Спросить
Войти

Россия в многообразии цивилизаций

Автор: указан в статье

РЕЦЕНЗИИ

РОССИЯ В МНОГООБРАЗИИ ЦИВИЛИЗАЦИЙ

В центре внимания коллективной монографии "Россия в многообразии цивилизаций"1 - проблема проявления и взаимоотношения цивилизационных общностей в ходе современной фазы процесса глобализации и связанных с этим проблем и вызовов XXI века.

Согласно мнению академика Н.П. Шмелёва, глобализация "по-новому поставила проблему взаимоотношения цивилизаций. На протяжении тысячелетий человечество развивалось не как гомогенное целое, а как совокупность исторически сложившихся разбросанных по земному шару общностей людей, каждая из которых имела свою специфику - экономическую, социокультурную, религиозную". Сегодня возникла качественно новая ситуация: начался процесс формирования мирового социума. Цивилизации стали превращаться в его составные части, крепко связанные глобальными культурно-информационными и финансово-экономическими потоками. К этому добавляются демографические проблемы, давшие, по мнению Шмелёва, "небывалый по своим масштабам всплеск иммиграционных потоков в зону "золотого миллиарда" из наиболее бедных и неблагополучных стран прежде всего Африки, Азии и Латинской Америки".

По мнению члена-корреспондента РАН Т.Т. Тимофеева, "особого внима1 Россия в многообразии цивилизаций. Часть I. Цивилизации и современное мироустройство. Часть II. Европа глазами России. Редакционная коллегия: Н.П. Шмелёв, Т.Т. Тимофеев, В.П. Фёдоров. М.: ИЕ РАН, 2007.

ния заслуживают в этой связи два взаимосвязанных явления. Первое - возникновение в центрах европейской цивилизации клубка противоречий, являющихся результатом возникновения множества иноцивилизационных анклавов, не принимающих ценностей приютивших их обществ. Реакцией автохтонного населения на появление подобных анклавов стал рост ксенофобских настроений. Отдельные страны уже имели дело с таким феноменом, как "иммигрантские бунты". Второе явление - расширение сферы соприкосновения цивилизаций, обусловленное глобализационными процессами, в том числе в области информации... Поскольку разрыв в условиях существования людей, относящихся к различным цивилизациям, остаётся огромным, а знание о нём возрастает, это приводит к накоплению взрывчатого материала в разных регионах мира (I, с. 40-41).

Процесс глобализации вызывает ряд принципиальных вопросов: Ведут ли изменения, происходящие в мире, к унификации, "нивелировке" социумов и культур? Какие силы превалируют в межцивилизационных отношениях? Те, которые порождают взаимное отторжение и столкновения, или же те, что способствуют позитивному взаимодействию, диалогу?

В ходе споров о динамике межци-вилизационных отношений "чётко определились две полярные точки зрения, - отмечает Т.Т. Тимофеев. - Согласно одной из них, общее направление мирового развития создало благоприятные предпосылки для дальнейшего сближения и укрепления мирного

сотрудничества цивилизаций" (I, с. 39). Ориентация на сотрудничество свойственна и Организации Объединённых Наций, которая "основана на вере в то, что диалог может восторжествовать над разногласиями". Вторая точка зрения исходит из неизбежности обострения отношений между цивилизациями. "Ныне встаёт вопрос о выборе между разными моделями глобализации. Человечеству предлагают два отличающихся друг от друга подхода. Для одного характерно восхваление глобализации рынков и игнорирование многих противоречий "рыночного общества". Другой - критически оценивает ход и последствия глобализации и подчёркивает её неравномерный, противоречивый характер" (I, с. 76). Им соответствуют "технократически-экономический" и более широкий, "цивилизационный" подход к развитию человечества. В последние годы "неолиберальная" модель глобализации подверглась серьёзной критике со стороны ряда известных учёных. Такая модель глобализации несёт в себе семена роста протест-ных настроений, в том числе экстремистских, провоцируя (как "ответную реакцию") и консервативный традиционализм, и националистический, религиозный фундаментализм. Она оказалась чреватой глобализацией рисков (I, с. 77-79).

