Спросить
Войти

«в помощь решениям высшего командования»: о рождении «Оттепельной » общественности из духа 1939 года

Автор: указан в статье

М. Л. майофис

Майофис Мария Львовна

кандидат филологических наук, старший научный сотрудник, Лаборатория историко-культурных исследований

ШАГИ РАНХиГС; доцент, Институт общественных наук РАНХиГС Россия, 119571, Москва, пр-т Вернадского, 82 Тел.: +7 (499) 956-96-47 E-mail: mmaiofis@yandex.ru

«в помощь решениям высшего командования»: о рождении

«оТТЕПЕЛЬной» ОБЩЕСТВЕННОСТИ из духа 1939 года1

Аннотация. Статья представляет собой опыт в жанре микроисторического исследования. Анализируя документы из личного архива педагога, общественного деятеля и военного эксперта Бориса Ивановича Журина (1890-1964), автор демонстрирует, что 1939 год был важным рубежом в его карьере. Именно в этом году Журин сменил «скромную» профессию инженера-строителя, специалиста по бетонным конструкциям, на профессию военного эксперта, социального активиста и публициста. Как военный эксперт Журин работал в 1939-1940 гг. над монографией, посвященной взаимодействию различных родов войск (включая авиаразведку и артиллерию) при наступлении русской армии в июне 1917 г. Он был убежден в том, что этот опыт необходимо усвоить перед началом новой войны. Как социальный активист и публицист, Журин придумал, описал и начал продвигать идею нового социального института — так называемых родительских комитетов в домах, настаивая на том, что именно эти комитеты являются наилучшим инструментом контроля над семейным воспитанием. Модель этого социального института также была основана на идее взаимодействия, поскольку родительские комитеты в домах должны были установить тесные отношения и информационный обмен

1 Статья подготовлена в рамках работы над научно-исследовательским проектом ШАГИ 2015 года «Стратегии институционального строительства в послесталинском СССР (образование, наука, культура)».

© М. Л. МАЙОФИС

с райисполкомами, местными ячейками ВЛКсМ, администрацией и родительскими комитетами школ, наконец, с жилищными конторами самих домов. Тщательное рассмотрение документов архива Журина и его публикаций, а также реконструкция исторического контекста 1939 г. и периода «оттепели» приводят автора к выводу о том, что Журин воспринимал советское общество, пережившее Большой террор, как атомизированное, деморализованное низкой компетенцией новых армейских начальников и государственных чиновников, лишенное каналов передачи знаний и опыта. И в 1939-м, и в последующие годы своей профессиональной и общественной деятельности Журин старался восстановить и интенсифицировать горизонтальные социальные связи.

та работа представляет собой опыт в жанре микроистории. Задачей

микроисторического исследования является разработка такого типа

познания, который благодаря интересу к «малым жизненным мирам» дает возможность проникновения в «неисследованные области социальной истории» [Medick 1994; Медик 1994]. Герой моего повествования по уровню образования и социальным амбициям, конечно, ближе не к самоучке-мельнику, ставшему объектом дознания в инквизиционном процессе [Гинзбург 2000], но к невшательскому виноделу, поступившему на службу в Ост-Индскую компанию, а затем издавшему несколько брошюр о перспективах колониальной политики [Гинзбург 2004]. Мой рассказ будет посвящен весьма плодовитому автору, человеку с масштабными социальными амбициями, которые ему, по крайней мере отчасти, удалось реализовать. Опережая события, упомяну о том, что переломным и ключевым в его писательской и общественной биографии, в осмыслении им собственного профессионального пути стал 1939 год: именно это обстоятельство и заставило меня предложить свою статью для этой тематической подборки.

Борис Иванович Журин (1890-1964), чей личный архив мне случайно удалось обнаружить в фондах Государственного архива Российской Федерации2, фигурирует в путеводителях и описях как «педагог-общественник». Эта дефиниция верна, но лишь отчасти: с одной стороны, она описывает большую часть документов этого личного архива (составляющего более 600 единиц хранения!), сданного в ГАРФ вдовой в 1966 г., с другой — явным образом соотносит профессиональную деятельность Журина с по2 Государственный архив Российской Федерации (далее — ГАРФ). Ф. 421.

1

следней его аффилиацией: в 1961-1964 гг. он был заместителем руководителя секции родительской общественности Центрального совета Педагогического общества РСФСР. Однако за предшествующие поступлению на службу в Педагогическое общество полстолетия Журин успел прожить столь интенсивную и разнообразную в профессиональном отношении жизнь, что одного этого определения было бы явно недостаточно.

