Спросить
Войти
выразил социолог К. Ахам: «Подъем влияния этики и этических комиссий происходит, кажется, из уверенности, что нам следует больше выбирать между добром и злом, чем между истиной и ложью, поскольку ошибки мы боимся меньше, чем зла» (с. 252-253). Пока неизвестно, чего в действительности надо бояться сильнее. Узнаем мы это явно не скоро.
С.А. Ермолаев
Проект Алины Анисимовой состоит из краткой заметки А.И. Ракитова «От редактора» (с. 5-6), содержательной вводной статьи-обзора «Знакомьтесь, "новый историзм" (вместо введения)» (с. 7-20), пяти глав: Глава 1. «Новый историзм»: Институциональный аспект (с. 21-41); Глава 2. Концептуальные основы «нового историзма» (с. 42-66); Глава 3. От изучения литературы к исследованиям культуры (с. 67-92); Глава 4. Исторические проблемы глазами литературоведов (с. 93-121); Глава 5. Культурологический анализ истории науки (с. 122-139), «Заключения» (с. 140-145) и «Списка литературы» в 137 источников, из них 31 на русском и 196 на английском языке (с. 146-153).
«Новый историзм» является влиятельным направлением в современном гуманитарном знании. Будучи по своей сущности междисциплинарным, он сохраняет связь с предметом «Английская литература» и несет на себе функции, возложенные на эту дисциплину. Что же касается интереса «новых историков» к проблемам культуры и социума, он основан на традиции изучения культуры в университетах США. Таким образом, указывает А. Анисимова, балансируя между «литературностью» и «культурностью», авторы «нового историзма» создали оригинальную исследовательскую программу, которая оказалась востребованной представителями различных дисциплин.
Заявленная цель исследования - мультиаспектное изучение специфики «нового историзма» в контексте институциональной и дисциплинарной трансформации гуманитарного знания в 80-90-е годы XX в.
Для достижения этой цели автор последовательно (и успешно) реализует проект, включающий в себя следующие шаги: выяснение институциональной специфики «нового историзма»; изучение трансформации дисциплины «Литературоведение» в США, анализ возникновения проблематики «культуры» в литературоведческих исследованиях; прояснение концептуальных основ, выработанных в рамках «нового историзма»; исследование того, каким образом новая методология положительно сказалась на современных музейных разысканиях, анализе исторических сюжетов, работах, посвященных истории науки.
Источниковедческая база работы А. Анисимовой включает в себя преимущественно специальную литературу, посвященную теме «нового историзма», причем наиболее полное представление о нем дает специализированный междисциплинарный журнал «Ре-презентейшенс» (Representations), на анализе статей из которого, в частности, основываются третья-пятая главы ее книги. Анисимова использует и релевантные исследования, посвященные другим гуманитарным (в том числе литературоведческим) дисциплинам и направлениям США, Великобритании, Германии, Франции: структурная лингвистика, культурная антропология, «новая критика», «культурный материализм» и т.д. Причем в ее книге не только предлагается анализ литературы о «новом историзме», но и рассматриваются сами исследовательские проекты авторов данного направления. Привлекаются также некоторые относящиеся к данной теме учебники и учебные материалы по курсу «Английская литература»; тексты других школ и направлений, особенно те, на которые эксплицитно опираются представители «нового историзма», и, кроме того, отдельные, представляющие собой специальный интерес музейные экспозиции.
Расматриваются работы таких авторов, как С. Гринблатт, Дж. Голдберг, К. Галлахер, М. Кэрролл, Дж. Дойль, Х. Уайт, Л. Жардин, Д. Миллер, М. Роджин, Х. Блум, У.К. Уимсет, Дж. Питерс, Л. Кернер, К. Прендергаст, П. Стивенс, И. Смирнов, С. Зенкин, Л. Гудков, Б. Дубин, Д. Хапаев и др.
В общих чертах имеющуюся о данном предмете литературу А. Анисимова разводит на три основные группы, относя к первой из них тексты об институциональном аспекте «нового историзма»; ко второй - литературу, в которой раскрываются концептуальные
моменты теории последнего; к третьей - работы, в которых «новый историзм» оценивается с точки зрения новизны.
