ПОЛИТЭКОНОМИЯ МАРКСА - ИНСТРУМЕНТ ПОЛИТИКИ

Дискуссионная трибуна

С.Г. КАРА-МУРЗА доктор химических наук, профессор, главный научный сотрудник ИСПИ РАН*

Политэкономия Маркса -инструмент политики

В Европе с зарождения капитализма стала быстро развиваться экономическая мысль. В Новое время резко усложнились общества, культуры и экономические системы. Хозяйство (экономика) - один из важнейших «срезов» жизнеустройства всего народа и одна из ипостасей национальной культуры. С самого начала люди осваивали нормы и запреты хозяйственной деятельности своего народа, представления о добре и зле, политике и войне, философии и искусстве, - все это связано и пронизывало духовную сферу человека. С древности создавались устные и письменные трактаты и поэмы, а власть создавала институты и законы.

В 1615 г. был опубликован «Трактат политической экономии». Так сложилась сложная конструкция - синтез знаний и политики, идеологии и философии, картины мира и пророчества. Это - политэкономия. Она стала важной частью ядра представлений о жизнеустройстве страны, общества и «иных», особенно войн.

В разработках политэкономий были впереди Англия и Франция, первым лидером был Адам Смит, вершиной этой программы (XVШ-XIX вв.) был труд Карла Маркса.

В Российской империи образованный слой склонялся к классической английской политэкономии. Вспомним Евгения Онегина:

Бранил Гомера, Феокрита; Зато читал Адама Смита И был глубокий эконом, То есть умел судить о том, Как государство богатеет,

* Кара-Мурза Сергей Георгиевич, e-mail: skaramur@rambler.ru

И чем живет, и почему не нужно золота ему, Когда простой продукт имеет. Отец понять его не мог...

К концу XIX в. в России образованные прогрессивные деятели обратились к «Капиталу» Маркса. С.Н. Булгаков писал в «Философии хозяйства»: «Практически все экономисты суть марксисты, хотя бы даже ненавидели марксизм». С конца XIX в. в Европе в употребление вошел термин «экономическая наука», употребление же термина «политэкономия» стало редким, но марксисты, особенно в СССР, никогда не отказывались от понятия «политическая экономия». В 1960-х гг. термин «политэкономия» возрождается.

Вернемся к России конца XIX в. Интеллигенция погрузилась в изучение марксизма, но понять политэкономию - и английскую, и марксистскую - было очень сложно. В.И. Ленин углубился в это учение. Он написал в 1898 г. рецензию на учебник политэкономии А.А. Богданова и отметил, что «автор с самого начала дает ясное и точное определение политической экономии», хотя «ученые профессора нередко весьма плохо понимают политическую экономию». Странно: книги были доступны, ученые бывали в Европе, даже общались с Марксом и Энгельсом, почему же они не могли понять «ясное и точное определение»? Да и сам Ленин после упорного штудирования, и, написав десять тетрадей конспектов из книг Маркса («Философские тетради»), признал: «Нельзя вполне понять "Капитала" Маркса и особенно его первой главы, не проштудировав и не поняв всей Логики Гегеля. Следовательно, никто из марксистов не понял Маркса полвека спустя!!».

Ф. Энгельс в трактате «Политическая экономия. Предмет и метод» объяснил: «Кто пожелал бы подвести под одни и те же законы политическую экономию Огненной Земли и политическую экономию современной Англии, - тот, очевидно, не дал бы ничего, кроме самых банальных общих мест. Таким образом, политическая экономия по своему существу - историческая наука. Она имеет дело с историчесi

ким, т. е. постоянно изменяющимся материалом» .

Если так, то истории у Англии и России разные, и их «изменяющиеся материалы» тоже разные. Почему же рус1 Энгельс Ф. Анти-Дюринг // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. 2 изд., т. 20, с. 150.

ские ученые профессора изучали полтора века «Капитал» Маркса, а не реальность хозяйства России и его контекст? Ведь у нас не было ни западного капитализма - в России с конца XIX века был «периферийный капитализм», совсем другое хозяйство, чем на Западе. А в 1917 г. из России и этот капитализм вышвырнули. Зачем вся армия профессоров штудировала чужую политэкономию, да так ее и не поняли? Это феномен российской истории! Профессора-экономисты с 1920 г. в СССР непрерывно спорили об объективных экономических законах, о стоимости, товаре и деньгах - их основные понятия и категории брали в политэкономии Маркса, хотя ее система была для представления капитализма (причем английского). Договориться в этих спорах экономисты не могли.

