Спросить
Войти
А. В. Иванова
Идеологическое воздействие на военнопленных японцев в Сибири в контексте советской послевоенной внутренней
и внешней политики
Японские военнопленные объективно стали заложниками советско-японских отношений и одновременно последними пленниками Второй мировой войны.
Е. Л. Катасонова
Наряду с неразрешенным территориальным вопросом в отношении «Северных территорий», камнем преткновения в российскояпонских отношениях на современном уровне остается вопрос о судьбах более полумиллиона японских солдат и офицеров, неправомерно, с точки зрения японской стороны, вывезенных на территорию СССР и длительное время содержавшихся в плену, из которых десятки тысяч погибли в советских лагерях.
Данная проблема долгое время замалчивалась и не разрабатывалась в российской научно-исследовательской сфере, что также способствовало усилению конфронтации между двумя странами, и доказательством тому является отсутствие мирного договора между Россией и Японией в наши дни. Вопрос военного пленения японцев в отечественной историографии исследуется сравнительно недавно - только с открытием в конце 80-х многочисленных, ранее засекреченных архивов КГБ и МВД эта проблема стала активно изучаться лишь с начала 90-х гг. Как следствие, количество исследований по ней невелико, и историографическая традиция в этой области еще не сложилась.
Учитывая тот факт, что в теме пребывания японских интернированных в СССР еще много «белых пятен», сформулируем актуальность разрабатываемой в статье сравнительно локальной темы «идеологической обработки» военнопленных японцев на территории Сибири. Актуальность проблемы кроме научно-теоретического значения, обусловленного слабой разработанностью данной темы в отечественной историографии, определяется и ее практической значимостью. Развитие русско-японских отношений, явно обозначившееся в последние десятилетия, рост обоюдного интереса двух народов друг к другу необходимо влекут за собой углубленное изучение истории и культуры обеих стран, что позволит в дальнейшем избежать ошибок прошлого, которые когда-то привели к разрушению отношений и конфронтации между Японией и Россией. Также исследование механизмов идеологического воздействия на япон91
ских военнопленных в Сибири позволит понять специфику «советизации военных конфликтов», роль идеологии в советское время и способы формирования «антивражеского» мировоззрения у военнопленных на примере интернированных японцев.
Ряд факторов послужил тому, что идеологическая обработка военнопленных японцев исследуется именно на примере Сибирского региона в административных границах 1945 г. Регион определялся прежде всего единым государственным и партийным руководством, общим экономическим пространством. Учитывались и специфические особенности региона: огромная по площади и протяженности территория, особо суровые климатические условия, сочетание развитой инфраструктуры в краевом центре, добывающей промышленности севера и сельскохозяйственных южных районов. Все эти факторы играли не последнюю роль в формировании определенных настроений у интернированных японцев и обусловливали специфику их психологического состояния.
Одним из важнейших направлений ГУПВИ НКВД / МВД ССР в 1946-1947 гг. была организация политической работы и подготовка «антифашистского актива» среди японских военнопленных. Спрашивается, в каких целях проводилась массовая идеологическая обработка военнопленных? Некоторые историки либерального направления указывают на необходимость в дешевой рабочей силе для восстановления советской послевоенной экономики в СССР: в целях создания покорных советской системе рабочих отрядов якобы и проводилась активная политическая агитация1. С. И. Кузнецов указывает на тот фактор, что после поражения в войне Япония быстрыми темпами пошла по пути, ведущему к обществу западного типа, и за несколько десятилетий стала страной с процветающей экономикой. Не имея возможности на месте убедить японцев в преимуществах жизни при реальном социализме, советские власти решили сделать это в сибирских и дальневосточных лагерях военнопленных2.
Постановкой идеологической работы среди военнопленных в лагерных администрациях занимались политические и оперативно1 См. например:
Катасонова Е. Л. Японские военнопленные в СССР: большая игра советских держав. М., 2003.
Долголюк А. А. Режим содержания военнопленных в советских лагерях (1941-1949 гг.) // Региональные процессы в Сибири в контексте российской и мировой истории. Новосибирск, 1998. С. 166-172.
чекистские отделы. Политотделы в своей структуре имели антифашистские отделы и культурно-воспитательные части (КВЧ)1.
Целью политической работы было «идеологическое перевоспитание» для создания массы лояльно настроенных по отношению к Советскому государству в духе марксизма-ленинизма японцев, которые в дальнейшем должны были способствовать расширению советского влияния на Дальнем Востоке.
Для идеологической обработки японских военнопленных лагерные администрации различных регионов, как отмечает О. Д. Базаров, применяли свои собственные методы, однако все они были давно вошедшими в практику партийных и советских органов2. На основе изучения работ по истории содержания японских интернированных на территории СССР, можно выделить общие методы, используемые для просоветской пропаганды в лагерях для военнопленных:
• политическая (агитационно-пропагандистская), культурномассовая и спортивная работа;
• развертывание стахановского движения и трудового соревнования между бригадами и лагерными отделениями;
• кинопропаганда и внутрилагерная стенная печать (главным печатным политическим органом МВД в лагерях японских военнопленных являлась издаваемая на японском языке газета «Ниппон Симбун» («Японская газета); также в лагеря активно поступали «Правда», «Красная Звезда», «Известия», «Крокодил» и др.).
