Спросить
Войти
M. С. Ващенко
(Институт славяноведения РАН, Москва)
Проблемы хорватской истории и культуры в творчестве малороссийских славистов (А.С. Будилович, Р.Ф. Брандт, Т.Д. Флоринский)
Abstract:
Vashchenko M.S. Problems of the Croatian history and culture in the work of Little Russian slavists (.A.S. Budilovich, R. F. Brandt, T. D. Florinskij)
This article deals with researches in the field of Croatian history and culture conducted by A.S. Budilovich, R.F. Brandt and T.D. Florinsky, the slavists from Kiev St Vladimir University and Nezhin institute of history and filology. There were common problems which were researched by all these slavists, for example, the Dalmatia-Dubrovnik poetry or Illyrian movement. They criticized this poetry because of its "imitation" but tried to find the influence of Slavic mutuality idea in the works of Dubrovnik poets as well as in the Illyrian movement. Despite all the contradictions inherent the works of Malorossia&s slavists, A.S. Budilovich, R.F. Brandt and T.D. Florinskiy made a notable contribution to the development of domestic Croatian studies.
Ко второй половине XIX в. в России уже сформировались крупные славистические центры. Среди них, в первую очередь, следует назвать Московский, Петербургский и Варшавский университеты, в которых работали такие выдающиеся ученые как И.И. Срезневский, Н.А. Попов, К.Я. Грот. Но славистика развивалась и в других городах, в частности, в малороссийских. Среди них следует особо отметить Киевский университет Св. Владимира и Нежинский историко-филологический институт им. князя А.А. Безбородко, с которыми связаны имена А.С. Будиловича, Р.Ф. Брандта и Т.Д. Флоринско-го. Кроме принадлежности к школе В.И. Ламанского, чьими учениками они являлись, их объединял еще и интерес к хорватской истории и культуре. Деятельности этих ученых на ниве отечественной кроатистики и посвящена данная статья.
Историк, филолог и публицист Антон Семенович Будилович (1846-1908) некоторое время работал в Петербургском, Юрьевском и Варшавском университетах, но большая часть его научной деятельности именно как слависта1 (1875-1881 гг.) связана именно с Нежинским институтом. Хорватская тема занимала Будиловича еще с конца 1860-х гг. В «Журнале министерства народного просвещения» он публиковал обзоры новых славянских книг под заголовком «Славянская библиография», в которых пересказывалось содержание и некоторых хорватских научных трудов, к примеру, И. Кукульевича-Сакцин-ского и Ф. Рачки2. Так, в статье, посвященной научным обществам в славянских землях, Будилович особо отметил роль Югославянской академии3**, «юную возрастом (статья была опубликована в 1869 г. - М.В.), но не отношением к научным требованиям». Автор высоко оценивает уровень развития науки у хорватов и сам народ в делом, сравнивая его с сербами: «Хорваты давно уже прошли эпическую ступень народного развития, на которой стоят еще сербы. Как ни многим обязаны хорваты своим учителям - итальянцам и немцам, все же их наука имеет некоторые предания и солидных представителей... В продолжение каких-нибудь двух лет академия проявила свою деятельность изданием 5-ти томов своих трудов, в которых помещены капитальные статьи по истории и археологии, филологии и народному праву и очень ценные критические заметки и рецензии, изданы на счет академии хорватская медицинская терминология (Дезмана) и обширное исследование хорватской флоры»3.