Одна из важнейших особенностей нынешней ситуации, как отмечает Н.П. Шмелёв, это чётко проявляющееся противоречие между возросшей степенью взаимозависимости элементов мирового порядка, с одной стороны, и нарастанием дестабилизирующих воздействий на него - с другой. Негативные стороны развития глобализации породили глубокое недовольство в самых различных слоях населения. Возникло массовое движение, выступающее против издержек осуществляемого ныне варианта глобализации. Многие в мире убеждены в том, что важно добиваться перехода от нынешней "неолиберальной" стратегии к альтернативной модели - "глобализации с человеческим лицом". Это служит основанием протест-ных движений анти(алтер)глобалистов, состоящих из множества различных движений, как радикальных, так и умеренных, как новых, так и старых, которые сливаются в общее русло международных общедемократических движений. Их участники считают, что альтернативой современной неолиберальной модели должна и может стать "другая глобализация".

Особенностями новых социальных движений являются их открытость, использование сетевого принципа и подвижность форм организации; объединение на основе практической деятельности и мобилизации, а не формального членства и признания программы (то есть не на старой партийной основе. -А.Л.); самоуправление как форма самоорганизации; межгрупповой и нередко межклассовый характер. И всё это в контексте движения за более гуманный и социально-справедливый мир. В его рамках просматривается движение к "формированию глобального гражданского общества" (I, с. 83-84). С этим процессом тесно связано развитие концепций "третьего пути", отстаиваемого сторонниками левоцентристского политического спектра, и "сетевого общества".

Быстро меняющийся внешний мир требует от России переосмысления и уточнения экономической и внешнеполитической стратегии. Сегодня, как и десятилетия, и столетия назад, Россия вновь стоит перед вечным вопросом: кто мы? Европа, или не совсем ("другая Европа"), или вообще нечто своеобразное и самодостаточное.

Значительный интерес представляют главы первой части книги: "О тенденциях мирового экономического развития" (А.Д. Бородаевский), "Теория и практика федерализма: международный опыт" (А.А. Язькова), "Терроризм - угроза мировому сообществу" (П.С. Золотарёв), "О международной безопасности" (В.В.

Журкин, М.Г. Носов, Ал.А. Громыко, Д.А. Данилов). На мой взгляд, центральной является тема цивилизаций как социокультурных образований, оказавшихся в ходе процесса глобализации в новых условиях. Т.Т. Тимофеев подчёркивает, что сомнению подвергается как содержание самого понятия, так и конкретные оценки отдельных цивилизаци-онных общностей (I, с. 27-28). А. Тойн-би (и не он один) связывает цивилизацию с религией, хотя, по утверждению А. А. Красикова, "для большинства представителей экспертного и научного сообщества цивилизация не сводима к религии" (I, глава "Цивилизации, культура и религии", с. 45).

Ценности оказываются в центре главы "Два взгляда на будущее Европы" второй части книги. Глава разделена на две статьи - "Крушение Европы" (В.П. Фёдоров) и "Преображение Европы: другой сценарий - чуть более оптимистичный" (Н.П. Шмелёв). Предрекающий "крушение Европы" В.П. Фёдоров приводит десять европейских заповедей", отражающих ценности и системные черты европейской модели, из которых в качестве двух главных европейских ценностей Фёдоров выделяет демократическое устройство государства и права человека (II, с. 255-256).

Ахиллесова пята этой системы -иноцивилизационные иммигранты, без которых Европа не может обойтись в силу сложившейся в ней демографической ситуации. Эти иммигранты на новом месте не отрекаются от своих духовных ценностей. Не желая ни интегрироваться, ни ассимилироваться в принимающем их обществе, они требуют равноправия, получают его и утверждают собственный стиль жизни. Другая религия и культура восходят на благодатной почве. Эта почва -демократия и права человека. Признание прав человека влечёт за собой признание прав компактно проживающего меньшинства. Этническое меньшинство имеет обыкновение превращаться в

большинство. К тому же оно нередко проявляет агрессивность по отношению к существующим порядкам. К трудовым мигрантам добавляются политические беженцы, которые, обладая высоким интеллектуальным ресурсом, подключаются к борьбе своих земляков-иноверцев за новые уступки властей и общества. Откликаясь на ситуацию, поднимают голову правоэкстремистские группировки и партии. "Для иллюстрации можно взять трагический опыт Косова. На наших глазах произошло то, что грозит всей Европе и что предотвратить она не в состоянии" (II, с. 261-265).

