Теория массового общества

IV. ПЕРЕВОДЫ

ШИЛЗ Э.

ТЕОРИЯ МАССОВОГО ОБЩЕСТВА50 Shils E.

The theory of mass society // America as a mass society / Ed. by. Olson. -L.: Collier-Macmillan, 1963. - P. 30-47.

...Корни концепции массового общества необходимо искать в представлении римских историков о взбунтовавшейся черни. С такой необыкновенной силой выраженная в "Кориолане", она сложилась в основном в Х1Х в., в эпоху революций во Франции (1789, 1830, 1848, 1871), и была реакцией на эти события. Я.Буркхардт и Ф.Ницше, напуганные тем, с какой легкостью воспламеняет толпу присутствие пылкого демагога (этим демагогом был Луи Наполеон), указали на тенденцию к растворению современ-ного общества, в частности, современного демократического общества в инертной аморфной массе, дремлющей по большей части в тупом оцепенении и пробуждающейся лишь для того, чтобы выразить шумное восхищение "великим упростителем". Критика де Токвилем абсолютистского ancien regime, набросанная им картина утраты свободы (гарантию свободы он видел в сохранении таких феодальных институтов, как автономные корпорации и сословия) стали краеугольным камнем теории массового общества.

Позже она была углублена немецкими социологами. Послед-ние выяснили различие между Gemeinschaft и Gesellschaft, указав, что современное западное общество есть Gesellschaft, характери-зуемое эрозией моральных уз, родства, традиционных институтов и верований, отчуждением индивида.

Синтез вышеуказанных элементов мы находим в квазимарк-систских оценках режима национал-социалистской Германии. Разобщающее влияние капитализма и урбанизма сделало человека одиноким и беспомощным. В поисках убежища он бросается в объя-тия тоталитарной партии. Таким образом coup d&etat51 Луи Наполеона в декабре 1851 г. и Machtergreifung52 в марте 1933 г. стали явлением одного порядка. Соответственно, Веймарская республика была объявлена типической моделью современного демократического общества накануне естественной кульминации.

Таков теоретический фундамент идеи массового общества, завоевавшей широкое признание, особенно с развитием новой техники коммуникаций (эту технику назвали "массовыми коммуникациями", первоначально вне всякой ассоциации с "массовым обществом", но сходство названий облегчило критику культурного содержания печати, радио и телевидения).

Результатом было следующее представление о "массовом обществе": территориально обширное общество, со значительным населением, в высокой степени индустриализованное и урбанизованное. Власть здесь концентрирована и принимает форму манипуляции массами посредством массовых коммуникаций. Гражданские добродетели в этих условиях приходят в упадок, местное самоуправление ослабевает, исконная солидарность людей фактически исчезает. Эгоизм подменяет индивидуальность. Хаос предотвращается единственно апатической идиотией массы, манипулируемой элитой.

Я думаю, что подобная картина — грубое извращение некото-рых черт либерально-демократических обществ Запада. Практически она затемняет ряд явлений, на которые будет указано в этой статье; теоретически общество, если бы оно соответствовало описанию, данному критиками "массового общества", не могло бы воспроизво-дить себя и поддерживать пусть даже принудительный порядок. Все же концепция массовизации имеет то достоинство, что она соответствует характерной черте современного общества, а именно — выходу народных масс в центр общественной жизни, определяет историческую уникальность этого момента и, наконец, дает ему имя.

Термином "массовое общество" обычно обозначают нечто подлинно новое в истории человеческого общества. Им определяют новый общественный строй, складывавшийся между двумя мировы-ми войнами и по окончании Второй мировой войны ставший вполне осязаемой реальностью. Этот новый тип общества установился в Великобритании, Франции, Германии, Северной Италии, Нидер-ландах и странах Северной Европы, в Австрии, Японии и, прежде всего, в США. Менее очевидно и более фрагментарно его черты начинают проявляться в Восточной и Центральной Европе, они намечаются также в странах Азии и Африки.

Новизна "массового общества" состоит в более тесной интеграции народных масс в систему институтов и ценностей общества.

