Спросить
Войти
ЧЕЛОВЕК, ЦИВИЛИЗАЦИЯ, КУЛЬТУРА
К.и.н., доцент, ст.н.с. СОИГСИ И.Т. Цориева
Идеология и гуманитарные науки о Северной Осетии
(середина 1940-х - середина 1950-х гг.)
И.Т. Цориева
В первые послевоенные годы перед советской страной стояли сложнейшие задачи восстановления и обеспечения условий для дальнейшего развития народного хозяйства. Особая роль в решении этих задач отводилась науке. Поэтому, несмотря на крайнюю нехватку финансовых средств, изыскивались возможности для укрепления материально-технической базы научных учреждений, возвращались довоенные и готовились новые научные кадры, повышались оклады научным работникам, улучшались бытовые условия, налаживалась система снабжения продовольственными и промышленными товарами [2, д. 317, с. 5, 6]. Занятие наукой становилось одним из наиболее престижных видов деятельности.
Вместе с тем начало холодной войны, нарастание противоборства с капиталистическим миром, растущее «брожение умов» в обществе заставляли партийное руководство ужесточить идеологический контроль над деятелями науки. С октября 1948 г. вводится персональный учет научных работников, позволявший проследить все перемещения ученых по научной и служебной лестнице. Все вопросы от планов научно-исследовательской работы до состава Ученого совета обсуждались и утверждались на заседаниях партийных организаций. Научные исследования, намеченные к печати, проходили цензуру Главлита.
Перед учеными, прежде всего обществоведами, ставились конкретные задачи: пропаганда социалистических идеалов, воспитание людей в духе советского патриотизма и интернационализма. В науке формировалась новая концепция истории России, где Российская империя изображалась уже не «тюрьмой народов», а центром, в котором выплавлялось единство народов и складывалась революционная перспектива. В новой политической ситуации любые попытки подчеркнуть своеобразие исторического развития своего народа, стремление глубже изучить его культуру и традиции истолковывались как проявление национализма и решительно пресекались. На рубеже 1940-1950-х гг. самыми опасными обвинениями для национальной интеллигенции становились обвинения в буржуазном национализме.
Именно в такой обстановке в 1947 г. началась работа над созданием первого фундаментального труда по истории Северо-Осетинской АССР с древнейших времен в двух томах. Работа над монографией высветила актуальные проблемы истории Осетии: происхождение осетинского народа, особенности социально-экономического развития, значение присоединения к России, характер массовых выступлений конца ХУШ-первой трети XIX века, причины переселения горцев в Турцию. Практически сразу стало очевидным, что прежняя интерпретация этих событий и явлений абсолютно не соответствовала новой концепции истории России. По требованию партийных идеологов начался пересмотр многих вопросов исторического прошлого Осетии.
В итоге массовые движения конца XVIII - первой трети XIX века, считавшиеся еще недавно прогрессивными и антиколониальными, теперь расценивались как реакционно-националистические выступления. Теория о завоевании Северного Кавказа, в том числе Осетии, Россией, господствовавшая в советской историографии вплоть до конца 1940-х гг., признавалась грубой политической ошибкой и заменялась представлением о мирном присоединении. А переселение горцев в Турцию расценивалось как «антинародная деятельность кучки осетинских феодалов и турецких агентов во главе с турецким шпионом и провокатором генералом Кун-духовым» [3].
ТОМ 6
И.Т. ЦОРИЕВА. ИДЕОЛОГИЯ И ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ В СЕВЕРНОЙ ОСЕТИИ...
Переписывание истории народов Северного Кавказа в духе новых политических реалий тяжело отражалось и на состоянии науки, и на судьбах ученых, не всегда готовых отказаться от своих научных взглядов и покаяться в своих «заблуждениях». Их прорабатывали на партийных собраниях, на заседаниях Ученых советов, подвергали общественному осуждению, аресту.