Обращался Будилович и к событиям хорватской истории. Так, для вышедшего в 1871 г. сборника поэтических произведений славянских народов, переведенных на русский язык, славист написал краткий очерк «Сербо-хорватская литература», в котором вкратце представил не только литературное, но и общеисторическое развитие «сербо-хорватской народности» (отметим, что собственно хорватам автор уделил меньше места, чем сербам). По сравнению со своими современниками и предшественниками, для которых эта народность разделялась на приверженцев католицизма и на православных, у Будиловича она состояла из трех частей - к вышеназванным «ветвям» добавились еще и мусульмане4. У Будиловича совершенно особый (и при этом очень запутанный) взгляд на историю «сербо-хорватского племени». Если многие русские слависты считали, что «сербо-хорваты» всегда составляли и составляют один народ и лишь в ходе исторического процесса внутри него обнаруживались культурные различия, то в интерпретации Будиловича все гораздо сложнее. Он пишет следующее: «Названия „серб" и „хорват", быть может, отличали некогда две особые народности, но теперь они отличают две культуры, то есть имеют смысл более исторический, нежели этнографический»5. Выходит, что «сербо-хорваты» («две ветви одного и того же племени», как пишет исследователь), возможно, на протяжении своей истории, даже и составляли два отдельных народа, но в настоящее время это все равно единый народ, а имена «серб» и «хорват» - это всего лишь показатели тех самых внутренних культурных различий внутри этого народа. Будилович высоко оценивает степень политического развития хорватов, и в качестве главной причины того, что они проявили себя на исторической сцене раньше сербов, которые еще долго, по его словам, «прозябали в неподвижной тишине патриархального быта, прерываемой лишь междоусобиями отдельных общин и жупаний», он называет близость далматинских городов к Италии и влияние римской культуры. О роли культурного влияния Италии на развитие хорватской народности писал
& Югослааянская (с 1991 г. - Хорватская) академия наук и искусств - высшее научное учреждение Хорватии, основанное в 1866 г. епископом Й.Ю. Штроссмайером.
и К.Я. Грот, также называя это влияние одной из главных причин преимущества хорватов перед сербами. В то же время Будилович резко негативно пишет о католическом Риме как о враге православия и славян, о борьбе его со славянским богослужением. По его мнению, влияние Рима на хорватов было гораздо «непосредственнее и прямее», чем Византии на Сербию, и именно «отдаление от востока и подчинение западу в отношении политическом и религиозном рано задержали духовное развитие хорватской народности»6.
Что же касается литературной жизни как таковой, то ей (по крайней мере, собственно хорватской) внимания в очерке уделено едва ли не меньше, чем политическим и церковным событиям. Конечно, автор не мог обойтись без упоминания Дубровника, в котором процветала «богатая и блестящая» литература, которая, тем не менее, является лишь «отрывочным эпизодом, вне всякой связи с предыдущим и последующим в истории сербской (курсив мой -М.В.) и общеславянской»7. Будилович считал дубровницкую литературу всего лишь «звонким эхом» литературы итальянского Возрождения. Важно, что автор упоминает, хотя и вскользь, о развитии литературной жизни в собственно Хорватии и Славонии, точнее, о распространении там книгопечатания. Совсем мало пишет Будилович и об иллирийском движении. Главной заслугой Л. Гая* он считает то, что благодаря ему хорваты приняли «сербскую штокав-щину» и примкнули к «литературному единству» с сербами. «Разница осталась лишь в азбуке, - отмечает автор, - католики пишут латинским алфавитом, а православные кириллицей. И это обстоятельство со временем должно быть устранено,..»8. Каким образом устранено, Будилович не уточняет. Но, учитывая то, что собственно сербской литературе он уделил больше места, чем собственно хорватской, при том, что очерк называется «Сербо-хорватская литература», вряд ли автор склонен делать выбор в пользу латинского письма в данной ситуации.
Одному из далматинских авторов Будилович посвятил отдельную статью, опубликованную в 1883 г. Речь идет о Иерониме Каваньине (Кабаллини) (1640-1714), итальянце по происхождению, автору поэмы «Богатство и убожество». В статье Будилович более определенно высказывается по поводу далматинско-дубровницкой литературы - он не называет ее хорватской, но уже отделяет от сербской, о чем свидетельствуют его слова о связи далматинской литературы с «соседней сербской». Будилович чуть более определенно высказывается и относительно самих «далматинцев», которые для него (как и для Каваньина) являются «одним из побегов иллирской ветви великого славянского дерева», принадлежащие к «сербо-хорватской отрасли»9. Из этих слов можно предварительно заключить, что ученый выделял далматинцев
* Гай Людевит (1809-1872) - хорватский общественный деятель, лингвист, историк, поэт, создатель литературного хорватского языка. Издавал газету «Илирске народне новине» и журнал «Даница». Лидер иллирийского движения в Хорватии, главной целью которого было развитие хорватской национальной культуры и сближени южных славян. Дважды (в 1840 и 1867 гг.) посещал Россию.
