ДЖИХАД В МАРОККО: ИНСТРУМЕНТ ЛЕГИТИМАЦИИ ВЛАСТИ РАННИХ АЛАУИТОВ (XVII-XVIII ВВ.)

ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 13. ВОСТОКОВЕДЕНИЕ. 2017. № 2

Д.В. Соловьева*

ДЖИХАД В МАРОККО: ИНСТРУМЕНТ ЛЕГИТИМАЦИИ ВЛАСТИ РАННИХ АЛАУИТОВ (ХУП-ХУШ)

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова» 119991, Москва, Ленинские горы, 1

В статье рассматривается роль джихада в общественно-политической жизни Марокко ХУП-ХУШ вв. как одного из основных факторов легитимности власти Алауитской династии (с 1631 г.). Изучение источников позволяет предположить, что европейское присутствие на марокканских землях с ХУ в. оказывало серьезное влияние на религиозную жизнь Дальнего Магриба, что давало султанам возможность эксплуатировать идеологию джихада для завоевания популярности как среди рядового населения, так и среди мусульманских правоведов, а также обосновывать нуждами священной войны свои разнообразные политические и экономические предначертания.

На протяжении всей арабо-мусульманской истории со времен пророка Мухаммада лозунги вооруженного джихада (джихад ас-сайф) становились мощным идеологическим обоснованием для объединения общины и централизации власти1. В истории Северной Африки династии, которые выстраивали свою власть на основе племенного самоотождествления - Альморавиды (Х1-Х11), Альмохады (ХП-ХШ), Мариниды (1269-1471), при завоевании власти опирались в основном на грубую силу и военное превосходство. Шерифские семейства2, не отказываясь от силовых методов, изыскивали ле* Соловьева Дарья Владимировна - аспирант кафедры истории стран Ближнего и Среднего Востока ИСАА МГУ имени М.В. Ломоносова (e-mail: dashasolo@mail.ru).

гитимность из своего благородного происхождения. Родственная и духовная связи с Пророком неизменно почитались в Дальнем Магрибе, результатом чего стало основание трех шерифских династий - Идрисидов (788-974), Саадидов (1511-1659) и Алауитов (с 1631 г.)3. Однако, несмотря на различия марокканских династий в методах обоснования их власти, одним из наиболее существенных для них источников легитимности всегда был джихад.

Для Марокко ведение джихада имело особую значимость в силу географической близости Магриба к Европе. Побережье Марокко являлось частью так называемого иберийского фронтира (от англ. frontier «граница», по-арабски «сугур»), или порубежья, которое, по мнению британского историка-магрибиста Амиры Беннисон, во многом определяло внутриполитическое развитие государств по обе стороны от линии противостояния4. Проблема защиты дар ал-ислама5 от иноверцев возникла еще со времен Реконкисты (VIII-XV). Тесные связи Марокко с ал-Андалусом побуждали многих марокканцев отправляться туда, чтобы участвовать в джихаде6.

Кроме того, с начала XV в. португальцы и испанцы от Реконкисты на Пиренейском полуострове перешли к экспансии на марокканской территории, началом которой стал захват португальцами порта Сеу-та в 1415 г.7 К середине XVII в. испанские, португальские, а позднее и британские вооруженные формирования контролировали ряд крепостей на марокканском побережье, в том числе Танжер, Сеуту, Лараш, Мехдию, Асилу и Мазаган.

