ИСТОРИЯ НАРОДОВ ДОНА И СЕВЕРНОГО КАВКАЗА
© 2003 г. А.Е. Иванеско
РЕАЛИИ ВОИНСКОГО БЫТА В ОСЕТИНСКИХ НАРТОВСКИХ СКАЗАНИЯХ И ПРОБЛЕМА ДАТИРОВКИ ЯДРА НАРТИАДЫ
В литературе неоднократно отмечалась характерная черта историографии нартиады: даже те исследователи, которые скептически оценивают возможности нартовского эпоса как источника, признают достоверным в своей основе тот общественный уклад, который отражен в сказаниях о нартах. Как пишет Е.М. Меле-тинский, «конкретно-историческое мышление проявляется в эпосе относительно поздно... Однако общее историческое своеобразие аланской военной демократии (курсив наш. - А.И.) - военные столкновения с соседями в результате изолированных походов-балцев - очень ярко отражено в нартовском эпосе» [1, с. 39-40]. Точку зрения об историчности нартовского уклада жизни можно считать общепризнанной [2-6].
С марксистских позиций этот общественный уклад определяли как строй «военной демократии», соответствующий стадии «разложения родовых отношений» и формирования раннегосударственных институтов [2,
Несмотря на то, что концепция «разложения родового строя» при переходе к государственности была подвергнута убедительной критике [10], выделенные «военно-демократические» черты нартовского социума сохраняют свое научное значение. Действи-& тельно при взгляде на общество нартов осетинских сказаний очевидными представляются две черты уклада его жизни. Во-первых, бесконечные походы за добычей (балцы) являются отраслью нартовского хозяйства. Во-вторых, охота и балцы - это престижное дело, занятие героев, и охотничьи экспедиции следует рассматривать как одну из форм военных предприятий, хозяйственное значение нартовской охоты сомнительно [7]. Принадлежность к нартовскому племени определяется участием героя в совместных пиршествах-кувдах, которые устраивали в доме Ала-гата, и в грабительских военных предприятиях.
Эти два локуса - поле боя и пиршественный зал -являются главными и организуют все эпическое пространство нартовских сказаний. Только вещи, наполняющие данные локусы, - оружие, детали конской сбруи и чудесная чаша Уацамонга — описаны подробно, поскольку именно эти категории предметов подчеркивают героическую сущность нартов.
Неспособные участвовать в кувдах и балцах подлежат осмеянию и издевательствам, достойной смер-
тью. признается только смерть в сражении. Неспособность нарта «вытащить меч из пожен» и выпить полную «чашу героев» в равной степени является признаком его физической немощи и ведет за собой снижение социального статуса. То обстоятельство, что-слово «нарт» в большинстве случаев синонимично слову «герой» [11], дало даже основание для этносословной или сословной интерпретации понятия «нарты». М.В. Рклицкий видел в нартах представителей воинской знати, «в этническом отношении близкой, но не тождественной покоренному ими населению» [12, с. 15-16], а Я.С. Смирнова-считает нартов «военно-дружинным слоем общества» [7, с. 68]. Показателен способ, который избирают молодые нарты, чтобы расправиться над дряхлеющим Урьцмагом: они пытаются умертвить его, напоив до смерти (сказание о последнем балце Урызмага). Презрение нартов к старикам, идущее вразрез с осетинской, этнографической традицией, обоснованно сопоставляют с данными Аммиана Марцеллина об аланах (Деяния, XXXI, 2,22) [2,12, 13].
Героическое в нартовском эпосе знает только один аспект — воинский. Иногда и характер социальных связей определяют как дружинный: «Народ в целом образует боевую дружину, внутри которой если и есть какая-либо иерархия, то это иерархия старшинства и военного опыта» [2, с. 224]. Для самой когорты героев (виднейших нартов из рода Ахсартаггата) действительно характерна только «иерархия старшинства и военного опыта», но в целом нартовский социум - общество стратифицированное. Можно выделить по меньшей мере три социальные категории: кроме 1шенитых героев - военных предводителей нартовских походов это рядовые нарты (как правило, безымянные) и неполноправные лица (цагары, уацайраги, кусаги, саулаги).