Выпускник коммерческого училища Общества распространения коммерческих знаний (1908), студент юридического факультета Московского университета (1909-1912, 1919-1921), учащийся школы прапорщиков (1912-1914), участник Первой мировой войны (1914-1918), перешедший, если верить его анкетам и автобиографиям, в 1918 г. на службу в Красную армию, штатный преподаватель школы связи РККА (1920-1922). В 1922 г. Журин оставляет военную службу и вступает на профессиональную стезю, ранее проложенную учебой в коммерческом училище и МГУ: в течение 1920-х и почти всех 1930-х годов он работает на разных управленческих должностях в организациях, занимающихся торговлей и строительством [Черновик автобиографии 1940]3. Его публикации этого периода преимущественно посвящены вопросам техники строительства из бетона [Журин 1927; Журин б. д.].

Однако в 1939-1940 гг. Журин совершает крутой профессиональный поворот: в июле 1939 г. по заданию Академии им. Фрунзе он принимается за работу над книгой по истории Первой мировой войны [Черновик автобиографии 1940] и вновь поступает на военную службу [Материалы о выходе на пенсию 1955: Л. 8], которую не оставляет уже вплоть до выхода на пенсию в 1957 г.4

Тем не менее сам Журин наверняка согласился бы с именованием его «педагогом-общественником». Оба слова, входящие в это определение, были ему и дороги, и близки. Журин несомненно считал себя педагогом. В своей административно-строительной деятельности он стремился к тому,

3 В 1922-1923 гг. — зав. отделом сбыта Москустпрома, в 1923-1924 гг. — зав. отделом договоров и организации производства Мосгубстройсоюза, в 1924 г. — член правления Мос-стройдома, в 1924-1934 гг. — член правления, зам. председателя, директор-распорядитель и член Главного правления Техбетона, в 1935 г. — помощник главного инженера Моспром-проекта, в 1936-1940 гг. — помощник главного инженера по организации строительного производства в Стройэлектро, Строймеханизации и Научно-исследовательской лаборатории по электрификации и строительству Наркомстроя СССР [Черновик автобиографии 1940]. Параллельно Журин в 1932-1935 гг. преподавал в Строительном курсовом институте Наркомата тяжелой промышленности СССР и в Московском строительном институте [Перечень работ 1958].
4 Военная биография Журина 1939-1957 гг. включает работу в Академии им. Дзержинского, службу во время Великой Отечественной войны последовательно в должностях помощника начальника штаба артиллерийского механического корпуса, старшего помощника и начальника артиллерийского отдела штаба 16-й армии, старшего помощника начальника оперативного отдела Западного фронта и 3-го Прибалтийского фронта, а в самом конце войны — в отделе боевого применения артиллерийских стрелково-тактических курсов. В 1945-1953 гг. Журин был преподавателем Высшей офицерской артиллерийской штабной школы, а в 1953-1957 гг. — сотрудником научно-исторического отдела Артиллерийского исторического музея в Ленинграде [Активное творчество 1957].

чтобы передать коллегам знания о новых технологиях в профессии, отсюда и преподавание в институтах, и несколько учебных пособий о свойствах бетона. Его работа в статусе военного эксперта и военного историка отмечена постоянным стремлением к передаче знаний и опыта (об этом пойдет речь ниже), наконец, сама его общественная активность с конца 1930-х была сосредоточена на проблемах воспитания и детей, и родителей.

Но и вторая часть определения — «общественник» — также была неотъемлемой частью самоидентификации нашего героя. Свой социальный активизм, включая членство в Педагогическом обществе, он осмыслял именно в рамках концепта «советской общественности». О том, как Журин представлял себе социальную миссию советской общественности, еще будет сказано, но в этой, вступительной, части нужно вернуться к моему исходному тезису: поворотным моментом в общественной деятельности Журина (как и в его профессиональной биографии) оказался 1939 год.

Осенью 1939 г. Б. И. Журин пишет и готовит к изданию рукопись книги под названием «Родительская общественность в домах». Ее основной тезис сводится к тому, что для обеспечения наилучшей успеваемости детей и для поддержания общественного порядка следует создавать родительские комитеты при домах и домоуправлениях, т. е. по месту жительства детей, а не по месту их учебы. В обязанности такого родительского комитета должно входить наблюдение за воспитанием детей в семьях, а также организация для них особого социального пространства — клуба или уголка самодеятельности, где дети могли бы готовить домашние задания, играть и заниматься в кружках.

