Спросить
Войти
времени на подготовку, сам проходил через этот период - но научную работу надо продолжать, чего бы это не стоило, ценой любого перенапряжения сил. Тот, кто приобщился к научной работе, обрек себя на всю жизнь на упорный постоянный труд и поэтому отказал себе во многом. Это окупается большими радостями.
Но вот, кажется. Вы сами спохватились. Статью «К вопросу о создании централизованной монархии во Франции» можно прислать в «Средние века» (Москва, Волхонка, 14, Институт истории, сектор средних веков, А.Н. Чистозвонову), если она сделана достаточно основательно - научный уровень Вам известен по прошлым выпускам. Но заглавие (а, видимо, оно отражает и содержание) меня нисколько не смущает своей широтой. В заглавии всегда лучше обещать меньше чем даешь. Не лучше ли назвать примерно так: «Внутренняя и международная обстановка завершения политического объединения Франции - присоединение Бретани». Изложите главное из диссертации, спрессуйте в примечаниях все содержащиеся в ней ссылки на источники и отчасти, цитаты из них. Что касается Бретонского восстания - изложите здесь вкратце то, что подробно излагаете в специальной статье,
- разумеется, другими словами, по-другому. Надеюсь, что статья в Уч. Записках в Уфе тоже будет напечатана, - вот и будет две статьи, отражающие первый этап Вашей работы.
Ваш план дальнейшей работы мне нравится. Бретань-Прованс-Бургундия - это отличный комплекс вопросов для подготовки большой монографии. Держитесь за Прованс! К сожалению, я никогда не занимался этим и не могу Вам поручиться за то, что найдутся народные движения, все необходимые источники и пр. Но «кто ищет, тот всегда найдет». Изучение материалов покажет Вам, в каком направлении можно конкретизировать те общие идеи, которые руководят Вами.
Я ничего не слышал о том, чтобы эти темы сейчас разрабатывал кто-либо из советских медиевистов. Не думаю, чтобы Маневич продолжала занятия Бургундией. Да если кто и занимается, это не должно смущать Вас,
- дела на всех хватит. Замысел у Вас большой, плодотворный, его никто не перекроит.
Итак, желаю успеха. Начинайте понемногу, но упорно долбить. Конечно, без поездок в Москву и Ленинград не обойтись. Добивайтесь, требуйте. Придется на это и очередные отпуска положить.
Еще совет: попробуйте-ка подать в Министерство ходатайство, чтобы Вас послали во Францию на несколько месяцев для изучения темы будущей докторской диссертации. Но не обольщайтесь надеждой и не огорчайтесь отказом.
Пишите чаще. Ваш Б. Поршнев.
Дорогой Рудольф Александрович!
Не нахожу слов, чтобы сказать, какую радость Вы мне доставили присланной первой опубликованной Вашей работой. Крепко обнимаю и поздравляю с первенцем! В какой-то мере это и мой «внук», поэтому вдвойне радуюсь - и за Вас, и за то, что возникший у меня когда-то интерес к этому бретонскому восстанию воплотился теперь в Вашей статье.
Что касается второй статьи, то по моему мнению она безусловно годится для «Средних веков», но я уже не член редколлегии этого органа, и поэтому передал туда в сопровождении своего кратного отзыва, дальнейшая же судьба от меня, к сожалению, не зависит. Боюсь, что Ваша марксистская постановка вопроса о государстве вызовет раздражение. Спишитесь с ним. В случае нужды охотно пришлю Вам отзыв.
Ваш Б. Поршнев.
Поршнев Борис Федорович (1905-1972), талантливый советский историк, яркий участник многих научных дискуссий, автор многочисленных трудов по истории народных движений во Франции XVII в., истории международных отношений XVII в., истории социалистических идей, по социальной психологии, этнографии, антропологии, теории и науки. Доктор исторических и философских наук, лауреат Государственной премии СССР.
Лавровский Владимир Михайлович (1891-1971), советский историк, доктор исторических наук, профессор. Основные труды по аграрной истории Англии ХЛ-ХЛП вв. и истории английской буржуазной революции XVII
Маневич С.М., советский историк, в конце 40-х гг. XX в. занималась проблемами французской истории XV
в. в частности Лигой общественного блага.