В 1941 г. Сталин, прочитав макет учебника политэкономии, сказал: «Если на все вопросы искать ответы у Маркса, то пропадете. Надо самим работать головой, а не заниматься нанизыванием цитат. Маркс не мог предвидеть социализм во всей его конкретности, ныне же существует лаборатория СССР»1. Но в 1954 г., после смерти Сталина, профессора выпустили учебник политэкономии, и результаты были фатальны.

Надо вспомнить: Энгельс утверждал, что «политическая экономия по своему существу - историческая наука», а оказывается, что политэкономия «ограничивается почти исключительно генезисом и развитием капиталистического способа». Можно пожалеть русских ученых профессоров, плохо понимавших политическую экономию. Энгельс объясняет: «Политическая экономия как наука об условиях и формах, при которых происходит производство и обмен в различных человеческих обществах и при которых, соответственно этому, в каждом данном обществе совершается распределение продуктов, - политическая экономия в этом широком смысле еще только должна быть создана»2.

А дальше говорится, что классическая политэкономия -не актуальное учение о хозяйстве, а «выражение вечного разума»: «Новая наука была для них [тогдашних экономистов] не выражением отношений и потребностей их эпохи, а выра1 См.: ВаловойД.В. Экономика: взгляды разных лет. Становление, развитие и перестройка хозяйственного механизма. М.: Наука, 1989, с. 47.

жением вечного разума; открытые ею законы производства и обмена были не законами исторически определенной формы экономической деятельности, а вечными законами природы: их выводили из природы человека. Но при внимательном рассмотрении оказывается, что этот человек был просто средним бюргером того времени, находившимся в процессе своего превращения в буржуа, а его природа заключалась в

том, что он занимался производством и торговлей на почве

тогдашних, исторически определенных отношений» .

И это у нас называлось «ясное и точное определение политической экономии»!

Маркс высказался еще более сурово о том, что на каждом этапе развития политэкономии капитализма их авторы искажали реальность хозяйства прежних этапов. Он писал: «Буржуазная политическая экономия лишь тогда подошла к пониманию феодальной, античной, восточной экономики, когда началась самокритика буржуазного общества. В той мере, в какой буржуазная политическая экономия целиком не отождествляет себя на мифологический манер с экономикой минувших времен, ее критика прежних общественных форм, особенно феодализма, с которым ей еще непосредственно приходилось бороться, походила на ту критику, с

которой христианство выступало против язычества или про2

тестантизм - против католицизма» .

В 1868 г. Маркс писал: «Чертовщина заключается в том, что практически интересное и теоретически необходимое в политической экономии так далеко расходятся друг с другом, что здесь, в отличие от других наук, не находишь

нужного материала» .

Проблема в том, что над политэкономией довлела идеология, культура, этика. Даже общности одного этноса или народа имеют разные представления хозяйства и действуют согласно совершенно разным ценностям и табу. Это мы сегодня наблюдаем в Российской Федерации. А, например, в начале ХХ в. в России произошел цивилизационный разрыв крестьян с помещиками и буржуазией - представления о хозяйстве резко разошлись. Европейски образованные поме1 Энгельс Ф. Анти-Дюринг // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. 2 изд., т. 20, с. 155.

щики и политики исходили из представлений о частной собственности (из политэкономии), требования крестьян относительно передела земли выглядели в их глазах преступными посягательствами. Конфликт двух укладов - крестьянства и помещичьего хозяйства - привел к революции.

Начала политэкономии Маркса

Эта часть - большая и сложная, даже тяжелая. Причина этого в том, что с середины XIX в. российские интеллигенты, участники в политической борьбе, мыслители и экономисты стали внимательно следить за трудами и деятельностью Маркса и его соратников. Вокруг них складывались группы и будущие партии. Энгельс писал в 1885 г.: «Я горжусь тем, что среди русской молодежи существует партия, которая искренне и без оговорок приняла великие экономические и исторические теории Маркса и решительно порвала со всеми анархическими и несколько славянофильскими традициями своих предшественников»1.

