводчики и писари; надзор же за деятельностью аппарата осуществлял прокурор, назначенный Сенатом из числа русских. И. X. Грот отмечал, что почти всегда руководителями Коллегии являлись немцы лютеранского исповедания; два реформата были соответственно советником и вице-президентом. Дважды членами совета были и русские17. Десятилетия существования Коллегии мало изменили принципы организации ее деятельности. Чиновники достаточно регулярно собирались на ее заседания (в первое время, по свидетельству И. X. Грота, всем его участникам рассылались письменные уведомления с указанием даты встречи, впоследствии извещения приходили только приглашенным пасторам18), рассаживаясь за столом в зависимости от своего ранга. Секретари объясняли суть дела, выслушивалось мнение участвующих в процессе сторон и затем голосованием членов Коллегии выносился приговор. Сидевший за отдельным столом прокурор имел привилегию давать согласие на обнародование принимаемых постановлений. Заседания назначались по мере накопления принятых к рассмотрению дел19.

Контрольную функцию за деятельностью Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел с начала второй четверти столетия исполняли чиновники Сената, бравшие к рассмотрению лишь те следственные сюжеты гражданских и уголовных дел, которые заводили в правовой тупик заседателей самой Коллегии. Число процессов, где исследовались и конфессиональные мотивы в структуре отмеченных дел, было совсем невелико, и в них фигурировали личности протестантов, живших за пределами города.

Отношения протестантов с Синодом

Функции Синода никакими указами четко не были определены и, на практике, в первой половине XVIII в. в делах иноверцев-протестантов довольно часто пересекались с судебной деятельностью Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел. Высокая степень активности членов Синода в попытках усилить влияние духовного ведомства в сфере управления государством не меняла расклад статусных возможностей различных правительственных учреждений России. Роль Синода в системе администрирования с 1721 г. была незначительна и наверняка не отвечала ожиданиям его руководителей. Набор полномочий «духовной Коллегии» в решении вопросов жизни неправославных христиан почти не распространялся дальше рамок возможностей контроля за переменой ими веры или обстоятельствами постановки пасторов в приходах провинций.

Главной задачей Синода сразу после его учреждения обозначилось наведение порядка в сфере конфессиональной идентификации жителей новозавоеванных областей — с начала 20-х гг. множилось число примеров обратного перехода в собственную веру перекрещенных в православие протестантов. После одного из ставших известных Синоду случаев, когда петербуржская лютеранка Екатерина на исповеди в кирке Св. Петра сообщила пастору Г. Нацциусу о том, что в первом замужестве она побывала православной, а после выхода замуж за лютеранина вновь вернулась в свою религию20, член Синода преосвященный Питирим (оставив, кстати, на совести Нацциуса проступок утаивания от властей факта измены православию) издал «определение» служителям всех иноверных церквей. Теперь им вменялось в обязанность спрашивать с пристрастием всех приходящих на исповедь — не были ли они крещены в веру греческую, точно ли прежде не сочетались браком с православными супругами и не покинули ли их из-за неприятия новой для себя веры. При утвердительном ответе пастор должен был донести на отступников в Канцелярию Синода. Отдельно был записан пункт о запрете пропаганды в среде православных любых догматов иноверцев. Невыполнение перечисленных инструкций угрожало пастору лишением сана и преследованием его государством как гражданского преступника. Питирим распорядился переслать определения шведским пасторам Я. Майделину и X. Мелартопеусу для распространения сути документа среди протестантского духовенства (Синод еще в 1724 г. назначил Я. Майделина пробстом над всеми шведско-финскими общинами Петербурга и прилегающих к нему местностей). Замечательно, что пастор в документе назван препозитом «лютерской нации» — эта фраза дает основания предположить отношение Синода к Майделину как руководителю всех имеющихся в столице протестантов. После повторного напоминания указаний Я. Майделину определением уже преосвященного Рафаила в Синод поступило уведомление от пробста с приложением нескольких листов расписок пасторов из провинции21.

Особое внимание Синод стал уделять вопросам принятия протестантами православной религии. Перекрещивались в основном лютеране — источники фиксируют сотни имен неофитов. Большинство перешли в православие в период правления императрицы Елизаветы, что объяснялось их желанием сделать удачную карьеру в структурах армии, флота и, иногда, бюрократического аппарата. Порой к смене религиозного вероисповедания протестантов толкали жизненные обстоятельства. Случаи перехода в православие реформатов были исключительно редки — по подсчетам Санкт-Петербургской Духовной Канцелярии, за 1748-1749 гг., например, в городе перекрещена была лишь девица Анна Армитаж, дочь капитана

одного из морских кораблей22 (в этот же период православными стали десятки лютеран).

Значительную часть усилий руководители Синода затрачивали на решение вопросов судебных разбирательств конфессиональных дел протестантов, координируя по возможности свою работу с деятельностью чиновников Юстиц-коллегии или просто выполняя их поручения.

