Спросить
Войти
АРХЕОЛОГИЯ
LUCAS G. The archaeology of time. - L.; N.Y.: Routledge, 2005. - IX,
Монография Гевина Лукаса (Институт археологии в Рейкьявике) посвящена не столько вопросам хронологии и датирования, сколько проблеме времени как теоретической концепции в современной археологии. В первой главе анализируются общепринятые представления о времени в археологии и показана ограниченность центральной концепции универсального, хронологического, времени, а также то, какие новые возможности для понимания доистории дает переосмысление этой концепции в духе современных нелинейных подходов. В частности, как продемонстрировано автором во второй главе, возникают новые основания отказаться от традиционного понимания археологического источника как статического («мертвого») объекта. В главах третьей и четвертой на ряде конкретных примеров из различных регионов и хронологических периодов автором рассматриваются проблемы времени и природы археологического источника, а также восприятия времени и истории в обществах прошлого.
Традиционно, пишет Г. Лукас, представление о времени в археологии основывалось на концепции времени как хронологии, которая рассматривалась как «наука о вычисленных датах». При этом главным, что дифференцирует все археологические хронологии, является различие между абсолютными и относительными хронологиями. Первые, как известно, основываются на временных рамках, которые не зависят от изучаемых материалов, и, как правило, выражены через календарные системы с датами, обозначаемыми в годах до н.э. или н.э. и в л.н. (лет назад). Вторые, напротив, основываются на взаимозависимости изучаемых данных, когда хронология одних материалов выражена относительно других.
Относительные хронологии являются старейшими в археологии, и до появления современных техник датирования они долгое
время оставались единственными. Относительные хронологии, в свою очередь, делятся на два основных типа - первичные и вторичные. Первичные хронологии являются главными системами и определяются последовательностью археологических отложений артефактов на основе принципов стратиграфии, сериации и типо-логизации. Эти же базовые методы используются для конструирования более общих, вторичных хронологических систем путем сопоставления ряда таких относительных последовательностей. Классическим примером вторичной хронологии, как отмечает автор, может служить изобретенная в середине XIX в. датским археологом К. Томсеном для доисторической Европы «Система трех веков».
Относительные хронологии, особенно вторичные (периодизации), ученые всегда старались так или иначе связать с абсолютными хронологиями, что, впрочем, не всегда было просто сделать применительно прежде всего к доисторическим периодизациям. До середины XX столетия единственным, по существу, методом оставалось перекрестное датирование (кроссдатирование), базирующееся на исторических источниках великих ближневосточных цивилизаций Египта и Месопотамии. Наибольший вклад в его развитие внес Флиндерс Петри. Используя датируемый египетский импорт, находимый в греческих контекстах, и греческий импорт, присутствующий в датируемых египетских контекстах, Ф. Петри разработал абсолютную хронологию бронзового века Греции. В дальнейшем последовательное расширение этого метода позволило В.Г. Чайлду создать всеевропейскую хронологическую систему, связанную с Эгейским миром и Ближним Востоком. Впрочем, пишет Г. Лукас, осуществленный им синтез не выдержал проверки временем не только из-за ошибочности его диффузионистских представлений (в особенности идеи о движении культурных инноваций всегда с юго-запада на северо-восток), но и в результате применения новых технических методов датирования (радиоуглеродного, дендрохронологии).
Признавая неоспоримую роль хронологии в археологических исследованиях, автор уделяет особое внимание вопросу о том, как она влияет на характер археологического объяснения прошлого. При этом теоретическая ущербность хронологии (как относительной, так и абсолютной) состоит, по его мнению, в том, что она
представляет время как унилинейный феномен, который имеет тенденцию сходным образом выстраивать и модель исторического развития. Уже «Система трех веков» во многих отношениях была не только периодизацией, но заключала в себе также интерпретационный потенциал в виде совершенно определенной эволюционистской идеи. Как универсальная теория истории эта идея реализовалась в трехчленной схеме Моргана-Энгельса (дикость - варварство - цивилизация), а затем, уже в 1960-х годах, - оформилась в виде системы четырех эволюционных стадий Салинса-Сервиса (банда - племя - вождество - государство). Не трудно заметить, пишет автор, насколько близка эволюционистская теория концепции времени как хронологии именно в том, что касается понимания времени как линейного процесса, представляющего собой последовательность периодов, стадий, этапов, лет (с. 13, 26). Поскольку хронология представляет время как своего рода «контейнер» событий, как нечто трансцендентальное, находящееся вне конкретного контекста событий или объектов, постольку и модель истории, в равной степени трансцендентальная, которая доминировала в археологической теории, наиболее полное выражение получила именно в эволюционизме.