За этой небольшой книгой стоит твердая убежденность автора в неспособности многих семей справиться с воспитанием собственных детей и неспособности школы исправить эту ситуацию:

Виновниками «плохих» ребят всегда оказываются их родители и те

условия, которые они создают своим детям в семье.

Нет плохих ребят — есть плохие воспитатели.

Некоторая часть родителей и семей требуют посторонней помощи в

деле воспитания их детей. <.. .>

Воспитание «непокорных» ребят в большинстве случаев нужно начинать с помощи и воспитания их родителей. Эти задачи не под силу поднимать одной школе. В этом деле нужна помощь широкой общественности [Родительская общественность 1939: Л. 5]5.

Вероятно, идея внешкольной системы контроля над семейным воспитанием была подсказана Журину его опытом работы в школьных родительских комитетах, в которых он, будучи отцом двух дочерей-школьниц,

5 Здесь и далее тексты из архива Б. И. Журина приводятся с сохранением особенностей авторской орфографии и пунктуации. Случайные опечатки, описки, пропуски букв исправляются без специальных пояснений.

состоял предыдущие несколько лет. Сохранившиеся документы свидетельствуют, что на должности председателя родительского комитета Жу-рин пытался проводить очень жесткую политику, включавшую постоянное «оглашение» на родительских собраниях имен двоечников, прогульщиков и нарушителей дисциплины, «прикрепление озорников к родителям отличников», «установление связи с месткомами и завкомами мест службы родителей и обязательное извещение мест службы родителей в случае буйного поведения и пьянства родителей и деморализации детей родителями», «организацию показательных судов над родителями, разлагающими своих ребят», и т. д. [Перечень мероприятий 1937: 4].

Можно предположить, что предложенные Журиным в 1936/1937 учебных годах меры или не были приняты, или оказались малоэффективными. В рукописи 1939 г. он с горечью констатирует, что советская школа «не всегда легко справляется с делом воспитания ребят» даже в своих стенах, а в остальное время дети оказываются и вовсе вне сферы ее досягаемости (Жу-рин использует популярное еще с 1920-х годов слово «безнадзорный»):

Две трети времени ребята остаются под надзором своих родителей. А иногда вместо родителей различных «соседок», «бабушек» и др. случайных воспитателей, или полностью предоставленными самим себе, подвергаясь влиянию различных компаний во дворах и на улице [Родительская общественность 1939: Л. 6].

Тогда Журин изобретает альтернативный социальный институт воспитания и контроля: «Громадные жилые дома г. Москвы, где иногда живет 100-200 и более ребят, являются такой же "школой", значащей иногда даже больше в воспитании ребят, чем та настоящая школа, в которой ребята пребывают всего лишь 4-6 часов» [Там же: Л. 8], а значит, при этих домах нужно организовать «комитеты родителей», в которые будут входить также и «взрослые ребята — комсомольцы». Этим комитетам или выполняющим те же функции культкомиссиям, уже существующим при многих домах, и будут доверены функции контроля над воспитанием детей, воспитания родителей, не умеющих воспитывать своих детей, и, наконец, организация детского досуга.

В основу своего институционального проекта Журин кладет идею полной проницаемости частной (в том числе и семейной) жизни человека для внешних наблюдателей: прежде всего уполномоченных от государства и той самой «общественности», которую он пытается создать с помощью придуманных им новых социальных институтов. Рассказав несколько историй о том, как в одних семьях родители нещадно бьют своих детей, в других — не обращают внимания на их хулиганское поведение, а в третьих — беспросветно пьют, Журин предлагает считать эти родительские девиации таким же серьезным проступком перед государством и обществом, как и служебные и должностные преступления:

Почему каждый из нас подконтролен и отчитывается ежедневно, ежемесячно и ежегодно в своей работе на службе и почему он ни перед кем и никогда не отчитывается в своем отношении к детям и своем поведении в семье? [Родительская общественность 1939: Л. 12].

