«Геллеспонт бурнотечный» (пролив между Эгеидой и Пропонтидой и его роль в античной истории)

ИСТОРИЯ

ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА И АРХЕОЛОГИЯ

Древняя Греция и Рим

И. Е. Суриков

«ГЕЛЛЕСПОНТ БУРНОТЕЧНЫЙ» (Пролив между Эгеидой и Пропонтидой и его роль в античной истории)*

В данной статье речь идет прежде всего об истории Геллеспонта, о его «вписанности»в рамки исторических событий и процессов античности. Особенно интересны вопросы,связанные с контролем над проливом. Кто и когда такой контроль осуществлял, или пытался осуществить, или боролся за него; какими методами это делали, какими целями и мотивами руководствовались -такого рода проблемы будут вкратце рассмотрены ниже.

Певцу Гюльнары подражая, Сей Геллеспонт переплывал...

А. С. Пушкин

Где Геллеспонт седой, широкий, Плеская волнами, шумит.

М. Ю. Лермонтов

Ниже — дикий берег и туманный, Еле уловимый горизонт: Там простор воздушный и безгранный, Голубая бездна — Геллеспонт.

И. А. Бунин

Как видно уже из вышеприведенных эпиграфов (их число при желании легко можно было бы увеличить), Геллеспонт — нередкий «гость» даже и в русской классической литературе. Причем упоминают о проливе в том числе и те ее предСуриков Игорь Евгеньевич — доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН. E-mail: isurikov@mail.ru

* Работа выполнена при поддержке РГНФ в рамках исследовательского проекта 08-01-00080а «Великие проливы древней ойкумены: историко-географический, религиозно-мифологический, политико-экономический аспекты».

ставители, которые никогда его не видели (в отличие от Бунина, Пушкин и Лермонтов не бывали в этих местах).

Подозреваем, что дело здесь прежде всего в чарующе красивом названии интересующего нас пролива — &ЕХХ^атоуто?, «море Геллы». Миф о Гелле, Фриксе и златорунном баране относится к числу весьма архаичных. Очевидно, нет причин сомневаться в том, что данная этимология, в античности считавшаяся единственной и никем не оспаривавшаяся, соответствует действительности. Так считали, например, Я. Фриск и П. Шантрен — авторы лучших этимологических словарей древнегреческого языка1. В более старой литературе, правда, можно встретить мнение о том, что перед нами etymologia vulgaris, а на самом деле нужно искать каких-то иных объяснений происхождению топонима. Например, авторы статьи о Геллеспонте в энциклопедии Паули-Виссовы предлагают вспомнить о глаголе аХХоцаь «скакать», «прыгать», в некоторых (поздних) контекстах «течь»2; из того же исходит словарь греческих имен собственных Папе-Бензелера, где &ЕХХ^атоуто? переводится как «струящееся, скачущее море»3. Однако подобные альтернативные гипотезы представляются чрезмерно гиперкритическими, а главное — избыточными ввиду наличия вполне правдоподобной основной этимологии, в которой нет ничего такого, что позволяло бы заподозрить ее неподлинность.

Итак, Геллеспонт. Вначале — несколько слов самого общего характера. Пролив, о котором здесь пойдет речь, является одним из интегральных элементов системы Черноморских проливов и во всём разделял историческую судьбу этой зоны. Геллеспонт (ныне Дарданеллы) в силу совокупности ряда природных и антропогенных факторов играл колоссальное геостратегическое значение на самых разных этапах человеческой истории, в том числе и в эпоху античности4. Осознаваясь как естественная граница между Европой и Азией, он неоднократно служил местом для переправы крупных воинских континентов как с востока на запад (поход Ксеркса в 480 г. до н.э.), так и с запада на восток (начало экспедиции Александра Македонского в 334 г. до н.э.). В то же время Геллеспонт всегда служил и важной контактной зоной для обитавших в его регионе этносов, а также входил в состав важнейшего торгового пути, соединявшего Средиземноморье с бассейном Понта Евксинского5. Вполне естественно, что этот пролив оказался как бы окружен ореолом мифов и преданий, занял весьма важное место в греческой легендарной традиции — от глубокой древности (упоминавшийся миф о Гелле и Фриксе) до относительно позднего времени (известная легенда о Геро и Леандре).