ПИСЬМА ЛЮДОВИКА XI КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ ПРИСОЕДИНЕНИЯ ГЕРЦОГСТВА БУРГУНДИЯ К ФРАНЦИИ
Маслов Р.А. *
Значение переписки известных государственных деятелей в изучении современной им эпохи велико и общепризнанно, несмотря на ярко выраженный субъективный характер такого рода исторического источника. Суждения, оценки и высказывания таких корреспондентов приобретают особую важность для историка, ибо они находились в самой гуще важнейших событий своего времени, получая и
обобщая широкий поток информации разного рода, и имели возможность повседневного ознакомления с документами и сообщениями, недоступными рядовому лицу.
В этом отношении трудно переоценить значение оставленного и дошедшего до нас в своей значительной части эпистолярного наследства французского короля Людовика XI (1461-1483 гг.).
* Маслов Р}дольф Александрович - к.и.м., доцент кафедры археологии и древней истории БашГУ
Он безусловно был одним из глубочайших политических, государственных умов своей эпохи, что признавали уже его современники (Филипп Комин, Макьявелли и др.). Человек, сосредоточивший в своих руках почти неограниченную власть, имел прямое и непосредственное отношение к большинству важнейших событий той поры во Франции и на международной арене Западной Европы. Он вел переписку с десятками лиц, начиная от скромных провинциальных чиновников французской монархии и кончая виднейшими коронованными особами Европы.
Понятно, что эпистолярное наследство Людовика XI было весьма обширным и очень рано привлекло к себе внимание историков. Еще в хрониках и исторических исследованиях конца XV-XVIII веков мы встречаемся со ссылками на его переписку, с пересказами его некоторых посланий и с включением отдельных писем или их фрагментов в тексты работ, а также с помещением их в сборники документов. Однако лишь во второй половине XIX века была предпринята специальная работа по сбору и публикации писем Людовика XI. Причем она была начата благодаря инициативе частного лица (госпожи Дюпон, имевшей уже коллекцию его писем в количестве 700 единиц). В декабре 1868 г «Совет по истории Франции» принял решение о публикации эпистолярного наследства Людовика XI. Решение было поддержано министром внутренних дел, давшим распоряжение департаментским архивариусам помочь в сборе необходимых документов. Лицам, ответственным за сбор и публикацию рукописей были назначены Жозей Ваезен и Этьен Шараве. Первоначально было задумано опубликовать письма в двух-трех томах, но вскоре благодаря активным и тщательным поискам в архивах не только Франции, но и других стран (например, Италии) было установлено, что количество писем весьма велико (к моменту издания первого тома в ноябре 1773 г общее число обнаруженных документов достигло 1800, не считая писем Людовика-дофина). Поэтому издание их, затянувшееся до 1909 года, потребовало II томов [1]. В ходе публикации было обнаружено еще несколько десятков писем, что заставило напечатать их в 10 томе в качестве особого дополнения (Барріетепі;), а общее количество документов достигло 2154.
Работа была проделана грандиозная и привела к сбору почти всего оставленного Людовиком XI эпистолярного наследства. Исследователям XX столетия удалось дополнительно обнаружить лишь очень незначительное число писем короля, которые полностью или частично опубликованы историками последних десятилетий (Гандилон, Шампьон, Кальметт и др.).
Правда следует отметить, что некоторые письма, опубликованные в изданиях, появившихся раньше одиннадцатитомного собрания Ваезена и Шараве, по каким-то причинам оказались не включенными в него [2]. Поэтому круг известных писем Людовика XI не исчерпывается указанным фундаментальным сборником и последними находками.
Наконец, можно использовать в данном качестве и отдельные послания Людовика XI, оригиналы которых утеряны, но содержание которых дошло до нас благодаря протокольному переложению их, например, на заседаниях муниципалитета города Дижона [3].
Можно также допустить, что и до сих пор еще имеются кое-где в архивах абсолютно неизвестные письма Людовика XI, но больших надежд питать
на это теперь не приходится. Так, например, в одном из ленинградских книгохранилищ (ГПБ им. Салтыкова-Щедрина. Отдел рукописей. Авт. 34Л, № 56 и 71) имеется несколько посланий Людовика XI, однако среди них нам не удалось обнаружить писем, которые имелись бы непосредственное отношение к борьбе за герцогство бургундское или которые не публиковались бы когда-либо фрагментарно или полностью.