2

Журинская идея родительских комитетов в домах, равно как и предшествующие его предложения об организации показательных судов над нерадивыми родителями на первый взгляд представляют собой образцовые иллюстрации к концепции «светской реформации» советского периода, предложенной Олегом Хархординым в его знаменитой книге «Обличать и лицемерить» [Хархордин 2002]: налицо горизонтальный контроль коллектива над отдельной личностью, опубличивание частной жизни... Однако проект Журина изменял значение, которое было принято вкладывать в слово «общественность» во второй половине 1930-х годов. Более того, он подразумевал ориентацию на несколько иную модель общественных взаимоотношений по сравнению с той, что была тогда принята «по умолчанию» в советской пропаганде и публичной риторике.

Историю понятия общественность и его социальные значения исследовал Вадим Волков [Волков 1997]. Он показывает, что это понятие в России приобрело несколько уникальных смыслов. Первоначально его ввел Александр Радищев, который подразумевал под ним общественное мнение; его современник Николай Карамзин называл общественностью особое качество социальной солидарности. В 1840-1850-е годы общественностью называли общественное мнение или, чаще, строй отношений, характерных для конкретного общества [Малинова 2012]. Однако постепенно это слово начинает обозначать не принцип или институт, но отдельную, претендующую на автономию общественную группу — складывавшуюся тогда интеллигенцию. «.К началу XX века "общественность" <...> стали связывать с носителями критического общественного мнения и группами людей, выполнявших общественные обязанности или работавших на общие интересы» [Волков 1997]. Тогда же это слово стало восприниматься как антоним индивидуализма [Малинова 2012].

После утверждения советско-большевистской власти слово общественность в СССР претерпело еще одну метаморфозу: в 1920-е годы оно стало обозначать не критически настроенные, но напротив, лояльные — и, более того, сознательно, по убеждению лояльные социальные группы. Наиболее удачное определение лояльности, на наш взгляд, дано в работе Алексея Левинсона: «.когда я пользуюсь словом "лояльность", я имею в виду отношения между неким социальным субъектом, который является предметом разговора, и каким-либо институтом, нормам которого этот субъект по тем или иным причинам намеревается следовать» [Левинсон 2015]. Иначе говоря, общественностью стали называть группы, которые следовали нормам советских институтов и поддерживали их не из конформизма или нежелания «выпасть» из общества, но потому, что считали это необходимым. Некоторые авторы 1920-х годов, например Н. К. Крупская, предполагали, что в будущем так понимаемая «общественность» постепенно заменит государство [Крупская 1930: 22].

В эмигрантской прессе эту новую группу считали результатом сознательного политического конструирования со стороны большевиков, которые в то же время «душили и душат» «народную общественность» — с точки зрения авторов-эмигрантов, «настоящую» [Эфэс 1927]. Впрочем, рефлексы старого, дореволюционного употребления термина могли сохраняться даже у сотрудников ОГПУ, которые с некоторым уважением писали о возрождении в СССР — разумеется, в подполье — «сионистско-социалистической общественности», которую сами же и преследовали [Обзор 1927]6.

В 1930-е годы значение слова общественность было снова изменено и искусственно сужено. В 1936 г. было создано движение «жен-общественниц» [Buckley 1996], в которое власти стремились вовлечь максимальное количество жен инженерно-технических сотрудников; по инициативе Г. К. Орджоникидзе, курировавшего новое движение, в СССР начал выходить журнал «Общественница». Согласно редакционной статье, журнал «должен [был] дать возможность каждой жене стать общественницей, найти свое достойное место в строительстве социализма. Работа жен многогранна, разнообразна, творчески инициативна, требует много культуры и четкости, а главное — умения эту культуру передать, пропагандировать» [От редакции 1936]. В Обращении Всесоюзного совещания жен хозяйственников и инженерно-технических работников тяжелой промышленности ко всем женам хозяйственников и инженерно-технических работников СССР провозглашалось:

Вчера еще только домашние хозяйки, вся жизнь которых проходила в кругу узких семейных забот, стали сегодня участниками великого сталинского дела. У нас еще мало опыта, но каждая из нас уже нашла свое — пусть маленькое — место в общей работе. Одни из нас взялись за ясли, школы, помогают детям лучше учиться и отдыхать; другие пошли в заводские столовые, клубы, буфеты, рабочие общежития, навели чистоту в рабочих поселках, на площадках заводов, организовали кружки стрелкового дела, спорта, иностранных языков и т. д. Все мы горим желанием сделать жизнь трудящихся нашей страны еще более радостной, еще более прекрасной [Обращение 1936].

Это переформатирование имело очень большое значение. С 1936 г. слово общественность, почти выпавшее из употребления (см. ил. 1), стало указывать на связь семейной жизни и семейных интересов с участием в государственной социальной политике.

