Этносы в современном мире

ЭТНОСЫ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ

© Рахлеева Н.Н.*

Северо-Восточный федеральный университет, г. Якутск

Статья посвящена одной из актуальных проблем сохранения этнической культуры в условиях современного общества. Рассматривается в связи с этим закономерность изменения этнической культуры в свете экономической доктрины освоения Якутии как территории добычи и использования полезных ископаемых, а также как территории размещения большого количества людей в аспекте так называемой управляемой демографии в целях равномерного размещения трудовых ресурсов государства. Показаны, что в условиях промышленного освоения и создания исключительно населения-демоса, нарушается примор-диальная связь этноса и Природы, принципы гармонии Земли и Неба. Автор статьи обращает внимание на значение духовного преобразования школы как социального института, который играет основную роль в социализации человека в условиях современного общества. Духовное возрождение видит в обращении внимания общества и индивида на сохранение этнического языка и культуры.

В этнологии проблема сохранения культурного наследия этносов не потеряет свою актуальность по причине принципиального характера постановки вопроса о существовании мира этносов, их бытия во времени и прослеживания кардинальных изменений, произошедших в их жизни. Мы должны знать, как они отражены в их внутреннем мире и насколько серьезно изменился от этих изменений их внутренний мир, изменился ли настолько, что мы должны говорить о кардинально трансформированном мире этносов. Противоречия, которые возникают в лоне бытия этносов в историческом времени есть выражение внутреннего борения и в то же время историческую хронику, историческое время можно оценить как борьбу со внешним внутреннего, где наличное внешнее почти всегда побеждает, история это по сути всегда эксплицитное, а культура всегда имманентна. Всегда интересует в этой борьбе насколько произошел разрыв от начальной приморди-альной традиции, да и сами этносы пытаются понять этот неизбежный процесс, осмыслить его. Современный мир дал с одной стороны множество возможностей, человек приобщился к миру, где он мог сам измениться и изменить мир. Речь идет не только о закрытости или открытости общества с социологической стороны, но и о внутреннем мире людей, об их предпочтениях, о мире ценностей, норм, представлений о свободе и воле, об эстетических предпочтениях. Событийная хроника множественного мира современности становится более сложной, как в количественном, так и в качествен* Доцент кафедры Всемирной истории и этнологии, кандидат исторических наук, доцент.

ном значении. Исчезнувшее аристократическое сословие, если бы осталось в своем одиночестве и в своем неизменном количественном меньшинстве, в былой интеллектуальной отдаленности и изоляции, то просто не могло бы справиться с теми проблемами, вызовами, которые современный мир испытывает сейчас. В то же время всегда ли этносы, народы прямо представляют однородное количественное большинство? В современном мире уже нет той сепарации, которая выделила бы былой аристократизм, аристократизм подлинный, настоящий, взращенный на принципах человеческого благородства, кажется, он присущ только доиндустриальным обществам. Какой монстр виноват в том, что в современном мире или точнее, начиная, уже с Нового мира, возможно и раньше в некоторых цивилизациях, нет никакой положительной сепарации, нет тех принципов, которые могли бы выделить качественное меньшинство у любого этноса планеты? В этом вопросе есть только множество всевозможных ответов, но один из них - это образование, всеобщее и обязательное. Образование как мощный источник циркуляции в человеческом обществе, как условие создания и существования открытого общества и, безусловно, образование как основной принцип существования века технологий и профессий, техногенной цивилизации, информационного общества. Техногенная цивилизация породила новый тип человека в условиях всеобщего образования, тип человека, который не мог появиться в традиционном обществе. К примеру, традиционное якутское общество, как все общества традиций, выделяло шаманов как людей с особым статусом. Шаман был предопределен именно небесами как имеющий возможность нести бремя этого предназначенного свыше статуса, выделенный небожителями, что подтверждалось небесными знаками как особая предрасположенность его к благословенному занятию и кроме всего прочего и по физическим генетическим признакам готовый к этой миссии. Чудесный дар шамана давал возможность иметь некую особую способность слышать и видеть, понимать то, что дано немногим. Обладание этим даром преподносилось в виде тайны природы и бога, но никоим образом как плод желания, стремления, стараний человека, в этом случае одобрительный кивок однозначно был в сторону избранничества, на особую связь с миром начала, метафизический взгляд на аристократию. Принятие и понимание мистики этого сана в традиционном обществе очевидна, но и в традиционном обществе принцип действия или земной практицизм и вера в принципы Неба тоже могли находиться в конфликте, например, в крестьянской среде в годы засухи принцип Земли мог победить принцип Неба. Когда пришли к власти большевики, как предвестники форсированной индустриализации, борьба со старой культурой шла методами не только прямого устрашения, но очень часто методом противопоставления старой, как бы отжившей культуры новой, потому имеющей право на жизнь, культуре. Хотя она шла в разрез всем принципам бытия, тем не менее, противопоставление по схеме «молодой» - «старый» легло на

