Спросить
Войти

Законодательная политика российского государства по отношению к татарам Среднего Поволжья и Приуралья во второй половине XVI начале XX веков: проблема периодизации

Автор: указан в статье

А.И. НОГМАНОВ

ЗАКОНОДАТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА ПО ОТНОШЕНИЮ К ТАТАРАМ СРЕДНЕГО ПОВОЛЖЬЯ И ПРИУРАЛЬЯ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVI - НАЧАЛЕ XX ВЕКОВ:

ПРОБЛЕМА ПЕРИОДИЗАЦИИ

Отечественный опыт решения проблем взаимоотношений Российского государства с народами, населявшими присоединенные к России территории, оставил большой пласт законодательных материалов, свидетельствующих о поисках путей определения их правового статуса в многонациональной империи [1]. Эти материалы активно используются в литературе, особенно в исследованиях, посвященных истории государственной власти и управления. Последнее не случайно. Ведь именно законодательные акты устанавливают правила и нормы взаимоотношений в обществе, фиксируют волю господствующих сословий и классов, этнических групп, определяют положение, права и обязанности подчиненных социальных, религиозных и этнических общностей. Являясь непосредственным результатом деятельности верховной власти и обладая высшей юридической силой среди прочих документов, они, как ни один другой вид письменных источников, характеризуют проводимую государством политику.

Татары Среднего Поволжья и Приуралья на протяжении столетий являлись объектом пристального внимания со стороны законодателей. Общепризнанно, что их вхождение в 50-е годы XVI в. вместе с другими народами бывшего Казанского ханства в состав Русского государства стало причиной рождения «национального» вопроса в России. В последующее время отношения с татарами оставались одним из приоритетных направлений внутренней политики самодержавия, что нашло отражение в большом количестве законодательных актов. По нашим подсчетам, в распоряжении исследователей имеется не менее 600 подобных документов 1552-1917 гг., регламентировавших жизнь татарского населения. Этот комплекс источников содержит информацию по широкому кругу вопросов, бывших в поле зрения центральной власти.

Естественно, что на протяжении трех с половиной столетий пребывания под властью русских царей отношение к татарам менялось. В зависимости от исторических условий неоднократно корректировались приоритеты, содержание и методы реализации законодательной политики. В связи с этим возникает необходимость систематизации имеющихся знаний, установления причинно-следственных связей между отдельными звеньями историко-правового процесса, определения в нем основных тенденций и закономерностей.

Такой формой обобщения является предлагаемая нами периодизация законодательной политики, проводимой государством по отношению к татарам Среднего Поволжья и Приуралья во второй половине XVI - начале XX вв. Как и всякая другая, эта периодизация не лишена субъективности, поскольку каждый исследователь имеет право на собственную интерпретацию событий. В предложенной нами схеме политика государства рассматривается сквозь призму религиозного фактора. Такой подход к проблеме не случаен.

В литературе последних лет утвердилась точка зрения, согласно которой Российская империя, несмотря на статус многонациональной державы, никогда до конца не выработала единой связной национальной политики [2]. Эта политика формулировалась всегда применительно к конкретным конфессиям и народам на том или ином этапе исторического развития [3]. В свою очередь,

говоря о том, какой из двух факторов, этнический или религиозный, в большей степени сказывался на положении нерусского населения, специалисты сходятся во мнении, что решающую роль здесь играло вероисповедание [4]. На наш взгляд, обе высказанные позиции одинаково справедливы.

Государственно-правовая система царской России, считавшая нехристи-ан подданными второго сорта, на протяжении столетий была ориентирована на религиозную унификацию. Нерусский человек не мог изменить свою национальную принадлежность, но имел возможность изменить вероисповедание, а значит, и весь свой государственно-правовой статус. Поэтому с точки зрения закона, например, иудей, принявший крещение и ставший православным, получал все права, которые имел и любой русский человек, принадлежавший к соответствующему сословию. То же касалось мусульман, католиков и прочих [5].