Первые меньшевики, эсеры и либералы мировоззренчески выросли в той атмосфере, где выросла политэкономия А. Смита и К. Маркса, а также исторический материализм с марксистской теорией революции и формационным подходом. Эта когорта была ядром Февральской революции, а вокруг него общались ведущие ученые-обществоведы.

Но экономика связана с отношениями внутри народа и с отношениями культур и цивилизаций. Профессора и учебники истмата и либерализма открыли лишь один, «верхний» слой представлений основателей политэкономии: и Смита, и марксизма. Для многих людей, воспитанных на советском истмате, думаю, будет неожиданностью узнать, что народы в учении Маркса делились на прогрессивных и реакционных. Народ, представляющий Запад, являлся по определению прогрессивным, даже если он выступал как угнетатель.

Надо ли нам сегодня знать эту главу марксизма, которая в СССР была изъята из обращения? Да, знать необходимо, хотя овладение этим знанием очень болезненно для всех, кому дороги идеалы, которые мы воспринимали в формулировках марксизма. Сейчас нам надо разобраться, какое воздействие оказали взгляды основоположников марксизма на

процессы в дореволюционной России и на судьбу советского строя, да и на переходный период сегодня. Беда в том, что многие спорят о марксизме как о теории, а в действительности относятся к марксизму как Откровению. Но теория - не более чем инструмент. К одному объекту он приложим, к другому нет, вчера он годится, а через десять лет устарел.

Однако Маркс писал в предисловии к первому изданию «Капитала»: «Предметом моего исследования в настоящей работе является капиталистический способ производства и соответствующие ему отношения производства и обмена. Классической страной капитализма является до сих пор Англия. В этом причина, почему она служит главной иллюстрацией для моих теоретических выводов... Существенны сами эти законы, сами эти тенденции, действующие и осуществляющиеся с железной необходимостью. Страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего»1.

Это предисловие к «Капиталу» не обосновано и противоречит реальности. Капитализм из центра не распространялся на весь остальной мир, а превращал слабые страны в свою периферию.

Маркс пишет о странах Запада: «Они насильственно искореняли всякую промышленность в зависимых от них соседних странах, как, например, была искоренена англичанами шерстяная мануфактура в Ирландии» . Или: «[Англия] стремится превратить все остальные страны в исключительно земледельческие, а сама хочет стать их фабрикантом... Таким путем была разорена Турция»3.

Рабы, крестьяне и природные агенты

Политэкономия Маркса - огромная и сложная работа. Она начинается с учения о формациях, где субъектами были рабы и крестьяне. Потом - формация капитализа, который был исключительно сложной культурой. Эту сложность российские либералы и буржуазия не учли - глубоко ошиблись. Американский экономист В. Леонтьев писал: «Маркс был великим знатоком природы капиталистической системы». Именно капиталистической и именно английской, а не России и социализма!

Эта статья - попытка выбирать из труда Маркса актуальные для нас относительно ясные и понятные тезисы, постулаты и утверждения - те, которые направили экономистов Российской империи и СССР.

При этом было сделано предупреждение, Энгельс пишет в «Анти-Дюринге»: «Рабство было открыто. Оно скоро сделалось господствующей формой производства у всех народов, которые в своем развитии пошли дальше древней общины... Мы вправе сказать: без античного рабства не было бы и современного социализма»1.

Из него прямо вытекало, что Россия, не пройдя через рабство, не может сама создать «современного социализма». Хотя энциклопедия сообщает: «Народы Средней, Северной и Восточной Европы (германцы, славяне и др.), средневековые государства тропической Африки (и др.) миновали рабовладельческий строй, перейдя непосредственно от первобытно-общинного строя к феодализму».

Что же такое раб по Марксу? Это - «непосредственное орудие производства». В «Критике политической экономии» сказано: «В условиях рабства работник принадлежит отдельному особому собственнику, являясь его рабочей машиной. Как совокупность проявлений силы, как рабочая сила, он является вещью, принадлежащей другому, и поэтому он относится к особому проявлению своей силы, т.е. к своей живой трудовой деятельности, не как субъект»2.

Второй постулат таков: труд раба, не вступающий в процесс обмена с капиталом, является непроизводительным - он не производит стоимости. И даже не только труд раба, но и рабочего.