Совокупность индивидов, проживающих на той или иной территории, составляет общество благодаря интеграции в систему, части которой взаимозависимы. Тип общества, о котором идет здесь речь, интегрирован не родством, но приятием и действием власти в главных подсистемах общества, в экономике, политике, образова-нии, религиозных учреждениях и в связанных с указанными областями нормах и взглядах. Интеграция происходит в двух направлениях — вертикальном и горизонтальном. Вертикально общество интегрировано в иерархии власти, авторитета, статуса, горизонтально оно интегрировано единением элит различных социальных подсистем.

Абсолютизм европейского ancien regime и, конечно, великих монархий древности отличают высокая степень горизонтальной интеграции на всех ступенях общества, тесная близость и сотрудни-чество между правительственной, политической, религиозной, военной и интеллектуальной элитами, хотя внутри политической элиты нередко происходила ожесточенная борьба, распространяв-шаяся на элиты других сфер. Вертикальная интеграция, однако, была в этих обществах слабой. Деревни, области, сословия жили собственной жизнью, будучи связаны с центром лишь уплатой податей, тягловой службой, выполнением обязательного церковного ритуала и, от случая к случаю, судопроизводством. Наиболее постоянным было интегрирующее воздействие церкви. Культурная, экономическая и административная автономия территориально ограниченных областей была велика. Практически отсутствовали сколько-нибудь постоянные и общепритягательные символы центра. Культура была монополией просвещенных классов, соответственно, и мировоззрение различных слоев общества имело мало общего.

Только на уровне высших политической, церковной, адми-нистративной, военной и культурной элит можно было говорить об обществе, занимающем обширную территорию. Массы были его частью главным образом в экологическом смысле; они составляли малозначащий элемент его морального, да, пожалуй, как правило, и политического порядка.

Возвращаясь к развитым современным обществам, мы должны констатировать совершенно противоположную ситуацию. Прави-тельство поддерживает более постоянный и эффективный контакт с большинством населения посредством единообразного законода-тельства, администрации, почти всеобщей системы народного просвещения. Столица и основные городские центры страны не являются более центрами только для знати. Экономика массового общества горизонтально и вертикально интегрирована значительно полнее, чем это было когда-нибудь в прошлом. Подчинено ли народное хозяйство гигантским корпорациям и правительственному регулированию или же социалистически планируемой экономике, едва ли в обществе найдется область хозяйства, независимая от центрального руководства.

Высокий образовательный ценз и доступность таких культур-ных благ, как книги, периодические издания, грамзаписи, телевиде-ние и радиопрограммы, служат широкому распространению культуры, прежде доступной небольшому кругу лиц. Это, так же как и значительно возросшая "политизация" населения, имеет результатом исторически уникальный уровень культуры в обществе.

Интенсивность вертикальной интеграции в современных обществах неодинакова. Федерации вертикально менее интегрирова-ны, нежели унитарные режимы; режимы с сильным локальным управлением вертикально менее интегрированы, чем режимы, где, подобно французскому, местное управление находится в руках назначаемых центром чиновников; режимы, допускающие частные школы, менее интегрированы, чем те, что требуют единой госу-дарственной системы образования. Фундаментальное различие между обществами с безусловно высокой степенью интеграции — это различие между плюралистическим и тоталитарным режимами. Последние вертикально интегрированы намного полнее. Их верти-кальная интеграция укреплена горизонтальной интеграцией почти равной интенсивности. Горизонтальная интеграция выражена в унитарной структуре элит, функции которых дифференцированы. Только общество очень небольших размеров могло бы иметь элиту, в которой одни и те же лица осуществляли бы практически любую из функций элиты. Дифференциации ролей и специализация по ролям — необходимые спутники развитой цивилизации. Это не исключает, однако, перекрещивания и совпадения ролей.

Хотя массовое общество — новый феномен, элементы, из которых оно возникло, не новы. Его семенем был полис; семя это было взращено римской идеей об общем гражданстве, распростра-ненном на огромной территории. Рост национального чувства, выражавшегося в эпоху, предшествующую Французской революции, лишь от случая к случаю, но чрезвычайно укрепившегося в XIX и начале XX в., объясняется углублением сознания единства между членами различных социальных слоев и территорий в странах современного мира. Когда пропагандисты и сторонники современ-ного представления о нации выдвинули тезис, в соответствии с которым жизнь на общей, постоянной и сплошной территории, независимо от родства, касты и религии, объединяет людей, заселяющих эту территорию, в единый коллектив, они, сознательно или бессознательно, сделали тем самым вклад в массовое общество. Язык, все, что содержится в языке и передается им, становится цепью, которой члены "массового" общества связаны друг с другом и с центром. Знание языка становится основным качеством, дающим членство в обществе.

