Из истории восстановления автономий репрессированных народов Северного Кавказа в условиях «Оттепели»

Vadim L. Agapov - Candidate of History, Senior Lecturer, Far Eastern Federal University (Vladivostok, Russia) windrace @nm. ru

The article deals with the journalism of the Russian liberal journal “Vestnik Evropy” (“The Bulletin of Europe”) in 1917. It analyzes the topics and content of the journal’s articles, its leading publicists’ opinions about the collapse of Russian autocracy, the February revolution and its aftermath. The article focuses on the journal’s coverage of the growing social and political crisis in Tsarist Russia during the penultimate year of the World War I. It concludes that during this period “Vestnik Evropy” sharply criticized the government for refraining from social and political reform. The liberal publicists of the journal welcomed The February revolution and the establishment of The Provisional Government, but they soon were disappointed with its “sorrowful outcome”, their disappointment with the policies of liberal and socialist parties growing on with the growing crisis. This triggered their criticism of the Provisional Government. On the other hand, their evaluation of General L.G. Kornilov’s views and activities as well as those of the Bolsheviks, the radical left, was even more negative.

World War I, “Vestnik Evropy” (“The Bulletin of Europe”), journalism, Entente, Germany, autocracy, liberalism, State Duma, public opinion, February Revolution of 1917, Provisional government, K.K. Arsenev, A.F. Kerenskiy, L.G. Kornilov

Е.Ф. Кринко, А.А. Черкасов

ИЗ ИСТОРИИ ВОССТАНОВЛЕНИЯ АВТОНОМИЙ РЕПРЕССИРОВАННЫХ НАРОДОВ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА В УСЛОВИЯХ «ОТТЕПЕЛИ»**

Е. Krinko, A. Cherkasov

From the History of Regaining

** Статья написана в рамках проекта «Нациестроительство на Северном Кавказе: исторический опыт и современные практики» Программы фундаментальных исследований ОИФН «Нации и государство в мировой истории».

Autonomies of the Repressed Peoples in the North Caucasus under the “Thaw”

В годы Великой Отечественной войны по обвинениям в сотрудничестве с нацистской Германией с Северного Кавказа были выселены карачаевцы, чеченцы, ингуши, балкарцы, а их автономии упразднены. После смерти И.В. Сталина новое руководство СССР осудило этнические депортации и приступило к реабилитации и восстановлению автономий репрессированных народов.

Спустя десятилетия эти процессы нашли отражение в отечественной историографии1. Однако до наших дней они чаще всего характеризуютсяу прощенно и схематично, не раскрываются в полном объеме трудности восстановления национально-государственных образований репрессированных народов Северного Кавказа.

Через два месяца после XX съезда КПСС, 28 апреля 1956 г., Президиум Верховного Совета СССР принял указ «О снятии ограничений по спецпоселению с крымских татар, балкарцев, турок - граждан СССР, курдов, хемшилов и членов их семей, выселенных в период Великой Отечественной войны». Согласно указу, освобождение этих народов из-под административного надзора не сопровождалось возвращением им конфискованного имущества, они также не имели права «возвращаться в места, откуда были выселены»2. Еще через два с половиной месяца, 16 июля, был принят указ Президиума Верховного Совета СССР «О снятии ограничений по спецпоселению с чеченцев, ингушей, карачаевцев и членов их семей, выселенных в период Великой Отечественной войны», формулировки которого практически повторяли текст предыдущего документа.3

Таким образом, реабилитация первоначально не предполагала возвращения высланных народов Северного Кавказа на родину. Более того, в различных партийных и государственных инстанциях обсуждались перспективы создания автономий репрессированных народов в районах их бессрочной ссылки, особенно вопрос о чечено-ингушской автономной области в Казахской ССР или Киргизской ССР. Ее создание требовало немалых усилий, но затраты были значительно меньше, чем расходы по переселению около 700 тыс. человек из Казахстана и Киргизии на Северный Кавказ, не говоря о политических рисках данного решения. Поэтому у данной идеи нашлось немало сторонников, включая министра внутренних

дел СССР Н.П. Дудорова. В июне 1956 г. он писал: «Учитывая, что территория, где проживали до выселения чеченцы и ингуши, в настоящее время в основном заселена, возможность восстановления автономии для чеченцев и ингушей в пределах прежней территории является делом трудным и вряд ли осуществимым, так как возвращение чеченцев и ингушей в прежние места жительства неизбежно вызовет целый ряд нежелательных последствий»4.