Письма Людовика XI имеют очень большое значение как исторический источник конкретно и в изучении присоединения бургундского герцогства к Франции, ибо, как известно, этот король немало сил, энергии и времени затратил на борьбу за осуществление инкорпорации Бургундии в состав французской монархии. Достаточно сказать, что только в одиннадцатитомном собрании писем короля из общего числа 2154 документов свыше 250 имеют в той или иной мере прямое отношение к указанному вопросу.
Ценность материалов, содержащаяся в письмах короля и относящихся к истории присоединения бургундского герцогства, определяется, однако, прежде всего, не их общим количеством, а их содержанием, качеством. Дело в том, что диапазон вопросов, который затрагивается в переписке весьма разнообразен по своему характеру и охватывает аспекты не только военно-дипломатические, но и социально-экономические.
Конечно, на первое место следует поставить историю дипломатическойборьбыидипломатических отношений, ибо именно этому отводится львиная доля внимания и наибольшее число документов (не менее половины их). Разумеется, что дипломатическая переписка является наиболее зыбкой и ненадежной формой эпистолярного наследства, так как значительная часть ее подлежала публичному оглашению. Поэтому очень часто мы в ней находим слова, которые не только не соответствуют, но и противоречат мыслям и намерениям корреспондента, пишущего их. И ясно, поэтому, что только приняв указанное во внимание, мы можем опираться на нее в своем исследовании.
Как же вырисовывается в переписке Людовика XI основные направления и пути королевской дипломатии, нацеленной на сокрушение своего самого опасного внутреннего врага - бургундских герцогов?
Прежде всего, на ее основе можно проследить эволюцию во взаимоотношениях Людовика-дофина и Людовика-короля с бургундским домом. Видно, что она шла в направлении усиления напряженности и враждебности между ними. Первоначально, до своей коронации в 1461 г. Людовик сохранял теплые и даже дружественные связи с Филиппом Добрым и его наследником графом Шароле (с 1467 г - герцог Бургундии Карл Смелый), поддержкой которых он пользовался в оппозиции своему отцу Карлу VII. Подтверждение этому мы находим в некоторых письмах дофина от августа - сентября 1456 года [4], в которых он рекламирует свои союзнические отношения со «славным нашим дядей герцогом Бургундии» и признает, что последний «каждодневно оказывает добрые услуги» ему
Но как только королевская корона оказалась на голове Людовика, он круто меняет курс, концентрируя максимум своих усилий на подрыве могущества и влияния этой самой блистательной княжеской династии Франции. Продолжая рассыпать лестные слова и изъявления благодарности в адрес Филиппа
Доброго [4], король, однако, сразу же приступает к уточнению границ между его владениями и землями бургундских герцогов [4, т. 2, Р82-83,235-236; Т 3, р 89], стремясь пресечь возможные попытки их нарушения. Особенно его тревожило явно агрессивное поведение графа Шароле. Зная его крутой и необузданный нрав король советует своим послам вести переговоры с ним гибко и осторожно с тем, чтоб он «не озверел (Ізаиуаі§із) в отношении нас [4, Р. 118]».
Окончательно испортились отношения с бургундским домом с началом войн «Лиги общественного блага», которую возглавил граф Шароле, ставший вскоре и герцогом Бургундии. Не останавливаясь на деталях его взаимоотношений с королем, следует лишь сказать, что они были постоянно холодны, напряженны, полны взаимного недоверия и враждебности. Лишь в сугубо официальных посланиях, которые обязательно должны были доводиться до сведения Карла Смелого, король именует своего самого страшного врага «славным братом и нашим кузеном [4, Р. 23]». В корреспонденции же недоступной для Карла, он титулует его весьма сухо и скромно: «герцог Бургундии», «Карл бургундский», «именующий себя герцогом Бургундии» и даже прямо называет его «нашим врагом» и «врагом нашего королевства», «мятежнымподданным»ит.д. [4,Р. 232: Т. 4.Р. 180-181; Т.5. Р. 294; Т. 6. Р. 28, 89]. Особенно ярко подлинное отношение короля к Карлу Смелому проявилось в той бурной, ликующей радости, с какой встретил он известие о гибели последнего бургундского герцога в битве при Нанси 5 января 1477 г. В письме от 12 января этого же года к жителям Пуатье он просит их «без промедления устроить всенародную процессию в городе и торжественные празднества: какие вы обычно делаете при получении добрых и приятных известий [4, Т. 6, Р. 114].
