Спросить
Войти
УДК 94 (571)
М. В. Шиловский
КАТОРГА В СИСТЕМЕ НАКАЗАНИЙ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ НАЧАЛА ХХ В. (НА ПРИМЕРЕ НЕРЧИНСКОГО КАТОРЖНОГО КОМПЛЕКСА)
Предметом изучения в настоящей публикации являются каторжные работы как вид наказания уголовных и политических преступников, предусмотренный законодательством Российской империи в начале ХХ в. Местом его отбывания в рассматриваемых хронологических рамках являлся комплекс из семи каторжных тюрем, именуемый Нерчинской каторгой. С опорой на концепты модернизации раскрывается место каторги в пенитенциарной системе государства, режим отбывания наказания, слабая эффективность использования принудительного труда. Несмотря на общепризнанную, в том числе министерствами и ведомствами (Главное тюремное управление, Министерство юстиции), неэффективность и архаичность, каторга просуществовала в России вплоть до марта 1917 г.
M. V. Shilovskiy
PENAL SERVITUDE IN THE SYSTEM OF PUNISHMENTS OF THE BEGINNING OF THE 20TH CENTURY TO THE RUSSIAN EMPIRE (ON THE EXAMPLE OF THE NERCHINSK UNBEARABLE COMPLEX)
Studying subject in the present publication is a hard labor as the type of punishment of criminal and political criminals provided by the legislation of the Russian Empire at the beginning of the 20th century. The place of her serving in the considered chronological framework was the complex from seven unbearable prisons called the Nerchinsk penal servitude. With a support on concepts of modernization the place of penal servitude in penal system of the state, the serving sentence mode, weak efficiency of use of forced labor reveals. Despite conventional, including departmental structures (The head prison department, the Ministry of Justice) the inefficiency and archaism, penal servitude has existed in Russia up to March, 1917.
© Шиловский М. В., 2018 © Shilovskiy M. V., 2018
В дореволюционном российском законодательстве наказание каторжными работами служило, во-первых, исправлению преступников путем тяжкого труда; во-вторых, способствовало заселению территории, поскольку по отбытии срока каторжный водворялся на поселение. Специалисты из Министерства юстиции поясняли в начале ХХ в. по этому поводу: «Наше действующее законодательство под именем каторжных работ разумеет сложное прогрессивное наказание, построенное из трех главных ступеней. В основу первой их них положен тяжелый принудительный труд и суровый строй тюремной жизни. Обе эти меры воздействия, с одной стороны — должны иметь значение устрашающее, так как причиняют наказанному лишения и физическое страдание; с другой стороны — они должны исправлять преступника, дисциплинируя его, приучая к порядку и отучая от праздности. По мере достижения исправления преступника, ослабляются и меры воздействия на него. С переводом наказанного на жительство вне тюремной ограды, а затем и на поселение наступают вторая и третья ступени, имеющие назначение подготовить преступнику постепенный переход от подневольного существования к свободной жизни в том крае, содействовать колонизации которого он призван» [Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1276. Оп. 4. Д. 106. Л. 142].
В системе наказаний императорской России каторга по степени тяжести стояла на втором месте после смертной казни. Причем отбывание ее предусматривалось даже в последней по времени редакции Устава о ссыльных 1909 г. «в рудниках, на заводах и фабриках в Сибири». К началу ХХ в. Сибирь и остров Сахалин (до 1905 г.) становятся единственным в Российской империи местом размещения ссыльнокаторжан. С этой целью в Забайкалье в первой половине XIX в. создается, а затем в 1889-1893 гг. существенно расширяется комплекс из 7 каторжных тюрем, рассчитанный на 1444 заключенных, получивший название Нерчинской каторги с центром в Горном Зерентуе. В ее состав входили четыре тюрьмы 1 -го разряда: Акатуевская, Алагачинская, Горно-Зерентуйская и Кадаинская и три 2-го разряда: Александровская, Кутомар-ская и Мальцевская. Арестанты вне-тюремного разряда жили частью в казенных помещениях, а часть — в сооруженных собственными руками землянках. Кроме того, в 1910-е гг. функционировали в Тобольске каторжная тюрьма на 700 мест, а в 70 верстах от Иркутска Александровская центральная каторжная тюрьма на 1500 арестантов.