Трагически сложилась судьба Георгия Александровича Кокиева - замечательного ученого, внесшего большой вклад в развитие науки и культуры народов Северного Кавказа. Г.А. Кокиев не был сторонником «добровольного» присоединения Осетии к России. По его мнению, «эта несостоятельная точка зрения возникла вопреки исторической правде в конъюнктурных условиях сегодняшнего дня». В пользу своей точки зрения он упоминал карательные походы в Осетию Симоновича, Кнорринга, Аб-хазова и других [5]. Георгий Александрович решительно отвергал также и утверждения о мелкобуржуазном и националистическом характере партии «Кермен» [1]. В 1948 г. им была опубликована научно-популярная брошюра «Этнограф осетинского народа С.А. Туккаев». Эта брошюра, а также рецензия на нее, написанная с позиций новых идеологических требований, послужили формальным предлогом к аресту ученого.
Георгий Александрович был арестован в Москве 14 апреля 1949 г. Спустя десять месяцев, 22 февраля 1950 г., постановлением Особого совещания при МГБ СССР он был приговорен к восьми годам лишения свободы с содержанием в исправительно-трудовом лагере «за антисоветскую агитацию и незаконное хранение огнестрельного оружия» [5]. В партийных документах он был осужден «как фальсификатор исторических событий на Северном Кавказе, буржуазный националист и враг народа» [8]. 23 июля 1954 г. большой ученый и прекрасный человек скончался в тюрьме от сердечного приступа.
Среди «осетинских буржуазных националистов» оказался и Борис Васильевич Скитский - автор первой научной «Истории осетинского народа с древнейших времен до 1867 года». Он приехал в Северную Осетию в 1925 г. по приглашению Б.А. Албо-рова, с которым в свое время учился в Киевском университете. Б.В. Скитский основал кафедру истории СССР в Северо-Осетинском государственном пединституте и бессменно возглавлял ее на протяжении четверти века. Борис Васильевич воспитал целую плеяду осетинских ученых. В числе его учеников были М.М. Блиев, В.С. Гальцев, А.К. Джана-ев, А.К. Тедтоев, М.С. Тотоев.
Вслед за В. Абаевым, В. Гальцевым, Б. Гардано-вым, А. Джанаевым, Г. Кокиевым и М. Тотоевым Б. Скитский, как автор «Истории Северо-Осетинс-кой АССР...», подвергся жесткой критике за якобы необъективное и ненаучное изложение истории Осетии. Его обвиняли в идеализации феодально-патриархального прошлого осетинского народа, в преувеличенной оценке нартского эпоса как исторического источника, в желании обнаружить «золотой век» в далеком прошлом осетин. Б. Скитский тяжело переживал несправедливость подобных нападок и заболел.
От того времени сохранился документ, полный драматизма. В январе 1951 г. Б.В. Скитский пишет на имя директора СОГПИ заявление: «В связи с тяжелым (сердечным) заболеванием в ноябре - январе я не в состоянии в дальнейшем не только вести научную и педагогическую работу, но даже совершать малейшее физическое напряжение. Все это вынуждает меня просить освободить от исполнения мною обязанностей и тем дать мне возможность перейти на пенсию» [2, ф. 37, оп. 1, д. 15]. В сентябре 1951 г. его просьба была удовлетворена. А весной 1953 г. Борис Васильевич переехал на новое местожительство в Пятигорск.
В середине 1950-х гг., с началом «оттепели», особенно после XX съезда КПСС, в научных кругах Северной Осетии появилась надежда на возможность пересмотра некоторых спорных вопросов дореволюционной истории Осетии и возвращения имен несправедливо «забытых» исторических лиц. Побудительным толчком к тому, в частности, послужили совещания, состоявшиеся в 1956 г. (летом в Махачкале и осенью в Москве) и посвященные изучению истории движения горцев под руководством Шамиля. Шамиля не называли уже ставленником Турции, хотя внешнее влияние не отрицалось. В работе этих совещаний участвовали и осетинские ученые.
Под впечатлением итогов совещаний Михаил Со-сланбекович Тотоев подал на имя первого секретаря Северо-Осетинского обкома КПСС докладную записку о том, что оценки восстания тагаурцев 1830 г. и песни «Хазби» неверны и их следует пересмотреть.