в качестве какой-то особой группы населения, тем более, что в тексте вскользь упоминается «хорватский единомышленник» Каваньина Юрий Крижанич.
Ученый посчитал своим долгом уделить внимание творчеству именно этого поэта, поскольку хорватские авторы, по его словам, именно из-за пан-славистических воззрений Каваньина, не пишут о нем, «но отчего бы не заняться русским славистам этим замечательным далматинцем, который с таким воодушевлением писал о славянстве, особенно же о России?»10. Каваньин и в самом деле посвятил России немало строк, в том числе ее правителям, начиная с некоего «древнего Руса» и княгини Ольги и заканчивая Петром Великим. Будилович пишет: «...по представлениям Каваньина, в отдаленной Москве развивалась мало-помалу такая сила, перед которой должна поникнуть величавая прежде сила польская (Каваньин, помимо русских, восторженно писал и о поляках, об их борьбе с турками в XVII в. - М.В.) и на которую югос-лавянство может и должно перенести свои надежды на более или менее близкое освобождение от турецкого ига. В царях Москвы Каваньин видит прямых и законных потомков императоров византийских»". Как видно, не какие-либо художественные достоинства поэмы далматинского автора привлекли внимание Будиловича, а именно его «панславистичесьсие» воззрения.
Обращался славист и к собственно хорватской истории, к одной из самых ярких ее страниц - заговору Зринских-Франкопана. В речи, опубликованной в «Известиях» Нежинского института Будилович дал краткую характеристику хорватской истории и хорватскому народу в целом. Он по-прежнему считает его частью «сербо-хорватского народа», который распался на две части. «Материальные и нравственные силы последнего народа, - пишет он, - были недостаточны для того, чтобы занять независимое положение между двумя противоположными течениями (римским и византийским - М.В.): он должен был распасться на две части: восточную - сербскую и западную - хорватскую. Это распадение совершилось очень рано: его зародыши существовали еще в X веке...»&2.
По мнению Будиловича, после заключения с венграми личной унии, Хорватское королевство сохраняло самостоятельность лишь на бумаге, пользуясь только некоторыми свободами в делах внутреннего управления, а сами хорваты «усердно служили интересам и целям» Венгерского королевства. Автор пытается представить хорватов усердными исполнителями воли или венгров, или Габсбургов, но особенно Рима, которому «удалось разогреть в хорватах религиозный фанатизм и утвердить в них, подобно как в поляках, мысль, что единственная историческая задача их состоит в защите христианской, или, вернее, латинской Европы от восточных схизматиков и неверных»13.
Дав такую нелестную характеристику хорватам, изобразив их прислужниками Запада (к которым, по его мнению, и на самом Западе относились пренебрежительно), Будилович отмечает, что в хорватской истории был лишь один случай протеста против своих «хозяев», точнее, против Габсбургов - заговор Зринских-Франкопана. И даже оценивая&положительно само стремление к борьбе против Габсбургов, славист считает, что, к примеру, Петр Зринский
не обладал теми способностями, которые необходимы вождю антигабсбургского движения.