Оптимизм Н.П. Шмелёва в отношении Европы основан на убеждении, что логика Фёдорова базируется "преимущественно на текущем состоянии умов" и других реалий, которые в длительной перспективе могут измениться (II, с. 279). Учёный полагает, что вновь образующийся "плавильный котел" сможет со временем примирить то, что сегодня кажется непримиримым - расы, национальности, языки, религии. Самыми сложными он полагает два принципиальнейших вопроса: язык (и, соответственно, культура) и религия. Их решение для Европы он видит на пути многоязычия и многоконфессиональности на основе единобожия (II, с. 283-284). Шмелёв считает, что качественное изменение этнического состава Европы в течение, скажем, трёх-четырёх поколений, по всей вероятности, неизбежно. Но "какие культурные традиции будут определять его образ жизни - предсказать с уверенностью сегодня не возьмётся никто" (II, с. 282).

Автор главы "Европа о России, Россия о Европе" второй части книги Э.Я. Баталов выделяет четыре устойчивые и наиболее распространённые группы образов России, которые выкристаллизовались к началу XX века в европейской культуре: 1) Россия - не Европа (один из самых давних и глубоко укоренившихся в сознании европейцев), русские - азиаты (II, с. 291-293); 2) Россия - не просто

не-европейская страна, а полудикая страна, ещё не завершившая переход от варварства к цивилизации - представление, получившее широкое распространение в Европе вскоре после завершения наполеоновских войн и наиболее чётко выраженное в книге маркиза де Кюстина "Россия в 1839 году", где он утверждает, что Россия - это "страна рабов", "страна-тюрьма", "страна крайностей и необузданных страстей" (те же мотивы у Жозефа де Местра: "Здесь одни чины, и не существует никакого другого разделения людей"); 3) Россия

- страна европейская, но это всё-таки какая-то другая Европа, у России своя специфика, к тому же она сильно отстала от передовых европейских стран; 4) Россия - страна будущего, которой ещё предстоит сказать миру своё слово. В русских "заложены возможности многих народов будущего, как в Германии времён Каролингов" (О. Шпенглер), "задача России в том, чтобы вернуть душу человеку" (В. Шубарт) - образ, который не имел в Европе широкого распространения (II, с. 296). К этому следует добавить, что в советский период появился дополнительный аспект

- Россия стала рассматриваться как угроза существованию Запада, что способствовало усилению первого образа азиатского "варвара у ворот Европы" (II, с. 299), дополненного маргинальным четвёртым образом. Начало постсоветского периода было отмечено "большими надеждами и ожиданиями с обеих сторон". В Европе это привело к оживлению третьего образа - России как прилежного ученика, она "перестала восприниматься как враг, как источник угрозы для западной цивилизации". Однако пройдёт несколько лет и европейцы скажут, что их "первоначальные ожидания были слишком завышенными" и произошло смещение к первому образу: "снова взвинчиваются разговоры о нецивилизованности, отсталости России и россиян, об их диких нравах, шокирующих Европу. Хамоватые, неотёсанные, грубые, циничные, безразличные к собственной бедности и к тиранству властей, русские изумляют европейцев тем, что мирятся с несправедливостями, которые сваливаются на их головы. Со всеми убийствами, которые остались нераскрытыми" (II, с. 303). Отсюда параллели с Веймарской Германией, и опасение установления фашизма в ближайшем будущем, возрождение в последние годы представления о России как источнике новой угрозы (II, с. 308).

Образы Европы, формировавшиеся в России, были во многом асимметричны по отношению к образам России, складывавшимся в Европе. Их тоже было несколько. Во-первых, было два противостоящих течения славянофилов и западников. Славянофилы, провозглашавшие идею самобытности, опирающейся на православие (а также сельскую общину и самодержавие), рассматривали Европу как чужака, который ориентируется на ценности и идеалы, неприемлемые для России. К последним славянофил И.В. Киреевский относил формальность личных отношений, проникнутых духом односторонней рассудочности, дух личной отделённости, связанной узами частных интересов, и партийность (в противоположность "общественному духу", который, как он полагал, характеризует Россию) (II, с. 316). Были у славянофилов и образы Европы как врага и как "загнивающей" части мира, по сравнению с которой Россия обладает рядом преимуществ. Однако Ф.М. Достоевский, стоя на близких славянофилам почвеннических позициях, говорил: "Нам от Европы никак нельзя отказаться. Европа нам второе отечество. Европа нам почти так же всем дорога, как Россия" (II, с. 314). Последний мотив перерастал в характерный для "русской идеи" мотив спасения Запада (II, с. 320).

