ством самодеятельных граждан, то его судьба оказывается подвешена на психике этой массы - всегда непредсказуемой. Судьба России все еще связана со смутой, а не революцией.
Всякая истинная революция - это революция сознания. Сложноорганизованные системы преобразуются качественно только на «клеточном» (человеческом) уровне. На это уходит время смены нескольких поколений (с. 714).
В.М. Шевырин
RANDALL A. The Soviet dream world of retail and consumption in the 1930s. - N.Y.: Palgrave Macmillan, 2008. - XIII, 252 p.
В монографии Эми Рэндалл (Университет Санта-Клары, США) исследуется кампания по созданию в СССР государственной системы розничной торговли и потребления, начатая в 1931 г. с прагматической целью - покончить с кризисом распределения, разразившимся в 1929-1930 гг., когда полки магазинов катастрофически опустели и была введена карточная система. В центре внимания находятся произошедшие в результате осуществления новой политики по отношению к торговле институциональные, культурные и социальные изменения, которые оказали глубокое, часто противоречивое воздействие на экономику, политику, гендерную структуру, а в конечном счете - на всю историю советского общества. Автор рассматривает историю строительства социалистической торговли в двух измерениях: «сверху» - с точки зрения партийных руководителей, правительственных чиновников и самих реформаторов, прослеживая, как коммунистическая идеология и социально-экономические реалии влияли на конфигурацию реформы, и «снизу» - с точки зрения продавцов, общественных контролеров и простых покупателей (с. 12-13).
Находясь в русле современной литературы по истории кон-сюмеризма, с ее интересом к формированию классовой и гендерной идентичности индивида, монография Э. Рэндалл исследует зарождавшуюся в СССР массовую культуру потребления в сравнительном контексте (с. 14-15). В капиталистической «стране грез», пишет автор, экзотические универсальные магазины с их сверкающими витринами поражали воображение простых людей, а быстрое распространение товаров широкого потребления и новых форм кредитования «поощряло фантазии о богатстве и материальных удовольствиях». В СССР 1930-х годов также начали поощрять мечты простых людей о новом обществе изобилия, но при этом советская торговля должна была стать инструментом для построения социализма, способствуя повышению культурного уровня масс. Существование социалистической торговли и сферы социалистического потребления должно было «подчеркнуть победу Советского Союза над отсталостью и дополнить технологическую и индустриальную утопию московского метро, Магнитки и канала Москва -Волга» (с. 2).
Создание государственной системы розничной торговли для страны с населением в 150 млн человек - грандиозная задача для любого правительства, пишет Э. Рэндалл. Но для сталинского режима она была особенной трудной потому, что и без того слаборазвитая коммерческая инфраструктура Российской империи, сконцентрированная в основном в крупных городах, была фактически разрушена политикой Советской власти, которая привела к «деградации торговли». К 1930 г. частные магазины и лавки были закрыты, а открытые в течение предыдущего десятилетия кооперативные и государственные магазины составляли менее одной пятой от дореволюционных показателей количества магазинов на 10 тыс. человек. И это в условиях начавшейся индустриализации и коллективизации, когда массы людей двинулись в город, что многократно увеличило потребительский спрос (с. 4).
В России, пишет автор, культура массового потребления начала развиваться в конце XIX в. и изначально носила амбивалентный, даже противоречивый характер. С одной стороны, приобщение к ней крестьян и рабочих вызывало беспокойство у представителей консервативной элиты, считавших, что западный капитализм портит русский народ и ведет к утрате самобытности. С другой стороны, интеллигенция всячески отмежевывалась от меркантильной вульгарности и пошлости в пользу более «духовного» существования, а революционеры вообще считали аскетизм
моральной добродетелью. В то же время низшие классы вовлекались в «культуру приобретательства» далеко не полностью: богатство и роскошь верхушки общества часто вызывали у них возмущение и зависть (с. 6).
Не менее противоречивым было и отношение к торговле и потреблению пришедших к власти большевиков. Их политика в этой области поначалу была непримирима: национализировались частные магазины, предпринимались попытки уничтожить уличную торговлю, а частичная реставрация частной торговой сети в годы нэпа была обставлена массой ограничений, включая налоговые. При этом, с одной стороны, культивировалась антиматериалистическая эстетика, высмеивались нэпманы и нэпманши, с другой -поощрялись покупки в госсекторе, причем отечественных товаров, произведенных государством, а не кустарных или иностранных, развивалась реклама, которая часто несла в себе политический посыл. Художники-конструктивисты всячески внедряли ценности «нового быта», что должно было способствовать рождению «нового советского человека». Тогда же были созданы отдельные «образцовые» социалистические магазины (ГУМ), однако осуществление покупок в кооперативах и в госсекторе оставалось в 1920-е годы «унылой альтернативой покупкам у частника», пишет автор
(с. 7-8).
Частная торговля была полностью отменена в связи с принятием первого пятилетнего плана 1928-1932 гг. в рамках мероприятий по усилению государственного контроля над экономикой. А в 1930-е годы правительство окончательно отказалось от революционного аскетизма и перешло к поддержке высоких уровней потребления. Началось активное и целенаправленное создание советской «страны грез». Новый подход к торговле и потреблению часто рассматривался в литературе как факт, подтверждающий «великое отступление» сталинского режима от революционных целей и ценностей, его «обуржуазивание» как уступку новой советской элите и ее «ценностям среднего класса», поскольку именно она извлекла больше всего пользы из новых модных магазинов и легитимизации консюмеризма. Однако в прежних интерпретациях царило представление о том, что большевики с самого начала проводили четкую линию экономической политики, от которой они отступили в 30-е годы. Автор утверждает, что военный коммунизм и нэп были
своего рода «сборной солянкой» противоречивых подходов к вопросу о том, как руководить экономикой в зарождающемся социалистическом государстве, и доказывает, что кампания по созданию советской торговли явилась первой полновесной попыткой властей обратиться к проблемам распределения и потребления при социализме (с. 10).