Тезис об определяющей роли религиозного фактора в процессе выработки законодательных решений, касающихся нерусских народов, принципиально важен для анализа взаимоотношений государства с татарским населением Среднего Поволжья и Приуралья. При всей общности исторических судеб татар с другими народами края принадлежность к мусульманской конфессии во все времена накладывала существенный отпечаток на их жизнь. В лучшем случае - настороженное, в худшем - откровенно нетерпимое отношение центральной власти к исламу, негативно сказывалось на положении татарского населения. С середины XVI в. и до 1917 г. оно подвергалось различным правовым ограничениям, имевшим религиозную подоплеку. В отдельные отрезки времени исключительно конфессиональная принадлежность определяла отношение татар к налогообложению, повинностям, их право на передвижение, занятие определенными видами деятельности и т.п. Поскольку почти до конца

XIX столетия конфессиональная и национальная идентичность у них были практически неразделимы, эти ограничения неизбежно приобретали национальный характер.

Вышесказанное позволяет с некоторыми оговорками рассматривать политику Российского государства по отношению к татарам Среднего Поволжья и Приуралья, прежде всего как политику по отношению к мусульманам. Последняя в отечественной историографии обычно подразделяется на два периода. Первый с 1552 по 1789 г., так называемый «гонимый» период. Его отличительной чертой была политика преследования ислама и его последователей с помощью административных мер и экономических санкций со стороны государства. Второй - 1789-1917 гг., характеризуется отказом царского правительства от открытых гонений на мусульман, превращением ислама в «терпимую» государством религию, при господстве в стране православной церкви [6]. Рубежом между периодами здесь выступает 1789 г. (год открытия в г. Уфе Оренбургского магометанского духовного собрания. - А.Н.) [7].

Не отказываясь от данной периодизации в целом, отметим, что она упрощает и не совсем точно отражает качественную сторону изменений, происходивших в политике и законодательстве, по крайней мере, применительно к волго-уральским татарам. Анализ источников показывает, что примерно раз в столетие самодержавие производило существенную переоценку своего отношения к исламу как к идеологии, приводившей к изменению его правового статуса и, соответственно, определенным переменам в жизни российских мусульман. Как правило, подобная переоценка была связана с какими-либо кризисными или переломными моментами в жизни Российского государства. Таких этапов, или циклов, мы насчитываем четыре.

Первый этап (1550-е - 1649 гг.). Связан с покорением и колонизацией Казанского ханства, а также с ролью в этих событиях идеологического фактора. Известно, что неотъемлемой частью формирующегося российского имперского сознания являлся религиозный компонент, который рассматривал борьбу с мусульманами - «безбожными агарянами» как богоугодное дело. Не случайно поход на Казань и завоевание города имели, - во всяком случае, в изображении летописцев, - форму крестового похода против ислама [8].

В этих условиях логичным исходом военного поражения стало то, что ислам в Среднем Поволжье оказался фактически вне закона, превратившись из господствующей религии в гонимое вероучение, подлежащее «искоренению» из сознания порабощенного народа как идеология побежденного государства [9]. К нему относились с абсолютной непримиримостью, была разрушена исламская инфраструктура, уничтожены мечети, ликвидирована мусульманская элита, прерваны традиции татарской исламской учености. Уцелевшие улемы (мусульманские богословы и законоведы. - А.Н.) бежали в Сибирь, Центральную Азию, Афганистан. Шариат был вытеснен из официального правового пространства. Его место заняло законодательство Московского государства, имевшее четко выраженную прорусскую и проправославную ориентацию [10]. Для ислама как идеологии наступил период юридического отрицания его права на существование.

Долгое время этот «гонимый» статус не был закреплен на общегосударственном уровне, проявляясь в текущем законодательстве, ограничивавшем права определенных групп мусульманского населения. Ситуация изменилась с принятием 29 января 1649 г. Соборного Уложения. Данный кодекс феодального права, сохранявший юридическую силу до 1830-х годов, создавался в переломный для России момент. Среди прочих проблем государственного и общественного устройства требовалось упорядочить предшествующее законодательство, учесть факт превращения государства из моноэтнического в полиэтническое, определиться с ситуацией в религиозной сфере.

Введение Уложения в действие имело двоякие последствия для российского ислама. С одной стороны, именно оно закрепило за православием статус официальной государственной религии, а за русской церковью - монопольное право на ведение миссионерской деятельности в стране. Тем самым было фактически узаконено ущемленное положение всех других вероисповеданий в Российском государстве. Особенное неприятие властями ислама выразилось во включении в состав кодекса специальной статьи, предусматривающей смертную казнь для мусульман, обративших в свою веру русских людей [11].