Таким образом, постоянное присутствие европейцев на территории Дальнего Магриба подогревало религиозное рвение и джи3 Орлов В.В. Шерифство как фактор общественной жизни Алауитского Марокко (XVII-XIX вв.) // Вестник Московского университета. Сер. 13. Востоковедение. 2015. № 1. С. 4

хадистские настроения местного населения, что использовалось политическими лидерами в своих интересах8. Так, необходимость изгнания «неверных» с земель ислама стала главным лозунгом, под которым объединила марокканские земли под своей властью шерифская династия Саадидов (1511-1659). Однако уже в начале XVII в. Саадидское государство раскололось, и на смену султанам пришли племенные вожди, мурабиты9, лидеры суфийских турук10, а также и командиры джихада. Мурабиты и шейхи братств не только Севера, но и центральных областей страны направляли на побережье набранные ими ополчения муджахидов. В условиях ослабления центральной власти и развертывания междоусобных войн в качестве новой силы, претендовавшей на главенство в Дальнем Магрибе, выдвинулось шерифское семейство Алауитов, которое с XIII в. переселилось из аравийского порта Янбо в оазисы Тафилалета на юго-востоке Марокко. Алауитские шерифы вступили в борьбу с влиятельными мурабитами и суфийскими обителями-завийами, в результате чего в 1666 г. султаном в Фесе был провозглашен представитель этого семейства Мулай Рашид (1666-1672).

Для того, чтобы окончательно утвердить за собой статус правителей Марокко, ранним Алауитам пришлось оспаривать влияние не только мурабитов и суфийских шейхов, но и командиров джихада. Таким образом, джихад стал полем для дискуссии о легитимности с самого начала алауитских завоеваний, и в этой связи примером может стать популярная в марокканских источниках история ал-Хидра Гайлана.

Ал-Хидр Гайлан был потомственным муджахидом11 и представлял собой серьезного конкурента для Алауитов. Не случайно англичане в своих документах называли его «принцем Западной Бер-берии и захватчиком Фесского королевства»12. Авторитет Гайлана

признавали племена северо-западной провинции ал-Хабт, включая Тетуан, Сале, а также Эль-Ксар-эль-Кебир. Военные кампании, которые скорее носили характер точечных набегов, и организация засад против испанских и английских отрядов позволяли ему расширять зону своего влияния и даже претендовать на северную марокканскую столицу13. В 1665 г. ополчения Мулай Рашида нанесли поражение боевым формированиям Гайлана около Эль-Ксар-эль-Кебира, после чего Гайлан был вынужден бежать в Асилу, а затем в Алжир14.

Тексты хроник подтверждают то, что ведение джихада занимало важное место в политике первого алауитского султана Мулай Рашида. По сообщениям марокканских хронистов Мухаммада ад-Дуайфа ар-Рабати и Ахмада ибн Халида ан-Насири, несмотря на его недолгое правление и постоянные завоевательные кампании внутри страны, в 1671 г. Рашид направил свои конные ополчения для ведения джихада в Танжер, который незадолго до этого перешел от португальцев в руки англичан15.

Другой акцией Мулай Рашида, которая косвенно может рассматриваться как элемент, развивающий образ султана-муджахида, являются события, породившие легенду, связанную с поселением Дар Ибн Маш&ал. Согласно сюжету, который приводят марокканские хронисты, в 1662 г. Рашид вступил в городок Дар Ибн Маш&ал, и убил местного влиятельного и богатого еврейского коммерсанта, который, согласно принятой в хрониках версии, притеснял местных мусульман. После убийства этого зажиточного еврея Мулай Рашид присвоил все его богатства и распределил добычу между своими отрядами. Примечательно, что сразу после этого число сторонников Рашида среди арабских племен возросло, и к его ополчениям присо13 К тому времени право на Фес оспаривали, наряду с Гайланом, завийа Дила&ийа, лидер хилалийского племени бану дурайд Абу Абдаллах ад-Дурайди, который изначально был наместником дилаитов, а также алауитские шерифы. См.: Аз-Заййани Абу-л-Касим. ал-Бустан аз-Зариф фи даулат аулад Мулай аш-Шариф (Красивый сад [повествования] государства потомков Мулай аш-Шарифа) / Публ. и коммент. Р. аз-Завийа. Рисани, 1992. С. 104; Ад-Ду&айф ар-Рабати, Мухаммад ибн Абд ас-Салам. Тарих ад-Дуайф ар-Рабати. Тарих ад-даула ал-&алауийа ас-са&ида мин наша&тиха ила авахир &ахд Маула Сулайман (История Ду&айфа Рабатского. История счастливой Алауитской династии от ее основания до окончания правления Мулай Сулаймана). 1043/1633-1238/1812. Касабланка, 1988. Т. 1. С. 118; Abitbol M. Histoire du Maroc. Paris, 2009. P. 271; Brignon J., Amin A., Boutaleb B. e. a. Histoire du Maroc. Casablanca, 1967. P. 238.

