Спросить
Войти
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2018. № 6
Павел Николаевич Дудин,
кандидат политических наук, директор Центра изучения государства и права стран Восточной Азии Восточно-Сибирского государственного университета технологий и управления (Россия), e-mail: dudin2pave¡@ gmail.com
БУФЕРНЫЕ ГОСУДАРСТВА КАК ИНСТРУМЕНТ ОБЕСПЕЧЕНИЯ СТРАТЕГИЧЕСКОГО ПРИСУТСТВИЯ В РЕГИОНЕ ВОСТОЧНОЙ АЗИИ: СОВЕТСКИЙ И ЯПОНСКИЙ ОПЫТ1
В настоящей статье анализируются советские и японские представления о феномене буферной государственности. Связано это с тем, что именно Россия (а позднее — СССР) и Япония были основными игроками на международной арене в пространстве Восточной Азии в первой половине ХХв. и именно эти страны выстраивали цепь буферных государств, которые были призваны, с одной стороны, обеспечить их присутствие в регионе, а с другой — защитить от потенциальной военной угрозы. Для Советской России действенным инструментом, успешно решившим поставленную задачу, выступала Дальневосточная Республика, существовавшая в 1920-1922 гг. на большей территории современного Дальневосточного федерального округа со столицами в Верхнеудинске (в настоящее время — Улан-Удэ) и Чите. Для Японии попытки сформировать буферную государственность на территории Сибири остались на уровне планов, тогда как политика в отношении занятых регионов Северо-Восточного Китая оказалась более успешной. Занятие Маньчжурии и создание «идеального государства» Маньчжоу-Го, формирование буферных автономий в 1935-1937 гг. на территории Северного и Восточного Китая, а также буферных государств, консолидированных в 1940 г. в альтернативную «Китайскую республику», позволили на практике отработать модель военного и экономического присутствия, которая затем была распространена на другие азиатские регионы, оказавшиеся в зоне японской оккупации.
Pavel Nikolaevich Dudin,
Kandidat of Political Science, Director, Centerfor the Study of State andLaw in East Asian Countries, East Siberia State University of Technology and Management (Russia), e-mail: dudin2pavel@gmail.com
BUFFER STATES AS A TOOL FOR ENSURING
A STRATEGIC PRESENCE IN THE EAST ASIAN
REGION: THE SOVIET AND JAPANESE EXPERIENCE
This article analyzes Soviet and Japanese ideas of the phenomenon of buffer statehood. Russia (and later the USSR) and Japan were the main players in the international arena of northeast Asia in the first half of the 20th century, and it is these countries which built up a chain of buffer states that were designed, on the one hand, to ensure their presence in the region and, on the other hand, to protect them from potential military threats. For Soviet Russia, the Far Eastern Republic, which existed in 1920-1922 with capitals in Verkhneudinsk (currently Ulan-Ude) and Chita, acted as an effective tooI that successfully served these ends in the majority of the territory of the modern Far Eastern Federal District. For Japan, attempts to form a buffer state in the territory of Siberia remained at the pIanning IeveI, whiIe the policy for the occupied regions ofnortheast China proved to be more successful. The occupation of Manchuria and the creation of the "ideal state" of Manchukuo, the formation of buffer autonomies in 1935-1937 on the territory of northern and eastern China, and consolidation of the buffer states n 1940 into the alternative "Republic of China" allowed the Japanese to work out in practice a model of military and economic presence which was then extended to other Asian regions that were in their zone of occupation.
В последнее десятилетие для нашей страны образование и существование буферных зон стало реальностью, которая в некоторых случаях способствовала замораживанию конфликтов на южных рубежах, а в ряде случаев — их провоцировала. Речь идет о Южной Осетии и Абхазии в качестве буферных зон со стороны прозападной Грузии2 или Донецкой и Луганской народных республик — со стороны Украины3. Эта ситуация не является уникальной. При отграничении нашей страны от Запада в начале XX в. буферные территории называли Zwischeneuropa4. Для Азии своеобразным геополитическим положением отличается Непал, «втиснутый» между Индией и Китаем. Не имея доступа к ресурсам или территориям5, он долгое время служит сдерживающим фактором в вопросе взаимных территориальных претензий.