На 1 июня 1910 г. на Нерчинской каторге насчитывалось 3791 каторжан, в том числе 405 (10,5%) политических («бунт против верховной власти и преступления против особы государя императора и членов Императорского дома», «восстание, смута и сопротивление властям») [Государственный архив Иркутской области (ГАИО). Ф. 25. Оп. 6. Д. 3702. Л. 41-42]. По состоянию на 1 января 1915 г. здесь находилось 3879, из которых политических — 232 чел. (5%) [Государственный архив Читинской области (ГАЧО). Ф. 113. Оп. 7. Д. 468. Л. 15]. Наконец, к 1 марта 1917 г. в тюрьмах Нерчинской каторги и арестантской команде на строительстве Амурской железной дороги (п. Раздольное) состояло 4036 каторжан обоего пола, из которых количество политических составило 449 чел. (11,12%) [ГАЧО. Ф. Р-577. Оп. 1. Д. 200. Л. 16]. Что касается уголовников, то они не были амнистированы подобно политическим, как утверждают некоторые исследователи. Их перевели в категорию ссыльнопоселенцев и направили в Читу для распределения по волостям, а 1504 каторжанам разрешили призваться в армию [ГАЧО. Ф. Р-577. Оп. 1. Д. 200. Л. 16-17].
По состоянию на январь 1915 г. в каторжных тюрьмах Забайкальской области, как указывалось выше, насчитывалось 3879 заключенных. По времени отбывания наказания самой массовой была категория со сроком 812 лет — 1248 чел. (32,17%), за ней — 12-15 лет — 766 (19,74%), 15-20 лет — 602 (15,5%), 6-8 лет — 443 (11,42%), 4-6 лет — 417 (10,77%), бессрочных — 218 (5,35%), до 4 лет — 70, от 25 лет и более — 62 чел. [ГАЧО. Ф. 113. Оп. 7. Д. 468. Л. 15]. Как установила А. В. Волочаева, «на каторге в Забайкалье во второй половине XIX в. находились действительно самые опасные преступники, которые совершили самые тяжкие преступления — убийства (включая соучастие и покушение), разбойные нападения, грабежи, особенно в «шайках» и др. (в целом более 80%)». В самом конце XIX в. из 6652 «сидельцев» комплекса 3528 (53%) отбывали наказание за убийство [3, с. 363, 362].
В середине XIX в. непосредственное управление ссыльнокаторжными осуществляла администрация Нерчин-ских горных заводов Кабинета императорского величества (КИВ). Поступающих сюда арестантов Нерчинское горное правление распределяло по рудникам и заводам. Ее низовые структуры — заводские и промысловые управления — заведовали хозяйственной частью тюрем через своих смотрителей и вели статейные списки на «сидельцев». Указом от 04.03.1869 создается Управление Нерчинской каторгой с подчинением военному губернатору Забайкальской области. 18 апреля 1869 г. между КИВ и МВД подписывается соглашение об использовании принудительного труда, согласно которому заключенные передавались из горного ведомства в ведение МВД. 27 февраля 1879 г. в последнем учреждается Главное тюремное управление (ГТУ), в ведение которого переходило заведывание местами заключения. 13 декабря 1895 г. ГТУ передается из МВД в Министерство юстиции, хотя на месте управление тюрьмами вверялось военному губернатору, подчинявшемуся МВД.
способствует арестантским побегам» [2, с. 218].