благодатную почву. Везде, где шла такая пропаганда, в крестьянском сознании она встречала даже одобрение, принятие по причине циклического понимания природы. Старое умирает, чтоб дать жизнь молодому, как старые ветки убирают, старую траву сжигают, старый скот не нужен хозяйству, этот практицизм крестьянской культуры нашел свою схожесть в диком противопоставлении бытия в угаре революционности тех лет. По причине мировоззренческих установлений старые по возрасту люди подвергались остракизму, особенно, если вступали с критикой существующей власти, устами молодых как носителей новой культуры, новой эпохи утверждалась, говорила пропаганда. Постепенно противопоставление молодых старым по мировоззренческим принципам сыграло свою роль в разрушении традиционной структуры общества, где немаловажную роль сыграла как раз власть, отстраняя от руководящих постов людей толковых по природе, людьми, имеющими формально образование. Характерно для этой ситуации исчезновение наречения «оъонньор - старик», как уважительно якуты старой культуры могли нарекать нередко и человека молодого по биологическому возрасту, обыкновенно старше тридцати-сорока лет, если человек проявлял мудрость в принятии сложных управленческих решений и превосходил остальных по моральным качествам, включая людей и старше себя. Такое наречение окончательно исчезло из лексикона современных якутов по причине отсутствия такой породы людей и таких принципов определения их. Первое отступление от традиционных принципов в формировании социальной иерархии в якутском обществе было сделано, а именно обязательное предъявление к человеку уважаемому наличие набора необходимых качеств, присущих благородному человеку. Такое противопоставление нового старому применено было и в практике борьбы с шаманством, Н.Д. Васильева по этому поводу пишет: «Особо отметим негативные последствия противопоставления в процессе искоренения шаманства молодого поколения старшему. Данное обстоятельство способствовало распаду целостного культурного опыта народа» [1, с. 33]. С исчезновением традиции шаманства исчез центр традиционной культуры. Как справедливо отмечает Васильева: «Шаман играл роль хранителя традиционных морально-этических представлений, тесно переплетавшихся с религиозными верованиями якутов. Шаманы были не только хранителями и ретрансляторами традиционного мировоззрения саха, но и выполняли функцию своеобразных индикаторов культуры, социальной психологии. Таким образом, шаманство охватывало весь комплекс духовной жизни якутского общества» [2, с. 26]. Ильяхов П.Н. приводит убедительные факты репрессий против северных шаманов, как лишение избирательных прав, в итоге шаманы не могли получить охотничьи, земельные угодья, были отчуждены от всех источников существования. Детей шаманов не брали в интернаты, не отправляли учиться, порой отлучали от общества, иногда могли казнить без суда и следствия, как обыкновенно применялись меры