Для России современное состояние внешней политики — как в Азии в целом, так и на Дальнем Востоке в частности — свидетельствует о том, что задачи, выдвигаемые перед отечественной наукой с конца XIX до середины ХХ в., не утратили своей значимости и сегодня. Во-первых, речь по-прежнему идет о безопасности восточных границ, при том что место Японии, доминирующей в регионе в первой половине XX в., сегодня занимают США и ряд других «дружественных» государств, а действия руководства КНДР, внешне кажущиеся все более публичными, на практике становятся все менее предсказуемыми.
Во-вторых, Россия до сих пор нуждается в устойчивой связи с дальневосточными регионами и их развитии, что Президент России В.В. Путин подчеркнул в своем послании к Федеральному Собранию в марте 2018 г. и в ходе очередной «Прямой линии». Для этого указом от 3 ноября 2018 г. № 632 Республика Бурятия и Забайкальский край переведены из состава Сибирского федерального округа в Дальневосточный.
В-третьих, актуальной остается проблема логистики вообще и незамерзающих портов в частности, которая сто лет назад решалась с помощью строительства КВЖД и аренды ряда территорий внутри континентального Китая, что также требовало изрядных усилий со стороны научного сообщества, предлагающего соответствующие механизмы и инструменты решения заявленной задачи, а сегодня — хранящего оглушительное молчание.
В-четвертых, «уход» России из Монголии создал военный, культурный, образовательный и идеологический «вакуум», который быстро заполняется представителями западного сообщества. Аналогичная ситуация наблюдается и в Китае, где происходит коренной пересмотр подходов и принципов в ряде сфер общественной жизни, «оставшихся» от времен советско-китайской дружбы и взаимопомощи. Связано это с текущей гуманитарной экспансией, сопоставимой по своим масштабам и результатам с военной экспансией, которую демонстрировали наши противники в первой половине ХХ в. Активность и результативность в этом направлении проявляла все та же Япония, создававшая цепь буферных государств и автономий, служащих и опорной базой по продвижению в глубь континента, и ресурсной базой для пополнения быстро истощаемых ресурсов как внутри страны, так и на занятых территориях.
Значимость рассматриваемого в данной статье региона определялась тем, что он отличался национальным, культурным и религиозным разнообразием, концентрируя на своей территории интересы крупных западных держав и Советской России. Поэтому он мог выступать экспериментальной площадкой для отработки
определенных подходов и технологий, успешность которых позволила бы Японии тиражировать полученный опыт на подконтрольные ей страны, таким образом установить гегемонию на всем Дальнем Востоке и создать крупнейшую империю в Азии.
С целью сдерживания влияния японского «Антикоммунистического пояса» в регионе советской стороной были предприняты шаги по созданию так называемого «Коммунистического пояса» — территорий во фронтирной зоне российско-китайского (бывшего российско-цинского) приграничья, имевших формальную независимость и находившихся под советским влиянием и гарантировавших сдерживание наступательных инициатив противника (например, Халха-Монголия, Тува, Дальневосточная Республика (ДВР), Китайская Советская Республика, а позднее — и Восточно-Туркестанская революционная республика).
Исходя из этого, научной задачей настоящей статьи является анализ позиций советской и японской сторон на предмет создания буферных государств в обозначенном регионе и выделение их основных признаков.
В советском понимании буферного государства на первый план выходила «антиконфликтная» составляющая, в соответствии с аргументами которой риск возникновения международных конфликтов мог быть снижен посредством образования так называемых буферных государств. Им придавался статус постоянно нейтрального государства, не участвующего в войне и тем самым избавляющего от угрозы ее возникновения между сопредельными и конкурирующими державами6. Историческое происхождение постоянного нейтралитета, по мнению советских ученых7, было основано на соревновании великих держав и предполагало наличие системы барьеров и буферных государств на важнейших стратегических путях.
На этих же позициях стояла и зарубежная научная мысль того времени. Так Л. Оппенгейм соотносил между собой буферное и нейтрализованное государство, говоря о том, что это государство, независимость и неприкосновенность которого на все будущее время гарантирована международным соглашением держав при условии, что такое государство само обязуется никогда не поднимать оружие против какого-либо другого государства, за исключением случаев обороны от нападения, и никогда не вступать в такие международные
обязательства, которые косвенно могли бы вовлечь его в войну8. А Ч. Хайд говорил о том, что буферные государства формируются из предполагаемых или естественных районов военных действий9.