Уже в III-II тыс. до н.э. территории, прилегающие к Геллеспонту, стали ареалом значительной цивилизационной активности, в связи с чем прежде всего следует вспомнить о Трое и борьбе микенских греков за овладение ею (Троянская война). Регион Геллеспонта хорошо отражен уже в древнейшем античном нарра-тиве — гомеровских поэмах; это связано с тем, что даже в период «Темных веков» этот регион оставался одним из островков культурного континуитета (поздняя Троя, возможно, Скепсис). Новый и очень мощный импульс развитию зоны Гелле1 Frisk 1960, 500; Chantraine 1970, 341.

спонта придало колонизационное движение архаической эпохи, в ходе которого на побережье пролива возник целый ряд новых греческих полисов. Большую активность при выведении этих апойкий проявили Милет, Лесбос; но особенно важно, что именно район Геллеспонта (Сигей, Элеунт) стал первым местом проявления экспансионистских притязаний крепнущего Афинского государства (уже с конца VII в. до н.э.). Весьма своеобразным потестарным образованием стала тирания афинского рода Филаидов на Херсонесе Фракийском в VI в. до н.э. В классическую эпоху, в ходе греко-персидских войн, зона Геллеспонта была окончательно осознана как сфера интересов и влияния Афин и заняла важное место в системе Афинской архэ. Это было обусловлено прежде всего стремлением афинского полиса удерживать контроль над «хлебным путем» из Причерноморья (учреждение коллегии геллеспонтофилаков). Геллеспонт стал местом нескольких важных сражений Пелопоннесской войны, в том числе фатальной для афинян битвы при Эго-спотамах (405 г. до н.э.). В IV в. до н.э. пролив и прилегающие территории стали предметом интенсивной борьбы между несколькими «центрами силы», принадлежавшими как к греческому, так и варварскому миру. Эта тенденция продолжилась и упрочилась в эпоху эллинизма, что подчеркивает и подтверждает большое значение Геллеспонта в античной греческой истории. Вся перечисленная проблематика будет с той или иной степенью подробности освещена ниже, по ходу статьи.

Как упоминалось выше, Геллеспонт фигурирует уже в «Илиаде», причем многократно, что и не удивительно: ведь действие первой древнегреческой поэмы развертывается близ его берегов (и это само по себе показательно для оценки роли пролива в истории античного греческого мира).

Упоминания Геллеспонта в «Илиаде» часто сопровождаются набором определенных эпитетов и в совокупности с ними порождают устойчивые формулы, употреблением которых, как известно, вообще отличается эпический стиль. Одну из таких формул в переводе Гнедича мы вынесли в заголовок данной работы — «Геллеспонт бурнотечный» (греч. ауарроо?, буквально «чрезмерно сильно текущий», от ауау и рбы; см. Нот. II. II. 845; XII. 30). Среди других подобных эпитетов — тсАати? «широкий» (Нот. II. VII. 86; XVII. 432), атсьрыу «бесконечный» (Нот. II. XXIV. 545), ьхбиобь? «обильный рыбой» (Нот. II. IX. 360).

Таким образом, уже у Гомера намечаются и подчеркиваются некоторые базовые характеристики пролива, представлявшиеся, видимо, наиболее важными. И если такие характеристики, как «бурнотечный» и «обильный рыбой», вполне ясны, то определение достаточно узкого Геллеспонта как «широкого» и «бесконечного» может вызвать некоторое удивление. Но дело в том, что уже в «Илиаде» прослеживается тенденция, получающая дальнейшее развитие в нарративных памятниках последующих эпох, — параллельно пользоваться понятием «Геллеспонт» в узком и широком смысле. В первом случае понимался собственно пролив, на современных картах обозначаемый как Дарданеллы, во втором же — не только он сам, но также акватории, прилегавшие к нему как с юго-запада (северо-восточная часть Эгейского моря), так и с северо-востока (Пропонтида — полностью или частично, иногда даже Боспор Фракийский).