Новые подходы к осмыслению исторической интерпретации, использующие временную структуру, отличную от простого линейного процесса, появляются во второй половине 1960-х годов и связаны своим происхождением с французской исторической школой Анналов и представителями постньютоновской квантовой физики и термодинамики, занимавшимися моделями нелинейного развития. Самые ранние попытки создания нелинейных моделей изменений восходят к теории катастроф. Результатом дальнейшего развития этого направления стала теория дифференцированных масштабов или темпов изменений, разработанная школой Анналов. Согласно этой теории, различные исторические явления и процессы протекают в разных временных масштабах, прерываясь периодами быстрой трансформации. И этот дисконтинуитет истории рассматривался главным образом как результат случайного совпадения изменений разномасштабного временного характера. Соответственно, пишет Г. Лукас, «археологическое объяснение изменений теперь должно было переместить свое внимание с изменений как таковых на темп изменений, и даже на изменение темпа изменений» (с. 17).
Нельзя сказать, что нелинейные модели социальной трансформации вообще исключают хронологию. Они лишь используют иную концепцию времени для конструирования интерпретаций доистории, отличную от эволюционизма. В особенности они стремятся подчеркнуть тот факт, что время на самом деле скорее неотделимо от событий, чем служит просто независимой, гомогенной мерой или своеобразным «контейнером» событий, оно формируется ими в такой же степени, как и формирует их.
Несмотря на появление новых технологий и совершенствование старых методов датирования в археологии время определяется главным образом через его отношение к пространству. Большинство существующих хронологических методов являются пространственными по происхождению; например, стратиграфический, когда уровни верхний и нижний транслируются в более поздний и более ранний. Таким образом, пространственные вариации формируют основу для выведения временных рамок, что, по мнению автора, не является вполне подходящей репрезентацией археологического источника (с. 33).
В начале 1980-х годов данная проблема оказалась в центре дебатов двух крупнейших североамериканских археологов, М. Шиф-фера и Л. Бинфорда. М. Шиффер, исследуя теоретические вопросы, связанные с природой археологического источника, придавал особое значение проблеме понимания самого процесса формирования памятника для интерпретации прошлого. Он проводил различие между археологическим контекстом (т.е. археологическим памятником) и системным контекстом (т.е. прошлой культурной системой, которая создавала памятник). При этом он счел необходимым подчеркнуть, что археологический контекст не является прямым отражением системного контекста, но претерпевает различные изменения в результате процесса, который он назвал трансформацией. Л. Бинфорд фактически согласился с М. Шиффером относительно различия между археологическим и системным контекстами, но однозначно охарактеризовал археологический контекст как статический в отличие от динамичной природы системного контекста. При этом он полагал, что археологический источник во многих отношениях является своего рода палимпсестом, совокупным остатком ряда происходивших в прошлом процессов, а не отражением какого-то конкретного момента прошлой действительности. Таким образом, пишет автор, критика Л. Бинфорда преимущественно была направлена именно на концепцию «трансформации», а не на процесс «формирования» источника сам по себе, до того как он превратился в «окаменелость».