против врагов народа, каковыми объявлялись шаманы [3, с. 94]. В результате «в 1920-1935 гг. антирелигиозная пропаганда, культурно-просветительская и идеологическая работа, судебно-административные меры почти полностью уничтожили шаманов в Якутии» [4, с. 96]. Возрождение концепции шаманства на аутентичной основе именно как духовную традицию в мировоззрении людей иногда представляется довольно проблематичным. Прежде всего, в силу различия прагматичного материалистического мировоззрения современных людей. Тем не менее, в русле общей философской доктрины шаманство требует более внимательного отношения. Хотя массовое сознание больше подвержено внушению и принятию тотальной идеи и ему порой трудно расстаться со своими стереотипами. Убедить, что «шаманство устанавливает незыблемый Закон Небес, требующий от верующих жить в гармонии и равновесии со Вселенной, соблюдая во всем сакральную меру и нравственную чистоту» [5, с. 42] представляется довольно трудным именно из-за засилья другого типа миропонимания, взращенного, широко представленным социальным институтом индустриального общества, как школа.

Сейчас в мире уже много наций, которые пытаются разрешить для себя эту проблему разрушения целостности этнической культуры. Но всегда ли совпадает наше современное, сформированное в условиях всеобщего образования представление, что мир без изменения может сохраниться где-то вдали нас. Серьезные попытки, сопряженные с романтизмом на стадии первых реальных плодов индустриального века, породил тип искателя древностей, открывателя неких девственных лесов, ненарушенных воздействием техногенной цивилизации, где сохранилась бы божья благодать, земной покой с народом ненарушенных традиций. До сих пор находятся такие искатели в той же Европе, кто серьезно полагает, что в более отдаленных, удаленных от массового скопления людей, остались священные места, обыкновенно эти места они связывают с Севером. Таким образом, места компактного проживания северных народов заранее в воображении некоторых людей приобретают некое освящение, где человек хочет встретить таинство перво-зданности, где даже культура может быть сохранена в неизменном виде, иногда такое представление от лукавого, представляет простой способ привлечения средств или некую приманку для туристов или трудовых мигрантов. Естественно, как и везде, когда нужно, в ход пускают средства для создания привлекательного образа. Остальному миру представляют Север как мир прошлого, где всё чудесным образом осталось в каком-то неизменном состоянии и если необходимо подогнать под этот образ вид людей и вещей, то оно будет сделано. Образы, которые создают о народе и образ, который пытается народ найти для себя, иногда не совпадают, потому что создаваемые образы могут быть с разными знаками. Сначала, когда хотели покорить Север, а таких покорителей всегда было много, создавали привлекательный образ, показывали сохранность традиций местных народов, а когда не хотели этого и не считали нужным, то создавали весь ужас распада старой культуры в них. В эту игру народ и её политическая элита тоже начали играть. Надо сказать в довольно разрушительную для самого этноса игру манифестаций, рассчитанной на то, чтобы поразить, удивить сохранностью своей культуры в противовес воображаемому другому миру людей с утерянной первоначальностью. У пришлого населения, так и коренного было ложное представление совершенного отдаления культур в воображении, такое представление нередко основывалось на чувстве движения во времени, на различной идее темпоральности, как противопоставление мира больших скоростей, временного ускорения и по этой причине совершенно измененного, не сохранившего древность, миру без такого ускорения, потому сохранившему традиции. Возможно, такое представление было связано у самих приезжих с сохранившимся культурным шоком крестьян России, которые за очень короткий срок стали городскими жителями, начали строить города. Большие города в России появились, по сути, в советском периоде общей истории Евразии в связи с программой массового, форсированного властями, ускорения индустриализации. В результате мер советского государства, особенно коллективизации, был разрушен многовековой уклад жизни всех народов Евразии. Далее начала усиливаться урбанизация, в основном города появлялись, как придатки промышленности, что характерно в целом для истории Советского Союза. Сопоставляя переписи населения с 1939-1959 гг. В.Б. Игнатьева пишет: «Таким образом, отличительной особенностью периода между переписями 1939 и 1959 гг. является изменение ускоренными, по сравнению с прежними историческими периодами, темпами численности и национального состава населения Якутской АССР. Важную роль в этих процессах играли развитие промышленности в республике и возникновение многочисленных городских поселений» [6, с. 46].