И здесь короля никак нельзя было заподозрить в лицемерии и неискренности, ибо ликование его было не только закономерным, но и оправданным. С гибелью бургундского государя был повергнут самый яростный и непримиримый враг королевского трона и политического единства Французского государства. Одна лишь переписка Людовика XI и то позволяет показать, несмотря на весь ее субъективизм и односторонность, весьма неприглядную и реакционную роль, какую играл Карл Смелый в истории Франции той поры.
Еще при жизни своего отца Филиппа он постоянно стремился к обострению отношений с парижским двором, не желая идти ни на какие уступки и компромиссы [4, Т.2, Р. 118, 223-224], готовясь к открытой войне против короля [4, Т. 2, Р. 237]. В нарушение статей Аррасского двора (1435) бургундский дом вступил в союз с Англией, что особенно беспокоило короля [4, Т. 3, Р. 79; Т. 4, Р. 180181]. Карл Смелый выступил инициатором войны объединявшихся князей Франции против короля в 1465 г. Уже в мае этого года его войска и армия Сен-Поля начали военные действия на северо-восточных границах французского королевства [4, Т. 2, Р. 290 е\ 297], а в июле его войска вторглись в королевские владения непосредственно из Бургундии [4, Т.2, Р.324]. Ипослесражения при Монлери (16 июля 1465 г.), когда королевская армия была вынуждена уступить поле боя объединенным войскам мятежных феодалов, Карл Смелый продолжал угрожать королевским владениям в области Труа, как сам, так и через своих союзников графа Арманьяка и герцога Немурского [4, Т.2, Р 44, 76, 354, 362-363]. Силой вырвав значительные
уступки у короля по миру в Конфлане (5 октября 1465 г.) и понимая, что французское правительство не сможет примириться с ним, он не сложил оружия и продолжать держать армию в боевой готовности на границах Франции [4, Т. 3, Р. 137-138, 188-189; Т. 4, Р. 49]. Парижский двор был вынужден тратить громадные денежные суммы, шедшие специально на содержание королевских отрядов, противостоявших ей [5]. В начале 1471 дело опять дошло до прямых военных столкновений, когда король в одном из писем извещал, что Карл «объявил себя нашим врагом и врагом нашего королевства, начав войну против нас и наших подданных [4, Т. 4, Р. 182]». В ответ король приказывает активизировать военные действия непосредственно против герцогства бургундского, ибо, по его мнению, «нет лучшего средства заставить бургундского герцога уйти... и повернуть обратно к себе, как вторгнуться в его собственные владения и начать там хорошенькую войну, неся всюду огонь и сжигая все, как он делает на моих землях» [4, Т.
Королевская корреспонденция дает возможность проследить частично за деятельностью бургундского герцога по сколачиванию антикоролевских союзов и коалиции в первой половине 70-х годов. Летом 1471 г. возобновился (по выражению Людовика XI) «союз вепря, волка и осла» (Карла Смелого, Франциска II Бретонского и брата короля герцога Гиеньского), о чем в одном из своих секретных посланий от 1 сентября этого года он сообщал лионцам следующее: «герцоги Гиени, Бургундии и Бретани, а также некоторые другие сеньоры создали совместную лигу, направленную против короля, его королевства и короны Франции [4, Т. 4, Р.267 ]. Сумел Карл Смелый привлечь на свою сторону осенью 1472 г. Жака Савойского (граф де Ромон), который привел с собою в Бургундию военный отряд с целью ведения войны против короля [4, Т. 5, Р. 61]. Не устоял перед соблазнами антикоролевской борьбы и герцог Алансонский, обвиненный в феврале 1473 г. в союзе с Карлом Смелым и в намерении передать ему своей апанаж [4, Т.5, Р. 106-108]. Последний продолжал пользоваться дипломатической и военной поддержкой английского короля, которого удалось выдворить из Франции лишь в результате заключения довольно тяжелого и унизительного для Людовика XI мира в Пекиньи (29 августа 1457 г.) [4, Т. 6, Р. 14, 16, 19] наконец следует указать на обвинение королем Карла Смелого в намерении насильственного свержения и физического уничтожения его, а также установления своего регентства во французском королевстве от
имени плененного дофина [4, Т. 6, Р. 89]. Обвинение весьма тяжелое и, исходя из обстановки того времени, можно полагать и небеспочвенное (особенно, если вспомнить общеизвестную фразу Карла о том, что для Франции было бы благом, если бы у нее стало шесть королей вместо одного). По крайней мере бесспорно одно, что он был очень инициативен и настойчив в проведении антикоролевской политики.