Священным становится не исконное (родство, например), но характер. Каждый человек рассматривается теперь как носитель определенных черт личного и гражданского характера. Гражданский характер — не более чем признание легитимности власти, воплощенной в некоторых лицах, учреждениях, или диффузной (легитимность социального порядка).

Вышесказанное не означает, что массовое общество — это общество полностью согласованное, некая фабрика сплошной гармонии. Новый общественный строй предполагает открытое и энергичное соревнование коллективов: классов, этнических, профессиональных и территориальных групп. То же справедливо и в отношении неорганизованного антагонизма индивидов и семей. В массовом обществе сохраняются элементы неравенства, а уровень осознания противоречий между различными группами даже выше, чем это было в большинстве обществ в прошлом.

Что отличает современное "массовое общество" со всеми его противоречиями — это установление легитимных институтов, пределами которых эти противоречия ограничиваются. Парламенты, система представительства интересов через группы давления, системы переговоров между нанимателями и нанимаемыми — все это новые пути разрешения конфликтов, характерные для современного массового общества. Существование самих этих институтов возможно в силу того, что широкое согласие, в частности согласие наиболее активных членов общества, делает их легитимными благодаря

тому, что более общее и более аморфное согласие менее активных налагает ограничения в смысле нарушения конституции на более активных. Согласие возрастает за счет ориентации на центр, на центральную институциональную систему и систему господствующих в обществе ценностей. Оно является также продуктом впервые возникшего, во всяком случае в таком широком масштабе, чувства единения с согражданами. Поэтому, несмотря на внутренние противоречия, в массовом обществе мы находим большую преданность обществу, большую близость между согражданами, большее взаимопонимание, чем это было когда-нибудь в истории. Массовое общество не самое мирное или "упорядоченное", но зато наиболее согласованное в социологическом смысле этого слова.

Общественное умиротворение, установленное путем принуж-дения в структуре крайне непостоянного взаимодействия и выража-ющееся в апатии, не совсем то же, что умиротворение на основе согласия в структуре более постоянного взаимодействия между центром и периферией, а равно между отдельными периферийными секциями. Большая активность периферии, особенно когда речь заходит об общественном согласии, делает общество массовым. Историческая уникальность общества наших дней состоит в усвоении массами господствующего в обществе морального порядка. Роль масс ныне не сводима к роли резервуара военной и рабочей силы или источника общественных беспорядков, возможного или действительного. Не существует более и системы разобщенных местных общин, вступавших в сотрудничество с центром лишь эпизодически, по принуждению или из корыстных побуждений.

Не следует думать, что согласие было установлено вследствие насильственного приобщения масс к ценностям элит. Элиты, в свою очередь, претерпели изменения. Одна из черт массового общества состоит в том, что, по крайней мере до некоторой степени, элиты теперь разделяют основные стандарты масс. Разумеется, нивелировка взглядов и вкусов элиты и масс не произошла, но ни в одном из предыдущих типов общества массам не придавалось такого значения. Отчасти это объясняется возрастанием политического влияния масс, а также ростом материального благосостояния, в конечном же счете — укреплением моральных принципов и чувства собственного достоинства в простом народе. Сознание, что "глас народа есть глас божий", — источник массового общества.

Священный характер власти смягчался по мере ее рассеяния в массе населения. Правда, харизма все еще остается объектом благоговения. Но харизма заложена в самой природе власти. Своеобразие массового общества состоит, однако, в том, что харизма рассеяна в нем более широко, и каждый из граждан владеет ее частицей в силу того, что является гражданином.

Уменьшение значения власти находится в ключе того же процесса, что и утрата некоторых традиций, прежде всего традиций, поддерживаемых иерархическими институтами. Вообще говоря, общество, полностью лишенное традиций, немыслимо, ибо они составляют необходимое условие легитимности, но в настоящее время они пользуются меньшим влиянием и открыты для различных толкований. Наследие традиций приспособлено к нуждам массового общества в духе гетерогенных интересов внутри него. Пример тому — изменение отношения к рабочему классу, женщинам, молодежи, национальным меньшинствам — категориям населения, положение которых до сих пор было неблагоприятным.