единились новые формирования16. Следовательно, подобным актом Рашид заявил о себе как о защитнике мусульман от притеснителей-иноверцев в лице еврейского купца, не говоря уже о том, что в силу этого обстоятельства в его руках оказались средства на то, чтобы привлекать на свою сторону племенных шейхов. Данный акт разбоя и недостойное шерифа поведение преподносится в источниках как подвиг будущего султана. Однако на деле это являлось прямым нарушением норм шариата, согласно которым иудеи являются ахл аз-зимма, т.е. находятся под покровительством мусульман, а, следовательно, не должны подвергаться подобным расправам.

Еще более активно джихадистские настроения марокканцев эксплуатировались преемником Рашида, его братом Мулай Исмаилом (1672-1727). С известием о смерти Рашида Гайлан при поддержке османских властей Алжира и знатных семейств Тетуана предпринял попытку восстановить контроль над утраченными территориями. В 1673 г. Гайлан приплыл из Алжира в Тетуан и начал продвигаться вглубь марокканской территории, однако был убит возле Эль-Ксар-эль-Кебира в ходе схватки его отрядов с ополчениями Исмаила17. Таким образом, первые алауитские султаны пытались монополизировать право на джихад, устраняя с политической арены влиятельных полевых командиров.

В то же время те «потомственные» муджахиды Рифа, которые согласились служить новой династии, пользовались большими привилегиями при дворе. К их числу относятся представители семейства ар-Рифи: военачальник Али бен Абдаллах ар-Рифи, а затем его сын Ахмад бен Али ар-Рифи за свои заслуги в освобождении приморских территорий получили высокие титулы при Исмаиле, и наместничество в этих областях было закреплено за ними по наследству18.

Не меньшую опасность для новой династии могли представлять харизматичные суфийские проповедники, которые были главными идеологами священной войны. Алауиты вынуждены были ограничивать руководство джихадом со стороны мурабитов. Из сообщений «Китаб ал-истикса&» Ахмада ан-Насири следует, что во время правления Исмаила местные мурабиты участвовали в джихаде: например, во время осады Мехдии к войскам муджахидов присоединились ополчения мурабита из Сале19. Тем не менее священная война была в большей или меньшей мере поставлена под контроль алауитских

султанов, и участие в джихаде предводителей-мурабитов было возможно только в том случае, если их влияние было ограничено. Алауитские шерифы прекрасно осознавали рискованный характер и даже опасность союза с мурабитами. В этом выразилось отличие политики алауитских султанов от их предшественников Саадидов, которые, напротив, опирались на помощь мурабитов и завий в ведении джихада, что, в конечном итоге, привело к неконтролируемому саадидским престолом усилению политического влияния суфийских лидеров20.