В итоге все народы Евразии уже давно находятся в одновременном пребывании со всеми народами в индустриальном мире, благодаря той же форсированной государственной политике советского государства, ни один народ в Советском Союзе не мог быть законсервирован в своем начальном бытии. Советская Арктика даже больше других территорий подверглась воздействию всех технических средств, которые на тот момент были созданы. Что касается демографического показателя, такого колоссального потока пришлого населения за очень короткий период возможна не испытала ни одна культура. Демографический факт, приведенный в монографии В.Б. Игнатьевой, полностью подтверждает сложность ситуации для сохранения этнической культуры в неизменном виде: «В целом за рассматриваемый период (1959-1989 гг.) миграционный оборот Якутской АССР составил 4091,1 тыс. чел., в том числе по прибытию - 2273,4 тыс. чел, по выбытию 1817,7 тыс. чел. То есть сальдо миграции за тридцать лет составило 455,7 тыс. чел., из них 210,6 тыс. чел. относится к сальдо внутриреспубликанской миграции,

то есть при миграционном обороте почти в четыре раза превышающем современное население республики, общее число жителей Якутии выросло на 245,1 тыс. чел. только за счет механического прироста» [7, с. 59-60]. Характеризуя данную демографическую обстановку в 1959-1989 гг., Игнатьева привела дополнительные факты, ясно показывающие механически образовавшееся демографическое явление: «До 90-х годов текущего столетия среднегодовые темпы прироста населения Якутии были значительно выше сред-несоюзных и среднероссийских. Если в период с 1959 по 1989 г. население СССР увеличилось на 37,3 %, РСФСР на 25,4, Дальнего Востока - на 82,7, то Якутской АССР - на 121,9 %, а среднегодовые темпы прироста составили: СССР - 1,2%, РСФСР - 0,9, на Дальнем Востоке - 2,8 и в Якутии - 4,1 %. Необходимо отметить, что темпы прироста населения Якутии резко возросли именно в этот 30-летний период, так как раньше они были во много раз меньше: за период 1897-1926 гг. - 0,2 %, 1926-1959 гг. - 2,1%» [8, с. 27]. По демографическим показателям мощное нашествие инонационального населения очевидно. Какая этническая культура выдержит такое превосходящее в разы инонациональное нашествие за очень короткий отрезок времени? При этом процесс представлял строго регулируемый государством, с определенной доктриной направляемый процесс. Доктрина была сугубо экономической: «Необычайно быстрый рост населения Якутии связывается с реализацией экономической доктрины ускоренного промышленного освоения её природных ресурсов, сопровождавшейся широкомасштабными «трудовыми» миграциями из других регионов СССР. В 60-70-е годы данный процесс принял такой характер, что его можно считать самым выдающимся демографическим явлением в истории народонаселения Саха (Якутии) ХХ столетия» [9, с. 27]. Надо сказать, что применение сугубо экономической доктрины как получения материальной прибыли или избавления с точки зрения идеологии государства от нежелательного населения уже активно внедрялась российским правительством в XIX веке. Каким образом представлялась Якутия для этого огромного массива людей, с какими желаниями, ожиданиями, представлениями они попадали в край суровый. Народнические идеи, идеалистически окрашенные в мировоззрении первых революционеров, в условиях Севера менялись. Вот что пишет по этому поводу И.С. Емельянов, характеризуя творчество знаменитого бытописателя жизни якутов, ссыльного из Польши, В.Л. Серошевского и писателя В.Г. Короленко: «Характерно, что именно в Якутии писатели-ссыльные зачастую отказывались от народнических иллюзий, от утопического взгляда на возможность скорого и сравнительно легкого преобразования российской жизни» [10. с. 138]. Автор к этому выводу добавляет, что писатели не только испытали переоценку в прежних народнических идеалах, но уже не приписывали народу особую мудрость и скрытую в глубинах народного сознания правду. Крах своих ожиданий, которые не обязательно измерялись материально, могли испытать очень

