Спросить
Войти

«Отчего же это отвращение к правильной акушерской и медицинской помощи при родах?»: к характеристике акушерской помощи крестьянскому населению на рубеже xix - ХХ вв. (на материалах Пермской губернии)

Автор: указан в статье

Змеев М.В.

Кандидат социологических наук, доцент кафедры истории и методики преподавания истории, Глазовский государственный педагогический институт

«ОТЧЕГО ЖЕ ЭТО ОТВРАЩЕНИЕ К ПРАВИЛЬНОЙ АКУШЕРСКОЙ И МЕДИЦИНСКОЙ ПОМОЩИ ПРИ РОДАХ?»: К ХАРАКТЕРИСТИКЕ КУШЕРСКОЙ ПОМОЩИ КРЕСТЬЯНСКОМУ НАСЕЛЕНИЮ НА РУБЕЖЕ XIX -ХХ ВВ. (НА МАТЕРИАЛАХ ПЕРМСКОЙ ГУБЕРНИИ)*

Аннотация

Цель данного исследования - реконструкция конфликтного взаимодействия медицинской акушерской помощи и традиционных крестьянских практик родовспоможения в российской провинции на рубеже XIX - XX (на примере Пермской губернии) Задачи исследования: 1) рассмотреть динамику медицинской акушерской помощи населению губернии на рубеже XIX - XX вв.; 2) раскрыть особенности крестьянских антропологических представлений и практик родовспоможения; 3) выявить факторы конфликтного взаимодействия медицинской и народной традиций по вопросам родовспоможения.

Начнем с констатации статистических закономерностей. Как отмечалось в одном земском издании Пермской губернии конца XIX в., «очевидно, что во многих местностях губернии потребность в разумной акушерской помощи еще не осознается ясно...» [13, 208]. Действительно, на рубеже веков, несмотря на высокие показатели детской смертности, акушерская и врачебная помощь населению (при родовспоможении) была крайне незначительной. По данным на 1894 г., весь акушерский персонал (не считая вольнопрактикующих повитух) распределялся по уездам губернии следующим образом: [13, 208-209]

№ Уездное земсгво акушерки фельдшерицы-акушерки всего

1 Пермски о е 0 7 7
2 Екатерин оург ско е g 0 g
3 Верхогурсхое 7 0 7
4 Краен оу фимсхо е 4 2 б
5 К амьпшгоЕ схо е 3 0 3
6 Соликамское 4 2 6
7 Шадрин ское 3 4 7

g Ироитсхое 0 4 4

9 Кл&нглрское 0 4 4
10 Осинсхое 5 1 6
11 Охансхое 3 3 6
12 Чердынское 0 4 4

Всего 37 31 6S

Этот незначительный персонал за год смог оказать акушерскую помощь около 4100 роженицам, что составило немногим более 2,5% от всех родов в 1894 г. (при 159427 родившихся) [13, 209]. Столь скромные результаты акушерской помощи врачебное

сообщество склонно было объяснять, ссылаясь, прежде всего, на объективные причины -малочисленность профессионального персонала и неразвитость соответствующей больничной инфраструктуры. В этих объяснениях имелась неоспоримая арифметическая «логика». Так, в частности, подсчитывали, что при среднегодовом показателе родов по всей губернии в количестве 150000 и при предположении, что каждая акушерка сможет оказать около 100 родовспоможений (что рассматривалось скорее как фантастика, нежели реальная возможность), то и тогда в губернии необходимо было бы 1500 акушерок [13, 207]. Как мы видим, в действительности цифра эта к середине 90-х гг. XIX в. не превышала даже сотни.

Специализированные родильные дома имелись только в Перми и Екатеринбурге, на 10 и 29 кроватей соответственно. Притом, что услугами этих родильных домов пользовались преимущественно жители данных городов и в меньшей степени жители из уезда [13, 210-211]. Родильные приюты или отделениях при больницах также имелись далеко не во всех уездах, в частности в Екатеринбургском, Пермском, Верхотурском, Камышловском, Ирбитском. При этом из всего числа акушерских пособий, оказанных медицинским персоналом, только чуть больше трети (39,8%) приходится на долю родильных домов, приютов и отделений [13, 212]. Большая часть родовспоможений с участием медицинского персонала подавалась на дому или, реже, в участковых больницах «без специальных условий».