В первой главе своей работы исследовательница анализирует сложную конфигурацию причин, исторических условий, социально-экономических и политических импульсов, приведших к возникновению феномена «новый историзм». Она отмечает, в частности, что он возник в рамках университетской дисциплины «Английская литература» в 80-е годы ХХ в. Население США составили представители разных европейских и неевропейских народов, которых объединял общий английский язык. Поэтому именно язык и учебная дисциплина «Английская литература» оказались в центре системы высшего гуманитарного образования США, стали интимно связанными с задачей создания общенациональной культуры и американской нации.
Но свою роль сыграли и другие факторы: личный профессиональный успех первых представителей «нового историзма» (стремительный карьерный рост Стивена Гринблатта, его основателя и лидера); государственная политика в сфере образования; борьба за признание в условиях жесткой критики со стороны профессионального сообщества, ведь рецепция «нового историзма», как показывает Анисимова, стала неотъемлемым элементом его становления как самостоятельного направления; различные влияния от «марксистской литературной теории», историографической практики и исторической теории 60-80-х годов до «новой социальной истории», «новой культурной истории» и т.д.
Весьма ценным является анализ Анисимовой конкретных форм институционального оформления «нового историзма» во втором параграфе первой главы, где в рамках общей институциональной структуры американской системы образования и научной деятельности показан генезис «нового историзма», а также роль в этом процессе Ассоциации современных языков (Modern language association - MLA) и Американской академии искусств и наук (American Academy of Arts and Sciences), в работе которых принимали активное участие многие представители «нового историзма». Одновременно с появлением последнего в Стенфордском университете возникает Центр гуманитарных исследований (Stanford Humanities Center), созданный с целью осуществления междисциплинарных исследований. В его работе, отмечает Анисимова,
участвуют историки, философы, литературоведы, антропологи и другие специалисты. Важная форма институционализации - периодические и серийные издания. Для «нового историзма» это журнал «Репрезентейшенс» и интернет-проекты.
Однако важно помнить, подчеркивает исследовательница, что такая развернутая институциональная база оказалась возможной только потому, что «новые историки» удачно сформулировали свои концептуальные позиции, успешно вписались в рамки дисциплины «Литературоведение» и создали для себя особую междисциплинарную нишу.
Во второй главе рассматриваются концептуальные основы и проблемы «нового историзма». А. Анисимова отмечает, что они генетически происходят из сложностей, с которыми имели дело литературоведы США в Х1Х-ХХ вв., но к числу собственно литературоведческих проблем первого относятся вопросы исторического контекста в изучении литературы и культуры, текстуальности культуры, соотношения иллюзии и реальности.
Специфику «нового историзма» связывают именно с проблематикой контекста, основная неясность заключается в том, какие сведения могут и должны быть включены в понятие «контекст», что же составляет содержание понятия «историзм». Представители «нового историзма» полагали, что до сих пор литературоведение строилось на противопоставлении «текста» - «контексту», «литературы» - «истории». Специфика же «нового историзма» заключается в снятии самого противопоставления.
В концепции «перспективы настоящего» впервые было заявлено о необходимости учета сознания исследователя в исследовании. Представители «нового историзма» воспользовались этим подходом и широко его использовали. С их точки зрения, фигура исследователя многопланова, и на профессиональные интересы любого ученого могут повлиять другие его социальные позиции, образование, пережитый опыт, амбициозные планы, корысть и т.д.
Эвристичной оказалась и тема значимости иллюзий, лжи, обмана, миража, реальная социальная роль мира воображаемого и политическое значение неправдоподобных аллюзий. События прошлого следует освещать в том свете, в котором они сегодня необходимы, потому что только такое исследование культуры имеет смысл. «Новоисторический» подход требует также изучения «интенциональных» установок автора. Субъект «нового историзма» одновременно и неповторим, и является носителем социально-экономических и идеологических ценностей. Отношение к автору определенно сформулировано в ранней работе С. Гринблатта «Формирование "я" в эпоху Ренессанса», которая детально анализируется Анисимовой.
Здесь рассматривается также проблема мимесиса. «Новые историки» поместили теорию Аристотеля в центре своих теоретических построений, отметив, что в его концепции хорошая литература фиксирует суть вещей. В «новом историзме» подчеркивается особая непрямая связь литературы с реальностью. Представители этого направления настаивали, что к литературе следует относиться серьезно, поскольку ее функционирование в обществе может привести ко вполне реальным последствиям, ведь при определенном подходе литература сама может быть рассмотрена как часть реальности.