Классическим примером договорного и организованного буферного государства в районе предполагаемых военных действий была ДВР, которая существовала с 6 апреля 1920 г. до 14 ноября 1922 г.10 В докладе, представленном к заседанию коммунистической фракции VIII Всероссийского съезда советов, В.И. Ленин обосновывал причины создания ДВР тем, что невозможность ведения войны с Японией заставляет советское руководство предпринять все необходимые шаги для ее избежания11.
В декабре 1920 г. он писал, что «.. .обстоятельства принудили к созданию буферного государства — в виде Дальневосточной Республики, поскольку мы прекрасно знаем, какие неимоверные бедствия терпят сибирские крестьяне от японского империализма, какое неслыханное количество зверств проделали японцы в Сибири»12, и далее: «Мы окажемся идиотами, если дадим себя увлечь глупым движением в глубь Сибири, а в это время Деникин оживет и поляки ударят. Это будет преступление»13. Он подчеркивал, что рабоче-крестьянское правительство, именно потому, что оно придерживалось миролюбивых принципов, пошло на признание буферного государства на Дальнем Востоке14.
В сложившихся условиях ЦК РКП(б) и Советское правительство приняли решение о создании на Дальнем Востоке буферного государства, во главе которого стояли бы сторонники советской власти, контролируемые Москвой и способные противостоять планам Японии (а в возможной перспективе — и США) предпринять аналогичные действия и создать на занятых и контролируемых ими сибирских и дальневосточных территориях буржуазные республики.
Именно поэтому все управленческие кадры были определены на базе Сибирского бюро ЦК РКП(б), при этом состояли преимущественно из местных революционеров: членов Дальбюро Н.К. Гончарова, А.М. Краснощекова и А.А. Ширямова, которые уже работали в Верх-неудинске, а также П.М. Никифорова, И.Г. Кушнарева и С.Г. Лазо, которые прибыли из Владивостока вместе с кандидатом в состав Дальбюро П.П. Постышевым15. Таким образом была осуществлена опора на местные кадры, которые хорошо знали ситуацию в регионе и пользовались определенным авторитетом у населения.
На первых этапах ДВР не была признана Советской Россией16, что не мешает рассматривать ее как определенный ресурс обеспечения советских интересов. Основная цель состояла в том, чтобы оградить молодое Советское государство от юридических претензий Японии, избежать прямых военных действий17 и создать «настоящий буфер, который будет закрывать японскому империализму доступ в глубину Сибири»18. Для этого было осуществлено признание правительства «независимой» ДВР, 15 июля 1920 г. подписан между советской, японской сторонами и ДВР договор о перемирии, а также состоялся обмен нотами.
В нотах по вопросу о создании ДВР были закреплены принципы установления буферного государства, поддерживающего у себя демократический строй и экономическую связь с Японией и не допускающего вмешательства извне в его внутренние дела. Предполагалось создание «единого правительства» и поддержание теснейшей дружбы с Японией. Идеология нового государства должна была опираться не на коммунистические взгляды, а на широкие демократические принципы19. Вопрос о государственном устройстве должен был определить съезд населения всего Дальнего Востока. Япония должна была начать эвакуацию своих войск, однако переговоры между представителями ДВР и Японии по этому вопросу проходили с трудом. Япония предъявила ДВР 17 требований20, напоминающих по своему характеру «Двадцать одно требование» к руководству Китая в 1915 г.
Вооруженные силы Советской России не должны были допускаться на территорию нового государства, чего в конечном счете
удалось добиться. На базе Народно-революционной армии г. Иркутска, переименованной Приказом № 1 Иркутского ревкома от 22 января 1920 г. в Восточно-Сибирскую Советскую армию, была создана Прибайкальская Народно-революционная армия. Позже переименована в Забайкальскую, а в марте 1920 г. — в Народно-революционную армию ДВР21, ставшую ее вооруженными силами.