Ясно, что в тех случаях, когда Геллеспонт характеризуется Гомером как «бур-нотечный», имеется в виду Дарданелльский пролив, а когда речь идет о «широком » и «бесконечном» Геллеспонте — перед нами расширительное употребление топонима6. Это последнее, наряду с узко-конкретным, продолжает существовать довольно долго, во всяком случае, встречается еще в классическую эпоху. Вполне типично, например, следующее словоупотребление Геродота (VI. 33): «А на европейской стороне Геллеспонта находятся следующие местности: Херсонес с большим числом городов, затем город Перинф, укрепленные места во Фракии, потом Селимбрия и Византий». Легко заметить, что здесь в Геллеспонт оказываются включенными вся Пропонтида и по крайней мере южная часть Боспора. Аналогично в перечне «тиранов геллеспонтийцев» (Herod. IV. 138), в число которых включены Дафнис из Абидоса, Гиппокл из Лампсака, Герофант из Пария, Метродор из Проконнеса, Аристагор из Кизика, Аристон из Византия. Здесь, как видим, названы в числе прочих правители городов на Пропонтиде и Боспоре (но парадоксальным образом в списке отсутствует Мильтиад из Херсонеса, который появляется в качестве «полководца и тирана херсонесцев, что на Геллеспонте», в том же эпизоде, но в ином контексте — Herod. IV. 137). Однако у того же Геродота в другом месте (V. 122) мы парадоксальным образом встречаем и иное понимание топонима: в ходе подавления Ионийского восстания Гимей, один из персидских военачальников, «оставил Пропонтиду, повел свое войско в Геллеспонт и захватил все эолийские города в Илионской области». Здесь Геллеспонт и Пропонтида четко отделяются друг от друга.

Можно вспомнить еще и о том, что в Афинской архэ V в. до н.э. границы Гел -леспонтского податного округа были определены исходя именно из максимально широкой трактовки понятия «Геллеспонт». В округ включались не только полисы на берегах пролива как такового, но и, например, с одной стороны, остров Тенедос на северо-востоке Эгеиды, с другой — Кизик, Византий и др. В этих своих пределах Геллеспонт оказывается по сути тождественен зоне Черноморских проливов в целом.

Но особенно показательно следующее рассуждение Страбона (VII. fr. 57): «Относительно названия "Геллеспонт" нет общего согласия, но по этому поводу высказано несколько мнений. Действительно, одни называют Геллеспонтом всю Пропонтиду, другие же — только часть Пропонтиды по эту сторону Перин-фа. Третьи прибавляют еще к Геллеспонту часть Внешнего моря, обращенную к Меланскому заливу и к открытым водам Эгейского моря; при этом одни из них применяют одно деление, другие — другое: так, одни прибавляют сюда еще пространство от Сигея до Лампсака и Кизика или же Парий и Приап; а один писатель добавляет даже пространство от Сигрия на острове Лесбосе. Наконец, некоторые без колебаний считают Геллеспонтом даже всё пространство открытого моря до Миртойского моря. Таким образом, они хотят всё Эгейское море до Фермейско-го залива и Фессалийского и Македонского морей называть Геллеспонтом». Как видим, относительно разногласий здесь всё сказано исчерпывающим образом.

Но мы в дальнейшем изложении, разумеется, будем рассматривать только Геллеспонт в узком смысле слова, то есть Дарданеллы. Прежде всего приведем некоторые важнейшие физико-географические данные.

Пролив, отделяющий Европу от Азии, ориентирован, так сказать, диагонально по отношению к сетке меридианов и параллелей. На юго-западе он выходит в Эгейское море, на северо-востоке — в Мраморное море (Пропонтиду).

Длина пролива — около 65 км. Его обычная ширина — 5-6 км, но местами встречаются теснины, в которых пролив суживается до полутора-двух километров. Античные авторы единодушно считали, что самое узкое место Геллеспонта лежит между Сестом и Абидосом, однако по современным данным это не так. Как выяснено, еще уже пролив у местечка Чанак-Келеси, несколько южнее. Там его ширина всего лишь 1220 м, в то время как у Сеста и Абидоса — 1950 м. Максимальная глубина Геллеспонта — 104 м, она находится в его юго-западной части, как раз в самом узком месте (что вполне закономерно); средняя же глубина составляет 46 м.

По геологическим данным, Геллеспонт вместе со всей системой Черноморских проливов возник в результате прорыва ранее существовавшей сухопутной перемычки водами Черного моря, уровень которого повысился из-за обилия пресной воды, приносимой питающими его великими европейскими реками7. Этот последний процесс, естественно, продолжается и по сей день, и определяемый им черноморский гидрологический режим оказывает непосредственное влияние на некоторые специфические особенности черноморских проливов, в том числе и Геллеспонта. Так, вода в нем менее соленая и более прохладная, нежели в Эгеиде (Athen. VII. 317f).