многие и в советском периоде. Советское государство, как любое государство индустриального века внедряло в массы ценности исключительно материального характера, в СССР люди могли серьезно ссориться из-за столов и стульев, распределяемых в качестве материального стимулирования труда по разнарядке, вот в такой особой форме, только ему присущей идеологии формировалось материалистическое сознание. Мотивация переезда трудовой миграции на Север была в основном всё - таки нацелена на материальные ценности, а сейчас уже и на обогащение, таким образом, она продолжает оставаться одной из сильных стимуляций в нашем обществе. Как однажды несколько цинично в одном из теледебатов рассуждая об эпохе переходного периода, один из отцов постсоветской приватизации, в какой-то степени точно охарактеризовал её, по его мнению, переход к так называемой новой экономике не был бы таким стремительным, скачкообразным, если бы не материалистическая мотивация советских граждан. Возможно итак, но только после такого нашествия, мощного антропогенного воздействия на хрупкую природу Севера в Якутии впервые появились экологические проблемы, которые до сих пор не устранены. Ссылаясь на архив департамента рыбного хозяйства, Б.В. Иванов пишет: «В реках Омолой и Хрома запасы рыбы в результате деятельности Депутатского ГОКа снизились до критического состояния. По оценке экспертов, восстановление рыбных запасов в ближайшие годы здесь невозможно» [11, с. 128]. Экологические проблемы -результат деятельности техногенной цивилизации, она шла ускоренно, нередко трудом заключенных, но как это ускорение впоследствии отразилось на духовной жизни коренных жителей, пока не является предметом широкого обсуждения. Варварское нависание уголовной ссылки, с характерным для неё непризнанием любых внутренних ограничений, ярко дано в описании Серошевского. Емельянов И.С., разбирая рассказ Серошевского «Хаайыы-лаах» - «Заключенный», определенно приходит к выводу, что «В. Л. Серо-шевский убедительно показывает бремя, которое приходилось нести местному населению, страдающему от притеснений уголовников, несправедливость «закона», согласно которому даже якутский князь бессилен перед наглым хайлаком» [12, с. 60]. Изучение внутренних коллизий в результате миграции в поведении индивида в этноконтактной зоне современного общества рассмотрено в работе И.И. Подойницыной с точки зрения определения стиля взаимодействия этнодисперсных групп и определения этнического статуса. Более рельефно миграционный тип человека со стороны психологии раскрывает Д.М. Винокурова [13, с. 23].

Как видим, техногенная цивилизация имеет глобальный характер, её наступление - закономерность в истории всех наций. Начиная с нового времени, рано или поздно все народы, включая и северные, бурно пережили искусственное ускорение в своем росте, благодаря индустриализации, урбанизации. Эти факторы, именно по причине искусственной природы существования, способствовали активизации как экономической, так и социальной среды. Человек, оказавшись в этих условиях ускорения, переживает быстрые потери и чувство отчуждения от природы. Названный процесс протекает довольно сложно, имеет длительнее внутреннее течение, проявляет изменяющийся по времени характер. Как закономерность, черты измененного поведения в отличие от первоначального, появились по причине кардинального изменения природной, социальной среды в результате формирования техногенной цивилизации у всех народов Земли. Люди изменились в мировосприятии, чувствах, проявлении эмоций, в целом ряде поведенческих стереотипов. Выявленная закономерность лежит на поверхности, она очевидна, осознается всеми. В самом начале процесса, нельзя сказать, что этносы пытались всеми силами оставить традиционный уклад жизни, ведь для каждого человека очень важно соответствовать протекающему, проживаемому времени. Это чувство сопричастности к актуальному времени является характерным для всех людей независимо от базовой культуры. Как показывает наблюдение и самонаблюдение самих этносов за изменениями в условиях активного перехода к индустриализации, ломки традиционного уклада жизни, человек первоначально и не осознавал эти переходы от одного культурного типа к другому, от одних социальных институтов к другим как потерю. Наоборот его охватывало чувство актуальности сегодняшнего, его сопричастности ко всему новому. Жан Бодрийяр отметил это чувство как неофилию, то есть как чувство любви ко всему новому в условиях вечного стремления к актуальности, постоянный акцент на воплощенное именно сегодня, лихорадочному приданию смысла пусть мифическому и иллюзорному, но сегодняшнему. Видно из хода истории, что только после длительного периода потери того, что народы и не считали за особую ценность, но позже осознав их ценность, неизменно переживают чувство потери. С этого момента начинается переоценка в сознании, если не идеализация всего естественного, то четкое определение и осознание отрицательных изменений в результате перечисленных факторов, в итоге этносы приходят к переосмыслению исходного миропонимания, это явление в своем проявлении закономерно для всех этносов. Актуализация обусловлена пониманием ценности природы, естественной связи человека с природой. В условиях индустриализации, из-за потери гармонии природного и человеческого, люди всё чаще с тревогой обращают внимание на то, что может их укрепить изнутри. Подобные проблемы первыми пережили народы Западной Европы, а затем народы всех стран, вступивших на путь форсированной индустриализации, в том числе народы России, которые испытали эти чувства с особенной болью именно в советское время. Чувство потери, резкий слом традиционного уклада жизни для всех народов нашей страны обернулась личной трагедией, поскольку советская индустриализация остается самой хищной индустриализацией, как для человека, так и для Природы огромной страны. Можно использовать