Таким образом, представляется обоснованным выделение в истории осетинского народа периода, характерной чертой которого является отраженный в нартовских сказаниях военно-демократичсский уклад жизни [3, с. 21-22]. Правомерно также считать, что этот «нартовский век» совпадает или по крайней мере пересекается с эпохой эпосотворчества [3, с. 32-33]. Следовательно, определение хронологических рамок этого «века» приближает к решению проблемы эпохи создания эпоса о нартах - одной из самых дискуссионных в современном нартоведении. В историографии были выработаны четыре основные точки зрения:
II тыс. до н.э.; в качестве доказательства рассматриваются архаичные «матриархальные» черты в устройстве нартовского общества [14-17].
В качестве критериев, определяющих хронологические границы эпохи формирования нартиады, рассматривают фольклорные и этнографические параллели; засвидетельствованные нартовскими текстами этнолексемы, сопоставимые с само- и иноназваниями исторических народов; данные нартовской антропонимики и топонимики; наконец, упоминания конкретных исторических реалий (как правило, это металлы, верховой конь, сельскохозяйственные культуры и т.п.). Убедительной представляется связь терми-наг «нарты» с древнеиранским паг - «мужчина», «воин», «герой» [12, 20-22]. Как отмечает В.А. Кузнецов, эта этимология «полностью соответствует сюжетной и идейной направленности эпоса, воспевающего подвиги идеальных воинов и героев» [6, с. 20].
Поскольку описание военных предприятий, молодечества и удали героев, богатырских подвигов является основным содержанием нартовской эпопеи, мы располагаем богатой информацией, относящейся к вооружению героев, структуре нартовского войска и чертам его тактики. Все эти элементы, выписанные вполне реалистично, также маркируют эпоху эпосотворче-ства, подобно тому, как ее отмечают этнографические параллели, заимствованные имена и т.д. Следовательно, военное дело нартов содержит в себе принципиальную возможность датировки «нартовского века».
Разумеется, эта возможность далека от той, которую предоставляет наложение типологии вооружения на хронологические горизонты в археологических исследованиях: эпос фиксирует реалии, относящиеся к различным историческим периодам. Но осетинские нартовские тексты позволяют заключить, что организация военного дела нартов соответствует в целом одному из этих периодов и одной военной системе - с механическим включением заведомо поздних реалий. Поскольку нартовский эпос (и не только осетинская нартиада) продолжает скифо-сарматскую и аланскую эпическую традицию [2, 13, 19, 20], резонно сопоставлять организацию военного дела нартов с чертами военного быта ираноязычных народов древности и средневековья - скифов, савроматов, сарматов, алан.
Как и в других эпических социумах, оружие в нар-товском обществе выполняет важную знаковую функ-
цию и является предметом эпической поэтизации: «...меч, клинок которого светится с одной стороны лучами солнца, а с другой стороны - светом полнолуния; стрелы твои, которые попадают метко; ружье, которое метко попадает из одного конца неба в другой ’, конец... И затем щит твой, от которого беспрестанно отражается свет самый яркий» [23, с. 416]. В другом сказании находим описание меча Сайнаг-алдара: «...произведение искуснейшего бога оружия Сафа; на одной* стороне клинка этого меча сверкает солнце, а на другой&
- луна; если ты взглянешь на сам клинок меча Сайнаг-алдара, то в нем отражается все, что происходит на белом свете» [23, с. 308]. В осетинских сказаниях оружие для видных героев также изготавливает бог огня и кузнечного ремесла Курдалагон (иногда это Сафа).
& Эпическое описание устанавливает своеобразную «генеалогию» оружия [24]: его происхождение, принадлежность видным героям в прошлом и т.д. Уникальность и особая ценность оружия являются средством героической характеристики персонажа, подчеркивают его избранность и выдающиеся качества. Неслучайно зачином ряда сказаний является повествование об обретении юным нартом чудесных доспехов своего отца.