Спустя пятнадцать-двадцать лет ситуация с акушерской помощью несколько улучшилась, хотя статистический разрыв численности родов в больницах и в «естественных условиях» продолжал оставаться значительным. Для примера ограничимся сведениями по одному Пермскому уезду за 1910-1913 гг. Так, в 1910 г. в уезде было зарегистрировано 16512 родов [11, 23]. В то же время акушерская помощь медицинского персонала была зафиксирована только в 2480 случаях (то есть в 15 % от общего числа родов) [11, 14]. Сами врачи признавали, что такой объем акушерской помощи населению крайне мал. При этом подавляющее большинство родовспоможений с участием медицинского персонала было осуществлено на дому (64,7%) и только 36,3% стационарно в больнице (в 1909 г. и того меньше - 18%) [11, 15].

В 1913 г. на долю акушерской медицинской помощи, как следует из отчетов, приходилось уже около 20 % родовспоможений (при 16818 рождений) [12, 26-27]. Однако цифра эта является средним показателем по уезду. Между тем, ситуация с родовспоможениями варьировалась, например, в зависимости от ведомственной принадлежности врачебного участка (которые подразделялись на земские, земско-заводские и заводские) и социально-экономических характеристик населения. Так, в земских врачебных участках, процент акушерских пособий к численности родившихся колебался в районе 15 - 17 %, в земско-заводских - 22 - 26 % [12, 26-27, 97-98]. Были и такие врачебные участки (чаще земские), в которых это соотношение не превышало 10%, например: Троицкий (5,9 %), Сергинский (5,2%), Перемской (6,1%) [12, 26-27]. Также стоит заметить, что стационарная акушерская помощь и послеродовое лечение по-прежнему «не пользовалось популярностью»: в 1912 г. 35,5% от общего числа акушерских пособий, в 1913 - 45% [12, 28].

Дополним эти закономерности еще одним характерным замечанием относительно «социальных параметров» пациенток родильных отделений. В частности, в 1894 г. из 350 пациенток Пермского родильного дома 341 (97,4%) проживали в самой Перми (309) и Пермском уезде (32) в то время как по месту приписки только 156 пациенток (44,5%) представляли губернский центр и его уезд [13, 211]. То есть, больше половины пациенток родильного дома не являлись коренными пермячками и прибыли в губернский центр из других уездов и даже губерний. В течение первого десятилетия ХХ в. эта ситуация

практически не изменилась, о чем свидетельствуют данные по родильному отделению Пермской губернской Александровской больницы за 1906/1907 и 1913 гг. [7, 5-6; 8, 87-92] Для удобства сравнения представим эти данные по значимым для нас параметрам с доминирующими статистическими показателями (в процентах от общего числа). Первая цифра относится к 1906/1907 гг., вторая, в скобках, к 1913 г. Итак, по семейному положению среди пациенток отделения преобладали женщины замужние: 54,6% (78,3%); по сословной принадлежности - крестьянки: 72,9% (66,5%); по месту жительства - г. Пермь: 83,5% (73,7%); по приписке же пациенток Пермь и уезд составляли 27,7% (36,3 %), в то время как из других губерний - 43,8 % (36,8 %). Кроме того, по данным за 1913 г., обнаруживается также, что среди пациенток родильного отделения «первородящих» было 121 (23,4%), «повторных» - 395 (76,5%). Большинство рожениц (83,7%) поступило в отделение со срочными родами [8, 90]. Итак, пациентка родильного отделения центральной губернской больницы начала ХХ в. - это, чаще всего, женщина замужняя, рожающая не первый раз, со срочными или преждевременными родами, из крестьян, занятая домашним хозяйством, проживающая в Перми, но прибывшая (в 2/3 случаях) из другого уезда или даже губернии (первое место из которых занимает Вятская). Позволим себе пока воздержаться от комментария этих фактов, с тем, чтобы вернуться к ним позже.