Но главным следствием разницы в уровне Черного и Средиземного морей является, естественно, наличие в Геллеспонте довольно сильного течения8, направленного с северо-востока на юго-запад (средняя скорость 2,8 км/ч, но в теснинах увеличивается до 8 км/ч и более). На протяжении античной эпохи это течение являлось серьезной помехой для плавания по направлению к Пропонтиде, да и просто для переправы через пролив. Страбон (XIII. 591) рассказывает: «... Переправиться из Сеста легче, проплыв небольшое расстояние к башне Геро, и оттуда, пустив суда свободно, переправляться, так как течение помогает переправе. Напротив, те, кто совершает переправу из Абидоса, должны сначала плыть 8 стадиев в противоположном направлении к башне против Сеста, а затем переправляться вкось, держась не совсем против течения». Прием, хорошо известный каждому, кому доводилось переправляться через быстрые реки. В целом мы бы взяли на себя смелость констатировать, что, хотя Геллеспонт, безусловно, является морским проливом, но всё же имеет и некоторые характеристики, сближающие его с реками (имеем в виду короткие полноводные реки, соединяющие крупные водные

бассейны, — такие, как, например, Нева). Представляется возможным даже пользоваться при описании Геллеспонта такими категориями, как «исток» и «устье».

Заметим здесь кстати, что, по сообщению Стефана Византийского (s.v. Bopuü06vr|j), Геллеспонт в древности («до Геллы») назывался Борисфеном. Если это не какая-нибудь путаница, то данный пассаж отражает представление, согласно которому Черноморские проливы являются продолжением Днепра после того, как он проходит через Понт Евксинский.

Как можно заключить из вышеприведенного пассажа Страбона, основное течение в Геллеспонте держалось ближе к его азиатскому берегу. Наряду с этим основным течением отмечается также наличие встречного течения из Эгейского моря, которое, впрочем, гораздо слабее. Лишь весьма редко, в порядке исключения, в осеннюю пору, когда поступление речной воды в Черное море минимально, основное течение может ослабевать до такой степени, что встречное становится преобладающим.

Роза ветров в регионе следующая: в целом в течение года наиболее часты северо-восточные ветры. Зимой могут превалировать северные, что, кстати, приводит к падению уровня воды в проливе на 37 см. Напротив, в случаях, когда долго дуют ветры с юга и юго-запада, вода поднимается.

Что касается берегов Геллеспонта, то с европейской стороны на него на всем его протяжении выходит узкий и длинный полуостров Херсонес Фракийский, соединенный с материком перешейком. Разумеется, с этого берега в пролив не впадает сколько-нибудь крупных рек; даже самая значительная и известная из них — Эгоспотамы — представляет собой скорее ручей. С азиатской же стороны Геллеспонт омывает побережье Троады. Рек здесь тоже мало; в их числе выделяется прославленный еще Гомером Скамандр, впадающий в море близ устья Геллеспонта. В целом прибрежные регионы пролива описываются как довольно плодородные.

Говоря о природных условиях Геллеспонта, нельзя не отметить его рыбные богатства, которые неоднократно засвидетельствованы источниками (например: Athen. I. 9d, 27e; IV. 157b; VII. 319b). Существовала даже вполне прозрачная по смыслу поговорка «везти рыбу в Геллеспонт» (ix0w dj &EXXIütovtov, App. prov. III. 32). В целом водная фауна пролива из-за охарактеризованной выше специфики гидрологического режима имела отличия от животного мира Эгеиды и Средиземноморья, в некоторых отношениях — в сторону большей скудости. Так, Феоф-раст (fr. 173 Wimmer, ap. Athen. VII. 317f) пишет, что «на Геллеспонте осьминоги не водятся, ибо море это холодное и малосоленое, а осьминоги не переносят ни того, ни другого». C другой стороны, тот же Афиней (III. 105a, d) указывает, что на Геллеспонте водятся омары. Отмечается также и специфика флоры в регионе, обусловленная, вне сомнения, климатическими условиями. Ср.: «Гегесандр Дельфийский пишет, что на Геллеспонте ни трюфель не водится, ни горбыль, ни даже тимьян. Потому-то Навсиклид и сказал, что не найдешь там ни весны, ни товарища» (Athen. II. 62d).

К сожалению, для Геллеспонта мы не имеем такого источника, каким для соседнего Боспора Фракийского является труд Дионисия Византийского, где местность описывается с максимальной детальностью, вплоть до микротопонимов. В античности, правда, имелось и аналогичное сочинение, специально посвященное Геллеспонту, но оно утрачено. Имеем в виду трактат «Описание Геллеспонта» (Пбрьобо? &ЕХХ|а^оут1ак|) Менекрата Элейского (ссылка: Strab. XII. 550-551), который обозначен как ученик Ксенократа и, стало быть, жил в IV в. до н.э.