Даже на уровне руководства каторги пребывали лица малокомпетентные, прежде всего из числа строевых армейских офицеров. В отношении начальника комплекса полковника Н. Л. Забелло (1908-1913) начальник Иркутского губернского жандармского управления полковник М. И. Познан-ский отмечал: «Избегает каких бы то ни было столкновений с каторжанами и даже, по возможности, посещений политических камер в тюрьмах, в которых, например, за весь год он был всего один раз — вместе с начальником Главного тюремного управления Хрулевым. Даже Горно-Зерентуйскую тюрьму, находящуюся в нескольких десятках саженей от квартиры начальника каторги, он посетил не более одного-двух раз в год, и то только на очень короткое время. У себя на квартире начальник каторги также избегает всяких деловых разговоров и лично являющихся к нему просителей не принимает, поручая вести разговор своей жене» [ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 409. Л. 535-535об]. А вот его же характеристика на руководителя одной из тюрем: «Начальник Горно-Зерентуйской тюрьмы Чемоданов открыто сочувствует социал-демократам, читает партийную литературу, которую берет у каторжан, и не стесняется высказывать последним, что он стыдится быть «тюремщиком» и «что к этому его заставляет только нужда» [ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 409. Л. 535об]. Не случайно в течение 1906 г. в Акатуевской тюрьме сменилось три начальника, причем двое были преданы суду за произошедшие при них побеги [1, с. 115].
Правовой статус заключенных в начале ХХ в. определялся Уставом о ссыльных в редакции 1909 г., Уставом о содержащихся под стражей, Общей тюремной инструкцией (утверждена в 1915 г., но на практике применялась с 1912 г.) и многочисленными циркулярами Главного тюремного управления, в частности, одним из них, от 20.07.1907, устанавливающий (восстанавливающий) практику совместного содержания на равных условиях политических и уголовников. Осужденных к каторжным работам заковывали в ручные и ножные кандалы, одевали в специальную одежду, сбривали волосы на половине головы.
О режиме отбывания наказания можно судить по правилам в Акатуев-ской тюрьме от 27.02.1895 из 79 пунктов. Все арестанты в зависимости от срока заключения подразделялись на три разряда. Бессрочные должны были содержаться в ручных и ножных оковах, прочие — в одних ножных. Первые два разряда содержались в тюрьмах. Все заключенные «занимаются работами по назначению тюремного начальства, внутри тюрьмы или вне оной, как-то: в рудниках, на заводах, тюремных мастерских, на строительных и разных хозяйственных работах». Их продолжительность составляла 11 часов летом и 10 часов зимой. Еженедельно по субботам полагалась баня с выдачей чистого белья. Каждый заключенный должен был безропотно выполнять все приказания тюремной администрации, соблюдать режим дня, быть опрятным. «Каторжане, при входе в камеру начальника тюрьмы, его помощника или высшего начальства, должны встать со своих мест, если сидели или лежали, и стоять смирно... Команда "смирно" подается надзирателем, сопровождающим начальство». Разрешалось вести переписку только на русском языке, не более двух писем в месяц с предварительным просмотром начальника тюрьмы. Свидание с родными, добровольно последовавшими за осужденными, разрешалось по воскресеньям и в праздничные дни в особо отведенных помещениях в присутствии дежурного надзирателя. В свободное от работы время можно было читать книги и журналы строго научного содержания. Арестантам
разрешалось иметь при себе теплые фуфайки, подстилки, деревянную чашку и ложку, а также книги. Все остальное имущество и деньги при поступлении в места заключения изымались по описи и хранились в цейхгаузе, а денежные средства в тюремном денежном ящике. Расходовать их было можно с согласия начальника тюрьмы для покупки дозволенного ассортимента товаров (сахар, чай, табак и т. д.). За маловажные проступки и преступления следовали следующие санкции: наказание на теле плетьми не свыше 20 ударов и розгами не свыше 100; увеличение срока заключения на 1 -2 года; для выпущенных на жительство вне тюрьмы — перевод обратно в нее сроком до одного года. Сверх этого провинившиеся могли быть заключены в одиночную (штрафную) камеру на срок до двух месяцев, а также лишены «на более или менее продолжительное время» свиданий, переписки, чтения книг, иметь свой чай, сахар, табак. «Лишения эти начальником тюрьмы могут быть распространены как на отдельных личностей, так и на целые камеры и всю тюрьму» [ГАРФ. Ф. 29. Оп. 5. Д. 21. Л. 38-51об].