рациональность науки в сочетании с традиционными ценностями и тогда можно сохранить энергию своего народа, не вгоняя его в ненужную фрустрацию, а используя все выгодные стороны этого закономерного процесса. Есть опыт направления индустриализации именно в нужное русло, как, например, страны Скандинавии, в этом случае энергия природы и энергия людей даст положительную синергию. Исследователи России особенно в последние десятилетия об этом пишут, нужно проследить изменения в ментальности народов, переживших форсированную индустриализацию. Изучение этих изменений, произошедших в результате кардинального изменения образа жизни, быта, могут вскрыть те последствия, которые могут проявиться в последующем, социальные настроения являются характеристикой баланса всех сил, существующих, как в общественной, так и в природной среде. В культурологии до недавнего прошлого была популярна критика эпохи рациональных знаний, обыкновенно в противопоставлении мира Запада и Востока, со временем всё яснее для исследователей, что такое представление не совсем верно, оно было по сути политизированным, несколько искусственным противопоставлением. Ведь распространение по всему миру научных знаний через образовательную систему не только условие существования индустриального мира, но и одна из закономерностей эволюции мирового человеческого сообщества. Индустриальный мир - теперь мир всех землян, если еще до XIX века, успехи в индустрии отдельным государствам давало преимущества и даже позволительны были оценки культур критериями, от которых они отнюдь не зависели. История доказала, что специфика всех этнических культур сохранена у многих народов, несмотря на уравненные технические условия существования. Сегодня так же все понимают, что оценка общего технологического процесса с точки зрения этики или сопоставления внутренних качеств людей совсем неуместна. Попытка связать напрямую нравы людей с развитием технологий попахивает той же утопией социал-демократических идей, которую наше общество успешно преодолело. Никто не сможет ответить на вопрос, когда люди были добрее, в традиционном обществе или индустриальном, а может в постиндустриальном обществе? Конрад Лоренц, один из ярких представителей этологии, рассматривая нравы людей в индустриальном обществе, к примеру, очень точно определил закономерность исчезновения традиции гостеприимства как следствие перенаселенности и избытка социальных контактов в современном индустриальном обществе. Человек, чтоб сохранить хоть какую-то живость чувств, от эмоциональной перегрузки социальных контактов в современном мире, вынужден сосредоточиться исключительно на своих близких людях и на самом себе. Получается, что современное общество представляет общество людей уставших. В то же время нужно обратить внимание на такой феномен как осознанное стремление многих людей к городам, особенно в новейшей истории. Скученность больших городов для самих людей почему-то