Оружие, сбруя и боевой конь — не только дорогие и престижные вещи, которые составляют предмет гордости рода, они зачастую мыслятся как одушевленные. Доспехи нарта Сослана, непробиваемые «Би-дасов шлем» и «Цереков панцирь», от жажды сражения& излучают синее пламя, а панцирь при крике «К бою!» сам выскакивает к герою. Меч Батраза, Дзус-хъара, самостоятельно нападает на нартов и убивает их. «Одушевленное» оружие с определенной «генеалогией» перестает быть просто предметом в эпическом мире. Многократно именно оно определяет развитие эпического действия, является пружиной эпического конфликта (меч Хамыца в сказании о мести Батраза; Бидасов шлем и Цереков панцирь в сказании об осаде Сосланом крепости Челахсартона и • др.). Конь Урызмага, Арфан, помимо чудесных боевых качеств наделен человеческой речью и не раз своим советом выручает хозяина. Конь является непременным спутником нартов - от самых известных до второстепенных героев; нарт, который отправляется в балц пешком, становится предметом насмешек и издевательств (сказание о Сырдоне, спасшем именитых нартов от великанов). Эту черту нартовского военного быта, сопоставляют с военными обычаями алан [13].
Оружие сопровождает нартовских героев не только при жизни, но следует за ними после смерти: над умершим необходимо воздвигнуть курган, а в саму могилу положить оружие (как правило, это лук и стрелы). В других случаях оружие изображалось.на могильном камне. Умерший мог им воспользоваться. Так, нарт Сослан из могилы поражает стрелой коварного Сырдона [23]. Оружие поверженного противника является и самым престижным военным трофеем. Указанные черты находят соответствия в ■ скифосарматской и аланской традиции: оружие как постоянный атрибут погребений и каменных изваяний, вера в его магическую функцию [25]..
Комплекс вооружения нартов составляют: лук (агрдын), стрелы (фаттге), меч (кард, цирхъ), кинжал ’ (хъама), копье (арц), панцирь (згьэер, згьгерхэедон), щит (уарт), шлем (згьаерхуд). Помимо этого в осетинских сказаниях фигурируют ружье (топп), пушка (сармадзан) и сабля/шашка (эехсаргард). Название шашки (сабли) агхсаргард в осетинском обладает вторичной по отношению к слову «меч» этимологией: оно является производным от сложения гвхсар — «боевая доблесть» и кард - «нож, меч» [26]. Версия, объясняющая происхождение этого названия есть и в текстах самого эпоса: «Прочность меча Ахсара так навсегда связалась с его именем. И сегодня еще прочный меч называют агхсаргард, то есть меч Ахсара» [23, с. 458]. Но сравнение различных версий одного сказания не оставляет сомнений в том, что они замещают архаичные лук и меч: «Упоминание... ружей и пушек лежит& целиком на совести позднейших скази-телей-модернизаторов» [2, с. 225]. Подобную характеристику дают и некоторые сказители: «У нартов еще не было огнестрельного оружия - оружие их составляли меч и стрелы» [23, с. 306] и первые комментаторы эпоса: «...это поздняя приставка Упоминание ружья. - А И.], потому что у нартов не было огнестрельного оружия» [27, с. 107].
Наиболее популярны у нартовских героев меч и стрелы. Оправданно говорить о культе оружия у нартов, в первую очередь о почитании меча. Черты этого культа наиболее явно представлены в цикле Батраза -^ в мотивах закалки героя, погребального костра и меча, заброшенного в море (Батраз не может умереть, пока его меч не будет погружен в море) [13, 28]. По мнению Ж. Дюмезиля, эти черты восходят к скифской эпохе и связаны с фигурой скифского и аланского бога войны, которому поклонялись в образе меча [28]. Другой скифо-алано-нартовской параллелью является обычай нартов молиться богу острием клинка с частью жертвенного животного [23]. В нем также отражение практики почитания меча у скифов и алан [29].
В целом частотность упоминания элементов вооружения в академическом издании «Нарты. Осетинский героический эпос»[23, 27] (по нашим подсчетам) такова:
Элемент вооружения Количество упоминаний
Лук 28
Колчан, ардыстон 12
Стрела (стрелы) 210
Ружье 40
Пушка 25
Меч 217
Кинжал 50
Сабля (шашка) 3
Копье 32
Панцирь 26
Щит 8
Шлем 2
Собир. «оружие», «доспехи» 69
Как видно из приведенных данных, основным видом наступательного вооружения является лук со стрелами [23]. Тексты не позволяют уверенно судить
о его размерах: идет ли речь о «скифском» луке (60 -80 см) или о более мощном (120 - 160 см) «гуннском» [30]. В ряде сказаний сообщается, что древки нартовских стрел выполнены из камыша или тростника -материала, употребительного на протяжении всего скифо-сарматского периода [30].