Питание арестантов регламентировалось Положением о провиантском снабжении войск. Каждому из них полагалось в сутки 928 г муки, 68 г крупы и 171 г мяса. В 1880-е гг. бюджетные расходы на эти цели сокращаются, но заключенные могли улучшить свое питание за счет присылаемых с воли средств, покупая в тюремной лавке продукты, махорку, карандаши, тетради и т. д. В начале ХХ в. (1908, 1912) вводится единая для всех заключенных «пищевая табель», сбалансированная по содержанию белков, жиров и углеводов. Горячая пища полагалась каторжникам два раза в день — в обед и вечером. Находившиеся на работах получали усиленное питание: 170,6 г мяса, 1023 г ржаного хлеба, 25,6 г гречневой крупы, 8,5 г пшеничной муки [4, с. 232-233].
Ситуация усугублялась традиционными недостатками российской пенитенциарной системы во все времена ее существования: перенаселенность, недостаточное финансирование, суровые природно-климатические условия и т. д. Многочисленные проверяющие, начиная с инспектора ГТУ П. К. Грана и его начальника С. С. Хрулева, фиксировали «ветхое состояние тюрем», «неудовлетворительность пищевого довольствия в качественном и количественном отношениях, повышенный процент смертности в среде арестантов, грубое обращение чинов администрации и стражи с заключенными и причинение побоев, недостаточность времени, предназначенного для прогулок», «плохое качество продуктов (капуста гнилая, горькая, соли мало, мука гнилая, продукты развешиваются вне кухни и выдаются в меньшем против положенного количестве)», «белье на арестантах... в изорванном виде, крайне грязное, так как баня давалась только один раз в месяц; многие арестанты ходят вследствие отсутствия обуви босиком или, обвязав ноги грязными портянками, которые не переме-нивались в течение 7-8 месяцев», «спать некоторым приходится под нарами» [ГАИО. Ф. 25. Оп. 6. Д. 2691. Л. 58-60; Там же. Д. 3134. Л. 97-117].
Серьезные проблемы в рассматриваемое время возникли с использованием принудительного труда. Помимо низкой эффективности его применения, ситуацию обостряло исчерпание природно-сырьевых ресурсов Нерчин-ского горного округа, где был задействован труд заключенных. Альтернативой горному промыслу стало привлечение каторжан к железнодорожному строительству. На основании высочайшего повеления от 09.05.1895 и временных правил от 07.05.1894 на рубеже 1895-1896 гг. на строительстве Забайкальской железной дороги из тюрем Нерчинской каторги отправили 610 заключенных. Всего в 1902-1903 гг. на сооружении Кругобайкальского
участка Транссиба задействовали 5250 ссыльных и 750 каторжан или соответственно 35 и 5% от общего числа строителей. При сооружении Уссурийской железной дороги (Владивосток-Хабаровск) в 1891-1897 гг. ежедневно привлекалось на земляные работы по 250-300 ссыльнокаторжан, доставленных с Сахалина. О реальном применении принудительного труда в конце XIX в. можно судить по отчету военного губернатора Забайкальской области генерала Е. О. Мациевского за 1897 г. В нем констатируется постепенное снижение количества используемых на рудниках: в 1875 г. 250 чел. ежедневно, в 1897 г. — 365, на 1898 г. запланировано 189 чел. «Чтобы вывести на рудник трех или четырех арестантов приходится назначать конвоиров чуть ли не вдвое более выводимых арестантов», — печалится администратор. В целом в 1897 г. заключенные в рудниках и на Кутомарском заводе отработали 78320 человекодней и заработали 12736 руб. 21 коп., в среднем 16,26 коп. в сутки. В то же время на железной дороге, не считая сверхурочных, зафиксировано 78813 чело-векодней, сумма заработка составила 55174 руб. 85 коп., или 70 коп. в сутки. Принудительный труд не оправдывал даже содержание заключенных. В том же году расходы на эти цели составили 352253 руб. 91 коп., а содержание одного сидельца обошлось в 256 руб. Для сравнения в 1911 г. содержание одного заключенного в Российской империи составило 176 руб., а каторжанина в Забайкалье — 300 руб. [6, с. 228].