Определенное неравенство продолжает сохраняться отчасти по традиции, отчасти в силу функциональной необходимости, отчасти потому, что стремление к равенству не есть единственное побужде-ние, движущее поступками людей. Садизм, гордыня, корысть и т.д. все еще существуют и препятствуют распространению равенства.

Так или иначе, согласие способствует широкому распрост-ранению атмосферы доброжелательности. Доброжелательность ны-не — добродетель не только героя, но любого гражданина. Она проявляется в сотрудничестве с другими гражданами, которое строится на принципах уважения к партнеру, его интересам, к коллективу, ко всему обществу.

Гражданская политика — это политика эффективного компромисса внутри институциональной системы, принимаемой всеми как легитимный порядок.

Этический эгалитаризм, составляющий отличительную осо-бенность Запада, — другое проявление экспансии "центра". Моральное равенство, ставшее в массовом обществе ощутимой реальностью, — производное от чувства общности со всеми, кто разделяет язык, выражающий сущность общества. Те, кто участвует в сообществе такого рода, как бы разделяют харизматическую сущность общества и тем самым утверждают чувство собственного достоинства.

Параллельно процессу, в котором харизма социального поряд-ка была распределена между простыми гражданами, происходит изменение характера личности. Это изменение раскрывается во всех и в каждом.

Индивидуальный характер, такие качества, как рационализм и импульсивность, общительность и угрюмость, доброта и жестокость, нежность и ненависть, определяют склад индивида. Чувствуемые им, осознаваемые им, эти качества выработаны в недрах его личности.

Массовое общество продвинулось в созидании единой культуры далее, чем общество любого другого типа. Региональные культурные различия уменьшились, уменьшились классовые, профессиональные и даже возрастные различия. Более широкое единообразие было диалектически связано с появлением большей индивидуальности. Со смягчением священного характера власти центр тяжести переместился на индивидуума. Конечно, — на это обстоятельство указывают критики массового общества, — во многих случаях положение личности здесь не лучше, чем это было в обществах с иерархической и традиционной структурой. Тем не менее произошла значительная перемена, перемена того же порядка, что была отмечена Буркхардтом для Ренессанса. Индивид становится искателем знания, хранителем знания, наделенным воображением производителем знания. В большей степени, чем это было в прошлом, рядовой человек, по крайней мере в молодости, обязан своим опытом сознательной деятельности. Этот опыт не обязательно является продуктом непосредственного восприятия, но может быть творчески заимствован у других лиц.

Выбор жизненного пути более не вынуждается традицией, подчинением и голодом. Вообще говоря, в массовом обществе люди пользуются большей свободой выбора в большинстве областей, нежели в обществах не массовых. Нередко этот выбор не умен, обнаруживает недостаток вкуса, не обдуман, но все же это выбор, а не безропотное подчинение обстоятельствам. Традиция, иерархия, примитивный консерватизм препятствовали развитию личности с момента рождения. Процессы цивилизации и индустриализации устранили эти препятствия и утвердили свободу творческого и морального развития народных масс. В обществе любого типа значи-тельная часть населения прозябает в рутине. Энергия этих людей реализуется время от времени в резких вспышках агрессивности. В наш век в массовом обществе указанная категория очевидно сократилась.

Личные отношения, дружба и любовь чреваты превратностями и часто завершаются болезненным разрывом. Открыв для себя возможность чувствовать и получать от этого наслаждение, некоторые слои населения приходят к эгоистическому гедонизму, вырывающему их из сферы гражданских интересов. Это цена, которую приходится платить за широкое раскрытие природных возможностей человека.

Массовое общество является процветающим обществом. В результате большего вовлечения в дела общества и морального сближения классов и этнических групп благосостояние каждого становится делом всех. Идеи христианского милосердия и христианской любви распространились, укрепились и являются ныне частью уклада массового общества. Независимо от того, является экономический строй номинально социалистическим или капиталистическим, а правящая партия социалистической или "буржуазной", общепринято считать, что по крайней мере на низших ступенях социальноэкономической лестницы нет нужды соизмерять вознаграждение с коэффициентом полезного действия. Это правило — распространению его немало способствовало укрепление профсоюзов и внедрение новых принципов организации производства — имеет пределы. Оно препятствует успешному функционированию крупных предприятий, нуждающихся в объективной, в соответствии с разумно формулированными и дифференцированными правилами, администрации. Минимальная эффективность, да и справедливость требуют некоторой специфи-кации норм, регулирующих доступ к должности, а равно фиксации правил, определяющих права и обязанности в обществе в целом и в отдельных его сегментах.