Впрочем, несмотря на то, что Будилович назвал эти события второй половины XVII в. едва ли не единственным достойным эпизодом хорватской истории, он впоследствии сам себе противоречил, повествуя о событиях новейшей для него истории - об участии хорватов в революции 1848-1849 гг. в статье «О значении угорского похода 1848 г. для австро-угорских народов». Для автора представляет особую важность то, что именно «сербы и хорваты положили начало вооруженному протесту против мадьяризаторских притязаний Кошута и его партизан» (к самим венграм Будилович относится более чем пренебрежительно, называя их «мелкой финской народностью» с «манией мнимого величия»)14. Он подчеркивает роль бана Елачича, который был «деятельным соратником русских войск» во время их похода в Венгрию в 1849 г. Будилович считает, что положение хорватов после окончания революции улучшилось, т.к. для них «был сохранен особый бан, поставленный во главе автономных учреждений, в лице сначала Елачича, а после известного хорватского поэта Мажуранича»15. Пожалуй, в этой статье отношение Будиловича к хорватам, как к союзникам русских войск и участниками подавления революции, наиболее позитивное — видимо, на контрасте с венграми, которых он пренебрежительно называл «мелкой финской народностью».
Еще одним исследователем славянства, работавшим в Нежинском институте, был Роман Федорович Брандт (1853-1920), историк литературы, поэт и переводчик. Хотя сферой его интересов было в основном языкознание, но первым его научным трудом стало литературоведческое исследование, посвященное поэме «Осман» дубровницкого поэта Ивана Гундулича, опубликованное в 1879 г. «Разбор» Брандта получился весьма подробным и обстоятельным: он привел все сведения о самом Гундуличе, об исторических событиях, описанных в поэме (речь идет о Хотинской битве, произошедшей в 1621 г. между войсками польского короля Владислава IV и турецкого султана Османа II) не просто изложил содержание по главам, исторической и эстетической точек зрения, но и высказал ценные замечания географического и этнографического характера. Отдельную главу автор посвятил «панславистским идеям» Гундулича. Брандт, впрочем, отмечает, что Гундулича нельзя назвать «политическим панславистом», т.к. он не мечтал о союзе славян и объединении их в одном государстве. «.. .Поэт из славянских племен говорит только о сербах, болгарах, поляках и русских, причем на последних не только не возлагается никаких упований, но даже, в числе Владиславовых подвигов, восхваляется победа его над этим соплеменным царством (курсив мой — MZ?.)»&6. Достаточно смелое заявление исследователя, который решился на то, чтобы написать (причем, «без гнева и пристрастия») не об отсутствии русофильских настроений в поэме Гундулича, но и о восхвалении противника России, Владислава IV, игравшего не последнюю роль в событиях Смутного времени. Впрочем, это не отменяет того факта, что Брандт пытался найти панславистские идеи там, где их просто не было, и противоречил, таким образом, самому себе. Тем
не менее, работа Брандта представляет собой исследование, позволяющее оценить произведение Гундулича как с эстетической, так и с исторической точки зрения.
Одним из крупнейших отечественных славистов, чья деятельность пришлась уже на последнюю треть XIX - начало XX вв., был Тимофей Дмитриевич Флоринский (1854- 1919), большую часть жизни проработавший в Киевском университете, деканом историко-филологического факультета которого он являлся. Интересовался он в основном историей славяно-византийских отношений, которым посвятил свою магистерскую диссертацию, но известны и его труды по славянскому языкознанию (Флоринский, согласно уставу факультета, должен был читать и лингвистические курсы). Две его работы -«Лекции по славянскому языкознанию» и особенно «История сербо-хорватской литературы» - представляют для нас особый интерес, поскольку именно в них ученый затрагивает хорватскую тематику. Следует, правда, отметить, что эти труды в целом носят компилятивный и фактологический характер, что, впрочем, объясняется целью их создания - для Флоринского написание и издание этих лекций было скорее необходимым условием преподавательской деятельности, чем желанием исследовать конкретную хорватскую проблематику, которая в них занимает пусть не последнее, но далеко не первое место. Следует, впрочем, упомянуть небольшую заметку киевского слависта «Рабство и торговля рабами в Дубровнике по данным статута 1272 г. и его продолжений», которая все же свидетельствует о его интересе к отдельным эпизодам хорватской истории.