Важная! информация содержится относительно нартовских стрел, на что обратил внимание В.И. Абаев: их наконечники железные трехгранные [32] (невозможно сказать: втульчатые или черешковые). Это указание, насколько мы знаем, уникально; упоминание же именно железных (или булатных) наконечников в осетинских текстах неоднократно повторяется [23]. В чечено-ингушских сказаниях нарты (в которых обоснованно видят алан-осетин [33] также вооружены стрелами с железными наконечниками [34]. Как полагает В.И. Абаев, упоминание железных трехгранных наконечников стрел отражает реалии позднескифской эпохи [2].
Иная точка зрения отражена в работе Е.И. Крупнова: эта форма наконечников указывает на «скифское время (VII - IV вв. до н.э.), время наибольшего, притом вполне реального контакта местных племен кобанской, прикубанской и колхидской культур со скифскими племенами Юго-Восточной Европы» [19, с. 25]. Это мнение не находит должного подтверждения в археологических материалах и продиктовано, по всей видимости, желанием увязать формирование нартовских сказаний с кавказской этнолингвистической средой.
В колчанных наборах скифов железные наконечники стрел редки; их число возрастает только в IV -III вв. до н.э. - в основном на Среднем и Нижнем Дону [31]. У ранних сарматов Приуралья, междуречья Дона и Волги, меотов Прикубанья железные наконечники стрел, трехгранные и трехлопастные, широко распространяются, вытесняя бронзовые, с III - II вв. до н.э. [35]. «Во II в. до н.э. трехлопастные черешковые наконечники окончательно вытесняют бронзовые, железные втульчатые и железные трехгранные черешковые [курсив наш. - А.И.]. Начиная с I в. до н.э. только они встречаются на протяжении нескольких веков в колчанах сарматских воинов» [30, с. 36]. Таким образом, это нартовское .сказание применительно к наконечникам стрел может отражать ситуацию не ранее IV - III вв. до н.э.
Нарты вооружены железными или стальными (булатными) мечами и кинжалами. Тексты сообщают о мече, который удлиняется на 7 обхватов (более 14 м) [23]; меч Батраза входит в камень на 7 пядей (около 126 - 140 см) [23]; меч конного Арахцау тащится по земле, оставляя ‘широкую борозду [23]. По всей видимости, перед нами эпически-преувеличенное описание длинного всаднического меча. Меч является самым популярным оружием ближнего боя и наиболее престижной частью вооружения. У известных ге-
&Обхват - длина, равная расстоянию между горизонтально вытянутыми ру ками, т е около 2,10 - 2,15 м Пядь Соответствует расстоянию между большим и указательным пальцами, т е. около 18-20 см.
роев мечи выкованы из «небесной руды» и отличают-& ся несокрушимой прочностью. Нарты используют меч в конном, реже - в пешем строю, как рубящее оружие, короткий кинжал - как колющее.
Длинные всаднические мечи (70 - 110 см) появляются у скифов и савроматов в VI в. до н.э. [35], но широкое распространение получают с конца IV в. до н.э. у ранних сарматов и несколько позднее - у скифов Крыма, став основным оружием ближнего боя в
III - II вв. до н.э. [30, 35]. Длинные железные мечи без металлического навершия являются неотъемлемой частью вооружения и в позднесарматское время [35].
В одном нартовском сказании упоминаются мечи «двусторонней» и «односторонней заточки» [23]. В мече односторонней заточки допустимо видеть однолёз-вийный меч, появившийся у скифов в IV - III в. до н.э., но не получивший широкого распространения [35].