Массовое общество — индустриальное общество. Без промыш-ленности, т.е. без замещения простых орудий сложными механиз-мами, массовое общество невообразимо и невозможно. Современная индустриальная техника, создав транспортную и коммуникацион-ную сеть, сделала возможным такую частоту контактов между различными частями массового общества, которая была неизвестна обществам доиндустриальным. Общественные классы и региональ-ные секторы общества ныне более осведомлены об образе жизни друг друга. Общая осведомленность, невозможная без современной коммуникативной техники, как бы расширила в глазах людей границы общности.

Современная индустриальная техника делает возможным и требует увеличения числа интеллектуальных профессий. Она создала систему образования, открывшую умам людей общечеловеческий опыт во всем его многообразии. Она освободила человека от бремени изнуряющего физического труда; предоставила ему каждодневную и еженедельную возможность быть свободным от трудовой дисцип-лины; дала ему новые источники впечатлений и праздничного настроения.

Массовое общество меняет представления о ценности человека. Уже благодаря своему качеству члена общества он требует уважения. Гуманизм и чувство сопричастности, значение которых столь возросло, что они заметно определяют статус и права индивидов, групп и классов, уменьшают значение личного успеха как образца для подражания и критерия статуса. Тот же результат имело увеличение в глазах людей значения знания, более доступного в массовом обществе. Жизнь создает условия, в которых достижения и сноровка перестают быть критерием самооценки и оценки окру-жающими, хотя человеческая природа такова, что никогда не допустит полного осуществления этой тенденции.

Получается грандиозный исторический парадокс. Массовое общество, которое стало возможным благодаря техническому и экономическому прогрессу, вызываемому, в свою очередь, стремле-нием к успеху, борьбой за место, способствовало положению, при котором успех и профессия как цель и как основание для социальной оценки стали менее важны.

Общество больших масштабов нуждается в разветвленной бюрократической администрации. Его благополучие зависит от технического прогресса. И то и другое становится возможным, если широкие круги населения способны руководствоваться безличными универсальными стандартами, способны осуществлять специфи-ческие и специализированные задачи, способны быть дисциплинированными.

Массовое общество — огромное общество. Оно включает в себя миллионы людей, охватывает обширные пространства. Поэтому оно неизбежно общество дифференцированное. Полная гомоген-ность, о которой говорят критики массового общества, невозможна. Конечно, быть может, здесь большая гомогенность, чем во многих менее свободно интегрированных обществах прошлого, — это говорит в пользу большего согласия, большего чувства сплочен-ности. Налицо, однако, реальные, хотя, вероятно, неуловимые пределы гомогенности, необходимые в любом обществе больших размеров. Сходные границы существуют и для общественного согласия.

Нарисованная мною картина будет воспринята любым среднеинформированным лицом как резкий диссонанс образу массового общества, созданному творцами и заступниками этого термина. Они подчеркивают отчуждение, безверие, атомизацию, аморальность, конформизм, беспочвенную гомогенность, мораль-ную пустоту, обезличение, эгоизм, отсутствие приверженности каким бы то ни было идеалам (исключая рьяное, но случайное и скоропреходящее влечение к идеологическому движению). Они указывают на недисциплинированность молодежи и равнодушие взрослых, на гедонизм и пошлость. Эти утверждения, содержащие долю истины, в основном являются заблуждением. Все перечислен-ные явления действительно существуют в современных массовых обществах, но наряду с ними существует и великое множество других. Некоторые из черт, на которые ссылаются критики "массового общества", тесно связаны с теми, что были выделены мною. Отчуждение, о котором так много говорят, составляет крайнюю форму расколдовывания власти; необузданный эгоизм и гедонизм связаны с обогащением сферы чувств; недисциплиниро-ванность молодежи является результатом смягчения патриархаль-ного консерватизма и уменьшения давления иерархии. Сужение сферы локальной автономии вызвано складыванием более интегрированного общества. Апатия, которую многие отмечают, выдвигается в центр внимания благодаря созданной массовым обществом возможности иметь собственное суждение и участвовать в принятии решений.