Дальнейшее развитие проблема «реальности и иллюзии» получила в рамках теории «обмена», интенсивно обсуждавшейся «новыми историками». Изучение культуры в «новом историзме» опирается на исследовательскую модель, которую последние обозначают как «практику обмена», или «круговорот социальной энергии». С. Гринблатт употребил понятие циркуляции по отношению к исследованиям культуры, предположив, что смыслы сохраняются в культуре подобно физической энергии. Изучение движения социальной энергии было применимо к капиталистическому обществу, для изучения культур которого, собственно, и создавалось.
Одной из важнейших практических проблем американских университетов, и особенно гуманитарных отделений и факультетов, отмечает Анисимова, было и остается составление списков литературных произведений, которые каждый студент должен изучить и понять (проинтерпретировать) для того, чтобы успешно сдать экзамены. Этот список получил название «канона». Успешным (и соответственно, требующим изучения) с точки зрения «нового историзма» является тот герой или автор, которому удается, не нарушая основных законов своей страны, существенно улучшить материальное положение и подняться по социальной лестнице. Важны и имущественные отношения, которые определяют социальный и культурный код поведения героев, активность творческого субъекта.
В третьей главе анализируется процесс перехода «новых историков» от изучения литературы к исследованиям культуры как основному исследовательскому объекту, междисциплинарное взаимодействие литературоведения и культурологии и то, каким образом пересекаются прежде изолированные дисциплинарные подходы. При этом многие методологические установки «новых историков» оказываются близки исследовательским принципам «культурных исследований» (cultural studies) - исследовательского направления, возникшего в Великобритании 50-х годов XX в. Для «нового историзма» важным в понимании культуры был также опыт культурной антропологии, в частности исследовательский опыт Клиффорда Гирца (Clifford James Geertz). Как для Гирца, так и для «нового историзма» существенной была проблема проведения различия между исследовательским сознанием и сознанием человека, принадлежащего изучаемой культуре.
Интересна трактовка в «новом историзме» и концепта марги-нальности как «редкого, недоступного большинству». Отдельная культура или поведение индивида нередко становятся маргинальными в результате того, что они будут особым образом проинтерпретированы последующими поколениями историков. Так, персоны вроде Томаса Мора, Вильяма Шекспира являются традиционно каноническими, задачей же Гринблатта является их представление как маргиналов, ставших впоследствии примерами для подражания лишь благодаря последующей работе историков и интерпретаторов. Однако к феноменам маргинального характера также была отнесена и та область человеческой психики, которая проявляется вторым планом. Сюда включается и подсознательное Фрейда, и другие особые формы мышления. Но Гринблатту, отмечает Ани-симова, прекрасно удавалось описывать и обратный процесс постепенного развития маргинального процесса, его включения в общую культурную целостность. Этому обратному процессу было дано особое имя - «демаргинализация».
Продуктивен анализ взаимоотношений «новых историков» с «литературоведческим феминизмом». Анисимова дает прекрасный очерк генезиса и развития оценок гендерных отношений авторами «нового историзма» и феминистическими авторами относительно
периода Возрождения, показывая, что представители первого не замыкаются на культурных процессах эпохи Ренессанса. Для них исследование литературы и культуры XVI в. часто является лишь поводом для переосмысления современной культуры. В опыте «нового историзма» рассматривается также и соотношение «вербального» и «визуального» в культуре.
В четвертой главе рассматриваются «исторические проблемы глазами литературоведов», при этом показывается, насколько легко представители «нового историзма» могли рецептировать различные культурные модели, принадлежащие отдельным эпохам. Так, практика «социального обмена» была открыта С. Гринблаттом в тот момент, когда он исследовал театральные представления эпохи В. Шекспира, но вскоре эта же модель «трансформации культурной энергии» была успешно применена М. Роджином для анализа политических приоритетов бывшего президента США Р. Рейгана и многими другим исследователями.
В «новом историзме» широкое распространение нашла и идея исследования «фрагментов» культуры. На страницах журнала «Репрезентейшенс» рассматриваются не только дошедшие до нас фрагменты различных литературных и нелитературных текстов, но и то, что называется фрагментами сознания, что выводит «новый историзм» за границы литературоведения и сближает это направление с теорией бессознательного (подсознательного) у З. Фрейда.