Другое оружие ближнего боя - копье. Указания на его размер и устройство скупы: дважды упомянуты «богатыри с большими копьями» в [23]. Но, опираясь на контекст, некоторую информацию извлечь все-таки можно. Так, во время одного из состязаний или поединков нарт Тотрадз поднял Сослана за панцирный ворот своим копьем и до вечера не опускал на землю [23] (в одном сказании копье Тотрадза названо бгехарцаг (диг.) - буквально «копьем верхового», пикой [32]). Иногда говорится, что Тотрадз носил на своем копье Сослана вместе с его конем [23]. Из осетинского эпоса этот сюжет попал в адыгские и абазинские нартовские сказания. У противника Сосруко
- адыг. Тотреш, абаз. Сотраш - было «неломающееся длинное копье» (древко копья «железным было, лезвие - двуострым»), которым он поднимает Сосруко «в небо» [36, 37]. Даже с поправкой на эпическую гиперболизацию можно предположить, что в указанных случаях речь идет о достаточно мощном и длинном копье. Такие «штурмовые» копья - пики (от 2,5 м) появляются в IV - III вв. до н.э. у скифов [38] и ранних сарматов [35], но основным наступательным вооружением, становятся в среднесарматский период (II в. до н.э - середина II в. н.э.) [30]. Впоследствии длинная пика (более 3,5 -4 м) является главной отличительной чертой вооружения катафрактариев [39].
Нарты достаточно широко используют защитное вооружение. Это прежде всего кольчуга или по крайней мере комбинированный доспех: в качестве его составляющих фигурируют кольца, упоминается доспех в 100 и 200 колец [23]. Наличие у доспеха «панцирного ворота» говорит о том, что он был сложным
и, вероятно, массивным. Такие комбинированные доспехи, состоящие из сочетания железных чешуек с кусками кольчужного плетения, были в ходу у сарматских воинов с I в. до н.э. [30]. В скифском военном быту кольчуги и комбинированные доспехи не получили широкого распространения, основной формой оставались наборные пластинчатые панцири [40].
Особый интерес представляет также сообщение о кольчужном доспехе, который прикрывает не только всадника, но и лошадь: «Небесный Курдалагон тебе панцирь кует, в нужный день он и коня твоего при-
кроет; против ружейной пули в нем будет сто колец собираться, против удара меча - двести... в обычный же день будет он не больше рубахи» (курсив наш. -
А.И.) [23, с. 89]. За вычетом «сказочного» качества -уменьшаться и увеличиваться по желанию хозяина -допустимо видеть в этом кольчужном доспехе средство укрытия боевого коня. В данной связи необходимо отметить, что известны находки сарматских кольчужных конских катафракт (Ярославский, Тбилисский к. 15).
Важно подчеркнуть, что в появлении у сарматских воинов длинных копий и кольчужных (или комбинированных) доспехов усматривают влияние, исходившее с территории Северного Кавказа: в Прикубанье сарматы познакомились с длинными меотскими копьями; там же известны ранние находки кусков кольчужного плетения, датируемые I в. до н. э.- [30].
Кроме того, в нартовских сказаниях относительно редко упоминается щит, еще реже — шлем [23]. Скифы и сарматы довольно широко применяли деревянные и плетеные щиты, а также щиты с металлическим покрытием (панцирным, чешуйчатым, полосчатым); этот вид защитного вооружения часто встречается на предметах торевтики [30, 40]. Но известно также, что использование панцирей, особенно с длинными рукавами, и применение тяжелого наступательного вооружения делали щит необязательной частью паноп-лии тяжеловооруженного всадника [30, 40]. В нартовском же войске основное ударное ядро, вероятно, составляла тяжеловооруженная конница.
В части редкого упоминания шлемов осетинский нартовский эпос точно отражает положение дел в скифской и сарматской военной практике до I в. н. э.: в скифском военном быту металлические шлемы «не стали массовым средством личной защиты» [40, с. 98]. Только в I - II вв. н. э., судя по изображениям сарматских воинов на колонне Траяна и на фресках боспорских склепов, металлические шлемы получают значительное распространение [30].