6 Другие трактовки этого слова, например «социальность», были уделом истребляемой политической оппозиции. Так, в одной из рукописных статей сторонников Троцкого, сидевших в советской тюрьме, замечалось: «.выступление в защиту деловой проработки [экономических] планов вызывает гикания и легкомысленные обвинения и заподазривание в уклонах, ставящих обвиняемых вне закона элементарной общественности» [С партией 1932].

Google books Ngram Viewer

Graph these есиптмврагаШ) phnuM кищветввжосп, сдаИпввчИЬгч

O.OOWOO^-0000300%-0 000200%-0.000100%0.000000%-l-1-.-1-1-1-1-1-1

1930 1B35 1940 1SM5 1950 1965 19G0 19№ 1970

(cU го tKbM tor tocm i

Ил. 1. График употребления слова общественность в публикациях на русском языке в 1930-1970 гг. , составленный с помощью программы Google Ngram

В середине 1950-х годов слово общественность было реактуализи-ровано. Значительная часть институтов, созданных в эпоху «оттепели», подразумевала участие именно «общественности», под которой вновь, как в 1920-е годы, понимались уже не жены инженерно-технических работников, а политически мобилизованные группы населения в целом (как сказали бы в XIX в., обоего пола). Как точно отмечает Вадим Волков, начало процесса десталинизации и заявленные Хрущевым на XX-XXII съездах КПСС перспективы быстрого построения коммунизма привели к тому, что «общественность» «стали ассоциировать с переходом от государственного управления к общественному самоуправлению и от государственной охраны общественного порядка к общественной — в стиле, напоминающем дебаты конца 20-х годов...» [Волков 1997]. Хрущевская утопия саморегулирующегося общества, которое взяло бы на себя многие функции государства, в том числе и его надзорно-карательных органов, выливалась и в такие одиозные институты, как «дружины охраны общественного порядка» (см. об этом: [Лебина 2015: 402-410])7, и в менее известные историкам родительские комиссии при профкомах, парткомах и домкомах.

В целом руководство КПСС, и особенно Н. С. Хрущев, предполагали, что «общественность» станет инструментом эмоциональной мобилизации, возмещающим отказ от массовых репрессий. Вот характерный пример газетной риторики хрущевского времени, появившийся в печати за несколько месяцев до снятия генерального секретаря:

7 Первые добровольные народные дружины появились в СССР в 1955-1957 гг. Законодательно деятельность ДНД была закреплена постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 2 марта 1959 г. «Об участии трудящихся в охране общественного порядка».

Общественные начала в работе нашего городского Совета приняли небывалый размах. Решать вопросы хозяйственного и культурного строительства, быта и воспитания людей нам помогают тысячи активистов, объединенных в постоянные комиссии, внештатные отделы, советы и комитеты при учреждениях, домоуправлениях и школах. Многие выполняют обязанности инспекторов и инструкторов. <.. .> Внештатный отдел привлек сотни активистов, объединенных в шести советах университетов культуры, двух парков, народной филармонии, клубов выходного дня школьников, девушек, спортивной молодежи и других. На общественных началах (т. е. бесплатно. — М. М.) работают два книжных магазина, два киоска, детская музыкальная школа, сорок библиотекарей [Сайкина 1964].

Это «оттепельное» понимание общественности Журин предвосхитил в своих сочинениях 1939 г. Отличия журинской трактовки от парадигмы сталинского времени очень заметны: коллектив у Журина обладает достаточной степенью автономии, и принадлежность к этому коллективу диктуется не местом работы или профессией, не партийностью или идеологической солидарностью, но самим фактом совместного проживания в одном многоквартирном доме и сознательной социально активной позицией (важно, что речь идет именно о социальном, а не идеологическом активизме!).

Фактически придуманные Журиным родительские комитеты в домах представляют собой аналог местных сообществ, local communities — социальных акторов, которые начали играть большую роль в американском образовании с конца XIX — начала XX в. под влиянием идей прогрессистского движения в образовании (progressive education movement) и конкретно работ Джона Дьюи (см., например: [Crick, Tarvin 2012; Morton, Saltmarsh 1997; Savage 2002]). По Журину, для того чтобы деятельность местного родительского комитета была успешной, необходимо, чтобы его члены действительно хотели что-то сделать для детей и были бы готовы тратить на это силы и время, но, кроме того, действовали бы слаженно между собой и в тесном сотрудничестве с жилконторой, райисполкомом, администрацией и родительскими комитетами близлежащих школ. Приводя в подготовленной им к печати книге несколько примеров удачной организации досуга детей в московских многоквартирных домах, Журин комментирует один из своих кейсов следующим образом:

Почему в Луковом переулке люди сумели так хорошо поставить работу с детьми?