скрашивается сочетанием необъяснимой тяги к ним, мегаполисы имеют свою магию притяжения. Возможно, разгадка этого феномена кроется в желании человека в обретении персональной автономии. Несмотря на скученность, человек в городе остается с самим собой, он пространственно с большим количеством людей и в то же время не зависит постоянно от коллектива, коллектив не довлеет над ним, а это вектор стремления человека любой культуры, поэтому большие города никогда не исчезнут. Лоренц указывает ещё на скученность другого порядка, когда она создана искусственно. В нашей стране подобная скученность создавалась почти всегда искусственно. Затяжной характер домостроительства, тотальный охват людей закрытыми системами. В закрытой среде нравы людей прямо зависят от неё. Понятно, что, закономерность зависимости от среды очевидна в обществе любого масштаба, но она многократно усиливается, если эти среды закрыты, искусственно созданы, тотально контролируемы. В обществах сильного внешнего контроля, например в советском обществе, контролируемом государством форсированной индустриализации, с политической системой подавления, устрашения, люди испытывали постоянный страх перед государством. Оцепенение людей началось примерно с конца 20-ых годов, продолжалось вплоть до начала 80 годов ХХ века, эта тема интересна не только для изучения истории государства, его взаимоотношения со своими гражданами, но и в ракурсе изменения мироощущения человека. Конрад Лоренц в своем описании грехов цивилизации признает тот факт, что техногенная среда, отделяя человека от природы, не только опустошало его естественное жизненное пространство, но и убивало «в самом человеке всякое благоговение перед красотой и величием открытого ему творения». Если Конрад писал об ощущении человека в городских джунглях, то хочется дополнить это наблюдение и тем, что сама идеология покорения природы немало способствовала тому, чтобы человек сознательно охлаждал свои чувства, в себе демонстрировал отчуждение от той природы, которую он покорял ради денег. Это грехопадение человека техногенного общества в советской идеологии подавалось, как это ни странно на первый взгляд, в близком образе для американского общества, которое никогда не было связано с историей. В отличие от американского социума, советское общество хотело, как бы высвободиться от ока истории, отрицало всё прошлое, но отрицая его, тем самым признавало его существование в прошлом в отличие от американского, которое его не знало. У него этого прошлого не было. Образ покорителя природы ради золота в американском обществе был разрекламирован в лучах материальных ценностей, а в советском подан был в образе «романтика, бредущего за запахом тайги». В самом деле, внутренняя мотивация и того, и другого покорителя именно для климатически непривлекательного Севера была одинакова, в обоих случаях видим тип покорителя природы ради материальных ценностей. Они оба были далеки от ценностей традиционного

общества и ознаменовали в первом случае начало индустриального общества, во втором её последнюю стадию. Нужно заметить, что советский образ был подан в более ретушированном свете. Ещё как необходимое дополнительное объяснение нужно заметить, что исторический тип, историческая память покорителей была разная, советские покорители, несмотря на идеологию противопоставления народов Евразии в учебниках истории и на тот момент, хотя представляли разные этносы бывшего СССР, тем не менее, особо не проявляли некую чуждость, отчужденность к территориям пребывания. Возможно, был прав Л.Н. Гумилев, когда писал о народах евразийской цивилизации, что они по своей культуре и истории созвучны друг другу и то, что «указывая на отсутствие восточнославянского - монголо-татарской вражды и ненависти, он подчеркивал: Русь вступила в союз с Ордой из-за дальновидного политического расчета. Платя ей дань, Русь получала необходимую поддержку для преодоления, как западной экспансии, так и княжеских распрей. Именно это в конечном итоге и позволило сформироваться российскому суперэтносу» [14, с. 11]. Цивилизационно единство остается в исторической памяти народа, а она обыкновенно не признает никакую идеологию, эта историческая память была спасительной во взаимоотношении людей разной национальности в непростых условиях Севера. Постепенно люди индустриального общества на разных точках планеты начинают иметь больше сходных мотиваций, предпочтений, чем люди одной цивилизации, сформированной в традиционном обществе. Такое происходит, в основном, благодаря почти единой мировой информационной системе, единым образовательным стандартам. Конрад Лоренц ближе подошел к разгадке внутреннего конфликта человека, окруженного техногенной средой и его эгоцентрических устремлений, стимулированных материальными ценностями техногенного общества, подаваемых в идеологии в виде образа человека создающего мир, но впоследствии имеющий драматический конец для него, который принял образ создающего его как лучший мир. Человек уничтожая, разрывая природные связи, разрывал и в себе первоначальный образ. Для многих покорителей сибирской тайги, промышленников индустриальной эпохи наиболее болезненным в их трудовой биографии был этот разрыв, который они осознавали только после завершения карьеры.