А теперь приведем некоторые наиболее важные сохранившиеся античные нарративные свидетельства о Геллеспонте, в которых даются сведения общего характера.

Herod. IV. 85: «Пропонтида же (шириной 500 стадиев, а длиной 1400) впадает в Геллеспонт; ширина его в самом узком месте 7, а длина 400 стадиев. Впадает Геллеспонт в открытое море, называемое Эгейским».

Thuc. VIII. 106. 1: «Афиняне захватили лишь небольшое количество кораблей противника, так как при узости Геллеспонта у врагов всегда была возможность найти где-нибудь поблизости убежище для своих кораблей».

Xen. Hell. IV. 8. 5: «... Сест, расположенный как раз против Абидоса и отстоящий от него не более чем на восемь стадиев».

Demosth. XIX. 180: «.Никто не мог бы указать двух более важных для нашего государства мест на свете, чем Пилы на суше и чем Геллеспонт на море».

Polyb. XVI. 29: «Долго распространяться об удобствах местоположения городов Абидоса и Сеста я нахожу излишним, так как все сколько-нибудь значительные историки писали о них; до того эти удобства и выгоды замечательны. Зато напомнить читателям главные черты местоположения этих городов и через то остановить внимание на них, по-моему, не бесполезно. Впрочем, для оценки особенностей поименованных выше городов важен не столько самый вид местностей, ими занимаемых, сколько нижеследующие сопоставления и сравнения, именно: если из того моря, которое одни называют Океаном, другие Атлантическим, нельзя проникнуть в наше море иначе, как через ворота у Геракловых Столбов, то из нашего моря нельзя пройти в Пропонтиду и в Понт иначе, как не вошед-ши в пролив между Сестом и Абидосом. При образовании двух проливов судьба как будто наблюдала известное соотношение, сделав путь у Геракловых Столбов во много раз шире Геллеспонтского, так: первый имеет ширины шестьдесят стадиев, а второй у Абидоса два стадия (очевидная и грубая ошибка! — И.С.) потому, можно подумать, что наружное море во много раз больше нашего. Однако проход у Абидоса удобнее того, что у Геракловых Столбов, ибо имеет поселения по обеим сторонам, благодаря чему образует подобие ворот для взаимных сношений между берегами; то мост перекидывают через него, если предпочитают перейти посуху с одного материка на другой, то по нему непрерывно снуют суда. Что касается города абидян, то его с двух сторон замыкают мысы Европы и он имеет гавань, в которой могут укрыться от всякого ветра стоящие на якоре корабли. Пристать же к городу где-либо в другом месте помимо гавани невозможно, ибо в проливе господствует сильное стремительное течение».

Strab. II. 124: «Вдоль Херсонеса лежит пролив шириной в 7 стадиев, около Се-ста и Абидоса; через него Эгейское море и Геллеспонт вытекают на север в другое море, которое называется Пропонтидой».

Strab. XIII. 591: «Абидос. лежит в устье Пропонтиды и Геллеспонта на одинаковом расстоянии от Лампсака и от Илиона, приблизительно в 170 стадиях. Здесь находится 7-стадиевый пролив, отделяющий Азию от Европы, через который Ксеркс построил мост. Оконечность Европы, образующая узкий пролив

около места перемычки, называется по ее форме Херсонесом. Место перемычки находится против Абидоса».

Эта довольно разнородная сводка (в ней очевидным образом выделяется своей особенно информативностью свидетельство Полибия) никоим образом не претендует на то, чтобы быть исчерпывающей, и цель ее — сколе иллюстративная, чем аргументативная. О подробностях и нюансах речь пойдет далее, а пока расставим главные акценты, обозначим наиболее принципиальные факторы, определявшие историческую роль Геллеспонта.

Выше уже отмечалось, что эта местность (как и регион Черноморских проливов в целом) являла собой важную контактную зону. При этом подчеркнем два, так сказать, измерения «феномена» Геллеспонта. С одной стороны, он путь; с другой — граница, препятствие.

Путем пролив был для тех народов и обществ, в среде которых было в достаточной мере развито мореплавание. Приходится говорить именно об определенном уровне его развития, ибо наличие довольно быстрого течения не позволяло двигаться по Геллеспонту в северо-восточном направлении совсем уж примитивным плавсредствам. Впрочем, в литературе указывается, что Геллеспонт все-таки легче было преодолевать, чем Боспор Фракийский: при том, что объем воды, поступающий, через оба пролива, одинаков, Геллеспонт примерно вдвое шире9. Поскольку у греков начиная с архаической эпохи мореходство и кораблестроение бурно развивались, геллеспонтское течение рано перестало быть для них серьезной помехой, непроходимым барьером для проникновения в Понт, а тем более — в Пропонтиду10.