При этом руководство Советской России могло косвенно опираться и на третьи страны, так как в регионе, например, существовали еще и американские интересы. США официально заявляли, что были настроены не допустить создания между Россией и территориями, находящимися в 1919-1920 гг. под их контролем, буферных государств22, поскольку осознавали реальную угрозу американским торговым интересам в тихоокеанской акватории. Для этого американцы даже готовы были потребовать возвращения Китаю Шаньдуна, а России — Южного Сахалина23. Налицо был назревающий конфликт между США и Японией за господство как на Тихом океане, так и на азиатском континенте и преимущественно — в Китае. В.И. Ленин писал, что столкновение растет и делает войну между Америкой и Японией неизбежной24. Это и произошло два десятилетия спустя, когда провоцируемый западными державами Китай окончательно испортил отношения с Японией, а Япония, в свою очередь, загнанная в угол своей политикой, требующей колоссальных усилий и ресурсов, не видела иного выхода, кроме военной кампании против США.
В итоге поставленная цель была достигнута: был обеспечен вывод с территории ДВР японских войск, за которым последовал разгром Красной армией белых, после чего была установлена советская власть25, а ДВР вошла в состав РСФСР.
Таким образом, ДВР реализовала «антивоенную» модель буферного государства, первостепенной целью которого было снижение военной угрозы или избавление от нее, а второстепенной — создание заслона для фактического и идеологического продвижения в глубь страны контрагента.
Япония пыталась сконструировать иную, «экспансионистскую» модель. Японская континентальная политика была сформулирована
в «Двадцати одном требовании» Китаю 1915 г., где красной нитью проходила необходимость признания за Японией ее особого положения в Маньчжурии и Северном Китае, которое она поступательно усиливала и увеличивала.
В 1920-е гг. Япония добивалась отторжения северной части Сахалина, а затем и захвата советской территории вплоть до Урала посредством создания буферного государства во главе с атаманом Г.М. Семеновым26. Эмигрировавшие в Маньчжурию белогвардейцы вынашивали планы «самоопределения» Восточной Сибири и превращения ее в буферное белогвардейское государство27 для дальнейшей борьбы против советской власти28. Позднее белая эмиграция сосредоточилась в Маньчжоу-Го.
Некоторые советские авторы, между прочим, называли Маньчжоу-Го буферным государством29, с чем согласиться нельзя. В отличие от ДВР, цель Сибирского буферного государства заключалась в закреплении на потенциально занятых и подконтрольных территориях, которые необходимо было вывести из-под суверенитета контрагента. Позднее, уже во время судебного процесса, Г.М. Семенов показал: «В 1926 г. при встрече со мной Танака сказал, что когда он станет премьером, то направит деятельность японского правительства на осуществление давно намеченного им плана отторжения Восточной Сибири от СССР и добьется создания на этой территории "буферного государства". Танака обещал мне пост руководителя будущего дальневосточного правительства. Танака указал, что при выборе окончательного плана нападения на СССР будут учтены также возможности русских белоэмигрантов, проживающих в сфере японского влияния. Танака порекомендовал мне активизировать подготовку белоэмигрантов к войне против СССР с таким расчетом, чтобы они могли сыграть в ней свою роль»30.
В 1931 г. к Японии были присоединены северо-восточные провинции, созданные некоторое время назад на базе Маньчжурии, при этом Япония сумела предотвратить международное вмешательство. В 1933 г. она присоединила Жэхэ. К осени 1935 г. наметилось
несколько путей развития событий. Наиболее вероятный из них предполагал предоставление созданному на занятых территориях государству Маньчжоу-Го относительной самостоятельности при сохранении в его системе управления японских советников и представителей Квантунской армии, а также образование автономий на базе северо-китайских провинций. Существовала потенциальная вероятность присоединения к Маньчжоу-Го всех или некоторых из этих провинций, а также восстановления императорской власти в Пекине посредством возведения на «Трон Дракона» находящегося у японцев Пу Йи. Но Маньчжоу-Го не выступало в качестве буфера, а играло роль опорной базы для японских вооруженных сил.