Итак, болезни современного общества очевидны, в нем нет того центра, который сохранялся в традиционном обществе, есть много противоречий в функции многих современных социальных институтов, как и каким образом можно сделать так, чтоб социальную среду человека сделать наиболее человечной, где истоки культуры давали бы мощный заряд для духовной деятельности людей. Преобразования должны начаться в основном в том социальном институте современности, который касается жизни, времени, пространства, культуры, языка, мировоззрения каждого человека, а именно школы любого уровня.

Как видно из приведенных фактов, Якутия с эпохи наступления капитала, промышленного освоения территории пережила такое иноязычное, инонациональное нашествие на этническую территорию своего компактного проживания, который почти не испытал ни один народ бывшего Советского Союза. Удивительно, что якуты пытались сохранить основу своей культуры и в тех условиях быстро меняющего их этническую культуру мира.

Аргунова Т.В., рассматривая функционирование языков в школах Якутии в советском периоде, пишет следующее: «Государство жестко регулировало работу школ, а образовательный процесс был полностью подчинен идеологическим установкам... При этом бесспорным достижением советской системы был существенный подъем уровня общего среднего, а на его основе - высшего образования коренного населения республики.», наряду с этим автор отмечает, что Якутия «в числе немногих бывших автономий, сохранила сравнительно широкую сеть национальных школ, сосредоточенных в основном в сельской местности», но с 1963 г. начинается форсированное внедрение русского языка в сферу обучения [15, с. 46]. Школа остается одним из мощнейших социальных институтов современного мира, в школе человек проводит большое количество физического времени и по сути дела проходит социализацию. В Российской империи социальный статус каждого жителя был обусловлен сословной принадлежностью. Иерархия была традиционной. Нужно сказать, что она не была совершенно несправедливой. Во всяком случае, была основана до наступления индустриальной эры на принципе такого четкого деления, которая обеспечивала выживание этноса как организма, но её существование обусловлено историческими границами. Противоестественное применение такой структуры в индустриальном обществе эмансипированных людей невозможно и вредно для самого общества, что видно в искусственной стимуляции современного чиновничества. Принципы такого структурирования общества, безусловно, в современном мире абсолютно не приемлемы по причине совершенно другого понимания справедливости в информационном обществе. Стереотипы людей, их поведенческая стратегия изменены, иерархия давно минувшей феодальной системы противоречит осознанию себя как индивида полностью равного другому человеку, как личности, индивидуума, так и в статусе гражданина. Хотя людям современного общества трудно понять традиционную иерархию, тем не менее, ради справедливости надо заметить, что традиционная социальная структура в былой иерархии в какой-то степени была соизмерима с естественным порядком и в то же время нужно учесть и то обстоятельство, что градация внутри каждого сословия стала ощутимой, начиная с ХУШ века. Образование, как мы знаем, в этой иерархии преимущественно было прерогативой привилегированных сословий. В обществе модернизации, а советское государство, как раз и представляло общество будущего и для будущего, темпоральность советского времени ждет видимо

своих исследователей, исключающей все предыдущие стадии, одним из мощных институтов по воздействию на общество и на человека стала школа. Среда культуры с большими потерями для самой культуры была заменена одним институтом, а именно школой. Именно этот институт стерт с лица земли целые культуры и языки, особенно, где она существовала как государственная структура, например в СССР. Благодаря тому, что школа оказалась полностью под эгидой государства, она сделала как институт мощный рывок и для себя, и для государства. Государство получило людей способных получить любую профессию, а школа как довлеющий институт самых способных и преданных в свои ряды. После распада СССР, его краха как свидетельства нежизнеспособности её политической и экономической системы, все, кто мог уйти в другие, вдруг открывшиеся сферы сразу покинули школу, кстати, благодаря полученному в СССР бесплатному образованию, могли реализовать себя без особых трудностей и в отк?