Потому, что там исключительно хорошо сработались три основные звена: форпост, управдом и родители. Потому, что там люди не ждали, пока кто-то другой займется детьми, а сами за это взялись. Потому, наконец, что там и управдом и родители не только любят детей, но и доказывают эту любовь делом [Родительская общественность 1939: Л. 18].

3

Книга «Родительская общественность в домах» не была голым теоретизированием социального прожектера. Ее созданию предшествовала организационная работа, которую Журин описал в заключительных параграфах: 4 июля 1939 г. он подал записку в Президиум Пролетарского райсовета г. Москвы с предложением об организации «комитетов родителей <.> в крупных домах района», а 16 августа 1939 г., за неделю до подписания пакта Молотова-Риббентропа и за две недели до начала Второй мировой войны, пленум Пролетарского райсовета принял соответствующее постановление, легализовавшее деятельность «родительской общественности при домоуправлениях» [Родительская общественность 1939: Л. 20]. К ноябрю Журину удалось пролоббировать и постановление, которое обязывало директоров школ, находящихся на территории Пролетарского района, содействовать созданию домовых родительских комитетов и даже самостоятельно организовывать их совместно с управдомами, а начальникам жилуправлений — ассигновать в 1940 г. соответствующие суммы на работу комитетов [Там же: Л. 22].

В качестве приложения к книге предлагалось опубликовать «План мероприятий Пролетарского райсовета по организации Комитетов родителей в домах для коммунистического воспитания ребят в помощь школе»: тщательно проработанная таблица, в которой самым подробным образом прописывались все организационные шаги — от первого совещания в райсовете (начало августа) до организации детских клубов при уже существующих родительских комитетах на местах (т. е. в домах). Наибольшее внимание в этом плане уделялось взаимодействию государственных учреждений, органов управления и общественных организаций; способам извещения одних о решениях и деятельности других, формам контроля над исполнением решений; информированию о ходе работы [Там же: Л. 36-38]. Социально-функциональное многообразие участников было необычным для социальных схем 1930-х годов (упомянем здесь также школьные и районные пионерскую и комсомольскую организации, учителей, домоуправления и жилконторы, артели — арендаторы нежилых помещений дома, на средства которых и должен был бы существовать детский клуб, и т. д.). Однако при условии успешного развития событий взаимодействие этих акторов должно было дать впечатляющий результат.

Весь процесс создания родительских комитетов и детских клубов при них должен был, по плану Журина, занять полтора месяца (в Пролетарском районе — с 1 августа по 15 сентября 1939 г.), каждый из пунктов его плана предусматривал «шаг» не более чем в 5 дней, что, разумеется, потребовало бы от всех участников и исполнителей большой слаженности и расторопности.

Судя по тому, что в книге Журин приводит примеры функционирования уже созданных родительских комитетов и детских клубов, датируя отдельные события октябрем и ноябрем 1939 г., свою книгу он оперативно написал в конце ноября — декабре, преследуя достаточно амбициозную

цель — издание в скорейшем времени «правительственного постановления об организации родительских комитетов в домах с возложением на райсоветы обязанности руководства этим делом» [Там же: Л. 35], т. е. распространения опыта Пролетарского района Москвы на всю страну.

В 1939-1941 гг. Журин развил чрезвычайно активную деятельность по продвижению своего проекта, но на первых порах смог лишь частично добиться успеха — постановление Моссовета о родительских комитетах в домах было принято в марте 1941 г., до общесоюзных регламентаций дело так и не дошло, а его книге пришлось ждать публикации долгих тринадцать лет [Перечень работ 1958: Л. 2, 3].