Изучение источников по ранней истории Алауитов позволяет поставить вопрос: кто был движущей военной силой в марокканском джихаде, и кто был в нем задействован? Согласно исламской традиции, существуют два принципа участия в военном джихаде - фард ал-кифайа («коллективная обязанность») и фард ал-айн («индивидуальная обязанность»)21. В первом случае предполагается, что если священную войну ведет часть населения, то считается, что религиозный долг выполнен всем обществом. При этом обязательство участвовать в военных действиях распространяется, в первую очередь, на жителей близлежащих областей22. В Марокко это были обитатели горных областей Рифа и прилегающих равнин. Помимо того, что местные племена проживали на территории, которую можно считать фронтиром, а, следовательно, ощущали угрозу европейской экспансии более остро, чем жители центральных районов, лозунги священной войны были особенно популярны среди них в силу их интенсивных контактов с андалусцами, которые оседали среди племен Рифа и подогревали их религиозное рвение своим опытом23. Однако, разумеется, что наряду с религиозным долгом, муджахидами двигали и более прозаические мотивы, а именно надежда на обогащение (пусть и незначительное). После освобождения того или иного города от европейцев он доставался воинам на разграбление24. Если военных контингентов из местных племен оказывалось недостаточно, вступление в ряды воинов ислама становилось обязательным для жителей примыкавших к Рифскому региону областей.

В случае нехватки воинских контингентов из местных племен в крупных осадах участвовали войска Исмаила - так называемые племена гиш (от арабского джайш - «армия») - племена, которые взамен несения военной службы освобождались от уплаты налогов. Кроме того, при Исмаиле регулярно объявлялась мобилизация населения крупных городов, в частности, в крупных сражениях участвовали фесские стрелки -румат25. Наряду с этим, мобилизации могли подвергаться и шерифы, факихи, толба (или талаба - студенты) и даже служители завий Феса и других крупных городов26. Формально это осуждалось традицией, которая гласила, что не стоит призывать в ряды воинов служителей ислама и ученых, поскольку их гибель станет серьезной потерей для общины. Представляется, что подобные указы были обусловлены, скорее, политическими соображениями, нежели военными нуждами, поскольку в большинстве случаев али-мам удавалось убедить султана отменить подобные постановления, и он объявлял о своеобразном «помиловании» призванных в ряды войска толба и факихов27.

Важно отметить еще одну особенность марокканского джихада: Исмаил лично почти не участвовал в военных действиях на побережье, поскольку был занят завоеваниями внутри страны28. Тем не менее, когда приходили известия о том, что тот или иной город, занятый европейцами, близок к падению, султан направлялся туда, чтобы присутствовать при торжественном вступлении в него марокканских войск29. Это, как представляется, можно расценивать в качестве пропагандистского хода по завоеванию популярности в глазах населения.

Мулай Исмаил добился значительных успехов в освобождении марокканского побережья от европейского присутствия. В 1681 г.

шерифский султан освободил Мехдию (Ма&муру), которая находилась под контролем испанцев с 1614 г.30 После трехлетней осады в 1684 г. англичане вынуждены были эвакуироваться из Танжера, предварительно сравняв с землей мол и крепостные стены порта31. В 1689 г. Исмаил отвоевал Лараш (ал-&Ара&иш), который с 1504 г. был под контролем португальцев, затем в 1610 г. перешел к испанцам32. В 1691 г. успешно завершилась осада марокканцами Асилы33.

На протяжении полувекового правления Исмаила его войска неоднократно предпринимали осаду Сеуты, однако захватить город так и не удалось. Таким образом, при жизни Исмаила на территории Шерифской империи оставалось три анклава европейского присутствия - Мазаган на юге и Сеута и Мелилья на севере34. Однако освобождение всех упомянутых городов имело колоссальное значение в глазах марокканцев того времени: в народном сознании изгнание иноверцев было важнейшим вопросом, который марокканские правители не могли решить с XV в. Как писал об этом Брахим Буталеб в коллективной монографии «История Марокко», тем самым Мулай Исмаил «безупречно выполнял свой контракт правителя правоверных»35. Несомненно, военные победы Исмаила на побережье не могли не повысить его авторитет в глазах рядовых подданных, а вместе с тем позволяли Исмаилу оказывать давление на непокорные племена, городские кварталы и другие социальные группы.