Препятствием же Геллеспонт оказывался для народов и обществ, которые в большей степени являлись сухопутными. Из одного из вышеприведенных пассажей Страбона видно, что даже одиночные переправы через пролив были сопряжены с определенными трудностями. Что уж говорить о тех случаях, когда через него приходилось переводить большие массы людей! Мероприятие Ксеркса по постройке моста через Геллеспонт11 во время его похода на Элладу в 480 г. до н.э. поразило впечатление современников (ср. Herod. VII. 33-36 — рассказ одновременно информативный и эмоциональный) именно потому, что на их глазах совершалось нечто действительно невиданное. Еще несколько веков спустя Ликофрон писал о Ксерксе:

Но не уступит мать Эпиметеева12, На место всех гиганта одного пошлет, Персея поросль: он пройдет и по морю, Как по пути сухому, и по тверди он На веслах поплывет...

(Lycophr. Alex. 1412 sqq.)

Здесь в метафорической форме говорится о двух деяниях персидского царя — постройке моста через Геллеспонт и прорытии канала через Афонский перешеек.

Переправляться через пролив из Европы в Азию было, согласно тому же Страбону, легче, чем из Азии в Европу. Опять же, что относится к отдельным лицам, то должно быть применимо и к массовым передвижениям. Поэтому закономерно, что в античной истории известны случаи успешного переселения целых этнических групп (фракийских племен, галатов) через Геллеспонт (или, во всяком случае, через Черноморские проливы), причем именно в азиатском направлении. Переселения же такого рода в противоположную сторону вроде бы не припоминаются.

Здесь необходимо сказать о вещи, которая, возможно, покажется банальностью, но тем не менее должна быть упомянута. Как известно, само выделение Европы и Азии в качестве двух разных частей света не имеет абсолютно никакого географического основания (они ни в каком отношении не являют собой отдельных материков), а исключительно основание культурно-историческое. Есть, в сущности, только одно место, где это представление могло зародиться, то есть такое место, из которого Европа и Азия могут восприниматься как два отделенных друг от друга массива суши. И это именно регион Балканского и Малоазийского полуостровов, которые как бы разрезает цепочка водных бассейнов разной ширины: Эгеида, Геллеспонт, Пропонтида, Боспор, Понт. В свете сказанного вполне естественно, что понятие о Европе и Азии впервые зародилось у античных эллинов; а зона Черноморских проливов в рамках данной комплексной мифологемы, живущей и поныне, воспринималась, как точка, в которой две части света, два мира ближе всего сходятся с другом, почти соединяются, но все-таки не сливаются.

В сравнении с двумя вышеуказанными факторами — Геллеспонт как путь и Геллеспонт как граница — все остальные имевшие место факторы (характер земель на побережьях пролива, рыбные богатства и т.д.) должны считаться имеющими заведомо второстепенный, дополнительный характер.

Поскольку в данной статье речь пойдет прежде всего об истории Геллеспонта, о его «вписанности» в рамки исторических событий и процессов античности, то нас в наибольшей степени будут интересовать вопросы, связанные с контролем над проливом. Кто и когда такой контроль осуществлял, или пытался осуществить, или боролся за него; какими методами это делали, какими целями и мотивами руководствовались — такого рода проблемы будут вкратце рассмотрены ниже.

Согласно археологическим данным, район Геллеспонта был населен уже в IV тыс. до н.э.13 А в следующем тысячелетии там уже возникают крупные центры ранних эгейских культур бронзового века, среди которых следует упомянуть, например, поселение на так называемом «холме Протесилая» близ Элеунта на Хер-сонесе Фракийском, но в первую очередь, конечно же, Трою.

Поразительная долговечность этого древнего города14, неоднократно в течение III-II тыс. до н.э. разрушавшегося, но вновь и вновь возрождавшегося на том же самом месте, на наш взгляд, стоит в прямой связи с его географическим по13 Mansel 1966, 1011.