Новая политика, принятая для того чтобы справиться с экономическим кризисом, явилась достаточно стройной системой мер, направленных на развитие государственной торговли. Она означала отказ советских руководителей от постепенного перехода к безденежной системе прямого товарообмена и подтвердила роль монетарной экономики и розничной торговли при социализме. Провозглашалось, что расширение торговли будет стимулировать развитие социалистических форм труда, снизит текучку кадров, будет способствовать смычке города и деревни, абсолютно необходимой для социалистической реконструкции сельского хозяйства и успеха социализма (с. 23).
Противоречивость в отношении к торговле и потреблению как в дореволюционной, так и в советской России делала особенно трудным осуществление намерений по внедрению их в социалистический проект в 1930-е годы. Потребовалось много усилий, чтобы заменить негативный образ отсталой и «контрреволюционной» по своему характеру торговли на более позитивный, связав его с индустриализацией, демократизацией, стремлением догнать и перегнать Запад, и в особенности с кампанией за распространение «культурности» (с. 9).
В ходе кампании за построение советской торговли и более современной системы распределения вся коммерческая инфраструктура СССР резко изменилась. Открылись сотни тысяч новых магазинов и лавок, десятки тысяч были реконструированы и отремонтированы (например, установлено отопление), внедрены новые технологии. В торговлю пришли десятки тысяч новых работников (в том числе наблюдался массовый приток женщин), началось развитие системы специального образования, возникло движение за социалистический труд, к контролю были привлечены сотни тысяч потребителей.
От реформы выиграли главным образом Российская Федерация и Украина, причем крупные города. В деревнях положение изменилось не слишком сильно, и отмечалось много недостатков в функционировании государственных магазинов. Тем не менее, пишет автор, результаты ее были очень заметны, и не только в повседневной жизни. Было принято решение повысить производство продуктов питания и товаров народного потребления, и хотя они никогда не достигали уровня удовлетворения спроса, тем не менее в 1937 г. покупатели имели намного больше шансов приобрести тот или иной товар, чем в 1932 г. (с. 3).
И все же, несмотря на все усилия, сохранялся дефицит, имел место голод, а в экономике по-прежнему приоритет оставался за промышленным производством, за счет основных повседневных нужд. Автор подчеркивает практические трудности, с которыми сталкивался сталинский режим в этом вопросе. Несмотря на планы повысить производство потребительских товаров в течение второй пятилетки, отсутствовала необходимая для этого инфраструктура: кустарное производство было к этому времени фактически ликвидировано, а промышленность ориентировалась на производство средств производства. Не облегчали задачу и возникшие проблемы планирования и материального обеспечения, связанные с необходимостью выяснять, каким регионам какие товары требуются, как-то координировать их доставку и транспортировку (с. 5)
Отмечая, что создание феномена «некапиталистической советской торговли» явилось беспрецедентным экспериментом, автор пишет об изменениях, произошедших в социальных и гендерных идентичностях советских людей. «Торговые служащие» трансформировались в «работников торговли», которые наряду с остальными трудящимися участвовали в социалистическом соревновании и стахановском движении. Таким образом, в строительство социализма был вовлечен огромный пласт советского общества. Возникают новые отношения между государством и гражданами, целенаправленно создается новая идентичность - советский потребитель, который служит интересам режима, но одновременно приобретает новые права и обязанности, пусть ограниченные и в официально разрешенных пределах (с. 137).
Большие изменения произошли в гендерных отношениях. Э. Рэндалл констатирует феминизацию торговли, которая привела к изменениям в официальном дискурсе. Широкое привлечение к производительному труду имело своим результатом «интеграцию
женщин в советское общество в качестве продуктивных граждан», а их участие в розничной торговле «разрушило монополию на идеал маскулинизированного пролетария» (с.86).
Возникает «культурная героиня советской торговли», и таким образом из символа отсталости женщина становится символом современности. Дискурсивный сдвиг в официальном понимании женского и домашнего изменил и идеал мужчины. В торговле для обоих полов приветствовалось поведение, которое обычно считается женским: аккуратность, вежливость, внимательность, что, как считает автор, вносило свой вклад в постепенную «феминизацию и одомашнивание советского социализма» (с. 87-88).
Подводя итоги результатов кампании 1930-х годов, Э. Рэн-далл отмечает не только несомненные ее успехи, но и провалы, связанные главным образом с тяжелыми экономическими условиями, в которых находилась страна. Она указывает, что сталинский режим заключил своего рода общественный договор со своими гражданами, в котором экономика потребления стала важным компонентом легитимности советского социализма. Растущая неспособность удовлетворить нужды потребителей, вызванная неэффективностью социалистической системы управления, способствовала все большему разочарованию в социализме и внесла большой вклад в его гибель (с. 182-183).
О.В. Большакова
НОВАЯ И НОВЕЙШАЯ ИСТОРИЯ
Международные отношения
С1ВА8-КЯ7АК Б. 8егЬ8ко-а1ЬашЫ копШк о Кс^сдао w XX wieku: и-№агипко-№аша - przebieg - konsekwencje. - Тогип: Wydaw. А. Маг-8/а1ек, 2009. - 266 s.