Вот несколько суждений Маркса. «Труд в том виде, как он в противоположность капиталу существует в рабочем сам по себе, т.е. труд в своем непосредственном бытии, труд, отделенный от капитала, является непроизводительным» .

Хотя Маркс утверждает: «Являются ли товары продуктом производства, основанного на рабстве, или продуктом производства крестьян (китайцы, индийские райяты), или общинного производства (голландская Ост-Индия), или го1 Энгельс Ф. Анти-Дюринг // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. 2 изд., т. 20, с. 185186.

сударственного производства (как, например, основанное на крепостном праве производство, встречавшееся в прежней эпохе русской истории), или производства полудиких охотничьих народов и т. д., - все равно: деньгам или товарам, в виде которых выступает промышленный капитал, они противостоят как товары и деньги и входят как в кругооборот этого последнего, так и в кругооборот заключающейся в товарном капитале прибавочной стоимости»1. Выходит, что и рабы и крепостные крестьяне создавали стоимость и их труд был производительным?

«Непосредственному принудительному труду [рабству] богатство противостоит не как капитал, а как отношение господства; поэтому на основе непосредственного принудитель2

ного труда и воспроизводится только отношение господства» .

Поэтому Маркс делает такое замечание к определению Мальтуса («Производительный работник - тот, кто непосредственно увеличивает богатство своего хозяина»): «Это положение слишком абстрактно, так как в такой формулировке оно применимо и к рабу»3. Таким образом, рабовладелец может, продав продукт, получить доход, но не самовозрастающую стоимость (капитал). Это утверждение, думаю, для многих остается непонятным.

Маркс пишет: «При производстве, основанном на рабстве, точно так же как и при патриархальном сельском хозяйстве, включавшем в себя и домашнюю промышленность, ... круг обращения и обмена весьма сужен, и, в частности, в условиях рабства раб вовсе не фигурирует как участник обмена. При производстве же, основанном на капитале, потребление во всех пунктах опосредствовано обменом, а труд никогда не имеет непосредственной потребительной стоимости для того, кто трудится.

В отличие от раба наемный рабочий сам является самостоятельным центром обращения, он участник обмена, человек, создающий меновую стоимость и получающий ее посредством обмена»4.

Это представление надо принимать как научную абстракцию. На деле и рабы, и патриархальное крестьянство участвовали в обмене. Крестьяне были вынуждены продавать значительную часть своих продуктов и продавать свою рабочую силу в отхожих промыслах - чтобы выплатить подати и налоги. Сам Маркс знал, что в России 70-х гг. XIX в. средний доход крестьян с десятины в Европейской части России составлял 163 коп., а все платежи и налоги с этой десятины составляли 164,1 коп. Почему продажа крестья -нами большинства урожая - не участие в обмене? Только потому, что они не пролетарии и не капиталисты? Но ведь в США в южных штатах 4 млн. рабов производили огромное количество ценного продукта (хлопка), который прода -вали в Европу капиталисты.

Так что же рабский труд? Начнем с того, что само словосочетание рабский труд противоречиво. Раб - лишь орудие труда, он не может производить стоимость. Маркс сказал в «Капитале»: «Когда Галиани говорит: стоимость есть отношение между двумя лицами, ... то ему следовало бы добавить: отношение, прикрытое вещной оболочкой»1. Стоимость - порождение общественных отношений. Но общественных отношений между рабовладельцем и рабом не существует, это отношения человека и вещи. Рабочая сила раба отчуж-дена у него посредством отчуждения личности.

Если раб - орудие труда, то кто же работник? Рабовладелец! Он со «своим» продуктом и вступает в общественные отношения - с другими рабовладельцами (шире -свободными индивидами). Даже классовой борьбы между рабовладельцами и рабами не могло быть, и, как указывал Маркс, стержень всей истории Рима - это история борьбы мелких и крупных землевладельцев.

В чем же заключается труд рабовладельца? В принуждении раба к труду. Эксплуатация как труд! Дело чести, совести и геройства! Такое изображение общественной формы производства (в широком смысле слова), когда работником является эксплуататор, Маркс называет «негативным изображением действительного процесса производства». Так что при негативном изображении раб исчезает, и о том, чтобы он производил стоимость, речи быть не может. Но ведь и труд рабовладельца превращается в нечто проти1 Маркс К. Капитал. Т. 1 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 23, с. 84.