Параллельно с кризисными явлениями в функционировании Нерчин-ской каторги в плане использования принудительного труда с конца XIX в. сам институт каторги вступил в полосу системного кризиса, связанного с невозможностью распределять осужденных согласно приговорам, а большая часть приговоренных к каторжным работам не могла быть задействована на
них. Для расширения использования практики этого вида наказания в 1869 г. в порядке эксперимента 800 осужденных морским путем из Одессы отправили на Сахалин. В последующем на остров ежегодно отправляли по 1 тыс. чел., для которых открыли семь каторжных тюрем. Всего с 1880 по 1900 гг. сюда прибыло 24730 каторжан [5, с. 237]. Поэтому в 1894 г. в Европейской России закрыли все временные каторжные тюрьмы. В ходе Русско-японской войны 1904-1905 гг. ссыльных с Сахалина пришлось эвакуировать. В 1904 и 1905 гг. ссыльнопоселенцев амнистировали, а ссыль-нокаторжан перечислили в ссыльнопоселенцев и даже крестьян. Данное обстоятельство еще больше обострило ситуацию по поводу реформирования каторги, и вновь взоры администраторов обратились на Забайкалье.
На основе рекомендаций межведомственной комиссии в 1905 г. здесь закрываются полиметаллические рудники и Кутомарский сереброплавильный завод. В результате соглашения двух заинтересованных министерств — императорского двора и Минстер-ства юстиции — принимается решение об использовании труда заключенных на золотых приисках КИВ в количестве не менее 500 чел. Достигнутый компромисс свелся к утверждению 29 апреля 1906 г. Правил работ ссыльно-каторжан на золотых промыслах Нерчинского округа, принадлежащих Кабинету его императорского величества. В производстве предполагалось задействовать способных к тяжелым работам заключенных, «преимущественно из числа тех, которым в ближайшие годы предстоит перевод на поселение». Администрация КИВ обеспечивала привлекаемый контингент производственными и отапливаемыми жилыми помещениями, питанием по нормам для вольнонаемных рабочих. Кроме того, Кабинет «отпускает всем ссыльно-каторжным, выполнившим урок или исправно
проработавших на поденных работах, по десять копеек в день на человека на выкупку продуктов». За произведенные работы привлекаемые получают от Кабинета зарплату по расценкам, установленных для вольнонаемных. «Независимо от заработной платы и пищевого довольствия всем ссыльнокаторжным, проработавшим на промыслах не менее одного года при переводе на поселение, выдаются премии из особого фонда». Наконец, правила вводили хорошо знакомую по истории советского ГУЛАГа практику зачета: «Ссыльно-каторжным, проработавшим на промыслах не менее одного года и отличившимся в поведении, срок каторги сокращается зачетом восьми месяцев пребывания на промыслах за целый год» [РГИА. Ф. 468. Оп. 28. Д. 423. Л. 177-178об].
О том, как фактически задействовали заключенных Нерчинской каторги, можно судить по отчетным документам ее Управления по состоянию на июнь 1910 г. Всего отбывало наказание 3791 чел, из них различными видами трудовой деятельности было охвачено 2965 чел., или 78,2% от всего контингента. Из 826 не занятых работами 216 являлись больными, 293 относились к категории слабосильных и совершенно не способных к труду (инвалиды, престарелые), 365 чел. не использовались на внешних работах из-за отсутствия профессиональных навыков и 121 — из-за отсутствия работы для них. Казалось бы, уровень вовлечения заключенных в различные формы физического труда был достаточно высок, но на золотых промыслах трудилось всего 797 каторжан. Основная масса арестантов была задействована на бесплатных работах по обеспечению функционирования комплекса: хлебопеки, кашевары, слесари, бондари, кузнецы, столяры, трубочисты, строители, огородники и т. д. [РГИА. Ф. 1276. Оп. 4. Д. 106. Л. 134].