Флоринский придерживался стандартного для большинства русских славистов воззрения на сербов и хорватов как на один народ. Вот что он пишет: «Сербо-хорватский народ разъединен не только в политическом отношении, но и культурном. Одна часть его (большая) принадлежит православному миру, другая - католическому, третья исповедует магометанство. В одних частях сербо-хорватской территории господствует западная образованность, в других -славянская первобытная простота, в третьих заметно турецкое влияние... Но все они говорят одним языком... Язык этот удобнее назвать сербо-хорватским, так как наименования сербов и хорватов служат общеупотребительными обозначениями всего народа, первое - восточной его части, второе - западной»&7. Помимо выделения в третью ветвь сербо-хорватского народа мусульман, ничего нового киевский славист в понимание этнических различий между сербами и хорватами не внес.
Что касается собственно литературных достижений хорватов, то Флоринский первоочередное внимание уделяет, конечно же, далматинско-дубровниц-кой литературе. Славист показывает хорошее знание трудов своих предшественников, занимавшихся этой тематикой, - В.И. Ламанского, П.А. Кулаковского, В.В. Макушева, В.В. Качановского, РФ. Брандта, а также хорватских изданий, таких, как, например, «Архив славянской филологии» И.В. Ягича. Интересна характеристика, которую Флоринский дает Дубровнику: «Это не славянский город, однако развитие в нем богатой литературы на народном славянском
языке указывает, насколько в нем была сильна славянская стихия»18. Примечательно то, что Флоринский едва ли не первый среди отечественных исследователей (пусть и косвенным образом, основываясь на конкретном примере), признает, что дубровницкие поэты принадлежат хорватской литературе. Упоминая о М. Маруличе и его ранних трудах, написанных на латинском языке, он отмечает: «...не эти труды составили славу Марулича, не это главная его заслуга в области хорватской литературы (курсив мой - М.В.). Он первый из далматинских писателей обратился к народному языку, и сохранилось довольно много его произведений на родном языке...»19. Впрочем, это единственная ремарка такого рода, и в последующих лекциях автор будет высказывать едва ли не противоположные суждения.
Помимо Марулича, ученый особо выделяет Гундулича за поэму «Осман». Флоринский, как и Брандт, акцентирует внимание на идее славянского объединения, которая не просто присутствует в поэме, но и является объединяющей в произведении. Только киевский славист, в отличие от Брандта, усмотрел выражение этой объединительной идеи в описании турецких зверств, повествуя о которых автор как бы призывает к единому славянскому отпору притеснителям20. Таких неосторожностей, как упоминание об отношениях короля Владислава с Россией, заставляющих усомниться в панславистских воззрениях Гундулича, Флоринский себе не позволяет.
Помимо литературы Дубровника, киевский исследователь интересовался и социально-экономической стороной жизни этой, по его выражению, «полуславянской-полуитальянской» республики. В уже упомянутой заметке о ду-бровницком статуте 1272 г., автор осуждает превращение города в один из главных рынков торговли живым товаром на Адриатике21.
Возвращаясь к хорватской литературе, отметим, что в лекциях, посвященных иллирийскому движению, автор выказывает несколько большую заинтересованность в излагаемом предмете, т.е. не просто приводит фактический материал, но и дает ему свою оценку. Исследователь отмечает, что хорваты до начала XIX в. не показали ничего замечательного в литературном плане, а «дубровницкое движение нашло у них только слабый отголосок»22, что в какой-то степени противоречит его же высказыванию о Маруличе как о хорватском поэте. Что касается самого иллиризма, то Флоринский рассматривал его прежде всего как явление не просто югославянского, а общеславянского характера, а не только чисто хорватского: «Значение иллиризма... состоит в том, что эта историческо-литературная теория вносила или пыталась внести известную поправку в историческую жизнь славян, сложившуюся так неправильно, вследствие коренного их недостатка - отсутствие стремления к объединению...»23. Кроме того, он считает, что принятие иллирами «сербского языка» было вызвано обстоятельствами политического и религиозного характера2&&, правда, не уточняя, какими именно. И если под политическими обстоятельствами можно понимать желание лидеров иллиров привлечь на свою сторону словенцев и сербов, то какого рода религиозные обстоятельства способствовали принятию штокавского диалекта, остается непонятным. Интересно, что, повествуя об иллирах и иллиризме, Флоринский ссылается на работу П. А. Кулаковского25, посвященной данной тематике, рекомендуя ее своим читателям, что неудивительно - взгляды Флоринского и Кулаковского на иллирийское движение во многом схожи, к примеру, в вопросе об объединительном характере этого движения. Правда, если Кулаковский видел в иллиризме одну из первых попыток в основном югославянского (сербо-хорватского) сближения, то Флоринский придавал иллирской идее более широкое, общеславянское значение.