воположное подлинному труду. Что же он производит -стоимость? В общем, насчет стоимости - загадочное молчание. Какое тут общественно необходимое рабочее время, как происходит эквивалентный обмен? Разве разбойник, отнявший у ехавшего на рынок крестьянина бушель пшеницы, производит стоимость?

Но Маркс негативом не ограничивается. В.В. Крылов пишет в «Теории формаций»: «Но как только мы взглянем на процесс общественного производства как на отношение типа "люди-природа", чары рассеиваются и все встает на свое место: человек остается человеком и не превращается в орудие, раб становится работающим субъектом, а "труд" рабовладельца оказывается ничем не прикрытой

эксплуатацией трудящегося раба. Это "позитивное изоб1

ражение совокупного процесса производства» .

Видимо, чтобы от негатива перейти к позитиву, приходится употреблять те же самые понятия уже не в функциональном смысле слова, а в субстанциальном («люди-природа»). Это понятно - в негативе одни чары, в позитиве другие. Совместить негатив и позитив не удается, просто надо, как в спектроскопии, просвечивать объект световыми волнами разной природы, получая много образов. Но в данном случае ни в каком образе не выходит, что раб производит стоимость. К понятию раба в плане политэкономии нельзя подобраться, прежде чем определишься с понятием «орудие труда». Когда речь идет о производственных отношениях, Маркс применяет это понятие в функциональном смысле. Например, плодородие земли является орудием труда.

Не менее важно для нашей темы и понятие «производство». Маркс понимает его в широком смысле, включая в него и обмен, и потребление. Не так прост и «продукт», как кажется иным марксистам и антимарксистам, а они начинают спорить, стоимость это или не стоимость, но что это продукт - все согласны. Маркс поясняет для тугодумов: производство - это потребление. Он пишет: «Это - потребительное производство. Однако, говорит политическая экономия, это идентичное с потреблением производство есть второй вид производства, вытекающий из уничтожения продукта первого.

Только в потреблении продукт становится действительным продуктом. Например, платье становится действительным платьем лишь тогда, когда его носят; дом, в котором не живут, не является действительным домом»1.

При этом ясное, реалистичное видение отношений в их целостности (в том числе включающих отношение человека к природе) оказывается у Маркса продуктом «недоразвитости» человека и общества: «Эти древние общественно-производственные организмы несравненно более просты и ясны, чем буржуазный, но они покоятся или на незрелости индивидуального человека, еще не оторвавшегося от пуповины естественно-родовых связей с другими людьми, или на непосредственных отношениях господства и подчинения. Условие их существования - низкая ступень развития производительных сил труда и соответственная ограниченность отношений людей рамками материального процесса производства жизни, а значит, ограниченность всех их отношений друг к другу и к природе. Эта действительная ограниченность отражается идеально в древних религиях, обожествляющих природу, и народных верованиях»2.

Так что надо еще различать, использует ли Маркс то или иное понятие в действительном смысле или недействительном.

К трактовке рабского труда Маркс подходит и с другой стороны - помещая раба в категорию «природных агентов»: «Работник и в форме раба, и в форме крепостного, ставится в качестве неорганического условия производства в один ряд с прочими существами природы, рядом со скотом, или является придатком к земле»3. В другом месте: «При рабстве, при крепостной зависимости и т.д. сам работник выступает как одно из природных условий производства»4. Но о роли природных агентов он в ряде мест пишет следующее: «Так как эти природные агенты ничего не стоят, они входят в процесс труда, не входя в процесс образования стоимости»5.

Природные агенты (включая людей как части природы) и природные ресурсы для условий жизни человечества и создания мира техники и в целом культуры были и есть особенная ипостась народного хозяйства. Соответственно любая политэкономия определяет роль и место всех этих природных агентов и ресурсов в образе хозяйства и взвешивает их ценность, меру усилий их воспроизводить и развивать. Индикаторы и критерии оценки этих сущностей, представленные в политэкономии Маркса, - это очень важная ее часть. Кратко рассмотрим эту часть.

Весь XIX век происходила интенсивная разработка идеологии капитализма в рамках одной общей платформы -индустриализма, основанного на вере в прогресс и законы общественного развития. Важнейшее условие для возникновения идеи прогресса и производных от нее идеологических конструкций либерализма - неисчерпаемость природных ресурсов. Американский философ и социолог Р. Нисбет сказал, что «на протяжении почти трех тысячелетий ни одна идея не была более важной или даже столь же важной, как идея прогресса в западной цивилизации».