В сказании о последнем балце Урызмага содержится важная информация, позволяющая составить представление о структуре Нартовского войска.-Старый Урызмаг, которому надоели упреки в немощи и издевательства со стороны молодежи, приказал положить его в чугунный гроб и бросить в море. Вода доставляет Урызмага во владения Кафтысар Хуандон-алдара, и нартовский патриарх становится рабом этого «черноморского владетеля». Урызмаг решает пойти на хитрость и предложить за свою голову богатый выкуп: «сто по сто однорогих быков, сто по сто двурогих, сто по сто трехрогих, сто по сто четырехрогих, сто по сто пятирогих». Кафтысар дает согласие и отправляет к нартам гонцов с требованием выкупа. Мудрая Сатана сумела расшифровать послание Урызмага: «однорогими быками пешее войско называет, двурогими
- конное войско, трехрогими быками - копьеносное войско, четырехрогими быками - панцирное войско, пятирогими - тех, кто с головы до ног вооружены» (курсив наш. — А.И.). Нарты снаряжаются в поход и подвергают земли Кафтысара разорению [23, с. 80-83].
По мнению В.И. Абаева, сказания о последнем балце Урызмага и о войне Ахсартаггата и Бората (в этом сказании Кафтысар оказывается союзником од-, ного нартовского рода в его войне с другим) отражают специфику сармато-боспорских отношений: «Военные столкновения, перемежающиеся с союзническими отношениями; служба сарматов у боспорского царя... участие боспорских царей в междоусобиях скифов и сарматов - все это в образной, художестг венной форме сохранили нам нартовские сказания» [41, с. 379]. В образе и имени Кафтысар Хуандон-алдара (буквально Глава рыб - Владетель пролива)
В.И. Абаев видит боспорского царя [41]. Некоторые исследователи посчитали сопоставления сюжета последнего похода Урызмага с событиями боспорской истории «произвольными» [8]. Но точка зрения В.И. Абаева нашла подтверждение: В. Минорский показал, что название должностного лица хазарского кагана, правителя Пантикапея - Балгици восходит к тюркскому балыкчи - «рыбак» и точно соответствует осетинскому Кгефтысаер «глава рыб» [42]. Таким образом, есть основания рассматривать сказание о последнем походе Урызмага как исторически информативный источник. Это в свою очередь позволяет предположить, что данные этого сказания относительно состава нартов-ских сил не являются плодом фантазии сказателей, но отражают некоторые исторические реалии.
Логика перечисления нартовских сил в приведенном сказании очевидна: воинские контингенты следуют друг за другом по мере утяжеления вооружения (пешее войско - конное - копьеносное - панцирное -«те, кто с головы до ног вооружены»). Такова же логика перечисления нартовских сил и в адыгском сказании о последнем походе Уазырмеса, находящемся под влиянием осетинских вариантов. Здесь выкуп составляют пятьсот волов: «сто волов безрогих» (сто пеших воинов), «сто волов рогатых» (сто всадников), «триста красных волов с белыми рогами» (триста всадников в кольчугах из красной меди) [37, с. 370— 372]. Мотив «зашифрованного послания» представлен также в вайнахском фольклоре, но не в героико-эпических сказаниях, а в исторических преданиях и легендах [33]. Из этого можно заключить, что в осетинском нартовском тексте просто «конное войско» может отличаться от трех последующих категорий (это, безусловно, также всадники, исходя из содержания сказания) только относительной легкостью своего вооружения. Следовательно, в «копьеносном войске», «панцирном войске», и тех, «что с головы до ног вооружены» можно видеть тяжеловооруженных всадников, составляющих ударное ядро нартовских сил (показательно, что из «пятисот волов» нартовского войска «триста волов» могут быть отнесены к категории тяжеловооруженных; аналогична ситуация и в приведенном кабардинском сказании). Особо выделенное в зашифрованном послании Урызмага «копьеносное войско» позволяет предполагать, что это наступательное оружие имело большое значение&в бою. К категории «конное войско» допустимо отнести легковооруженных всадников (возможно, это всадники-
лучники, вооружение которых дополняют меч и кинжал). Наконец, в «пешем войске» следует видеть легковооруженные вспомогательные отряды.
Такая военная система в целом аналогична скифской и сарматской конца IV в. до н.э. - IV в. н.э.: два ^ рода войск, конница и пехота, при вспомогательной г
роли последней; решающее значение тяжеловооруженной конницы, в сомкнутом строю осуществляющей прорыв; легкая конница, вооруженная луками и *
мечами или кинжалами, завязывает бой, преследует разбитого противника и охраняет фланги [30, 39, 43].