ложением в преддверии Геллеспонта, у самого начала этого морского пути. Равным образом, в связи с этим географическим положением и проистекающими из него выгодами следует трактовать и крупнейший вооруженный конфликт в Эге-иде бронзового века — Троянскую войну. Если античная традиция приписывала этому столкновению чисто мифологические причины (похищение Елены, желание Зевса уменьшить количество людей и т.п.), в действительности, конечно же, необходимо учитывать прежде всего вышеназванный геостратегический фактор: контроль над входом в пролив.

Разумеется, в связи с Троей, Троянской войной и всей этой проблематикой в мировой науке неоднократно высказывались в той или иной мере скептические или даже нигилистические точки зрения. Достаточно припомнить о нашумевшем выступлении такого выдающегося антиковеда, как М. Финли, пафосом которого было отрицание историчности Троянской войны15. Однако в любом случае невозможно отрицать сам факт неоднократных разрушений на троянском городище, который со всей очевидностью указывает, что регион уже в рассматриваемую эпоху являлся предметом самого пристального интереса со стороны различных сил, иначе не было бы и конфликтов.

Если же говорить о более мягких формах скептицизма, то, например, Р. Кар-пентер утверждал, что в III—II тыс. до н.э. плавание по Геллеспонту было еще невозможно; именно потому и процветала Троя, находившаяся не непосредственно на побережье, а несколько в глубине материка, что из-за недоступности морского пути купцам приходилось пользоваться сухопутным16.

По этому поводу можно сказать следующее. Крупные поселения бронзового века вообще крайне редко возникали непосредственно на побережье. Жители стремились к большей безопасности от нападений, которые часто приходили с моря, и поэтому обосновывались, как правило, в некотором отдалении от берега, избирая в качестве места обитания какой-нибудь холм, служивший естественной цитаделью. Сама же Троя — яркий пример именно такой модели.

Вряд ли стоит отрицать возможность проникновения из Эгейского моря в Черное через проливы уже во II тыс. до н.э.17 Ведь есть же, несомненно, некое историческое ядро в древнем мифе о плавании аргонавтов в Колхиду. Разумеется, в ту далекую эпоху подобные плавания осуществлялись редко, были сопряжены со значительными трудностями и даже опасностями, тоже отразившимися в мифе. Однако препятствия преодолевались.

Обратим внимание еще и на то, что миф об аргонавтах — сложное, комплексное построение (как все наиболее важные греческие мифы), в котором каждый элемент имеет определенное структурное значение. В частности, представляется неслучайной следующая деталь: когда златорунный баран нес Фрикса и Геллу в Колхиду, девушка упала именно в пролив, получивший ее имя. Аргонавты шли за золотым руном по пути Фрикса, и место, где утонула Гелла, должно было служить для них ориентиром, подтверждением того, что они избрали верный маршрут.

Подчеркнем: собственно, о Гелле миф не сообщает вообще ничего, кроме факта ее гибели. Ее мифологический образ, таким образом, не имеет самостоятельно15 Finley 1964.

го значения и получает смысл только в общем контексте цикла мифов о золотом руне и аргонавтах. Из этого, как нам представляется, можно сделать достаточно надежный вывод, что существование топонима Геллеспонт — «море Геллы» — с необходимостью предполагает данный цикл мифов, уже сложившийся на тот момент, а, соответственно, знакомство греков с некоторыми понтийскими областями. Топоним же, как отмечалось выше, фигурирует уже у Гомера, то есть с самого начала античной нарративной традиции. Поскольку трудно предположить, что освоение плавания по проливу произошло в «Темные века» (менее подходящий период для подобных предприятий трудно представить), то остается только относить это событие к микенской эпохе.

Можно ли сказать со всей определенностью, что на протяжении бронзового века Геллеспонт контролировался Троей и хозяева города, кем бы они ни были, тем самым становились хозяевами пролива? Пожалуй, такое суждение будет слишком категоричным, и для него в нашем распоряжении недостаточно позитивных данных (учитывая общую довольно скудную информированность ученых о рассматриваемом времени). И всё же, повторим, вряд ли есть какое-то более убедительное объяснение конфликтов вокруг Трои (в том числе той же Троянской войны), чем борьба за обладание этим путем.

Впрочем, ахейцы, разрушив Трою, все-таки и сами не смогли закрепиться в регионе. Причиной тому было, безусловно, вскоре происшедшее крушение их цивилизации (сложный вопрос о причинах этого крушения здесь, понятно, рассматриваться не будет).

В гомеровском эпосе ситуация в регионе обрисована следующим образом: Но фракиян предводил Акамас и воинственный Пирос Всех, которых страны Геллеспонт бурнотечный объемлет.