Капитализм впервые породил способ производства, обладающий самоподдерживающейся способностью к росту и экспансии. Стремление к расширению производства и повышению производительности труда не было естественным, вечным мотивом в деятельности людей. Традиционное производство было ориентировано на потребление (а если производство приносило прибыль, то она была лишь источником наслаждений), и дух капитализма, ставящий высшей целью именно наживу, т. е. возрастание достояния, был совершенно новым явлением. Это новое качество, ставшее важным элементом социального порядка, требовало идеологического обоснования и нашло его в идее прогресса, которая приобрела силу естественного закона. Страстный идеолог прогресса Ницше поставил вопрос о замене этики «любви к ближнему» этикой «любви к дальнему» («Чужды и презренны мне люди настоящего, к которым еще так недавно влекло меня мое сердце; изгнан я из страны отцов и матерей моих.»). Становление общества потребления резко усилило эксплуатацию идеи прогресса.

Дж. Грей пишет: «Идею прогресса, воплощенную в проекте Просвещения, можно рассматривать как диахроническое повторение классической концепции естественного закона. Это

современная концепция общественного развития, совершающегося через последовательно сменяющие друг друга дискретные стадии, не везде одинаковые, но схожие в том, что все они воплощают одну-единственную форму жизни - единую цивилизацию, рациональную и космополитическую. Современный либерализм во всех его известных формах - от Локка до Канта и от Джона Стюарта Милля до позднего Ролза -неразрывно связан с философией истории и с идеей прогресса, выраженных в проекте Просвещения»1.

Идея прогресса соединилась с алхимией. Трудно выявить истоки этого синтеза. Вероятно, влияние оказала идущая от натурфилософии вера в трансмутацию элементов и в то, что минералы (например, металлы) растут в земле («рождаются Матерью-Землей»). Алхимики, представляя богоборческую ветвь западной культуры, верили, что посредством человеческого труда можно изменять природу. Эта вера, воспринятая физиократами и еще присутствующая у А. Смита, была изжита в научном мышлении, но чудесным образом сохранилась в политэкономии очищенной от явной мистики. Эта философия стала господствующей. О металлах, угле, нефти стали говорить, что они «производятся» а не «извлекаются».

Перейдем теперь к вопросу, который нас касается непосредственно: как указанные представления преломились в политэкономии марксизма? Ведь позиция, занятая по этим проблемам Марксом, оказала очень большое влияние на воззрения экономистов и политиков многих народов.

Казалось бы, можно было ожидать, что присущие марксизму универсализм и идея справедливости сделают его политэкономию открытой для понимания нужд человечества в целом, включая будущие поколения. Тем не менее эти общие установки не превратились в элементы политэкономической модели Маркса. Даже напротив, барьеры на пути соединения экономики с экологией в марксизме были доведены до своего логического завершения. Это было сделано в политэкономии капиталистического способа производства.

В «Капитале» Маркса именно рыночная экономика представлена как нормальная, а натуральное хозяйство, в системе которого жило большинство человечества, считалось дикостью и атавизмом - ему для контраста посвящены обиль1 Гоей Дж. Поминки по Просвещению. М.: Праксис. 2003, с. 132.

ные примечания. Нерыночное хозяйство было для политэкономии Иное - «часть природы».

Перечислим коротко принципы политэкономии Маркса в отношении природы.

Прежде всего, природные ресурсы являются неисчерпаемыми и бесплатными. Поэтому они как таковые не являются объектом экономических отношений. Топливо и металлы «производятся» и включаются в экономический оборот как товар именно и только в соответствии с издержками на их производство. Вот некоторые формулировки Маркса.

«Силы природы не стоят ничего; они входят в процесс труда, не входя в процесс образования стоимости»1.

«Силы природы как таковые ничего не стоят. Они не являются продуктом человеческого труда, не входя в процесс образования стоимости. Но их присвоение происходит лишь при посредстве машин, которые имеют стоимость, сами являются продуктом прошлого труда... Так как эти природные агенты ничего не стоят, то они входят в процесс труда, не входя в процесс образования стоимости. Они делают труд более производительным, не повышая стоимости продукта, не увеличивая стоимости товара»2.