Интересно отметить, что в тех случаях, когда в ближнем бою нартовские герои используют мечи, сражение или поединок предваряет обстрел противника из лука: «Сперва бьются стрелами, потом мечи друг против друга выхватывают» [23, с. 22, 101]. В других же случаях бой или состязание открывается копейным ударом, и затем обращенный в бегство противник поражается стрелами [23].
Первая тактическая схема в основных чертах соответствует раннесарматскому периоду (IV - III вв. до н.э.): в отличие от классической «скифской» тактики со ставкой на массовую стрельбу из лука с коня по массе пешего и конного противника, больший акцент делается на ближний бой, основным оружием в котором является длинный меч [30, 31]. Впрочем подобную схему реализовала в битве при Фате (310 - ч 309 гг. до н.э.) и скифская конница [43]. По аргументированному мнению Е.В. Черненко, в этом сражении основную роль сыграла тяжеловооруженная конница, ^
имевшая тесный строй и глубокое построение и решившая исход боя в ближнем бою - с использованием длинных мечей и копий [43]. С I в. до н.э - I в. н.э. основой тактической схемы в конном бою становится удар в тесном строю мощными копьями - пиками, и значение массовой стрельбы из лука и всаднического меча уменьшается (мечи в среднесарматский период укорачиваются) [30]. Вне зависимости от решения проблемы историчности «сарматской посадки» признается, что именно массовая - целыми подразделениями - копейная атака тяжелой кавалерии появляется в сарматский период [44].
Еще одна черта тактики нартовского войска заставляет вновь вернуться к битве при Фате (Диодор Сицилийский, XX, 22). Для обороны от внезапного нападения нарты расставляют кругом арбы [23]. В сражении при Фате Сатир, большую часть войска которого составляли скифы, также использует окруженный телегами лагерь в качестве опорного пункта, и Е.В. Черненко относит этот прием к чертам скифской ^
тактики [43].
В сказании о войне Ахсартаггата и Бората фигурирует еще одна вполне реальная деталь - боевые ^
штандарты. Волшебным образом Урызмаг заполучил многочисленные дружины, но помощь они могли оказать, только если их сосчитать. Чтобы выполнить это условие, Сатана пошла на хитрость: она сшила трехногие штаны, и Сырдон, который знал все, заметил: «Их сто раз по сто и триста в излишке, а трехногого человека я среди них не видывал» [23, с. 353].
При очевидном фольклорном происхождении способа подсчета числа воинов сам этот мотив недалеко отстоит от военных реалий первых веков н. э. Так, в «Мученичестве святых Сукиасянцев» сообщается: «Через несколько лет царем аланским стал Гигианос. И взялся он за пересчет войска» [45, с. 317-318]. Численность нартовского войска, определенная таким способом, также выглядит вполне реалистично. По разным версиям сказания, это 2 100 человек («В войске Ахсар-таггата тысяча и тысяча человек и сверх того еще сто воинов [23, с. 359]); 10 ООО и 20 ООО человек («сто по сто воинов у Бората и Бурта, в два раза больше воинов у Урызмага [23, с. 357]); 10300 человек («их сто раз по сто и триста в излишке» [23, с. 253]).
Перед атакой на нартов из рода Бората Урызмаг обещает тому, кто первым водрузит свое боевое знамя (тырыса) [32] на доме Бората, отдать свою жену Сатану. По мольбе Сатаны шедшие первыми два знаменосца были убиты, и знамя на доме Бората водрузил сам Урызмаг [23].
Резонно считать, что тема определения числа воинов и использование при атаке боевых знамен в равной мере соотносятся с идеей управления войсками. Очевидно, что дом Бората атаковали разные отряды, которые шли на штурм под своими знаменами и следовали за знаменосцами.