"Западники" поддерживали идею необходимости учёбы у европейцев, в результате чего, утверждает Белинский,

мы становимся "европейскими русскими" (со времён Екатерины II), а не французами или немцами (II, с. 312). По мере становления капитализма в России западники раскололись на либералов и революционных демократов. Последние, хотя и не перешли в лагерь славянофилов, однако критически оценивали возможность построения в России нового общества по европейскому образцу и связывали дальнейший прогресс страны с ориентацией на сельскую общину и рабочую артель, но при этом оставались приверженцами демократических ценностей и противниками самодержавия (II, с. 312-313).

Приблизительно те же варианты были воспроизведены в русской эмиграции, а затем в поздний советский и постсоветский периоды.

Согласно социологическим опросам, проведённым ФОМ в 2000-2002 годах, у современных россиян амбивалентное отношение к Европе. С одной стороны, у 77% понятие Европы вызывает "скорее положительные чувства". Большинству россиян хотелось бы жить "как в Европе" (хотя с Европой себя ассоциирует лишь малая часть опрошенных). С другой стороны, большинство наших соотечественников убеждено, что с этими странами надо держать ухо востро. При этом Европа как место и как идея маркирует в массовом сознании не столько географическую реальность, сколько образ жизни, богатство, успех, удовольствия, отдых, культурные достопримечательности (II, с. 328).

Э.Я. Баталов справедливо отмечает, что образ России на Западе (и Запада в России) сильно отличается от реалий. Мнения профессиональных историков (считающих вопрос о принадлежности России Европе решённым) не принимаются в расчёт теми, кто формирует европейские образы нынешней России). И вообще, у Европы нет проработанной, долгосрочной политической стратегии в отношении России, как и у России в отношении Европы (II, с. 309).

Глава "Европейские ценности" Ю.И. Рубинского, также автора главы "Демографические перспективы Европы", позволяет сравнить Европу с Россией на уровне личных и общественных ценностей. Большинство перечисленных Рубинским характеристик индивида-европейца (чувство собственного достоинства, независимость от чужих милостей, инициативность и готовность к риску, личная ответственность за свои поступки (II, с. 12)) - восходят к рыцарским идеалам. Наличие этих светских компонентов обуславливается тем, что европейцами являются не только католики, но и протестанты и атеисты, а в значительной степени светская Франция XIX века является образцовой европейской страной (а православная Россия -нет). В такой системе понятий выявляется особость Европы и различение-противопоставление Запад - Восток, которое многим кажется слишком грубым (ибо Китай, Индия, исламский мир - это весьма разные цивилизации), оказывается вполне уместным. Только в Западной Европе мы сталкиваемся с представительной системой правления больших государств, связанной с уникальными феноменами свободных самоуправляющихся городов (отличных от древних городов-государств) и системой вассалитета, основанной на обоюдном договоре свободных субъектов.

"Вечный" российский вопрос: Кто мы? Европа, Евразия или нечто ещё? -может быть рассмотрен более детально. По системе правления Россия принадлежит Востоку, то есть она не предполагает ни договорных отношений, ни прав. Центральным отношением здесь является отношение самодержец - подданные. Самодержец формирует вторичную структуру - структуру посред-ническо-управляющей прослойки, в которой в соответствии с полученными "сверху" привилегиями и обязанностями создаются сословия (но не классы). Эта система формируется в московский период (в XIV-XVI вв.). Из этой системы правления следует пренебрежение правами человека, включая право на жизнь.