В то же время именно в Соборном Уложении 1649 г. ислам получает законодательное признание как идеология. В статьях 161 главы X «О суде» и 3 главы XIV «О крестном целовании» было определено, что «князи, и мурзы, и татары, и чуваша, и черемиса, и всякие ясачные люди» приводятся к присяге «по их вере по шерти» [12]. За этим решением законодателей стоял практический расчет. В ходе формирования Российского многонационального государства в его состав входили разноплеменные и поликонфессиональные группы. Юридическое оформление приобретения ими русского подданства совершалось, как правило, посредством дачи присяги («шерти») на верность русским царям. В этих условиях было признано разумным, что присягу нужно требовать в соответствии с той религией, которую исповедует лицо, ее дающее. В противном случае она никак не свяжет человека.

Допущение норм шариата в общероссийское правовое поле мы рассматриваем как знаковое событие, начало второго этапа государственно-ислам-

ских отношений в России (1649 - 1760-е гг.). В то же время следует отметить, что законодательное признание ислама не изменило условий его существования, поскольку он продолжал оставаться преследуемой конфессией. В конкретно-историческом плане это выразилось в проведении нескольких атак на его приверженцев, приобретающих начиная с царствования Петра I все более массовый характер. Воспринятая Петром из Западной Европы установка на превращение России в абсолютистское, регулируемое и нивелированное государство не оставляла пространства для тех прав и традиций нерусского населения, с которыми до сих пор еще считались. Не останавливаясь на социальной нивелировке государство приступило к систематической религиозной интеграции язычников-анимистов и мусульман Среднего Поволжья, принявшей формы религиозного геноцида в 40-50-е годы XVIII в.

Временем окончания гонений на ислам и началом эпохи веротерпимости в литературе, как уже говорилось, считается 1789 г. По мнению отдельных исследователей, толерантное отношение к мусульманской религии сохранялось до 1917 г. [13]. На наш взгляд, обе эти даты нуждаются в существенной корректировке.

Анализ материалов законодательства показывает, что обретение исламом статуса «терпимой» конфессии юридически произошло на два десятилетия раньше открытия Оренбургского магометанского духовного собрания. Даже с формальной точки зрения больше оснований связывать этот переход с указом 1773 г. «О терпимости всех исповеданий и о запрещении архиереям вступать в дела, касающиеся иноверных исповеданий...» [14]. Материальные же и идеологические предпосылки появления данного документа просматриваются еще в более ранних законодательных актах. Как тенденция в законодательстве они прослеживаются со второй половины 1750-х годов, когда правительство, напуганное восстанием татар и башкир под предводительством Ба-тырши (1755-1756 гг.), имевшим, по справедливому замечания Н.А. Фирсова, «все признаки борьбы за веру Магомета» [15], спешно свернуло христианиза-торскую кампанию, осуществлявшуюся в мусульманских регионах империи в течение предшествующих полутора десятилетий.

Смягчение экономического давления, являвшегося в России неотъемлемым элементом конфессиональной политики, татары Среднего Поволжья ощутили на себе с выходом указа Сената 1764 г. об упразднении Новокрещенской конторы [16]. Своеобразным манифестом, представившим миру идеологическое обоснование нового правительственного курса, явились статьи 494-496 «Наказа», данного Екатериной II Комиссии для сочинения проекта нового Уложения 30 июля 1767 г. [17]. Таким образом, процесс превращения ислама из «гонимой» в «терпимую» религию в основном совершился в 60-х годах XVIII в., которые, по нашему мнению, и следует считать точкой отсчета третьего этапа государственно-исламских отношений, продлившегося до середины XIX в.