(Нот. II. II. 844-845)

В этих строках отразилась уже новая этнополитическая обстановка, характерная не для микенской эпохи, а для времени после Троянской войны. Известно, что в это время происходит массовое переселение с Северных Балкан в Малую Азию ряда народов фракийской группы — фригийцев, мисийцев, вифинов18. Переход осуществлялся, разумеется, через Черноморские проливы, следовательно, в том числе и через Геллеспонт. Точнее, говорить, конечно, нужно не о едином переходе, а о периоде миграций, в ходе которого существенно изменялась этническая карта Анатолийского полуострова. В частности, область по малоазийскому берегу интересующего нас пролива стала с тех пор называться Малой, или Геллеспонтской Фригией (чтобы отличать от Великой Фригии).

В результате фракийские племена теперь расселялись по обоим побережьям Геллеспонта19, и, следовательно, именно они держали теперь пролив под своим контролем (насколько можно вообще говорить о реальном контроле применительно к тем смутным временам).

Относительно самой Трои был недавно сделан важный вывод. Если ранее считалось, что после разрушения троянского поселения бронзового века (Троя У11Ь2) и вплоть до появления эолийской колонии (Троя VIII) в VIII в. до н.э. место

несколько веков пустовало, то теперь, как подчеркивает Дж.Н. Колдстрим20, «от этого взгляда приходится отказаться». Какая-то жизнь, пусть и не слишком интенсивная, в Трое теплилась всё это время.

Другим поселением, продолжавшим на протяжении «Темных веков» существовать в Троаде, судя по всему, был Скепсис. Согласно античной традиции, основан он был троянцами после разрушения их города. Упоминаются в связи с этим имена Энея, его сына Аскания, а в некоторых ветвях традиции — также сына Гектора Скамандрия (Астианакта), который в этом варианте мифа, в отличие от основного, не был умерщвлен ахейцами при взятии Трои.

Не следует отвергать эти свидетельства как поздние и неаутентичные. Они прекрасно коррелируют с пассажем максимально ранним — из Гомера, у которого встречается следующее пророчество:

Будет отныне Эней над троянами царствовать мощно, Он, и сыны от сынов, имущие поздно родиться.

(Hom. II. XX. 307-308)

Перед нами типичное vaticinium post eventum, уместное лишь в том случае, если во времена складывания «Илиады» в Троаде действительно властвовала (или, по крайней мере, занимала влиятельное положение) династия, возводившая свое происхождение к Энею. Последний, согласно более распространенной легенде, осел в Лации. Но, по справедливому замечанию А. А. Немировского, «на выживании и великих дальнейших свершениях Энея настаивает вся античная традиция, независимо от локализации этих свершений и представлений о дальнейшей судьбе Трои»21.

Скепсис часто считают эолийским поселением, возникшим в VIII в. до н.э. Однако нет серьезных причин датировать его основание столь поздним временем, игнорируя данные письменных источников. Археология здесь мало чем может помочь, поскольку остатки поселения были уничтожены турками около 1800 г. Впрочем, Скепсис, строго говоря, не геллеспонтский город — он лежит несколько в глубине материка.

Как бы то ни было, всё сказанное в известной мере относится к области предположений. Более или менее ясная картина ситуации в регионе Геллеспонта начинает вырисовываться в VIII-VII вв. до н.э., то есть в период великого колонизационного движения греков.

Приведем меткое замечание Э. Грэйема22: в силу ряда факторов (близость к Балканской Греции, климатические условия) регион Черноморских проливов был, казалось бы, территорией, почти идеально подходящей для колонизации. Тем не менее реальное освоение эллинами этих земель шло достаточно медленно и далеко не столь «взрывообразно», как, например, колонизация Южной Италии и Сицилии, а позднее — побережий Боспора Киммерийского. Грэйем видит в этом подтверждение принципа, согласно которому маршруты греческого колонизационного движения определялись в большей степени политическими, а не географическими факторами.

Приведем вначале сводку обстоятельств основания важнейших городов на Геллеспонте (в алфавитном порядке)23, чтобы затем, сопоставляя эти данные, можно было сделать наблюдения о характере процесса.

■г SII I V/"

AlSderaу / Л,

Л - - Магопеа ■-" Stryme & -V

Bisanthe»

_ Cardia

parium ¿^

LimnaV "&./^TPSeiuT b& ^iapus_ AlopeconnesusС /J

^ M^estus >&s

-■^Abydus S