Таким образом, можно утверждать, во-первых, что к медицинской помощи при родовспоможении население Пермской губернии начала ХХ в. обращалось неохотно. Во-вторых, если все же приходилось обращаться к услугам акушерки или врача, то предпочитали принимать их на «своей территории» и в больницах не задерживаться. Еще в конце 80-х гг. XIX в., резюмируя свой почти полувековой опыт врачебно-акушерской работы в Пермской губернии, врач М. Белоголов, отмечал: «Казалось бы, дурной исход родов, как явление недюжинное, потрясающее, нередко случающееся, должно было бы служить сильным побуждающим средством для народа к сознанию необходимости искать и иметь, на случай родов всегда наготове правильную акушерскую и медицинскую помощь. Но на деле, сколько известно, это далеко не так. Большая часть людей не только не думает об этом, но даже предубеждены против такой помощи, относятся к ней крайне враждебно» [1, 1].

В начале ХХ столетия в условиях губернии роды в подавляющем большинстве случаев проводились на дому (в том числе, в бане) или где застигнет «нужда» (на работах или в пути), с использованием традиционного инструментария: повитухи и целого набора магических, ритуальных действий. Для некоторых женщин, рожавших далеко не первый раз, роды становились «обычным делом», с которым справлялись своими силами и без всяких церемоний. Например, вот как описывала роды 24- летняя Мария Оборина, находившаяся в прислугах у священника Добрянского завода. «Под 4 сентября (1909 г. -М.З.) я почувствовала сильные боли, но несмотря на это целый день проработала как обычно. К вечеру я постелила себе в кухонных сенях и часов в семь легла спать. При мне была и дочь моя (старшая дочь Обориной трех лет. - М.З.). Вскоре я почувствовала, что рожаю, затем, лежа, родила ребенка, и так как сама очень ослабела, то завернула ребенка в свою ситцевую рубаху и положила возле дверей. <...> Тут я лишилась чувств, а как очнулась, собрала силы и посмотрела на ребенка, то оказалось, что он мертвый» [3, 20-21]. Добавим еще один показательный пример, характеризующий особенности родовспоможений в крестьянской семье и отношение к посторонней, в том числе, медицинской помощи. В 1901 г. в газете «Фельдшер» была опубликована небольшая заметка фельдшера С.П.Пономарева «Поражение брюшной полости при отрезывании пуповины у новорожденного», в которой автор приводит рассказ местного крестьянина: «Пришел я домой, - рассказывает он, - жена разрешилась и говорит мне: режь пупок. Я, никогда не видавши, как это делают, предложил позвать из дачи кухарку. Не надо, -говорит, - режь ты. Тогда я приступил к незнакомому мне делу, взял нож и давай пилить,

положа пуповину на брюхо. Как я резал, не знаю, потому что было довольно темно, а огня не было, а когда я кончил свое дело, вижу что-то не ладно, и жена это тоже заметила (так как она рожает четвертого); тогда она велела ехать к вам в больницу, что я и сделал» [9, 180-181].

Оба примера говорят о родинах как событии, которое не исключает текущих повседневных забот, проходит в уединении, без помощи «посторонних лиц» и становится предметом внимания только в виду патологического течения или экстраординарных последствий. Кроме того, роды в традиционном обществе - это событие, которое чрезвычайно ритуализировано и сопровождается массой запретов и страхов, которые, как показывает этнографический материал, были достаточно универсальны для крестьян из разных губерний империи1. Проиллюстрируем это двумя авторитетными свидетельствами.

Земский фельдшер Олонецкой губернии Шор так описывал родильное поведение крестьянок: «По местному поверью, женщина перед наступлением родов не должна наружно выказывать никаких признаков, что должна скоро рожать и, несмотря даже на сильные схватки к родам, она часто занимается обычными работами по хозяйству, чтобы окружающие не догадывались, в чем дело. Это делается для того, чтобы избежать роженице влияния худых глаз, «сглазу». Роженица боится сглазу не только чужих людей, но даже своего мужа и своих детей. Но если схватки становятся настолько сильными, что невмоготу становится терпеть, то роженица часто оставляет всех и уходит из дому, куда попало: в хлев, в сарай, во двор - словом, туда, где можно было укрыться от глаз человека. <.. .> Найдя потаенный уголок, роженица стоически переносит все мучительные схватки и боли во время родов, стараясь в то же время не издать никаких звуков, чтобы не привлечь внимания посторонних» [4, 15-17].