Японские идеологи, конструировавшие внешнюю политику своей страны, были убеждены, что можно предотвратить советскую угрозу, только формируя полунезависимые государства. Желаемая модель преобразования СССР выражалась в формуле «Великобритания — Европа: островное государство и равновесие сил»31. По этой причине Япония стремилась сокрушить коммунистов в Китае и обеспечить контроль над Монголией, поскольку кочевники монгольских степей сохраняли «равновесие» между российским и японским присутствием, а их обширные равнины могли бы быть стратегическим ключом к победе одной державы над другой.
В результате командование Квантунской армии летом — осенью 1935 г. приступило к формированию так называемого «региона пяти провинций». Собственный корреспондент газеты «Вашингтон пост» в Шанхае Марк Дж. Гинсбург в своем обзоре событий на Северо-Востоке Китая в феврале 1936 г. писал о том, что начальник секретной службы японской Квантунской армии генерал-майор Кэндзи Доихара в течение пяти месяцев 1935 г. изменил всю политическую ситуацию в Северном Китае и установил, казалось бы, неразрывную связь между северными провинциями Китая и Японией. Все это он проделал, не потеряв ни одного солдата и не нарушив ни одной буквы международного права того времени. Разумная расстановка и распределение сил вдоль Великой Китайской стены, глубокие знания китайских условий и умение командовать в полевых условиях, а также то, что Квантунская армия всегда была готова к любой чрезвычайной ситуации, позволили «Маньчжурскому Лоуренсу», как его называло экспертное сообщество и иностранные СМИ, добиться желаемых уступок от китайских генералов32.
Рис. 1. Прилегающая к Маньчжоу-Го зона «пяти провинций», на основе которых К. Доихара предполагал создать буферное государство Северного Китая
Источник: Japanese Army Prepared for Invasion of North China // The Los Angeles Times. 1935. November 19. P. 1.
И хотя план автономизации и создания буферной зоны в ходе его реализации был существенно скорректирован (вместо единого региона возникли Хэбэйско-Чахарская автономия во главе с Хэбэй-ско-Чахарским политическом советом33 и автономия Восточного Хэбэя во главе с Автономным антикоммунистическим советом34), к 1937 г. поставленная перед командованием Квантунской армии задача была решена, а процесс создания буферных государств разрастался и развивался. Параллельно с этим вновь стал обсуждаться
вопрос о создании буферного государства в Сибири, которое выполняло бы и стратегические, и экономические задачи, включая открытие новых рынков сбыта.
Выгодность проектов по созданию буферных государств была очевидной для всех: Япония бы усмирила антивоенные силы внутри страны, США обеспечили бы поставку оружия всем участникам процесса, а Нанкин не стал бы вмешиваться в процесс в связи с возможностями нового государства по сдерживанию распространения коммунизма35. Однако затем планы поменялись, и вместо советского Китая основным противником Японии стал Китай гоминьданов-ский. Опираясь на полученный опыт, было решено добиться такого субподчинения Китая Японии, которое бы соответствовало часто повторяемым утверждениям официальных представителей Японии о том, что у этой страны нет никаких территориальных устремлений в Китае36. Признание Маньчжоу-Го и создание единого китайско-японского автономного антикоммунистического пояса Северного и Северо-Восточного Китая с присоединением к нему территории Внутренней Монголии позволило бы создать огромную зону с собственной системой управления, налоговыми и таможенными доходами, находящуюся под японской защитой.
Инцидент на мосту Марко Поло вблизи Пекина в начале июля
Для завершения конфликта необходимо было сформировать единую альтернативную режиму Гоминьдана политическую структуру, которая должна была занять место центрального правительства и представлять Китай как внутри страны, так и на международной арене. О ее создании было объявлено 24 марта 1940 г. Таким образом, процесс «собирания китайских земель» был завершен, а альтернативная Китайская Республика во главе с бывшим премьер-министром и вице-президентом Гоминьдана Ван Цзинвэем выступила консолидированной точкой опоры для Японии на конти35 Siberia a Buffer State // The Manchester Guardian. 1934. January 30. P. 11.
ненте и одновременно с этим служила буфером между занятыми ей северными и восточными провинциями и Советским Союзом и его сателлитами вплоть до поражения «Страны Восходящего Солнца» 15 августа 1945 г.