Специфическое отличие России от Востока связано с системным противоречием, которое формируется в петербургский период истории России в ХУП-ХУШ веках и воспроизводится до сих пор. Оно заключается в том, что Россия значительно раньше других восточных обществ (ещё в XVII в.) столкнулась с военной конкуренцией Нового Запада и оказалась в состоянии успешно противостоять ему. С этого момента Россия вошла в режим "догоняния", который потребовал освоения военных и технологических достижений Запада. Этот процесс успешного "догоняния" составляет суть бурного развития России в петербургский период, символами которого стали Петр I и Екатерина II. Но перемены затронули главным образом посредническо-управляющий слой, в котором усвоение технических и организационных достижений закономерно сопровождалось восприятием образцов западной культуры и образования.

Однако представление о свободном индивиде и его правах, лежащее в основе западноевропейской цивилизации, несовместимо с самодержавием и системой правления, основанной на воле самодержца. Поэтому к XIX веку в России формируется системное противоречие между необходимым для военно-технического "догоняния" Запада образованным слоем и самодержавной системой правления. Приобщившись к европейскому образованию, этот новый социальный слой стал развиваться по своей логике, чуждой духу самодержавия. Итак, основное системное противоречие российского общества - противоречие между развивающейся культурой западного типа (светской) и самодержавной системой правления, типичной для Востока.

Впервые это противоречие выявилось в 1825 году в ходе восстания декабристов. Можно наблюдать своего рода ролевое расщепление прежде относительно однородного образованного слоя на противостоящих друг другу "чиновника" и "интеллигента". Впрочем, это роли-места, и конкретный человек мог их совмещать (чиновники-реформаторы) или чередовать (II, с. 169-170).

В результате российская самодержавная система правления оказывается кентавром, включающим два несовместимых элемента: 1) "восточную" самодержавную систему правления и 2) западную высокую культуру. Российское самодержавие не могло конкурировать с Западом без культивирования в российском обществе западной высокой культуры (именно Запад был референтной группой и для российских царей, и для интеллигенции). В этом суть системного противоречия и главный итог петербургского периода.

Указанное противоречие приводит к закономерному колебательному двухфазному процессу внутри самодержавной системы: желание-необходимость догнать Запад инициирует реформаторскую модернизаторско-западническую фазу самодержавия, когда сама самодержавная власть стремится позиционировать Россию как европейскую страну. В этой фазе "сверху" инициируются реформы и активизируется "либерально-демократическая" часть российской интеллигенции (в относительно чистом виде - это, например, эпохи Екатерины II, Александра II, а также М. С. Горбачёва). На этом пути страна, как правило, добивается некоторых успехов. Но вместе с тем изменения ведут к ухудшению положения базовых для самодержавной системы слоёв. При этом логика реформ неизбежно про-блематизирует сам принцип самодержавия (вплоть до попытки заговора, восстания или демократической революции). Самодержец при поддержке основной части населения переходит к свёртыванию реформ или к контрреформам, провозглашая, что Россия -это не Европа. В рассматриваемой монографии представлены обе позиции: 1) Россия - неотъемлемая часть европейской цивилизации и является таким же её восточным продолжением, как США - западным1 (I, с. 207); 2) евразийские трактовки России Н.П. Шмелёвым, и В.П. Фёдоровым (II, с. 288, 274). Следствием резкого перехода к почвенниче-ско-охранительной фазе (по ряду признаков мы сегодня находимся в этой фазе) оказываются застой и потеря конкурентоспособности по отношению к Западу, часто сопровождающаяся военным поражением. Желание-необходимость ликвидировать отставание стимулирует повторение цикла реформ-контрреформ. Эти колебательные циклы происходят в вовлечённом в него посредническом слое. Народные массы на эти колебания реагируют слабо. Их пассивность или бунт определяются другими проблемами и механизмами. Иногда движение за реформы в слое интеллигенции накладывается на народный бунт, как это было в 1917 и 1991 годах.

Таким образом пока сохраняется "самодержавная" система правления (из которой, похоже, мы пока не вышли), Россия не совсем европейская страна, ибо эта система правления пренебрегает правами человека, то есть главными ценностями духовного ядра западной цивилизации.