В схожих терминах описывает родильное поведение пермских крестьянок доктор М. Белоголов: «С началом первых болей (потугов) роженица оставляет занятия по хозяйству, тайно посылает за повитухой, тайно скрывается в свободную, иногда в совершенно холодную комнату, баню, или даже в скотский хлев, в такое место, где бы никто не мог ни видеть ее, ни слышать ее болезненных стонов и не мог бы сглазить или изурочить, вследствии чего не пришлось бы ей мучиться лишний день или более, за каждого человека, узнавшего о ее родах. Такого поверья придерживаются здесь почти все роженицы» [1, 3-4].

Что в первом, что во втором описаниях доминирует чувство страха роженицы быть обнаруженной в своем «состоянии», следствием чего могла быть «порча» и матери, и ребенка. Таким образом, роды для крестьянки - это действо скрытное, допускающее очень ограниченный круг людей, близких родственников или проверенных повитух, ибо время беременности и родов - время наибольшей уязвимости женщины и ребенка перед угрозами внешнего мира. «Практически любой, самый невинный с виду жест может быть истолкован как опасный для ребенка, для его внешности или характера. Например, если женщина сучит свечи, из ушей ребенка будет течь гной, если она отливает воду в колодец, младенец будет срыгивать молоко и т.д.» [5, 208]. Физиологически «пограничное» состояние родов актуализировало архаичные страхи и максимально обостряло чувство осторожности в отношении незнакомых людей, предметов и помещений, способных наслать порчу или сглазить. Можно предположить, что при распространенности подобных взглядов, стационарная медицинская помощь при родовспоможении представлялась крайне опасной не только ввиду своей удаленности от знакомого «домашнего пространства», но также ввиду публичности медицинского заведения,

1 На широкую распространенность определенных запретов, в том числе - запрет огласки, боязнь публичности родин указывают не только приводимые нами примеры, но и современные исследования. См., например: Кабакова Г.И. Антропология женского тела в славянской традиции. - М.: Ладомир, 2001. С. 65.

непонятности порядков, инструментов и языка персонала. Поэтому, при возможности, туда старались не попадать. К тому же больница в народном сознании нередко воспринималась как место «нечистое», где соседствуют боль и смерть. Причем, смерть неестественная, «неприрученная», а потому - страшная. Не случайно, как свидетельствовал С.И. Мицкевич, вспоминая о своей медицинской практике, в народе больницы называли «морилками» [6, 107]. В боязни крестьян больниц и медицинских манипуляций прослеживается мистический страх, конкретизирующийся в специфических образах. Так, в медицинской акушерской практике кесарево сечение - это операция, которая раскрывалась в анатомических и хирургических образах. Для крестьянского же сознания это была жуткая процедура «вспарывания брюха». В.В. Розанов в одной из своих книг приводит рассказ знакомой женщины о случае родов с помощью кесарева сечения в клинике баронета Виллие в Санкт-Петербурге. При этом примечателен не сам факт операции, а те образы и комментарии, которыми ее сопровождают: «Разрезают роженицу, как щуку на кухне перед обедом, вынимают ребенка сбоку, как икру из рыбы» [10]