В этот период власть в буквальном смысле согласилась терпеть в государстве мусульманское население, регламентируя его права, но сохраняя за православной церковью значение первенствующей. Следствием новой позиции государства стало: 1) юридическое оформление статуса мусульманского духовенства (до того времени существовавшего полулегально) и создание его институтов на государственном уровне (помимо Оренбургского духовного собрания в Уфе, в 1831 г. было учреждено Таврическое магометанское управление в Симферополе); 2) расширение сферы действия мусульманского права (передача в компетенцию мусульманских духовных органов решение вопросов на-

следования, семейно-брачных отношений, ведения метрических книг); 3) разрешение мусульманскому духовенству осуществления миссионерской пропаганды на окраинах империи (самодержавие признало интегрирующую роль ислама и привлекало татарских мулл к «окультуриванию» кочевников казахских степей; поволжские татары уже были своими верноподданными и должны были стать преградой на пути проникновения в Казахстан исламских проповедников из среднеазиатских ханств - Бухарского, Кокандского и Хивинского).

Смягчение религиозной политики властей нашло воплощение в целом ряде законодательных актов, призванных продемонстрировать все более растущему мусульманскому сообществу России уважительное отношение государства к их религиозным чувствам. Среди них можно выделить серию указов 1840-х годов, результатом которых стала замена на российских орденах, вручаемых мусульманам, символов христианской веры (крест, фигуры святых и т.п.) изображением императорского орла [18], указ 1849 г., повелевший освобождать арестантов магометанского исповедания в пятницу от работ для совершения молитвы и др. [19].

В 60-е годы XIX в. в России происходят серьезный поворот в национальной политике. После польского восстания 1863 г., по словам Б.Н. Миронова, «политика на административную интеграцию национальных окраин в состав империи стала всеобщей и форсированной и к ней добавилась языковокультурная унификация в форме русификации [20]. Ужесточение позиции правительства по отношению к мусульманскому населению Среднего Поволжья и Приуралья происходит даже несколько ранее, как ответ на негативную реакцию последнего на Крымскую войну (1853-1856 гг.). Определенную роль здесь также сыграли усиление процесса «отпадения» крещеных татар от христианства, появление прогрессивных реформаторских тенденций в татарском обществе. Произошедший поворот в политике был настолько серьезным, что позволяет считать 50-60-е годы XIX в. началом четвертого этапа государственно-исламских отношений в Среднем Поволжье (50-60-е годы XIX- начало

XX вв.), характеризующегося нами как период «цивилизованного», или скрытого, отрицания ислама.

«Цивилизованность» выражалась в завуалированности действий властей, в создании системы правовых ограничений для мусульман на уровне подзаконных и ведомственных актов. В этот период ислам рассматривается правительством уже не просто как «инородное», чуждое православию вероисповедание, а как сила, «опасная» для самой самодержавной власти. Этап характеризуется усилением миссионерской активности среди поволжских татар, отказом от ориентации на количественные показатели этой деятельности и переносом внимания на качественную сторону процесса. В действиях властей проявляется стремление «разложить» ислам изнутри, раздробить Оренбургский муфтиат с целью ослабления его воздействия на мусульман [21], поставить барьеры распространению влияния татарских мулл в восточных регионах империи [22], сделать мусульманское духовенство более зависимым от царской администрации путем введения образовательных и других цензов. В орбиту идеологической борьбы вовлекается школа, как один значимых социальных институтов. В частности, предпринимаются попытки поставить образовательную систему мусульманских народов, традиционно находящуюся в ведении мусульманских общин, под контроль Министерства народного просвещения [23]. Религиозными мотивами объясняется также запрет представителям татарской буржуазии заниматься предпринимательской деятельностью и владеть недвижимостью в среднеазиатских областях, установление ограничений

для мусульман на преподавание в казенных учебных заведениях и занятие должностей в органах местного самоуправления [24].

В этом положении ислам находился до начала XX в., когда обострение революционной ситуации, угрожающее основам государства, вынудило правительство произвести некоторую либерализацию внутренней политики, в частности религиозной и национальной. 12 декабря 1904 г. был подписан царский указ «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка...», в числе прочих мер предписавший «подвергнуть пересмотру узаконения о раскольниках, а равно лиц, принадлежащих к инославным и иноверным исповеданиям, и независимо от сего принять ныне же в административном порядке соответствующие меры к устранению в религиозном быте их всякого, прямо в законе не установленного стеснения» [25]. Значимыми для мусульман документами стали Положение от 17 апреля 1905 г. [26], расширявшее круг применения принципа веротерпимости (не допускалось насильственное удержание в вере; переход в мусульманство не должен был преследоваться; группы, числившиеся православными, но ранее принадлежавшие к другим исповеданиям, могли теперь придерживаться своей веры) [27], и Манифест 17 октября 1905 г. [28], декларировавший основные гражданские свободы, в том числе свободу совести. Эти и последовавшие за ними правовые акты, снявшие многие из существовавших ограничений для мусульман, отражали процесс постепенной переориентации российского общества и государственной правовой системы на принципы буржуазного права, ставящего во главу угла свободу личности. Однако данный процесс не получил логического завершения. После поражения революции 1905-1907 гг. власть фактически вернулась к прежним принципам и методам этноконфессиональной политики, дающим основания некоторым политикам и публицистам называть царскую Россию «тюрьмой народов».