Тем временем существенно изменилась ситуация с контингентом
осужденных на каторжные работы в целом по стране. Амнистии 1904, 1905 гг., ликвидация Сахалинской каторги привели к сокращению его численности до 5748 чел. к началу 1906 г. Преследование участников революции 1905-1907 гг., рост уголовных преступлений способствовали увеличению числа осужденных к каторжным работам. К началу 1908 г. их численность составила 12591 чел., на январь 1909 г. — 20936, в 1912 г. — приблизилась к 32 тыс. чел. В последующем число каторжан стабилизировалось в пределах 27 тыс. чел., а с началом Первой мировой войны стало сокращаться. В Сибири к 1913 г. находилось около 12 тыс. ссыльнокаторжан, в том числе 3,3 тыс. в Александровской каторжной тюрьме под Иркутском, 0,7 тыс. — в Тобольской каторжной тюрьме, около 4 тыс. — на Нерчин-ской каторге и 3,5 тыс. — на строительстве Амурской железной дороги [РГИА. Ф. 1276. Оп. 4. Д. 106. Л. 138]. Всего за Уралом на начало марта 1915 г. находилось 10537 заключенных этой категории. Из них заняты были работами: на строительстве Амурской железной дороги — 3370 чел., усилении провозной способности Кругобайкальской железной дороги — 1300 чел., на Бархатовских каменноугольных копях (Иркутская губерния) — 335 чел., на золотых промыслах в Нерчинском горном округе КИВ — 1932 чел., направлены на строительство Усинского тракта — 1 тыс. чел. «Остальные (2600 чел.) непригодны к наружным работам (больные, слабогрудые, туберкулезные, увечные, калеки, совершившие побег, покушавшиеся на побег, дурного поведения, политические, бродяги и евреи», — отмечалось в отчете ГТУ [РГИА. Ф. 1405. Оп. 539. Д. 778. Л. 2].
Использование принудительного труда ссыльнокаторжан в Азиатской России в конце XIX — начале ХХ в. становилось неэффективным. К этому выводу пришли и представители
тюремного ведомства, которые в аналитической записке (1913 г.) констатировали: «Возникнув под влиянием высших интересов государства и согласуясь в начале с его потребностями, ссылка в каторжные работы по нашему Уставу о ссыльных давно уже отстала от исторического развития нашего отечества, а в особенности от культурного роста Сибири, где она, по мысли Устава, сосредоточена. Потеряв, таким образом, связь с окружающей жизнью, одряхлевшая система наказания стала с общегосударственной точки зрения в некоторых своих проявлениях бесполезной, а в некоторых вредной» [РГИА. Ф. 1276. Оп. 4. Д. 106. Л. 155].
Что касается перспектив реформирования каторги, в Министерстве юстиции к началу 1911 г. был подготовлен соответствующий законопроект, который до 1917 г. не успели обсудить и принять. Его составители исходили из предположения, что «отжившим надлежит прежде всего признать стремление действующего закона пожизненно прикрепить к Сибири все
население каторги». Поэтому, не отвергая каторгу как тягчайший вид наказания, целесообразно устранить из нее элемент ссылки, и тогда она приобретет «вид наказания лишением свободы». При этом приговоренные к каторжным работам должны содержаться в особо устроенных тюрьмах и «подвергаться принудительным, преимущественно тяжким работам», в том числе внешним [РГИА. Ф. 1276. Оп. 4. Д. 106. Л. 155об., 156]. Как видим, каторгу как вид наказания предполагалось сохранить. Что касается сибирской администрации, то ее представители, критикуя отдельные стороны функционирования каторжного комплекса в Азиатской России, не предлагали радикальных способов ее преобразований или ликвидации вообще. Исключение составило предложение двух последних по времени иркутских генерал-губернаторов А. Н. Селиванова и Л. М. Князева о сосредоточении всех ссыльнокаторжных региона, по аналогии с Сахалином, на байкальском острове Ольхон.
References
Сведения об авторе
Шиловский Михаил Викторович: Институт истории Сибирского отделения Российской академии наук (г. Новосибирск, Российская Федерация), заведующий сектором истории второй половины XVI — начала ХХ вв., доктор исторических наук, профессор. E-mail: istorik.novosib@gmail.com
Information about the author
Shilovskiy Mikhail Viktorovich: Institute of History of the Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences (Novosibirsk, Russia), the chief of the Sector of History of the Second Half of XVI — the Beginning of the 20th Centuries, doctor of historical sciences, professor. E-mail: istorik.novosib@gmail.com