Ведение джихада становилось одним из важнейших средств легитимации власти султана в глазах алимов Феса, поддержка которых неизменно играла важную роль в укреплении авторитета новой и еще не укоренившей свою законность в массовом сознании династии. В глазах улама как правоведов и охранителей традиции джихад был главной, или даже единственно значимой формой войны. В своих письмах к Исмаилу некоторые алимы, в частности, видный законовед из Феса ал-Хасан бен Мас&уд ал-Йуси, указывали султану на то, что ведение джихада - это одна из основных обязанностей

праведного правителя: «у султана множество обязанностей. ограничимся упоминанием трех из них, которые есть самые главные: первая - сбор денег [налогов] по праву и их справедливое распределение; вторая - ведение джихада и распространение слова Аллаха на земле [...]; третья - добиваться справедливости для угнетенного от угнетателя»36. Следовательно, любой успех войск махзена37 на данном поприще находил отклик в среде улама. По случаю победы или перед крупным сражением алимы сочиняли касыды38, в которых они восхваляли султана и благословляли его на новые подвиги, но также и критиковали его за недостаточное усердие на этом пути39. Кроме того, победы марокканского оружия в эпоху ранних Алауитов получали даже международный резонанс: например, по сообщению хрониста Абд ас-Салама ад-Дуайфа, с победами Исмаила поздравляли известные алимы ал-Азхара40.

Эффективность боевых кампаний против европейцев позволяла султану не только укрепить свои позиции во взаимоотношениях с улама, но и обосновывать нуждами джихада самые различные политические и экономические действия и меры, далекие по своей сути от задач «священной войны». Во-первых, непрекращающиеся военные действия на побережье служили поводом поднять налоги, ввести новые сборы или даже конфисковать имущество зажиточных горожан41. Так, во время правления Мулай Исмаила регулярно повышались налоги, а также были введены дополнительные сборы: му-кус - налоги с торговых сделок, которые вводились как в отношении внутренних, так и внешних торговых операций, что, несомненно, ущемляло интересы купечества42. Кроме того, города облагались

на&иба (араб. замещение) - налогом, который взимался взамен несения военной службы43.

Нужды джихада служили предлогом и для проведения алау-итским двором политики, нацеленной на подрыв независимости племен. Необходимость мобилизации ресурсов для освобождения страны от присутствия неверных в полемике Мулай Исмаила с алимами являлось обоснованием его жесткой централизаторской политики, направленной на подчинение махзену даже тех племен, которые населяли труднодоступные районы Среднего и Высокого Атласа. Эти племена, преимущественно берберские, формально признавали власть султана, однако не платили налогов в казну и стремились всячески отстоять свою независимость44. В результате серии походов Исмаилу удалось сломить сопротивление племен, что сопровождалось конфискацией оружия и лошадей в пользу махзена. Подобные меры в отношении племен вызывали непонимание у алимов, поскольку, в соответствии с их видением, следовало бороться с «неверными», а не с собственными подданными-мусульманами, которые могли бы послужить делу джихада45.

Мулай Исмаил обосновывал нуждами джихада не только ослабление независимости племен, но и создание невольничьей армии абид ал-Бухари46, что стало причиной конфликта между султаном и частью алимского корпуса Марокко, отказавшейся признать законность набора данного войска. Суть военной реформы Исмаила сводилась к тому, что, наряду с традиционными боевыми отрядами, состоявшими из лояльных махзену племен, формировалась гвардия из чернокожих невольников, которые были связаны узами личной

преданности с султаном. Улама выступили против данной реформы, поскольку рабский статус части абид был не доказан47. В полемике с законоведами аргументами султана была низкая эффективность его армии, поскольку жители городов и племена уклоняются от исполнения священного долга, и в этих условиях единственным способом укрепить военную мощь для защиты дар ал-ислам является создание профессионального войска48.