Литература, источники и примечания

1. Кодан С.В. Российское государство и коренные народы: исторический опыт правового регулирования // Российский юридический журнал. 1993. № 2. С. 88.
2. Бенигсен А. Мусульмане в СССР // Панорама-Форум. Казань, 1995. № 3. С. 108.
3. Дякин В.С. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (XIX в.) // Вопросы истории. 1995. № 9. С. 131.
4. Чистяков О.И. О политико-правовом опыте и традициях России // Вестник Моск. ун-та. Серия 11. Право. 1990. № 2. С. 13-14.
5. Там же.
6. Фаизов Г.Б. Государственно-исламские отношения в Поволжье и Приуралье. Уфа: УНЦ РАН, 1995. С. 39.
7. Указ об образовании Оренбургского духовного собрания последовал 22 сентября 1788 г. (ПСЗ-1. Т. 22. № 16710), однако организационные мероприятия, связанные с его открытием, последовали в 1789 г.
8. Каппелер А. Россия - многонациональная империя: Возникновение. История. Распад / Пер. с нем. С. Червонной. М.: Прогресс, 1996, С. 28.
9. Фаизов Г.Б. Указ. соч. С. 38.
10. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Киев, 1905. С. 90.
11. ПСЗ-1. Т. 1. № 1. С. 156 (статья 24 главы XXII «Указ, за какие вины кому чинити смертная казнь, и за какие вины сметрию не казнити, а чинити наказание»).
12. Там же. С. 41.
13. Фаизов Г.Б. Указ. соч. С. 39.
14. ПСЗ-1. Т. 19. № 13996.
15. Фирсов Н.А. Инородческое население прежнего Казанского царства в Новой России до 1762 г. и колонизация закамских земель в это время. Казань, 1869. С. 209.
16. ПСЗ-1. Т. 16. № 12126.
17. Там же. Т. 18. № 12949.
18. ПСЗ-2. Т. 19. № 18137, № 18188, № 18286; Т. 20. № 18650, № 19227, № 19228; Т. 21. № 20551.
19. Там же. Т. 24. № 23062.
20. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства: В 2 т. СПб.: Изд-во «Дмитрий Буланин», 1999. Т. 1. С. 37.
21. Дякин В.С. Указ. соч. С. 134.
22. Там же.
23. Рахимов С.Т. Социально-правовой статус татарских учебных заведений последней четверти XVIII - начале XX вв. // Ислам в татарском мире: история и современность: Материалы международного симпозиума. Казань, 29 апреля - 1 мая 1997 // Панорама-Форум, Казань. 1997. № 12. С. 71-82.
24. Дякин В.С. Указ. соч. С. 139.
25. ПСЗ-3. Т. 24. № 25495.
26. Там же. Т. 25. № 26126.
27. Ямаева Л.А. Российское законодательство о правах мусульман Урало-Поволжья (вторая половина XIX - начало XX вв. // Шариат: теория и практика: Материалы межрегиональной научнопрактической конференции. Уфа, 26-28 сентября 2000. Уфа: ТАУ, 2000. С. 148.
28. ПСЗ-3. Т. 25. № 26803.

НОГМАНОВ АЙДАР ИЛЬСУРОВИЧ родился в 1965 г. Окончил Казанский государственный университет. Кандидат исторических наук, доцент кафедры истории татарского народа Казанского университета. Область научных интересов - правовое положение нерусских народов в Российской империи. Автор 31 научной работы, в том числе 2 монографий.

Другие работы в данной теме:
Контакты
Обратная связь
support@uchimsya.com
Учимся
Общая информация
Разделы
Тесты