«Производительно эксплуатируемый материал природы, не составляющий элемента стоимости капитала - земля, море, руды, леса и т.д... В процесс производства могут быть включены в качестве более или менее эффективно действующих агентов силы природы, которые капиталисту

ничего не стоят» .

«Какому обстоятельству обязан фабрикант в данном случае своей добавочной прибылью. - естественной силе, двигательной силе водопада, который дан природой и этим отличается от угля, который превращает воду в пар и который сам есть продукт труда, поэтому имеет стоимость, который должен быть оплачен эквивалентом, стоит опреде4

ленных издержек» .

«Только в результате обладания капиталом - и особенно в форме системы машин - капиталист может присваи1 Маркс К. Экономические рукописи 1861-1863 гг. // К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., 2-е изд., т. 47, с. 499.

вать себе эти даровые производительные силы: как скрытые природные богатства и природные силы, так и все общественные силы труда, развивающиеся вместе с ростом населения и историческим развитием общества»1.

Повторения этой мысли можно множить и множить - речь идет о совершенно определенной и четкой установке, которая предопределяет всю логику трудовой теории стоимости.

В XIX в., перейдя в представлении экономической «машины» от метафоры часов (механика) к метафоре тепловой машины (термодинамика), политэкономия отвергла предложение включить в свою модель «топку и трубу» (невозобновляемые ресурсы энергоносителей и загрязнения) - ибо это означало бы крах всего здания рыночной экономики.

В «Капитале» Маркс заостряет вопрос до предела: «До какой степени фетишизм, присущий товарному миру, или вещная видимость общественных определений труда, вводит в заблуждение некоторых экономистов, показывает, между прочим, скучный и бестолковый спор относительно роли природы в процессе созидания меновой стоимости. Так как меновая стоимость есть лишь определенный общественный способ выражать труд, затраченный на производство вещи, то, само собой разумеется, в меновой стоимости содержится не больше вещества, данного природой, чем, например, в вексельном курсе»2.

Впервые в явной форме проблема расхождения представлений природы и экономики капитализма была обозначена в книге У.С. Джевонса «Угольный вопрос» (1865), в которой он дал прогноз запасов и потребления угля в Великобритании до конца XIX в. Осознав значение второго начала термодинамики, Джевонс дал ясное понятие невозобновляемого ресурса и указал на принципиальную невозможность неограниченной экспансии промышленного производства при экспоненциальном росте потребления минерального топлива. Экономическая литература обошла книгу, которая регулярно переиздавалась в течение целого века, почти полным молчанием3.

Исключая из политэкономической модели проблему природных ресурсов, Маркс и Энгельс не приняли главных

современных им достижений термодинамики. В письме Марксу от 21 марта 1869 г. Энгельс называет концепцию энтропии «нелепейшей теорией»: «Я жду теперь только, что попы ухватятся за эту теорию как за последнее слово материализма. Ничего глупее нельзя придумать... И все же теория эта считается тончайшим и высшим завершением материализма. А господа эти скорее сконструируют себе мир, который начинается нелепостью и нелепостью кончается, чем согласятся видеть в этих нелепых выводах доказательство того, что их так называемый закон природы известен им до сих пор лишь наполовину. Но эта теория страшно распространяется в Германии»1.

Огромный культурный и философский смысл второго начала, который либеральная политэкономия просто игнорировала, марксизм отверг активно и сознательно. Включив в изучение общественных процессов категорию объективных законов, Маркс сделал свою политэкономию уязвимой. Ее «законы», и теории - всего лишь модели реальности, которые быстро изменялись в мире экономики.

Прочитав «Происхождение видов» Дарвина, Маркс писал Энгельсу, что «в этой книге дается историко-естественное основание нашей концепции». Эволюционное учение, оказавшее огромное влияние на всю идеологию современного общества Запада, сразу же было включено Марксом в политэкономию как «естественный закон» развития производительных сил. Энгельс так и подытожил труд Маркса: «Чарлз Дарвин открыл закон развития органического мира на нашей планете. Маркс открыл основной закон, определяющий движение и развитие человеческой истории, закон до такой степени простой и самоочевидный, что почти достаточно простого его изложения, чтобы обеспечить его признание»2.

Продолжение следует