Вместе с тем, не следует полностью доверять королевской переписке в этом вопросе, ибо в ней ясно заметна тенденция всю вину за непримиримость и враждебность франко-бургундских отношений переложить на плечи бургундских государей и обелить короля, изобразить его стороной исключительно обороняющейся и совершенно неповинной в войнах и в пролитии крови подданных обоих государств. Конечно же, французское правительство и лично Людовик XI были кровно заинтересованы в уничтожении самостоятельного бургундского княжества и в постоянной борьбе с ним.
Но король и его двор избрали очень хитроумную и гибкую политику в достижении своей цели. Король явно не хотел рисковать, ввязавшись в длительную и изнурительную войну с одним из самых богатых могущественных государств Европы. Поэтому его стремление к сохранению мира с ним, его многократные заявления о желании разрешить спорные вопросы «без пролития человеческой крови» [4, Т. 4, Р. 212] можно считать искренними. Эта настойчивая тенденция к достижению мира прослеживается во многих письмах и посланиях короля [7]. Он постоянно предостерегает своих военачальников и солдат от нарушения и перемирий, от провоцирования вооруженных столкновений [4, Т. 4, Р. 308, 319-321; Т. 5, Р. 130]. Даже в самые неудачные для Карла Смелого моменты король не шел на нарушение мира с ним. Так, узнав о разгроме его армии швейцарами при Мора (Муртен), король пишет своему великому дворецкому 24 июня 1476 г.: «Я вас прошу держать своих людей наготове, но ничего не предпринимайте и следите, чтобы ваши люди не свершили бы чего-либо, из-за чего стали бы говорить, что мы нарушили перемирие» [8].
Однако свидетельствовало ли это очевидное желание уклониться от войны с бургундским герцогом, о мирных намерениях французского короля в отношении его? Отнюдь нет. Наоборот французское правительство хотело видеть государей Бургундии беспрерывно воюющими и планомерно добиваться этого путем приобретения себе союзников из числа наиболее непримиримых их врагов и ближайших соседей. А таковых у них было более чем достаточно, ибо и Филипп Добрый и, особенно, Карл Смелый стремились осуществить грандиозный план объединения своих северных (Нидерланды) и южных (герцогство и графство Бургундия) владений в единое королевство, которое раскинуло бы свои границы в меридиональном направлении от Северного моря до Средиземного. Это должно было произойти на основе многих территориальных захватов за счет некоторых французских и имперских княжеств, а также и отдельных швейцарских земель.
Естественно, что на государей указанных территорий и было направлено главное внимание Людовика XI в борь бе за присоединение бургундского герцогства.
Прежде всего король хотел привязать к себе герцога Лотарингии, владения которого как раз и были расположены между Нидерландами и Бургундией. Правда достичь этого не удавалось, ибо
до июля 1473 г. правили там представители прямой линии анжуйского дома, отношения с которым были натянутыми и холодными, а намерения Карла Смелого по захвату лотаринских земель еще не проявили себя открыто. В этих условиях король ищет поддержки непосредственно у городов герцогства Лотарингии и Бара [4, Т. 3, Р. 256-257; Т. 5, Р. 217, 294]. С приходом к власти Рене II (июль 1473 г.) король сразу же направляет к нему внушительное посольство, надеясь заручиться его союзом против Карла Смелого [4, Т. 5, Р. 169-170]. Колебания же и нерешительность нового лотарингского государя привели даже к насильственному захвату у него по приказу короля очень важного стратегического и военного пункта
- города Бара [4, Т. 5, Р. 217, 294]. Решительные действия короля и явно агрессивные намерения бургундского герцога заставили в конце концов Рене II открыто встать на сторону Людовика XI. Последний с большой радостью принимает его в свои объятия и в августе 1474 г. заключает с ним официальный союз, одним из главных условий которого было установление протектората французского короля над городами и крепостями Лотарингии [4, Т. 5, Р. 279]. О важности союза в борьбе с бургундским герцогом говорит открытое заявление короля, сделанное Рене II в письме от 24 февраля 1475 г.: «вы будьте твердо уверены во мне и, как только будет нужно, я охраню и защищу вас и ваши владения, как и свои собственные» [4, Т. 5, Р. 328]. И как известно, одним из последствий данного альянса явилась длительная война между Бургундией и Лотарингией, в которой и сложил голову Карл Смелый.