Имена пасторов шведско-финских общин встречаются в материалах документации Синода чаще, чем имена пасторов всех остальных общин города. Большинство заведенных дел имели скандальный характер, что объясняется крайней степенью неорганизованности общин шведов и финнов в ранний период их становления и обстоятельствами борьбы кандидатов за приходы в близлежащих провинциях. В 1728 г., например, в своем доношении в Синод петербургский проповедник и «пре-позит» Я. Майделин просил властей определить в пасторы дудергофской кирки некоего Маркуса Розениуса, прибывшего из Финляндии (Майделин в течение всего срока своего служения усердно пытался распространять свое влияние в вопросах назначения тех или иных кандидатур на должности пасторов в провинциальных приходах финских лютеран). На это же место претендовал и пастор небольшой соседней кирки «студент» ЯковГоппиус23. Я. Майделин устроил Гоппиусу экзамен и отметил, что «студент» пока «в пасторском деле не совсем искусен»24. Член Святого Синода преосвященный Питирим, получив через Главную Дворцовую Канцелярию прошение прихожан об их желании видеть пастором Гоппиуса, направил в Дудоро-во секретарей Синода иторцовой Канцелярии. Поскольку нарочные подтвердили предпочтения прихожан в отношении Гоппиуса, Питирим распорядился поставить пастором именно его, Майделину же было отправлено частное определение о том, что Розениусу он протежировал за мзду, «поступив страстно», и что в следующем подобном случае препозита будет ожидать большой штраф25. Майделин, видимо, еще надеялся на благоприятный для себя и Розениуса исход дела и оттягивал время принятия Гоппиусом присяги властям26 до тех пор, пока солдат Преображенского полка, по указу Питирима, не препроводил «студента» и препозита в Синод для прочтения клятвы27.

Конфликты, участвующими сторонами в которых выступали только протестанты, ставили порой руководство Синода в правовой тупик. Так, однажды из Юстиц-коллегии лифляндских и эстляндских дел в Синод были доставлены несколько лютеран для принятия присяги перед дачей показаний в Надворном суде, где некая иноземка Варвара Яганова обвиняла мастера колокольной игры в Петропавловском соборе Иоганна Ферстера, его жену и ученика в нанесении ей побоев и оскорблений. Нашлись, однако, свидетели, рекомендовавшие Яганову как женщину чересчур легкого нрава, чьи слова не должны вызывать доверия властей28. Принимая во внимание обстоятельство, что если бы даже сама истица была православной, то по законам русской церкви она не имела бы права защищать себя в суде, будучи подозреваемой в прелюбодеянии (да и клятва протестантов перед Синодом могла бы оказаться фиктивной), преосвященный Питирим отправил фигурантов дела для присяги к лютеранским пасторам.

Перечисленные прецеденты разбирательств являлись едва ли не полным перечнем примеров деятельности Синода в отношении иноверцев: именно на 2040-е гг. XVIII в. приходится наиболее интенсивная работа его руководителей в сфере надзора за конфессиональной деятельностью протестантов. Члены этого органа власти, по мере сил и статусных полномочий, осуществляли внешний и во

многом формальный контроль за жизнью иноверцев, проявлявшийся в учете количества принявших православие лютеран и реформатов и в помощи Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел в экспертизе конфессиональных дел неправославных христиан. Исполнительскую инициативу Синода, конечно же, сковывали как фактор отсутствия регламента его деятельности, так и обстоятельства явного приоритета других правительственных структур перед статусом самой «духовной Коллегии», с первого года своего учреждения не имевшей права реально влиять ни на один аспект самовыражения иноверцев в России. Хорошо заметна тенденция резкого снижения количества рассматриваемых Синодом дел протестантов во второй половине столетия, что объясняется процессами полного перехода функций контроля за деятельностью иноверцев непосредственно в ведение Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел.

Характеризуя общую ситуацию складывания взаимоотношений различных органов российской власти с протестантами, можно отметить, что фактор отсутствия специально разработанной четкой функциональной схемы связей между государством и общинами в течение всего столетия, в целом, не сказывался на качестве самих отношений — основные проблемы деятельности приходов (их развитие и свобода проведения служб) были решены манифестами монархов об иноверцах; ситуации выхода отдельных лютеран и реформатов за рамки легитимного поля гражданской или конфессиональной жизни рассматривались в Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел и в Сенате; Синод же де-факто играл роль консультирующего органа Коллегии с правом внешнего контроля за организациями протестантов и решения вопросов перехода кого-либо из них в православие.

В 60-70 гг. XVIII столетия деятельность лютеранских и реформатских общин в России и непосредственно в Петербурге была поставлена под формальный надзор со стороны государства. Формировавшаяся система судопроизводства конфессиональных дел протестантов существенно отличалась от сложившихся в Западной Европе традиций контроля властями елигиозной жизни граждан29: все полномочия судебных разбирательств и вынесения приговоров по вопросам внутриобщин-ной жизни или нарушения предписаний чиновников были переданы органу правительства, находившемуся в субординационном подчинении у Сената. Наступила последняя фаза процесса «встраивания» общин в целостную структуру государства абсолютистского типа, завершившаяся изданием системного ряда законодательных актов о протестантах в первой половине XIX в.

Примечания

в Петербурге в I четв. XVIII в. // Феномен Петербурга: Тр. III Междунар. конф. СПб., 2006; Он же. Политика российского правительства в XVIII в. по отношению к иноверцам // Свобода совести и вероуважения — основы межконфессионального и гражданского согласия: Материалы межрегион. науч.-практ. конф. Челябинск, 2001. С. 30-33; Он же. Протестантские общины в Петербурге во II четверти XVIII в. // Феномен Петербурга: Тр. IV Междунар. конф. СПб., (В печати); Он же. Протестантские общины в Петербурге в XVIII веке. Челябинск, 2006.