В данной связи может быть рассмотрена информация о так называемых «скифских драконообразных значках». По сообщению Арриана (II в. н.э.), «скифские военные значки представляют собой драконов... Эти значки не только своим видом причиняют удовольствие или ужас, но полезны и для различения атаки и для того, чтобы разные отряды не нападали один на другой» (Тактика, 35, 2-7). Военные значки «скифов» упоминает В. Флакк (вторая пол. I в. н. э.) (Аргонавтика, VI, 57); изображения драконообразных значков фигурируют среди знамен противников римлян на колонне Траяна [46]. Спорным остается вопрос о том, идет ли речь в трактате Арриана о значках аланской конницы [30] или о значках, которые применяли в военных играх римские кавалеристы [46]. В любом случае признается, что происхождение значков связано с военным делом сарматов.
Внешний вид и устройство нартовских знамен в рассматриваемом сказании не описаны, но функционально они точно соответствуют драконообразным значкам: в обоих случаях это знаки воинских подразделений, роль которых связана с задачей управления войсками.
Таким образом, по целому ряду позиций нартов-ские тяжеловооруженные всадники сопоставимы с катафрактариями - основной ударной силой сарматского войска с конца I в. до н.э. К числу характерных черт вооружения и тактики катафрактариев относят наличие массивного комплексного доспеха, использование в качестве главного наступательного вооружения длинной мощной пики, наличие средств укрытия боевого коня, действия в сомкнутом строю с целью прорыва или охвата противника, тесное взаимодействие с легковооруженной конницей [39].
Все перечисленные черты с той или иной степенью достоверности отражены в осетинских нартовских сказаниях, за исключением одной: в текстах, насколько мы знаем, нет указания на сомкнутый строй конных нартов. Описание приближающегося нартовского войска в сказании о последнем балце Урызмага не позволяет судить о построении конницы (свободной лавой или тесным строем): поднимается облако пыли (Урызмаг говорит Кафтысару, что это пар от дыхания скота), раздается шумный топот (Урызмаг замечает, что это грузная скотина идет) и т.д. [23]. В других случаях нартовские герои действуют или в одиночку, или в составе воинской партии (часто - известный герой и 2 - 3 или 12 человек «из младших»). Объясняя это несоответствие, следует, во-первых, учитывать каноны эпического творчества: в нартовском эпосе акцент делается на индивидуальном богатырстве и личной славе героя; во-вторых, учитывать то обстоятельство, что действия тяжеловооруженной конницы при построении лавой были бы малоэффективны. Иными словами, фиксация этой стороны военного дела (которой присущ дух коллективизма и воинской дисциплины) эпосом маловероятна - уже в силу жанровой специфики героических сказаний.
Подведем итоги вышеизложенному. Организация военного дела нартов осетинских сказаний выписана много подробнее и детальнее, чем любая другая сфера жизни нартовского социума. Резонно считать, что эта информация содержит в себе возможность определения хронологических границ «нартовской эпохи».
Нартовская военная система обнаруживает ряд черт, представленных не только реалистично, но и вполне исторично. Состав наступательного и защитного вооружения нартов, структура нартовского войска и черты его тактики находят довольно точные соответствия в скифском и особенно сарматском военном быту. В качестве нижней границы отраженной в нартовских сказаниях военной системы следует рассматривать IV - III вв. до н. э. Определение верхней границы затруднено тем обстоятельством, что многие из интересующих нас черт и реалий (использование пики, боевых штандартов, ограждения лагеря телегами и др.) характерны не только для скифо-сарматской, но и для последующих исторических эпох. Тем не менее верхнюю границу можно очертить предположительно. Уже с конца VII - начала VIII в. салтовские и кавказские аланы были вооружены изогнутой саблей [47] (исключение составляют прямые мечи или палаши венгерских ясов [48], но о роли последних в формировании нартовских сказаний говорить вряд ли возможно), тогда как упоминания сабли или шашки в нартовских текстах относительно редки, и эпическим оружием ближнего боя является меч.
Указанные для нартовской военной системы временные границы, видимо, надо учитывать при решении проблемы определения эпохи формирования нар-тиады. Сформулированные выше выводы в целом согласуются с мнением, по которому эпоха эпосо-творчества приходится на время существования аланского племенного союза.
ЗГ Скитский Б.В. Нартский эпос как исторический источник // Нартский эпос. Дзауджикау, 1949.
27. Нарты. Осетинский героический эпос. Т. Щ. М.,