Однако в разгроме бургундского герцога главную роль сыграли не собственно лотарингские войска, а союзники Рене II швейцарцы. Именно они явились важнейшим козырем в борьбе с Карлом Смелым, а выложен этот козырь был опять-таки Людовиком XI. Он с первых лет своего царствования усиленно и любовно обрабатывал правительства «союзных земель», поставлявших ему отряды знаменитой швейцарской пехоты. Уже в письме от 31 марта 1469 г. король называет швейцарцев своими «бесценными союзниками и добрыми друзьями» [4, Т. 3, Р. 338]. Судя по переписке с ними, взаимоотношения их с Людовиком XI ничем не омрачилось на протяжении многих лет и развивались главным образом в плане совместной борьбы с бургундскими герцогами, притязавшими на некоторые пограничные с Швейцарией и собственно швейцарские территории [4, Т.4, Р. 12; Т.5, Р. 181, 224, 248, 372-373; Т. 6, Р.61]. Правда союз с ними обходился очень дорого, ибо из королевской казны им ежегодно (по крайней мере уже до конца 1474 г.) выплачивались десятки тысяч ливров [2, Т.3, Р. 378-380; 4, Т. 6, Р.147-149, 174-175; Т. 8, Р. 29]. Но, несмотря на это, королевское правительство охотно шло на указанные траты, ибо они с лихвой окупали себя. Они позволяли бить Карла Смелого чужими руками, не прибегая к открытой войне с ним. Королю оставалось лишь время от времени поздравлять «славнейших господ и особо чтимых друзей» с очередными «великими победами» над войсками «нашего общего врага герцога Бургундии», справедливо считая их «победами общими» и «нашими победами» [4, Т. 6, Р. 51, 60, 71-72].
Немало внимания королем уделялось и взаимоотношениям с империей и ее князьями, ибо планы Карла Смелого существенно задевали и их интересы в бассейне Рейна. На основе королевской переписки можно сделать вывод о небезуспешном стремлении Людовика XI вовлечь в
антибургундскую борьбу на рубеже 60-х-70-х годов императора Фридриха III [4, Т. 5, Р 143-144, 262, 362, 354], а в 70-х годах эрцгерцога Австрийского Сигизмунда [4, Т 6, Р. 142, 309; Т. 8, Р. 35-36] и отдельных князей [2, Т. 3, Р. 372; 4, Т. 6, Р. 309-310]. Хотя помощь с их стороны и носила главным образом морально-дипломатический, а не военный характер, она в какой-то степени связывала руки Карлу Смелому, а затем и Максимилиану Австрийскому в борьбе против Франции.
Значительное место в дипломатической переписке короля занимают сношения с Миланом, в которых бургундский вопрос стоит далеко не на заднем плане. Они были постоянно дружественными (за исключением краткого периода 1475 г. - первой половины 1476 г.) при Людовике XI [4, Т. 2, Р. 352; Т.3, Р. 236, 241, 248, 253, 275-276; Т. 4, Р. 272-279; Т.
В целом Людовику XI удалось создать вокруг собственной Бургундии довольно прочное вражеское кольцо, в котором в конце концов и задохнулись воинственные планы бургундских государей.
Но французское правительство не полагалось только на помощь внешних сил в борьбе за бургундские земли. Оно активно трудилось над созданием себе прочной социальной базы, опоры внутри самого герцогства, стремилось привлечь к себе симпатии отдельных групп и прослоек населения его. Данная политика также нашла себе отражение в переписке Людовика XI, который постоянно интересовался положением дел в Бургундии [10].