Между тем, с точки зрения Г. Лукаса, археологический источник динамичен по крайней мере в том смысле, что на него продолжают оказывать воздействие постдепозиционные процессы. Археологические остатки всегда подвержены влиянию не только естественно-природных, но и социальных факторов. Следовательно, археологический источник всегда является частью не только прошлого, но и современного системного контекста. Он, таким образом, всегда динамичен, не статичен, и даже раскопанный археологами памятник продолжает существовать как во времени, так и в пространстве. Все это, по мнению автора, означает, что различие между археологическим и системным контекстами фактически не имеет оснований (с. 36).
Если, пишет Г. Лукас, согласиться с тем, что археологический источник обладает динамикой, то возникает необходимость найти новые пути его осмысления. С этой целью полезно, по его мнению, сохранить одну идею из старого, статического (бинфорд-ского) понимания археологического источника, а именно - понятие «палимпсеста», отбросив лишь представление о конечности заключенного в нем процесса. Первоначально означая манускрипт, на котором более ранний текст был удален, чтобы освободить место для нового текста, перенесенный в сферу археологии, палимпсест будет относиться к следам многократных, частично перекрывающих друг друга действий на протяжении меняющихся периодов времени и частично стирающих более ранние следы. Свою мысль автор поясняет словами французского археолога Л. Оливье, который как-то написал: «... из моего окна я наблюдаю дома, конструкции которых восходят в основном к XIX в., но иногда включают и части более ранних конструкций XVIII или даже XVII столетий. Так что XX в. смотрится здесь локальным и вторичным, сведенным к таким деталям, как окна, двери, фурнитура и т.д.». Настоящее здесь сформировано из серии прошлых наслоений, которые делают его мультивременным. Точно также и при традиционном
подходе к реконструкции ландшафта прошлого Стоунхендж, например, рассматривается исключительно как памятник бронзового века, вписанный в ландшафт эпохи бронзы. Однако он был также элементом ландшафта и в римскую эпоху, и в последующие периоды. Следовательно, существующий сейчас ландшафт представляет собой серию фрагментов различных периодов, сохранившихся в разной степени, обычно в зависимости от своей древности (с. 41).
Признание мультивременной природы археологического источника коррелирует, таким образом, с пониманием того, что время многослойно; изменения и события происходят в разных временных масштабах, и, что более важно, само формирование объектов определяется этой динамикой (с. 43).
Традиционное понимание археологического источника как чего-то статичного или «мертвого», по мнению автора, основывается единственно лишь на эпистемологическом отрыве археолога от археологического источника, который, в свою очередь, переводится во временную «схизму» между настоящим и прошлым. Однако подкрепить эту «схизму» можно только путем сведения концепции времени к концепции хронологии, т.е. универсальному времени, которое независимо от событий и контекста. Если же принять, что время фактически определяется событиями и взаимосвязано с контекстом, тогда разделение прошлого и настоящего и его роль эпистемологического механизма, поддерживающего отделение субъекта (археолога) от объекта (археологического источника), уничтожается. Соответственно, теряет основания и взгляд на археологический источник как на статический объект (с. 116). Именно это и доказывают те археологи, подход которых ко времени определяется философией феноменологии немецкого философа М. Хайдеггера.
В заключение автор обращается к вопросу о сходстве и различии археологического и этнографического источников. Характеристика последнего, отмечает он, преимущественно вращается вокруг определения его как «живого настоящего», тогда как археологический источник находится исключительно в прошлом (как считает Л. Бинфорд). Такое представление, с точки зрения Г. Лукаса, является результатом ошибочного понимания настоящего, которое, как уже говорилось им ранее, на самом деле многослойно во временном отношении. Соответственно, по мнению автора, «археологическим источником является все вокруг нас, он всегда в настоящем, будучи иногда погребенным, иногда видимым, иногда продолжающим жить в нашей повседневной жизни» (с. 120). Это не означает, что между археологическим и этнографическим источниками нет разницы. Различие между ними состоит в их преимущественной ориентации: в этнографии - это этнос, в археологии - материальная культура. Впрочем, автор не склонен преувеличивать роль материала в дифференциации дисциплин. Археология, история, этнография в значительной степени перекрывают друг друга в изучении материальной культуры, письменных документов и народов.
А.Е. Медовичев