4

Посмотрев на обширный перечень докладов, выступлений, экспертных заключений, публикаций в периодических изданиях по вопросам воспита-ния8, осуществленных Журиным в 1939-1941 гг., можно было бы заключить, что этот проект был для него поистине всепоглощающим. Однако не будем забывать, что он занимался этими вопросами исключительно в часы досуга и без какого-либо материального вознаграждения, ибо основная его работа была далека от проблематики школы и воспитания. В том же июле 1939 г., когда Журин подает записку в президиум Пролетарского райсовета с предложением об организации комитетов родителей при домах, он принимается за большой труд по военной истории по заказу Академии им. Фрунзе. Заглавие этой книги, вышедшей в 1943 г. и защищенной вскоре после этого в качестве кандидатской диссертации, может послужить прекрасным подтверждением действенности фуколдианского понятия эпи-стемы. Рукопись этой книги называется «Взаимодействие артиллерии с пехотой и авиацией на прорыве укрепленной полосы 8ой армией у г. Ста-ниславува в 1917 г.»9. Она посвящена истории знаменитого (последнего в продолжение Первой мировой войны) наступления русской армии в июне 1917 г., которым на Юго-Западном фронте, где и воевала 8-я армия, коман8 В списке своих публикаций и экспертных работ 1939-1941 гг. он называет «выступление на 1-й Всероссийской научно-педагогической конференции учителей школ РСФСР по вопросу "О родительских комитетах в домах" (29.12.1939)», «составление докладов и выступление в школьных секциях Сталинского, Красногвардейского и др. районов и [в] школьной секции Моссовета "Об опыте организации родительских комитетов и клубов для детей в домах 1940-1941 гг."», «Составление проекта положения о родительских комитетах в домах (в комиссии при школьной секции Моссовета)», «проработку доклада и выступление на съезде представителей родительских комитетов в домах, а также организацию выставки работ детских клубов в домах при доме пионеров в Москве, организованных МК ВЛКСМ, Мосгороно и Мосжилуправления 5 марта 1941 г в Центральном доме пионеров», и мн. др. [Перечень работ 1958: Л. 1-5].

9 В публикации 1943 г. книга называлась «Взаимодействие артиллерии с другими родами войск при прорыве укрепленной полосы 8-й русской армией у Станиславува» [Журин 1943а]. На титульном листе хранящейся в архиве рукописи стоит 1940 г., однако уже упомянутые выше архивные источники однозначно указывают на лето 1939 г. как на время начала работы над книгой.

довал Л. Г. Корнилов (в книге, кстати, ни разу не упомянутый)10. Журин принимал участие в этом наступлении в качестве «ближайшего помощника Начальника артиллерии всей основной и ударной группы» [Взаимодействие 1940 (1): Л. 9]. Основная мысль книги заключена уже в ее названии: удача наступления была связана с тесным взаимодействием всех родов войск, участвовавших в операции, а также с результативной артподготовкой, проведенной по результатам авиаразведки и аэрофотосъемки.

Эти выводы Журин экстраполирует и на современную ситуацию:

Взаимодействие различных родов оружия — главным образом пехоты с артиллерией, кавалерией и авиацией, слаженность в работе штабов и командного состава генерального штаба с теми же родами войск, представляет собой важнейший фактор, влияющий на результаты боевых действий армии. <.. .> Результат боя будет всегда зависеть от того, насколько умело взаимодействуют между собой войска [Там же: Л. 60].

Журин идет еще дальше и настаивает на том, что вопрос взаимодействия войск, по сути центральный и для военной теории, и для военной практики, и уровень его решения является наиболее точным показателем состояния вооруженных сил:

В вопросе взаимодействия и увязки участвующих в бою отдельных родов войск, как в фокусе концентрируются основы всей идеологии морального состояния научных, технических и материальных достижений и обеспечения данной армии. <.> Практическое разрешение вопросов взаимодействия между отдельными родами войск должно быть идеалом, к которому устремляется командование каждой армии [Там же].

Уже по проекту создания родительских комитетов при многоквартирных домах было заметно, насколько много внимания уделяет Журин подготовительному периоду. В случае организации армейского наступления здесь фигурировали прежде всего разведка, надлежащее оформление полученных разведданных и их умелая систематизация, а также постоянное наблюдение за позициями противника, осуществляемое на специально оборудованных для этого пунктах и с аэростата, с обязательной немедленной передачей результатов по телефонной связи [Взаимодействие 1940 (2): Л. 3].