Обращение ученого было воспринято как «попытка возродить прежние политические ошибки, пересмотреть решения V пленума обкома 1952 года, вскрывшего с помощью ЦК КПСС серьезные ошибки. в идеологической работе в республике» [3, д. 692, с. 35]. Бюро Северо-Осетинского обкома КПСС приняло постановление «О неправильном поведении доктора исторических наук, профессора Тотое-ва М.С.» (5 марта 1957 г.) и потребовало обсудить
ТОМ 6
ЧЕЛОВЕК, ЦИВИЛИЗАЦИЯ, КУЛЬТУРА
вопрос на расширенном заседании Ученого совета Северо-Осетинского НИИ.
Заседание состоялось 14 марта 1957 г. «Ученый совет, - отмечалось в принятом в результате обсуждения постановлении, - считает необоснованным и ошибочным предложение профессора М.С. Тотое-ва оценивать движение 1830 года в Тагаурии как антиколониальное и общенародное». Далее подчеркивалось, что «ошибочные предложения профессора М.С. Тотоева... были возможны потому, что в Научно-исследовательском институте сложилась обстановка беспринципности и семейственности и отсутствия должной критики и самокритики». Постановление было верно воспринято как предупреждение всем ученым-гуманитариям [1, ф. 13, оп. 1, д. 20, с. 13-15].
Таким образом, несмотря на некоторое смягчение идеологического давления в обществе в середине 1950-х гг., пространство для научного осмысления исторических событий оставалось ограниченным рамками официальных концептуальных положений в науке.
Такая же ситуация складывалась и в других гуманитарных науках. Развитие литературного творчества, разработка литературоведческих вопросов требовали создания учебников по истории литературы для вузов и школ. Одной из попыток решения проблемы явились два проекта программ по осетинской литературе, представленные профессором Б.А. Алборовым к обсуждению на заседании Ученого совета СОНИИ в мае 1948 г.[2, с. 6]. Программы не были приняты, прежде всего по идеологическим соображениям, так как в них шла речь о писателях дореволюционного периода Т. Мамсуро-ве, И. Канукове, А. Токаеве, Р. Кочисовой и других, однозначно причисленных в те годы к «буржуазным националистам».
Была и другая причина. В 1938 году Борис Андреевич Алборов, как и многие представители осетинской интеллигенции, был репрессирован. Отсидев восемь лет лагерей, он вернулся в Северную Осетию. Однако положение его было непрочно. И в 1948 г., вскоре после состоявшегося в СОНИИ обсуждения, он был выслан на поселение в Среднюю Азию. Б.А. Алборов вернулся домой лишь в 1954 г. Но еще два года ему пришлось ждать реабилитации.
Научная интеллигенция Северной Осетии была вовлечена в орбиту кампании критики теории «единого потока». Северо-Осетинский обком ВКП(б) дважды (в марте 1950 г. и апреле 1952 г.) выносил решения с осуждением идейно-политических ошибок, якобы содержавшихся в хрестоматиях по осетинской литературе. Составителям учебных пособий X. Ардасенову, С. Бритаеву, К. Казбекову предъявлялись необоснованные обвинения в аполитичности, идеализации творчества писателей, обвинявшихся в «буржуазном национализме» [2, с. 3].
Партийными органами было принято решение впредь, во избежание различных толкований идейно-политической сущности художественных произведений, сопровождать учебные пособия критико-биографическими очерками о жизни и творчестве писателей. Хрестоматии с элементами учебника должны были на неопределенное время заменить учебники по литературе [2, д. 385, с. 4].
В культурной жизни Северной Осетии нашли отражение и дискуссии в области языкознания и политэкономии начала 1950-х гг. В 1953 г. в пятом номере журнала «Коммунист» была опубликована разгромная рецензия А. Джикаевой на монографию известного экономиста Б.А. Цуциева «Очерки экономического и культурного развития Северо-Осетинской АССР», изданную в 1952 г. Автор был обвинен в игнорировании социалистических производственных отношений, приукрашивании прошлого осетинского народа, искажении «ленинско-сталинской национальной политики», некритическом отношении к общественной деятельности Е. Бритаева, Г. Цаголова и других «буржуазных националистов». Заодно в грубой фальсификации истории, националистических извращениях обвинялись X. Ардасенов и М. Тотоев. Последний к тому же являлся научным редактором книги [6]. Выводы могли быть самыми жесткими, и, возможно, только «потепление» политического климата после смерти И.В. Сталина позволило избежать драматической развязки событий.