Причем широко применялись меры морального и материального поощрения.
Активная пропагандистская работа разворачивалась в особых объединениях военнопленных, которые служили своего рода основными центрами идеологической подготовки. Один из таких кружков под названием «Томо-на-кай» («Общество друзей») существовал во многих сибирских лагерях военнопленных. Как заметил исследователь русско-японских отношений С. И. Кузнецов, создание разноименных групп отвечало интересам лагерных администраций, таким образом демонстрировавших свою активность в идеологическом перевоспитании японских военнопленных3. В этой работе, стоит заметить, имело место и очковтирательство. Особенно ярко это про1 Военнопленные в СССР 1939-1956 гг. Документы и материалы. М., Логос, 2000.
явилось в деятельности политотделов и оперативно-чекистских отделов. Последние в свой актив вписывали любые проявления как лояльности японцев к властям (как своих агентов и осведомителей), так и враждебности (как организованные действия профашистски настроенных организаций).
С годами идеологические установки менялись. Например, после принятия 3 ноября 1945 г. новой японской конституции, которая фактически отстранила императора Японии от политической власти, критика пороков императорского режима в советской пропаганде практически прекратилась. С другой стороны, по мере обострения холодной войны, активизировалась антиамериканская пропаганда и т. д.
Насколько же эффективной была работа огромной политической машины по перевоспитанию японских военнопленных в контексте послевоенной внутренней и внешней политики? Казалось, ее огромному успеху должны были способствовать многочисленные факторы: большой аппарат политработников и инструкторов антифашистских отделов; поголовный охват идеологического воздействия всей массы военнопленных; выпуск политической пропагандистской литературы на японском языке; активное применение наглядных средств агитации; внедрение своих агентов в массу военнопленных и вербовка в целях распространения антифашистских идей; создание сети специальных школ для наиболее «способных военнопленных японцев»; страх интернированных перед задержкой репатриации в случае пассивного отношения к политучебе и др. Однако по результатам длительной и чрезвычайно трудной деятельности аппарата НКВД можно сделать вывод - она не принесла желаемых плодов.
Настроения основной массы военнопленных и отношение их к политической пропаганде были в целом нейтральными. Они, не нарушая лагерный режим, пассивно ожидали начало репатриации. Лишь часть японцев активно сотрудничала с лагерной администрацией, воспринимая антифашистские, демократические идеи и лозунги и проникаясь ими. В то же время, другая часть японских солдат и офицеров пыталась противодействовать лагерной администрации, сохраняя враждебное отношение к СССР в целом. Это было вызвано как голодом, тяжелыми условиями плена, жесткой эксплуатацией (особенно зимой 1945-1946 гг.), так и неприятием идеологической обработки, отсутствием информации о репатриации и желанием поскорее вернуться на родину.
Одним из основных камней преткновения в сфере идеологической работы среди военнопленных были труднопреодолимые различия в менталитете. Для советских политработников, не
отличавшихся в большинстве случаев высокой научной подготовкой, особенности мышления японцев, своеобразие их национальной культуры и традиций оставались необъяснимой тайной.
Тормозом в идеологической обработке японских военнопленных служили и пороки, свойственные советскому партийному аппарату, - шаблон и догматизация, достигшие своего апогея в годы господства культа личности Сталина.
Вызванное плохими условиями быта и постоянной депрессией чувство апатии порождало протест среди интернированных. Распространенными формами протеста среди японцев в сибирских лагерях были: уклонение от работ, симуляция болезни человека, членовредительство, саботажи, вредительства на производстве, возникновение антисоветских подпольных групп (отмечалось гораздо реже).
О полном провале агитационной работы среди японских военнопленных может служить факт незначительной политической активности бывших военнопленных после возвращения на родину, которая ограничилась несколькими прокоммунистическими выступлениями, тем более, что их не одобрили ни власти, ни население1.
Г. П. Ваилуа
Петербургские немцы
Первые выходцы из Германии прибыли на берега Невы вместе с другими иностранцами по приглашению Петра I. Надо было иметь немалое мужество, чтобы покинуть родные места, привычный быт и отправиться в холодный, неведомый край. Приехавший из Вестфалии историк и географ Г. Ф. Мюллер вспоминал, что отец провожал его в Петербург, «словно хоронил: так велико было тогда предубеждение против России».
Немцы были в числе первых строителей новой русской столицы: архитектор А. Шлютер участвовал в сооружении Летнего дворца Петра I, И. Г. Шедель - дворца Меншикова, Г. И. Маттарнови и Н. Ф. Гербель - Кунсткамеры. Скульптор К. Оснер оформлял Петровские триумфальные ворота в Петропавловской крепости и дворцы Петергофа, художник И. Г. Таннауэр писал портреты Петра I, его родственников и сподвижников. Из Германии прибыли дипломатические подарки царю: от прусского короля - знаменитый янтарный
Като Кюдзо. Сибирь в сердце японца. Новосибирск, 1992.