Что касается высокой культуры, то здесь Россия - европейская страна. Она европейская и в своём взаимодействии с исламской цивилизацией. Что касается других восточных цивилизаций, то с ними у неё мало общего (кроме системы правления). Поэтому не очень понятно, какие ещё негеографические "азиатские черты" можно найти в Рос1 В гл. 9 части 1 в параграфе "Западная цивилизация и Россия" проводится сравнение ценностей, входящих в "западноевропейскую мечту" и "американскую мечту" и указывается, что "у России, как субъекта европейской цивилизации, есть заметные совпадения, как с западноевропейской, так и с американской системами" (I, с. 212213).

сии и что понимать под "азиатским" путём развития страны, противопоставляемым европейскому. Нынешней России предстоит наращивать восточный вектор своей внешней политики. Однако даже на фоне взаимоотношений с соседями на востоке - Китаем, Японией, Кореей, Монголией, Индией, странами ЮВА, вопрос о европейской идентичности не потеряет для неё нынешнюю остроту.

Помимо прочего, Россия близка Европе и по распространённой сегодня системе ценностей общества потребления, против которого были направлены все формы "русской идеи" от славянофильской до западнической и большевистской.

Из этого следует несколько иная, чем у Э.Я. Баталова, классификация российских образов себя на фоне Европы. Из системного противоречия, лежащего в основе цикла "реформы -контрреформы", логически вытекают четыре решения, претендующие на прекращение этого колебательного процесса: 1) отказ от самодержавной системы правления при сохранении и развитии западной российско-европейской культуры; 2) отказ от западной российско-европейской культуры ради сохранения самодержавной системы правления; 3) создание новой высокой культуры, не противоречащей самодержавной системе правления; 4) смена и того и другого. Им отвечают четыре программы, которые были выдвинуты в среде интеллигенции в XIX веке. Две из них - "модернизаторские" и две - "почвеннические". Модернизатор-ские программы провозглашали слом самодержавной системы. Первая из них - "либерально-демократическая", -предлагала это сделать на базе выросшей в рамках петровско-екатерининской линии русской национальной европейской культуры по-европейски, то есть совершить переход от самодержавной системы правления к республиканско-демократической системе правления западного типа. Интенсивный рост этой

линии происходит на модернизаторской фазе описанного выше самодержавного цикла. В принципе возможны два варианта реализации этого проекта: "рефо-мы сверху" (со стороны самодержца) и "революция снизу" (со стороны интеллигенции). Надежды на первый путь обычно популярны у либерально-демократической интеллигенции на начальной стадии модернизаторской фазы самодержавного цикла. По мере осознания ограниченности подобных реформ и иллюзорности связанных с ними надежд всё большая часть интеллигенции начинала склоняться к революционному варианту этого проекта. В рамках "либерально-демократической" линии развивается идеал свободной, ответственной и творческой личности. Другие линии основываются на народническом идеале (близком по духу позднему немецкому романтизму). Вторая модернизаторская программа -"революционно-народническая" - привела к советскому новомосковскому периоду. Природа советского модерни-заторского проекта, провозглашавшего своей целью слом самодержавной системы и установление новой социалистической культуры, двойственна. Для внешней истории - это великая социалистическая революция, а для внутренней истории - это воспроизводство самодержавной системы на новой основе.

Первый почвеннический вариант -"самодержавный": оставить самодержавную систему и противопоставить европейско-российской высокой культуре Нового времени свою "русскую и самобытную". Он воплотился в официальной политике Николая I и его последователей (вплоть до современных). На этой основе граф Уваров сформулировал доктрину "официальной народности". Этот проект, по сути, провозглашал возвращение к структуре средневековой Московской Руси. Он не в состоянии был обеспечить необходимые темпы развития и военную конкуренцию с Западом, что проявилось в проигранных Крымской и Японской войнах. Правда, Сталину, в отличие от Павла I, Николая I и Александра III, вроде бы удалось совместить этот проект с "успешным догонянием", но за счёт демографического взрыва, с одной стороны, и ГУЛАГА - с другой.

Славянофилы были родоначальниками второго почвеннического "культурно-народнического" направления. Они пытались построить незападную высокую культуру, совместимую с самодержавием. Намерения славянофилов были весьма благодушны. Однако их цель не была достигнута, а их наследники - евразийцы - ставили целью возродить Московское царство с его "органической и необходимой связью между Церковью и государством". Этот путь мог привести к фашизму. Один из его идеологов, Н. Трубецкой, признавал, что "нечто подобное евразийству представляет собой итальянский фашизм", и оценивал его положительно.