Из приведенных выше моделей можно выделить группу устойчивых признаков, характерных и для прочих буферных государств. Во-первых, социальную основу такого государства образует нация или народ, объединенный общей культурой, историческим прошлым и т.д. Отсюда вытекает опора на местную политическую и военную элиту в лице, как правило, этнолидеров, хотя степень их самостоятельности либо минимизирована, либо ничтожна. Единственным исключением из этого является ДВР, которая не носила национального характера и не имела опоры среди национальных кадров ввиду отсутствия таковых.
Во-вторых, существуют определенные и четкие интересы у основных участников международного процесса. В дальнейшем из них выделяется государство-патрон — более сильное и влиятельное, к которому будет довлеть буферное государство, и государство, стремящееся заполучить позицию влияния.
В-третьих, всегда присутствует конкретная, осязаемая и достижимая цель, которая необходима для выживания или нормального существования государства-патрона. Отсюда вытекают конкретные задачи (экономические, военные, политические, финансовые, воспитательные и т.д.), к решению которых прибегает страна-патрон и которые во многом могут совпадать на разных территориях и в разных ситуациях.
В-четвертых, буферное государство, как правило, имеет основные признаки государства, включая полноценные органы государственной власти и армию.
В-пятых, действия и страны-патрона, и руководства буферного государства заданы жесткой идеологической рамкой.
В-шестых, статус буферного государства не предполагает длительности политического существования: оно либо приобретает полную независимость в связи с ослаблением страны-патрона, либо меняет статус в более юридически удобный и приемлемый для государства-патрона (например, в форме широкой автономии), либо исчезает как субъект каких-либо отношений, а его территория входит в состав территории страны-патрона с перераспределением земель, переоформлением статуса политического центра и пересмотром статуса политических лидеров.
В-седьмых, важное значение имеет наличие международных контрагентов (иностранных участников) при отсутствии интереса к широкому международному признанию. И если в отношении
буферных государств так называемого «Красного пояса» таковым выступал Коминтерн, то в отношении так называемого «Антикоммунистического пояса», как ни странно, — западные державы.
Здесь следует обратить внимание на письмо, составленное 13 декабря 1937 г. одним из наиболее заметных авторов газеты «Таймс», экономическим обозревателем Е.М. Гуллом, который служил в китайской таможне в качестве секретаря Шанхайской торговой палаты, а затем в Китайской ассоциации в Лондоне. Письмо было составлено на имя главного редактора газеты «Таймс», и в нем автор изложил некоторые соображения относительно политики Японии на Севере Китая. Между строк прослеживались и британские интересы, которые могли быть решены путем умелого манипулирования. Одним из главных тезисов явилось то, что Маньчжоу-Го создавалось вовсе не из-за страха Японии перед растущей силой Китая в Маньчжурии, а как раз наоборот — из-за его слабости в этом регионе. Главной опасностью, причем как для Японии, так и для Британии, стала вновь набирающая силу Россия, чье продвижение вдоль береговой линии Тихого океана имело место в течение четверти века. Е.М. Гулл писал, что СССР, хотя и не продвигается дальше на юг, ниже Владивостока, но в скором времени может снова достичь Дайрена, и что единственный способ его остановить — организовать 30 млн человек в сильное буферное государство. Это буферное государство должно быть создано обманным путем, на положении марионетки, готовой к восстанию против японских властей, когда это будет необходимо. Только такая модель способна стать действительно эффективным барьером против России39.
Перечитывая текст данного письма и сопоставляя его содержание с действиями коалиционных войск западных держав в Центральной Америке, на Ближнем Востоке и в Северной Африке, невольно приходишь к выводу о том, что используемые западными державами методы не возникли ниоткуда — они применялись и ранее, правда, в отношении других держав и уже приводили к печальным последствиям и многочисленным жертвам.
Подводя итог процессу создания буферных государств в пространстве Восточной Азии в первой половине ХХ в., важно обратить внимание на то, что они создавались не на случайных территориях, а в так называмемых «зонах фронтирности», где переплетались различные религиозные, культурные, этнические, нормативные и иные практики.
Выстраиваемый буфер в лице разностатусных, но подконтрольных территорий не позволял армиям противников непосредственно
столкнуться друг с другом: задача отражения агрессии возлагалась на буферные территории с их ресурсами и их жертвами. И советской, и японской стороне удалось выстроить систему таких территорий, которые обеспечили уверенное присутствие в регионе и решение поставленных перед ними задач, хотя в итоге Япония проиграла борьбу за ресурсы и рынки сбыта.