Сложные интеракции родительских комитетов в домах, родительских комитетов в школах, администрации школ, райсоветов, райкомов и школьных комитетов ВЛКСМ, жилконтор и т. д., равно как и взаимодействие родов войск при наступлении Журин изображал с помощью многосостав10 В результате наступления были захвачены свыше 7 000 пленных и 48 орудий (Журин называет другие цифры: 10 000-12 000 пленных и 60 орудий), а также взяты города Станислав, Галич и Калуш. Впрочем результаты наступления не были закреплены: к июлю 1917 г большая часть русской армии уже отказывалась воевать, и солдаты массово покидали окопы. Вскоре на это наступление германская армия ответила контрударом.

Ил. 2. Б. Журин. Схема взаимодействия артиллерии с пехотой в обороне на линии Ямница-Загвоздь во время Станиславской операции 1917 г. Источник: Журин Б. Артиллерия в Станиславском прорыве 1917 г. (Статья 2-я) // Артиллерийский журнал. 1941. № 2. С. 69.

ных схем, некоторые из которых вошли в его статьи и книги [Журин 1941а; 1943а; 1952; 1955] (см. ил. 2, 3), а некоторые сохранились в архиве11.

11 См., например: «Схема успеваемости учеников дома по Котельнической набережной. 1939-1940» (ГАРФ. Ф. 421. Д. 568), «Схемы связи школы с семьей с род. комитетами» (Д. 569), «Схемы связи завода со школой и семьей и с семьями колхозников» (Д. 571), «Схема организации родительского комитета и детского клуба в домах» (Д. 572), «Схема организации районного совета друзей и детей молодежи» (Д. 573), «Проект и схема плана взаимодействия родов войск для уничтожения прорвавшихся "ударных клещей" противника» (Д. 580).

Ил. 3. Схема связи школы с семьей и родительскими организациями в домах и на работе родителей. Источник: Журин Б. Родительская общественность в помощь школе. 2-е изд., испр. М.: Учпедгиз, 1955. С. 128.

В целом любые сознательно простроенные горизонтальные связи Жу-рин считает индикатором общественного развития и залогом успешности самых разнообразных начинаний — от армейских наступлений до ликвидации ученической неуспеваемости, полагая при этом одиночные и неско-ординированные действия заведомо обреченными на провал. В конспекте своего выступления на учительской конференции Пролетарского района Журин зафиксировал два примечательных тезиса:

Семья — единоличное хозяйство в нашей социалистической общественности <.. .> Разрушить стену [Тезисы выступления 1940: Л. 2].

Примечательно, что при всех многозначительных намеках на кулачество и коллективизацию Журин говорит здесь не о необходимости разрушения семьи или замены ее в социалистическом обществе новым институтом («семейным колхозом»), но лишь о кооперации семей, где даже после создания вспомогательных институтов контроля и взаимопомощи родители сохраняют единоличную ответственность за результаты воспитания своих детей. Точно так же Журин подробно описывает дезинтеграцию между различными родами войск в имперской армии, имевшую, согласно простроенной риторике его книги, классовый характер:

Армия, впитавшая в себя, наряду с представителями аристократической верхушки нашей плутократии, мелкопоместное, обедневшее дворянство и новую нарождавшуюся буржуазию, не была спаяна в единый армейский коллектив, стремившийся к одной цели, а жила и работала раздробленной на целый ряд обособленных прослоек и групп. <.> Основными группами были роды войск: пехота, артиллерия, кавалерия. Между этими группами была, можно сказать, даже без преувеличения — вражда12. <.> Антагонизм еще более упорный был ко всем остальным частям войск со стороны привилегированной части верхушки царской армии — гвардии всех родов оружия и офицеров, окончивших академию Генерального штаба, представлявших собой замкнутую касту людей, мнивших себя «солью земли» [Взаимодействие 1940 (1): Л. 60-61].

Тем не менее даже в этой, неинтегрируемой, с марксистской точки зрения, армии пришлось прийти к идее взаимодействия, без которой невозможны были бы никакие успешные операции.

И в военно-исторических, и в педагогических работах Журина идея горизонтальной кооперации преподносится как остросовременная, более того — модерная. Он говорит о том, что сама многосоставная и разноуровневая структура социальных проектов и событий требует таких же сложных моделей их социальной реализации. Вот характерная цитата из педагогической книги, подводящая к изобретению «родительских комитетов в домах»:

12 Здесь и далее подчеркивания принадлежат автору

1939 Большой террор общественность Вторая мировая война Великая Отечественная война социальный контроль государственный контроль социальное взаимодействие организации родителей 1939
Другие работы в данной теме:
Контакты
Обратная связь
support@uchimsya.com
Учимся
Общая информация
Разделы
Тесты