В этой связи приведем один очень показательный пример. В ночь с 11 на 12 марта 1913 г. в больницу при Юго-Кнауфском заводе Осинского уезда поступила роженица, крестьянка У.Огнева [2, 5-7]. В результате предварительного осмотра, проведенного акушеркой, у нее было обнаружено патологическое расположение плода. После гигиенических и дезинфекционных мероприятий акушерка отправила посыльного за местным врачом Смирновым. После вторичного осмотра больной, врач подтвердил предварительный диагноз и предложил Огневой операбельные роды. От операции Огнева наотрез отказалась, заявив, что если ей суждено умереть, то лучше дома (выделено мной. - М.З.), и пожелала выписаться из больницы. Врач убеждал ее остаться, но тщетно. В полдень 12 марта родственники увезли роженицу домой... 13 марта акушерка навещала больную на дому, а 14 марта врач сам приехал на осмотр роженицы, узнав о ее желании оперироваться. Однако по прибытии врача и акушерки, Огнева заявила, что без согласия мужа она на операцию не решится, на чем к тому же настаивали и ее родственники. Стали ждать мужа, который оказался на работах вдали от дома. Но в ночь на 14 марта Огнева умерла не разродившись [2, 7]. Этот случай показывает не только мистическую боязнь операции, от которой стоит ожидать только смерти, но и сильное влияние на поведение роженицы семейного и, более широко, общинного мнения.

Тут уместно будет вспомнить отмеченный нами ранее «социальный портрет» пациентки родильного отделения Пермской Александровской больницы, и задаться вопросом, чем объясняется взаимосвязь этих социальных параметров и факта обращения за родовспомогательной помощью в медицинское учреждение. Можно предположить, что обращение данной категории пермских домохозяек в родильное отделение обусловлено последствиями их миграции в большой губернский город. Ибо «трудовые миграции» населения из деревни в город влекли за собой ослабление солидарного круга родственных, соседских, общинных связей со всеми вытекающими последствиями: большей анонимностью городской жизни, утратой общинных коммуникативных практик, в том числе и практик приглашения на роды повитух из родственниц или соседок. К тому же, в отличие от сельской местности, медицинская помощь в Перми была ближе и доступнее. При этом вряд ли речь идет об изменении отношений этих «городских крестьянок» к самому факту и процедуре родов в соответствии с медицинским семантическим кодом. Скорее происходило как бы «одомашнивание» нового городского пространства и переопределение оценок акушерской помощи в терминах привычного традиционного кода. И в то же время стоит признать, что рассмотренные нами примеры и тенденции являлись крайне малой долей в общей «родильной» практике губернии.

Между тем, врачи негодовали, почему «неопытные и неученые» повитухи предпочитаются «знающим и опытным» акушеркам? «Отчего же это отвращение к

правильной акушерской и медицинской помощи при родах? - задавался риторическим вопросом М.Белоголов. Ответ же его был таков: «Главным образом оно происходит от двух причин: с одной стороны, от невежества, в котором народ находится, с другой - от пронырства бабушек повитушек...» [1, 1-2]. Однако, учитывая сделанные нами выше выводы относительно крестьянского восприятия больницы, очевидно, что аргументы медиков о невежестве населения и пронырстве повитух отнюдь не объясняли мотивов «уклонения» от квалифицированной медицинской помощи. Так как речь здесь шла не столько о противостоянии невежества и науки, сколько о противостоянии двух культурных традиций, разных коммуникативных систем, в рамках которых беременность и роды кодировались по-разному. Для медицинской традиции роды - это естественный физиологический процесс, который нуждается в правильном медицинском сопровождении и кодируется в пространстве оппозиции научно/ненаучно или истина/заблуждение. Для крестьян же - роды это ритуал и таинство, кодированные отношением свой/чужой. В контексте таких установок акушерки и дипломированные повивальные бабки воспринимались как чужие, или как говорил Белоголов, «за людей способных только сглазить, изурочить, испортить, уморить мать или ребенка» [1, 2]. В этой связи обращает на себя внимание то, что земские власти предпринимали разные попытки «сблизить» население и профессиональный акушерский персонал. Например, открывали при роддомах школы повивальных бабок, сохраняя близкую народу языковую форму (повивальная бабка), но выпуская, по сути, медицинских работников. Или, в конце XIX в. в Шадринском уезде Пермской губернии в течение двух лет проводился эксперимент с приглашением практикующих местных повитух на службу земства под руководством акушерок. Однако, мероприятия эти, как отмечали современники, не дали каких-либо благоприятных результатов [13, 208]. Традиционная крестьянская система коммуникации, построенная вокруг кода свой/чужой, эффективно реагировала на скрытую угрозу врачебных экспериментов. К тому же молодые повитухи, акушерки и фельдшерицы попадали в табуированную группу общения, видимо, из-за боязни параллелизма: «женщина, способная к деторождению, воспринимается как потенциальная конкурентка и матери, и даже ребенка» [5, 70]. Поэтому в народе повитухами являлись не номинальные «бабки», а реальные пожилые женщины, миновавшие рубеж фертильности.