Согласованность массового общества, сближение центра и периферии, большее моральное равенство различных слоев и облас-тей, развитие личности — все это относительные явления. Несовершенство массового общества отчасти обязано заложенным в людях моральным качествам. Отчасти оно происходит от природы массового общества как такового и его неразрывной связи с прошлым человечества.

Массовое общество выросло из неэгалитарного, плюралисти-ческого общества, плюралистического в силу разобщенности классов, изолированного положения локальных общин и, в Новое время, самого принципа организации общества. Оно выросло в противовес пуританской власти, которая с неудовольствием взирала на все то, что, по ее мнению, отвлекало народные массы от труда и нарушало повиновение. Пролетариат в этих прежних типах общества, за исключением небольшого количества квалифицирован-ных профессий, был нищ и одурманен; крестьянство представлялось омертвевшей глыбой, временами безжизненно религиозным, временами безжизненно глупым. Низшие классы практически не имели гражданской истории.

Освобождение прежде обездоленных классов от обременитель-ных предрассудков, нищеты и тяжелого труда, препятствовавших развитию эмоциональных и моральных качеств, высвободило до сих пор подавлявшуюся агрессивность в отношении власти. Частичное перемещение энергии из области родства, класса, этнической группы в более широкую общность было нелегким делом. Во многих случаях связи с традиционными институтами были порваны, а новые связи так и не были установлены. Не исключено, что большие кон-тингенты, будучи лишены прежних привязанностей, уже не способ-ны поддерживать связь, быть преданными отдаленным символам и, следовательно, пребывают в состоянии разочарования и апатии.

Ни одно из этих условий, не говоря уже о неизбежных препятствиях функционального характера, не благоприятствовало осуществлению гражданского, развитого, согласованного, эгали-тарного общества.

Может ли такое общество быть претворено в жизнь когда-нибудь в будущем? Может ли массовое общество продвинуться далее в использовании тех возможностей, что были открыты техническим прогрессом и моральной трансформацией?

Существуют весьма строгие пределы. Склонности, побуждаю-щие людей к поискам и признанию морального равенства, не более сильны, чем те, что побуждают моральное неравенство. Крупное общество не может быть недифференцировано регионально, но это обстоятельство будет питать различия интересов и привязанностей. Природное неравенство умственных способностей и темперамента неизбежно служит сохранению

неравенства в усвоении централизо-ванной системы ценностей. Профессиональные различия поощряют дробление единой культурной традиции, различное толкование понятия "достижение", различное отношение к централизованной власти. Естественно, источником трений остаются и возрастные различия, в частности культура различных поколений. На этих объективных различиях строится оценочная дискриминация. Наряду со стремлением к сопричастию сохраняется ведущее к расколу стремление коллективов и индивидов к отделению или отдалению.

По тем же причинам невозможно и достижение абсолютно единой культуры. На пути развития подобной культуры стоит развитие личности. Развитие личности имеет собственные границы, отчасти в силу некоторых особенностей массового общества, отчасти по причине всеобщего стремления к самовыражению.

Наконец, склонности у которые были раскованы и культивированы в массовом обществе, не вполне гармонируют с относительно отдаленными целями. Сохранение сложного разделения труда, некоторых рутинных занятий и профессий не способствует установлению равенства в области статуса. Продолжает существовать предрасположение к пережиточному консерватизму — родство и его национальная сублимация, местнические настроения в условиях массового общества могут быть смягчены, но полностью они неустранимы.

Налицо противоречие между разнородными системами элементов, которые так взаимозависимы. Каждая из них ограничива-ет экспансию прочих и препятствует тому, чтобы общество стало полностью массовым обществом.

В недрах человеческой души всегда были заложены качества, необходимые для реализации массового общества. Реализация эта стала возможной в условиях общества современного, в век, когда впервые в истории человечество стоит перед угрозой исчезновения. По иронии истории, нынешнее положение явилось результатом развития в духе идеалов Просвещения и генезиса массового общества. Но даже если и так, философы Просвещения должны были бы признать, что многие их идеалы, хотя бы отчасти, стали явью.

Сокращенный перевод Е.Я.Додина