Он сугубое внимание уделял налаживанию связей, нащупыванию контактов с дворянством страны (ее основном политической и военной силой). В достижении их главным средством была раздача пенсий, земель, государственных постов и должностей.
В письмах королей упоминается значительное число бургундских дворян, перешедших на его службу и соответственным образом вознагражденных им. Еще в октябре 1463 г. Людовик XI передал в качестве обычного лена город Эпиналь сеньору Нефшателю, маршалу Бургундии «за многие важные и замечательные услуги, которые он нам оказал» [11], надеясь очевидно, привлечь его на свою сторону В конце 1469 г. на королевскую службу переходит хлебодар (пост аналогичный, например, виночерпию) Карла Смелого и дворецкий его незаконнорожденного брата Антуана Жан д Арсон, получивший за это от Людовика XI должность его оруженосца и дворецкого. Причем сам герцог (вполне возможно и преувеличивая размеры его вины) заявляет, что «он вступил в заговор и в союз с сеньором Бодуэном, носившим звание бастарда Бургундии, чтобы убить или умертвить нас ядом или мечом» [4, Т. 3, Р. 12]. Но
какая-то доля правды здесь имеется, ибо упомянутый Бодуэн (другой незаконный сын Филиппа Доброго) в декабре 1470 г. бежал к Людовику XI, осыпавшего его многими дарами и милостями [12]. Еще большие почести выпали на долю таких подданных Карла Смелого, как сеньор де Краон, видный военачальник и дипломат того времени, перешедший на службу к королю в 1467 г [13], и знаменитый Филипп Комин [14], оставивший нам свои бесценные «Мемуары». Укажем также на Жана Суассонского, получившего от короля звание его советника и шамбелана и пост бальи Труп и Вермандуа в 1473 г. за то, что оставил свою службу у Карла Бургундского [4, Т. 6, Р. 156].
Особенно охотно дворянство стало покидать бургундский дом после гибели Карла Смелого в начале января 1477 г. Король, безусловно, был хорошо информирован о склонности бургундских феодалов ориентироваться на парижский двор. Чтобы облегчить их переход а королевскую службу (в том числе и тех из них, которые раньше были сугубо верны герцогу), Людовик XI уже 19 января опубликовал специальное послание, в котором даровал всеобщую амнистию подданным Карла Смелого: «Так как некоторые боятся суровости нашего правосудия и в связи с этим испытывают затруднения в признании нас законным государем, то пусть они знают, что все забыто. Мы прощаем все проступки, преступления или обиды, которые бургундцы, наши подданные, свершили когда-то против нас; мы всем им возвращаем имущество и привилегии...» [2, Ровв^о! Р. 32; 4, Т. 3, Р. 498]. Здесь имелись в виду не только светские феодалы, но и духовенство Бургундии. Поэтому не удивительно, что в письмах короля мы вновь и вновь встречаемся с его указами о награждениях бургундских дворян, перешедших на его сторону [15]. Даже наиболее упорные приверженцы бургундского дома в конце концов покидали его, предпочитая борьбе против короля союз с ним и обеспеченное положение. К ним относятся Симон де Кенжи, ставший сторонником короля лишь в марте 1480 г., выгодно обменяв свою верность Марии Бургундской на пост королевского советника, бальи города Труа и две крупные сеньории [4, Т.10, Р. 47-49]; Антуан, бастард Бургундский, приобретший для себя и своих наследников графства Гинь, Остерван, Сан-Менеуль и другие владения [4, Т. 6, Р. 320; Т. 7, Р. 116]; крупнейший феодал Бургундии Юго де Шалон, также породнившийся с королевским домом, в августе 1479 г. и сохранивший тем самым свои обширные поместья [4, Т. 8, Р. 43 е\ 47]. Поспешил король заручиться поддержкой и помощью со стороны чиновничества герцогства, хорошо знавшего систем управления, обычаи и порядки страны [4, Т.5, Р. 55-56; Т. 7, Р. 11-12, 26, 84; Т. 9, Р. 260; Т. 10, Р. 115-116].
К сожалению, в переписке весьма немного находим данных о взаимоотношениях короля до 1477
г. с бургундскими городами. Это дает возможность предположить, что они не были тесными и широкими. Последнее же объясняется политикой парижского двора, направленной на создание экономической блокады владения Карла Смелого и частными военными конфликтами между Францией и Бургундией, затруднявшими хозяйственные связи между ними.