В сфере международной политики можно наблюдать модель поведения, используемую и поныне, когда вокруг конкретной державы выстраивался «санитарный пояс». В рассматриваемый период Япония на занятых или подконтрольных ей территориях создала «Антикоммунистический пояс», а СССР — «Коммунистический пояс».
ЛИТЕРАТУРА:
Верховный Суд СССР: [1924-1974: сборник статей] / Под ред. Л.Н. Смирнова, В.В. Куликова и Б.С. Никифорова. М.: Юридическая литература, 1974.
Внешняя политика СССР: Сборник документов. Т. I: (1917-1920 гг.) / Сост. А.С. Тисминец. М.: Высшая партийная школа при ЦК ВКП(б), 1944.
Годовой отчет НКИД к VIII Съезду Советов (1919-1920). М.: Издание Нар-коминодел, 1921.
Документы внешней политики СССР. Т. 2-3. М.: Госполитиздат, 1958-1959.
История внешней политики СССР, 1917-1985: В 2 т. Т. 1: 1917-1945 гг. / Под ред. А.А. Громыко, Б.Н. Пономарева. 5-е изд., перераб. и доп. М.: Наука, 1986.
История гражданской войны в СССР: В 5 т. Т. 5. М.: ОГИЗ, 1960.
КольярК.-А. Международные организации и учреждения / Пер. с фр. З.И. Лу-ковниковой и А.С. Маликова; Под ред. и со вступит. ст. В.Г. Шкунаева. М.: Прогресс, 1972.
Коровин Е.А. Современное международное публичное право. М.; Л.: Государственное издательство, 1926.
Косое Ю.В., Фокина В.В. Политическая регионалистика. СПб.: Питер Пресс,
Кутаков Л.Н. Портсмутский мирный договор (Из истории отношений Японии с Россией и СССР. 1905-1945 гг.). М.: Соцэкгиз, 1961.
Ленин В.И. О советской внешней политике: сборник. М.: Политиздат, 1979.
Ленин о международной политике и международном праве: Сборник / Сост. И.И. Кульков. М.: Издательство Института международных отношений, 1958.
Минаев А.И. О строительстве вооруженных сил Дальневосточной республики (1920-1922 гг.) // Проблемы правоведения: Республиканский межведомственный научный сборник. Вып. 41. Киев: Вища школа, 1980. С. 16-22.
Оппенгейм Л. Международное право. Т. I: Мир. Полутом 1 / Пер. с 6-го англ. изд., доп. Г. Лаутерпахтом; Под ред. и с предисл. С.Б. Крылова. М.: Государственное издательство иностранной литературы, 1948.
Пионтковский А.А. Уголовная политика Японии. М.: Советское законодательство, 1936.
Рейснер М.А. Государство буржуазии и РСФСР. М.; Пг.: Государственное издательство, 1923.
Россия в глобальной политике. Новые правила игры без правил / Под ред. Ф.А. Лукьянова. М.: Эксмо, 2015.
Русин А.О. Буферная Украина // Проза.ру. 2016. URL: http://www.proza. ru/2014/10/08/426
Советско-германские отношения 1922-1925 гг.: Документы и материалы. Ч. 1: 1922-1924 гг. М.: Политиздат, 1977.
Трайнин И.П. Социал-фашистские лицемеры и белогвардейские провокаторы в подготовке войны против СССР // Советское государство. 1932. № 5-6. С. 178-192.
Хайд ЧЧ. Международное право, его понимание и применение Соединенными Штатами Америки. Т. 1 / Пер. с англ. И.С. Шохор; Под ред. В.Н. Дурденевского; вступит. ст. Л.А. Моджорян. М.: Издательство иностранной литературы, 1950.
Харина О.А. Конфликт интересов Индии и Китая в Непале // Человек. Сообщество. Управление. 2016. № 1. С. 127-134.
Хаяма У. [ЭйдусХ.Т.] Япония. 2-е изд., испр. и доп. М.: Соцэкгиз, 1939.