Впрочем, киевский славист не отрицал, что иллиризм был не только объединительной, но и национальной идеей, имевшей и общехорватское значение. Он упоминает об этом в своей речи «Западные славяне в начале и конце XIX столетия», произнесенной им в 1894 г. в Киевском славянском благотворительном обществе. Хотя в его общей характеристике хорватов и присутствуют спорные утверждения (к примеру о том, что после заключения унии с венграми хорваты «ничем не заявляют о своем существовании в национальном отношении»26), он связывает между собой появление иллирийского движения и пробуждение у хорватов национального чувства. Более того, Флоринский восхищается тем, какие «удивительные успехи сделала эта ветвь южного славянства в борьбе за национальные права»27. Интересно и следующее: хорватов исследователь называет соседями сербов, близких к ним по языку, но разделенных религией и культурой28. То есть, речь идет уже не о «сербо-хорватском племени», не о «сербах» и «хорватах» как о двух наименованиях одного народа, а о соседних, т.е. хотя и родственных, но отдельных народах. Этот факт в очередной раз подтверждает противоречивость суждений Флоринского о хорватах, но свидетельствует и том, что к концу XIX в. в отечественной славистике все чаще стало встречаться восприятие хорватов как отдельного народа, хотя и родственного сербам, но не составляющего один «народ», разделяемый культурными и религиозными противоречиями.
Таким образом, можно сказать, что в работах ученых-представителей как Киевского университета, так и Нежинского историко-филологического института, хорватская тема занимала определенное место. Исследователи расходились во взглядах на некоторые вопросы: если Будилович считал дал-матинско-дубровницкую литературу «отрывочным эпизодом» и критиковал ее за подражательность, то Флоринский, напротив, высоко оценивал творчество поэтов далматинского Возрождения, особо подчеркивая заслуги М. Марулича и И. Гундулича перед хорватской литературой. Объединяло исследователей стремление найти в творчестве как дубровницких поэтов, так и, например, деятелей иллирийского возрождения идею югославянского и общеславянского объединения. Еще одна общая черта, свойственная всем трем ученым - отсутствие единообразия в терминологии, когда речь идет об этнонимах «серб» и «хорват». Это встречалось у всех отечественных славистов XIX в., то писавших о сербах и хорватах как об одном народе, то выделявших хорватов на общем югославянском фоне. Работы исследователей объединяют и критические высказывания в адрес хорватов за их прозападную ориентацию и «религиозный фанатизм». В то же время ученые отмечали заслуги хорватского народа в культурном и отчасти политическом отношении, высоко оценивая их борьбу за национальные права. Несмотря на некоторую противоречивость, свойственную работам малороссийских славистов о Хорватии, и Будилович, и Брандт, и Флоринский внесли заметный вклад в развитие отечественной кроатистики.
Примечания
Брандт Р.Ф. Историко-литературный разбор поэмы Ивана Гундулича «Осман» // Известия историко-филологического института князя Безбородко в Нежине. T.IV. Вып.1. Киев, 1879. С. 73. 11 Флоринский Т.Д. Лекции по славянскому языкознанию. Часть I. Киев, 1895. С. 219. 1! Он же. История сербо-хорватской литературы. Киев, 1909. С. 27. 15 Там же. С. 30.