Письма Людовика XI дают определенный комплекс сведений по данному вопросу Правда на первых порах король желал не только установления мирных отношений с Бургундией, но и сохранения торговых связей с землями ее. Например, учредив 4 новые ярмарки в Лионе в конце
Лишь с осени 1470 г., когда стало ясно, что Карл Смелый не желает прекращения своих антикоролевских выступлений и поддержания нормальных торговых контактов, Людовик XI принимает жесткие санкции, запретив французским купцам торговлю с бургундскими владениями и вообще посещать их под угрозой строжайших наказаний [17]. Отныне это можно было делать только по специальному королевскому разрешению [4, Т. 10, Р. 356]. Дело доходило даже до захвата иностранных судов, подвозивших товары во владения Карла Смелого [18]. Но и сейчас король не превратился в меднолобного фанатика политики экономической изоляции последнего. Он готов был пойти и шел на частичное ее нарушение в тех случаях, когда это было остро необходимо для его подданных. Здесь можно сослаться на его письмо от 30 января 1474 г., которым он позволяет своему наместнику в Шампании Краону выдавать разрешения жителям провинции на вывоз в Бургундию вин и шифера, которые скопились там в громадном избытке из-за невозможности сбыть их в бургундские земли, как это делалось раньше [19].
Все же следует признать, что в целом торговые отношения между королевскими и бургундскими владениями в данное время не могли развиваться нормально и, поэтому, быть тесными, плодотворными. Возможно следствием этого было отсутствие бургундских представителей на специальном совещании купцов, торговцев и городских должностных лиц провинций юго-восточной Франции (Дофине, Лангедока, Оверни, Бурбонне и др.), созванном королем 28 июня 1479 г. в Лионе [4, Т. 8, Р. 20-21]. Неслучайно также, что королевская монета была введена в бургундском государстве лишь в июле 1480 г. [4, Т. 8, Р. 243-244]. Очевидно, к моменту официального присоединения его (январь
Наконец, подтверждение этому, на наш взгляд, можно найти и в той позиции, какую заняло большинство городов Бургундии после присоединения ее к французской короне. В переписке Людовика XI трудно уловить оптимистические нотки, когда речь шла о положении в ее городах [20]. Наоборот, тут очень часто сквозит озабоченность и обеспокоенность. Особую тревогу у короля вызвал ход событий в столице герцога Дижоне, население которого король еще 9 января 1477 г. увещевал не переходить «под чью-либо другую руку, кроме нашей» [4, Т. 4, Р. 113]. Однако дижонцы не прислушивались к его наставлениям, продолжали выражать недовольство приходом французов и в конце концов восстали против сторонников короля [21]. Хотя восстание и было подавлено, положение в городе оставалось тревожным и неустойчивым вплоть до 1480 г [22].
Более того, из переписки можно заключить, что французам в герцогстве вообще было оказано значительное и длительное сопротивление. Уже в послании от 24 февраля 1477 г. о назначении Краона генеральным наместником Бургундии говорится о фактах неповиновения королю там [19, Р. 112]. Оно заметно возросло с конца марта этого года, когда поднял мятеж Жан Шалон [4, Т. 6, Р 65] изменивший королю и объединивший вокруг себя все мятежные элементы, что привело к освобождению целого ряда крепостей, городов и селений [4, 4, Т. 6, Р. 175, 192, 266-267]. Часть их оставалась в руках мятежников еще и весной 1478 г. [4, Т. 7, Р. 24, 74], а военные действия против «бургундской партии» (сторонников Марии
- дочери Карла Смелого) продолжались и позднее [4, Т. 7, Р. 245]. Окончательное умиротворение, очевидно, не было достигнуто повсеместно и весной 1480 г., ибо Людовик XI в письме от середины мая того года к английскому королю Эдуарду IV писал, что Максимилиан Австрийский (муж Марии) «несправедливо поддерживает некоторые области моего королевства в состоянии мятежа и неповиновения» и что происходит это «из-за герцогства Бургундия» [4, Т. 8, Р. 195, ].
Здесь следует подчеркнуть, что данные, почерпнутые из писем Людови?