Большой интерес вызывают и другие главы второй части сборника. Это "Инновационная политика Евросоюза: опыт для России" (В.С. Циренщиков), "Европейская модель социального развития" (М.В. Каргалова), "Эволюция партийно-политических систем" (В .Я. Швейцер), "Отношения Евросоюз-США: Киотский протокол и миропорядок" (С.А. Рогинко), "Центробежные и центростремительные тенденции в зоне западноевропейской интеграции" (И.Д. Иванов), "Россия и ЕС: потенциал и практика экономической взаимодополняемости" (И.Д. Иванов) и др.

Значительное внимание в обеих частях сборника уделено современным тенденциям развития общества, культуры и науки. Общий взгляд был предложен Е.В. Водопьяновой в первой части книги в главах "Особенности развития современной культуры" и "Наука в информационном обществе". Для описания современности автор вводит "два измерения", характеризуемые как по-стиндустриальность и постмодернист-скость. Первая, относимая к экономике и социуму, характеризуется существенным усилением инновационного характера эволюции общества", в котором основу успеха составляют "креативные навыки". Именно креативность становится одной из важных характеристик интеллектуального работника нового типа и воплощает потребности современного производства. Таким образом, "разумно трудящийся" человек индустриальной эпохи, образ которого сформирован каждодневным рутинным трудом, в эпоху информационных технологий, когда характер труда приобретает творческий оттенок, превращается в "человека играющего" с высоким креативным потенциалом. Наряду с этим чрезвычайно уменьшается число мест для квалифицированных рабочих и рядовых инженеров. "Профессиональные навыки многих представителей среднего класса лишь частично востребованы" (I, с. 163-165). Активность переносится из сферы производства в сферу потребления - в маркетинг и шопинг - основные сферы активности общества потребления. В постиндустриальном обществе многое меняется в функционировании науки, в первую очередь, естественной - одной из важнейших составляющих европейской культуры. Е.В. Водопьянова справедливо указывает на "нарастающий прагматизм деятельности учёных", потерю "энциклопедизма и универсализма" (I, с. 120). Богатство, обретённое прикладной наукой, стало платой за потерю академической свободы и отход от бескорыстного поиска новых знаний. Всё быстрее растёт количество научных центров, принадлежащих производственным корпорациям. Приоритеты научной деятельности данных структур во многом отличны от их аналогов в университетах (I, с. 119-120).

Обществу потребления отвечает постмодернистская культура, носящая откровенно коммерческий характер.

Постмодернистская культура провозглашает время исполнения желаний, в ней преобладает зрелищность и "отказ от свойственных классической культуре противопоставлений прогресса и регресса, высокого и низкого, морального и аморального" (I, с. 164, 165, 166), в ней особую роль играют СМИ, которые пускают в оборот (производят) "жизненные стили". Эта формируемая информационными потоками культура постиндустриального социума приходит на смену массовой культуре индустриального общества первой половины ХХ века, создавая "обезличенную личность" (I, с. 161, 166).

Но встаёт важный вопрос - является ли эта постмодернистская культура длительным стабильным этапом западной культуры или переходным периодом к новой системе ценностей? На Западе под потребительским слоем остаются демократические идеалы, которые не очень заметны, пока их не проблема-тизируют. Не иссякают там и традиции благотворительности и волонтёрства. Альтернативой унифицированному "обществу потребления" является концепция мультикультурализма с его акцентом на культурные ценности. В исламской культуре есть своя индивидуализированная линия в высокой культуре, но сегодня она не пользуется популярностью. Проблема состоит в том, что в исламском мире сегодня (по социально-политическим и демографическим причинам) превалируют коллективистские ценности, в которых человеческая жизнь (своя и тем более чужая) мало что значит (а в Европе - наоборот). Для установления мультикуль-турализма требуется индивидуализация культуры и признание светских общенациональных или "общечеловеческих" ценностей, но именно в этом и состоит центральная проблема, которая очень актуальна и для нас.

А.И. Липкин

доктор философских наук, профессор РГГУ.

Другие работы в данной теме:
Контакты
Обратная связь
support@uchimsya.com
Учимся
Общая информация
Разделы
Тесты