На самом же деле главной целью формирования гвардии абид был контроль над населением труднодоступных районов, которые Исма-ил окружил сетью крепостей и поселил в них темнокожих неволь-ников49. Таким образом, армия ал-Бухари использовалась, главным образом, для военных кампаний внутри страны, а на побережье их отряды были задействованы в основном на строительных работах, которые велись после освобождения того или иного города. Тем не менее, известны случаи, когда невольники Исмаила принимали участие и в джихаде, например, во время осады Сеуты50. Таким образом, можно предположить, что подлинной целью создания абид ал-Бухари был вовсе не джихад. На деле они стали важным механизмом в задуманной Исмаилом централизации системы управления Дальнего Магриба, отвечая за сбор налогов с местных племен и предотвращая угрозу восстаний против махзена.

Следовательно, джихад можно трактовать как своего рода предлог, которым султан маскировал свои истинные мотивы и которым оправдывал непопулярные среди алимов и рядовых подданных действия. Не менее важным доказательством в пользу того, что джихад был идеологическим инструментом для ранних Алауитов, является

то, что колонизация марокканского побережья европейцами носила поверхностный и разрозненный характер51.

Кроме того, возвращение атлантических и средиземноморских портов под контроль марокканцев не влекло за собой особых экономических выгод52. Торговля с европейскими странами велась через другие порты (Тетуан, Сале, Сафи, Агадир) и не зависела от оккупированных европейцами городов53. Следовательно, осаду приморских городов, в том числе более чем пятидесятилетнюю осаду Сеуты, можно трактовать как стремление представителей новой династии укрепить свою легитимность. Это делалось путем последовательного конструирования образа того или иного султана-Алауита как муджахида, который, ведя войну за веру, выполняет свой долг перед мусульманами, а, следовательно, оправдывает свой статус халифа. Эта политика джихада была направлена на повышение престижа правителей именно внутри страны, а не на международной арене. Не представляя собой реальной угрозы, христианское присутствие на землях ислама было унижением для марокканских правителей как повелителей правоверных54. Таким образом, успешный джихад, который должен был усиливать шерифскую бараку55, составил прочную основу для дальнейшего укрепления авторитета династии, к которой можно было апеллировать в критических ситуациях.

Однако образ султана-борца за веру, который последовательно создавал в глазах подданных и правоведов Мулай Исмаил, был бы неполным без упоминания еще одной детали. Султан занимался

распространением ислама не только мечом, но и словом, что нашло отражение в его письме к английскому королю Якову II (1685-1688)56. В этом письме Исмаил продемонстрировал свою образованность, хорошее знание Корана и хадисов и проявил себя как подлинный мусульманский теолог57. Разумеется, султан предлагал королю перейти в ислам как единственно верную, с его точки зрения, религию, что являлось, как представляется, очередным ходом по завоеванию популярности среди подданных.

Влияние перипетий джихада на внутреннюю политику Марокко демонстрирует, что изгнание европейцев из приморских районов (1681-1727) имело под собой более серьезные основания, чем просто религиозно-юридические соображения. Победы первых алауитских султанов значительно повышали их легитимность в глазах рядового населения, равно как и алимов. Эффективные действия по изгнанию христиан позволяли Мулай Рашиду и Мулай Исмаилу обосновывать многие государственные решения нуждами священной войны. Кроме того, шерифским султанам удалось ослабить политическое влияние мурабитов и завий, тем самым перехватив у них морально-идеологическую инициативу, что стало одним из значительных факторов легитимности власти султана на раннем этапе становления Алауитского государства.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Daria V. Solovyeva

JIHAD: AN INSTRUMENT OF LEGITIMIZING THE POWER IN ALAWI MOROCCO (XVII-XVIII)

Lomonosov Moscow State University 1 Leninskie Gory, Moscow, 11999

The article is focused on the role of jihad in the social and political life of Morocco in the XVII-XVIII centuries as one of the main factors of legitimacy of the Alawi dynasty (since 1631). A study of historical sources allowes us to suppose that the European presence in the Moroccan lands since the XV century had a serious impact on the religious life of the Islamic Far West. Using of the ideology of jihad the sultans succeeded to gain popularity among their subjects, primarily among the