REFERENCES:
Colliard, C.-A. Mezhdunarodnye organizatsii i uchrezhdeniia, transl. Z. I. Lu-kovnikovoi and A. S. Malikova. Moscow: Progress, 1972.
Dokumenty vneshneipolitiki SSSR, Vol. 2-3. Moscow: Gospolitizdat, 1958-1959.
Eidus, Kh. T. Iaponiia, 2nd ed. Moscow: Sotsekgiz, 1939.
Godovoi otchet NKID к VIII S»ezdu Sovetov (1919-1920). Moscow: Izdanie Nar-kominodel, 1921.
Gromyko, A. A., and Ponomarev, B. N. (eds.) Istoriia vneshnei politiki SSSR, 1917-1985: In 2 vols., Vol. 1: 1917-1945 gody. 5th ed. Moscow: Nauka, 1986.
Hyde, C. C. Mezhdunarodnoe pravo, ego ponimanie i primenenie Soedinennymi Shtatami Ameriki, Vol. 1, transl. I. S. Shokhor. Moscow: Izdatel&stvo inostrannoi lite-ratury, 1950.
Istoriia grazhdanskoi voiny v SSSR: In 5 vols., Vol. 5. Moscow: OGIZ, 1960.
Kharina, O. A. "Konflikt interesov Indii i Kitaia v Nepale," Chelovek. Soobshche-stvo. Upravlenie, No. 1, 2016, pp. 127-134.
Korovin, E. A. Sovremennoe mezhdunarodnoepublichnoepravo. Moscow; Leningrad: Gosudarstvennoe izdatel&stvo, 1926.
Kosov, Iu. V., and Fokina, V. V. Politicheskaia regionalistika. St. Petersburg: Piter Press, 2009.
Kul&kov, I. I. (ed.) Lenin o mezhdunarodnoi politike i mezhdunarodnom prave: Sbornik. Moscow: Izdatel&stvo Instituta mezhdunarodnykh otnoshenii, 1958.
Kutakov, L. N. Portsmutskii mirnyi dogovor (Iz istorii otnoshenii Iaponii s Rossiei i SSSR. 1905-1945 gody). Moscow: Sotsekgiz, 1961.
Lenin, V. I. O sovetskoi vneshnei politike: sbornik. Moscow: Politizdat, 1979.
Luk&ianov, F. A. (ed.) Rossiia v global&noi politike. Novye pravila igry bezpravil. Moscow: Eksmo, 2015.
Minaev, A. I. "O stroitel&stve vooruzhennykh sil Dal&nevostochnoi respubliki (1920-1922 gody)," Problemy pravovedeniia: Respublikanskii mezhvedomstvennyi nauchnyi sbornik, Vol. 41. Kiev: Vishcha shkola, 1980, pp. 16-22.
Oppenheim, L. Mezhdunarodnoe parvo, Vol. I: Mir. Polutom 1, transl. G. Lauter-pakht. Moscow: Gosudarstvennoe izdatel&stvo inostrannoi literatury, 1948.
Piontkovskii, A. A. Ugolovnaia politika Iaponii. Moscow: Sovetskoe zakonoda-tel&stvo, 1936.
Reisner, M. A. Gosudarstvo burzhuazii i RSFSR. Moscow; Petrograd: Gosudarstvennoe izdatel&stvo, 1923.
Rusin, A. O. "Bufernaia Ukraina," Proza.ru, 2016, URL: http://www.proza. ru/2014/10/08/426
Smirnov, L. N., Kulikov, V. V., and Nikiforov, B. S. (eds.) Verkhovnyi SudSSSR: [1924-1974: sbornik statei]. Moscow: Iuridicheskaia literatura, 1974.
Sovetsko-germanskie otnosheniia 1922-1925 godov: Dokumenty i materialy, Vol. 1: 1922-1924 gody. Moscow: Politizdat, 1977.
Tisminets, A. S. (ed.) Vneshniaia politika SSSR: Sbornik dokumentov, Vol. I: (1917-1920 gody). Moscow: Vysshaia partiinaia shkola pri TsK VKP(b), 1944.
Trainin, I. P. "Sotsial-fashistskie litsemery i belogvardeiskie provokatory v podgo-tovke voiny protiv SSSR," Sovetskoe gosudarstvo, No. 5-6, 1932, pp. 178-192.