Историческая методология «нового историзма» подразумевает, пишет Анисимова, что гораздо проще и точнее ответить на этот вопрос можно было бы, если предпослать ему другой: «Как это было записано?» В связи с этим подробно анализируются проблемы аутентичности и подлинности, достоверности и недостоверности. Исторические данные ненадежны. Историки различных направлений часто отмечают, что обычно история пишется победителями, и это означает, что сохраняется совсем не подлинная история, а та особая, которая выгодна составителю. Именно факт намеренной или естественной недостоверности архивного документа, музейного экспоната, предмета из коллекции заставляет задуматься, а нет ли иного места или опыта, позволяющего оказаться ближе к подлинной и неискаженной истории.
Ввиду этого исследовательницей рассматриваются вопросы фиксации истории и проблемы междисциплинарности - действительно ли междисциплинарное взаимодействие наращивает знание о культуре и истории, дает шанс преодолеть ошибки монодисцип-линарности или же, напротив, приводит к эклектическому нагромождению несопоставимых между собой исследований. Анисимо-ва приходит к выводу, что в «новоисторических» исследованиях в равной мере присутствуют и междисциплинарность, и ее отсутствие - вопрос о дисциплинарной принадлежности «нового историзма» подлежит дальнейшему анализу.
В пятой главе книги Анисимовой, «Культурологический анализ истории науки», анализируется специфика интереса «новых историков» к науке как, с одной стороны, важнейшей части культуры и деятельности человека, запечатленной в научных трактатах, формулах, патентах и т.д., а с другой - особое внимание привлекает маркер ее «объективности». В рамках этого подхода автор детально рассматривает такие вопросы, как граница между знанием и искусством в науке и псевдонаукой, неявные детерминанты научных открытий.
Так, Лисбет Кернер, отдавшая много лет изучению личности К. Линнея, показывает, что таксономия не была основной целью последнего, а скорее, стала побочным эффектом научной деятельности. Кернер характеризует работу Линнея как «экономический шпионаж», поскольку своих многочисленных учеников (19 человек) он отправлял в те страны, которые производили какой-либо необходимый для Швеции товар. Некоторые ученики были посланы в Россию для разведывательной деятельности, например, Иоганн Петер Фальк (Johan Peter Falck).
Обращаясь к работе Кенона Шмита [112], анализировавшего фигуру Ч. Дарвина (как подобает автору «новоисторического» исследования) с точки зрения личностных мотивировок ученого, Анисимова отмечает рациональные основания такого подхода: даже обладая огромной эрудицией, человек не лишается личных пристрастий и неприязни. Шмит показывает, каким образом личные вкусы ученого повлияли на понимание дикого человека и человека современного, цивилизованного, а также как научные взгляды Дарвина на «дикарей» согласовывались с общей политикой колониализма, проводимой Великобританией в тот исторический момент.
Крайне интересен и предлагаемый исследовательницей анализ проблематики «культурного перевода», целью которого является поиск возможностей консолидации представителей различных народов и культур, с учетом их национальных и общечеловеческих интересов. Проблема «культурного перевода», подчеркивает автор, сегодня является не чисто академической. Это именно та проблема, от решения которой зависят сегодняшний психологический комфорт и будущее мира.
Жертвами интеграционных процессов сегодня становятся малые народы, тогда как значительные по численности народы, со своей яркой культурной спецификой, становятся открытыми антагонистами. В будущем не исключено столкновение англоязычного мира с китайской культурой.
В «Заключении» исследовательница указывает, что создатели этого направления и их коллеги, принявшие участие в его развитии на более поздних этапах, не стремились отделиться от общего течения научных исследований в США, а, напротив, желали вписаться в уже созданные институциональные рамки американского гуманитарного знания: систему университетского образования, издание учебной и методической литературы, работу внутри наиболее важных профессиональных организаций США (например, Modern language association). Это стремление оказаться в центре профессионального пространства получило и свое теоретическое обоснование. Неслучайно, отмечает Анисимова, Дж. Граф в программном для «нового историзма» сборнике с одноименным названием вводит специальный термин «кооптация» (co-optation), имея целью описания тех оппозиционных научных направлений, которые могут быть адаптированы официальными институтами и структурами и легко пройти этап легализации. Такие направления он называет условно оппозиционными. Это же подтверждает и концепция «ниспровержения / сдерживания», которую Гринблатт изложил в статье «Невидимые пути», показав переход от позиции маргинала к вполне определенному социальному статусу путем ограничения и сдерживания.
Г.В. Хлебников