Таким образом, неразвитость профессиональной акушерской помощи крестьянскому населению Пермской губернии на рубеже XIX - XX вв. была вызвана не столько малочисленностью соответствующего медицинского персонала и отсутствием специализированных родильных отделений в больницах, сколько причинами социокультурного характера, а именно - ментальной «несовместимостью», конфликтностью практик родовспоможения. В контексте этого противостояния система традиционного мировоззрения рассматривала медицинскую практику в соответствии со своим семантическим кодом, который маркировал акушерку как опасную «соперницу», больницу как «морилку», а операцию как «смертоносный ритуал».

* Работа выполнена при поддержке РГНФ, грант № 10-01-80105 а/У

Литература

1. Белоголов М. Важный общественный недуг в нашем крае. Усолье Пермской губернии. - Пермь: Перм. Губ. Зем. Типогр. 1881.
2. ГАПК. Ф. 143. Оп. 1. Д. 114. Отношение прокурора Пермского окружного суда по жалобе фельдшера Шипунова на деятельность акушерки Никулиной и врача Смирнова. 1913.
3. ГАПК.Ф. 142. Оп. 1. Д. 683. Дело об убийстве незаконнорожденного ребенка крестьянской вдовой Полазнинской волости М.В. Обориной. 1909.
4. Зем. фельдшер Шор. Смертность детей на первом году жизни среди крестьян Янг-Озерского прихода Повенецкого уезда Олонецкой губернии // Фельдшер. Газета, посвященная медицине, гигиене и вопросам фельдшерского быта /Редакция и издание доктора Б.А. Окса. - СПб. 1901. Т. XI.
5. Кабакова Г.И. Антропология женского тела в славянской традиции. - М.: Ладомир, 2001.
6. Мицкевич С. И. На грани двух эпох. От народничества к марксизму. - М., 1937.
7. О деятельности амбулатории и родильного покоя при пермской Александровской больнице с 1-го октября 1906 г. по 1 октября 1907 г. (из отчета старшего врача больницы В.М.Виноградова) // Врачебно-санитарная хроника Пермской губернии. - 1908. - № 2. Февраль. - Пермь, 1908-1909.
8. Отчет по VIII родильному отделению с 1 января 1913 по 1 января 1914 г. ординатора П.К. Звягина // Александровская Пермская губернская земская больница. Отчет за 1913 г. старшего врача и ординаторов больницы / Под общей редакцией старшего врача А.Н. Попова. - Пермь. 1915.
9. Пономарев С.П.. Поражение брюшной полости при отрезывании пуповины у новорожденного // Фельдшер. Газета, посвященная медицине, гигиене и вопросам фельдшерского быта /Редакция и издание доктора Б.А. Окса. - СПб. 1901. Т. XI.
10. Розанов В.В. Семейный вопрос в России. Т. 1. - Режим доступа: http://dugward.ru/library/rozanov/rozanov_sem_vop1.html
11. Состояние земской медицины в Пермском уезде. Годовой обзор за 1910 г./ Составлен санитарным врачом по Пермскому уезду Г.А. Удинцевым. - Пермь. 1911.
12. Состояние земской медицины в Пермском уезде. Годовой обзор за 1913 г./ Составлен санитарным врачом по Пермскому уезду Г.А. Удинцевым. - Пермь. 1914.
13. Состояние родовспоможения в Пермской губернии // Очерк состояния санитарного и медицинского дела в Пермской губернии. Земская медицина. - Пермь, 1899.
АКУШЕРСКАЯ ПОМОЩЬ КРЕСТЬЯНСКИЕ ТРАДИЦИИ РОДОВСПОМОЖЕНИЕ obstetrics peasant traditions maternity benefit
Другие работы в данной теме:
Контакты
Обратная связь
support@uchimsya.com
Учимся
Общая информация
Разделы
Тесты