В сложном положении оказался выдающийся лингвист, иранист и нартовед Василий Иванович Аба-ев. Еще в период господства «нового учения» Н.Я. Марра о языке его критиковали за приверженность сравнительно-историческому методу в исследовании осетинского и других языков и непризнание четырехэлементного анализа. В ходе дискуссии в языкознании в начале 1950-х гг. еще недавно «единственно верное» учение Н.Я. Марра было отвергнуто как несостоятельное. Оно было признано идеалистичным и антимарксистским. Ситуация изменилась, и теперь в заслугу В. Абаеву ставили многое из того, за что критиковали прежде [4].
Однако принятие ученым идеи Н. Марра о надстроечном характере языка, его понимание учения о «скрещивании» языков и приверженность теории двуприродности осетинского языка и осетинского народа явно разошлись с новыми идейно-политиТОМ 6
И.Т. ЦОРИЕВА. ИДЕОЛОГИЯ И ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ В СЕВЕРНОЙ ОСЕТИИ...
ческими построениями в области языкознания. Развернувшаяся в центральной и местной прессе критика этих идей подготовила почву для принятия постановления бюро Северо-Осетинского обкома ВКП(б) «Об освещении вопросов языкознания в республиканской печати» (сентябрь 1951 г.). Постановление дало толчок к новым «проработкам» ученого, которые еще более усилились в связи с якобы принятием В. Абаевым «буржуазно-националистических концепций», с «идеализацией феодально-патриархального прошлого осетинского народа», с «чрезмерным захваливанием» и «преувеличенными оценками нартского эпоса» [7].
Идейно-политическая атмосфера послевоенного десятилетия во многом определяла состояние науки и культуры Северной Осетии. Вместе с тем, несмотря на идеологический диктат, эти годы были временем консолидации научного потенциала, определения перспективных направлений исследовательской деятельности, создания условий в республике для дальнейших научных разработок в области гуманитарных наук.
В литературоведении одной из приоритетных проблем являлось изучение творчества основоположника осетинской литературы К.Л. Хетагу-рова. Внимание ученых привлекают проблемы народности и революционного демократизма, его социальной непримиримости и патриотизма. Кропотливая исследовательская работа позволила осуществить в 1951 г. первое научное издание произведений поэта в трех томах. Предметом специального изучения стала «творческая лаборатория» художника.
Вторая половина 1940-х-первая половина 1950-х гг. - время значительных успехов в изучении нартского эпоса. Наряду с собиранием, систематизацией и обработкой текстов ведется большая исследовательская работа. Результатом деятельности ученых, писателей и художников явились издания нартских сказаний в 1946, 1948 и 1957 гг. в стихах и прозе. В 1956 г. по инициативе Института мировой литературы и Се-веро-Осетинского НИИ состоялась конференция по нартскому эпосу. Она подвела итоги всей предшествовавшей работы в области нартоведения и наметила направления дальнейших исследований. Конференция признала эпос памятником культуры мирового значения и отказалась от двух крайностей в его оценке - от идеализации, с одной стороны, и от нигилистического отношения, с другой, получившего распространение в конце 1940-х-начале 1950-х гг. [3, оп. 13, д. 588, с. 13-14].
Наконец, в 1959 г. увидел свет первый том «Истории Северо-Осетинской АССР», охватывавший период исторического развития с древнейших времен до 1917 г. Несмотря на довлеющее влияние идеологии, наличие множества политических и идеологических штампов и догм в издании, его появление стало важнейшим событием исторической науки Северной Осетии тех лет.
- J f - frТОМ 6
вестник iran
ВПАППКАВКАЗСКОГО НАУЧНОГО UEHTPA ^RQQ^I