Однако сами представители репрессированных народов Северного Кавказа рвались на родину. На власти обрушился целый вал писем, обращений, заявлений, ходатайств, авторы которых просили восстановить их национальные автономии на исторической родине. Так, 10 июня 1956 г. 92 балкарца писали из Фрунзенской области: «.. .За прошедшие 12 лет не было дня, чтобы не мечтали о том времени, когда представится возможность вернуться в родные края»5. Карачаевцы также категорически отвергали идею создания автономии вне пределов Ставропольского края: «...Такие предложения исходят из желания закрепить нас в качестве рабочей силы в местах нынешнего расселения... ни один карачаевец не согласится на переселение внутри Средней Азии ради такой “автономии”, так как она (эта автономия) не изменит фактического, политического и правового положения переселенцев)...»6. Но наиболее интенсивно писали в различные партийные и государственные инстанции чеченцы и ингуши.

В современной историографии отмечается важное обстоятельство, повлиявшее на принятие решения о возвращении бывших спецпереселенцев на их историческую родину: «оставлять чеченцев и ингушей в Казахстане, в районах массового освоения целинных и залежных земель, а только там были свободные территории для организации автономии, было не менее опасно, чем возвращать их на родину». Здесь уже разразились первые конфликты на этнической почве, наиболее активными участниками которых были приезжие русские и чеченцы7.

Многие представители депортированных народов, не дожидаясь официального разрешения, самовольно отправились на родину. Особую активность и в этом случае проявляли чеченцы и ингуши, использовавшие самые различные способы, чтобы добраться до Северного Кавказа. К концу 1956 г. более 11 тыс. чеченцев и ингушей самовольно вернулось в районы бывшей Чечено-Ингушской АССР8.

Властям северокавказских республик, краев и областей, прежде всего Дагестанской АССР, Кабардинской АССР и Северо-Осетинской АССР, пришлось вплотную заняться вопросами приема

и размещения переселенцев.

Так, бюро Кабардинского обкома КПСС 9 июня 1956 г. приняло специальное решение, в котором говорилось: «1. Считать возможным возращение балкарцев частично в места прежнего жительства с организацией новых колхозов и частью в кабардинские и русские населенные пункты республики...

Через два с лишним месяца тональность его решений изменилась: руководство республики осознало, с каким валом проблем пришлось столкнуться. 3 сентября на заседании бюро Кабардинского обкома КПСС в очередной раз рассматривался вопрос о балкарцах. Решение гласило: «...2. Обязать Советский, Чегемский, Нагорный, Эльбрусский, Лескенский райкомы КПСС и райисполкомы, Нальчикский горком и горисполком в месячный срок трудоустроить прибывших балкарцев, преимущественно в колхозах и совхозах, и решить вопросы их бытового устройства.

Руководство КПСС и СССР быстро осознавало, что попустительство в решении вопросов о переселенцах чревато серьезными проблемами. В партийных документах отмечалось, что «Кабардинский обком партии с первых дней после снятия балкарцев со спецпоселения занял неправильную позицию, допустив свободный въезд и расселение их на территории республики». Прибыло уже более 1,6 тыс. семей (8,6 тыс. человек), «сотни балкарцев ходят в поисках работы и жилья, многие разместились на вокзалах, в шалашах, на животноводческих фермах, а то и просто на улице»11. Заведующий Отделом партийных органов ЦК КПСС по РСФСР В.М. Чураев предлагал «впредь до окончательного рассмотрения в ЦК КПСС вопроса о положении всех бывших переселенцев» предложить Кабардинскому обкому КПСС «отменить свое решение от

о проведении среди балкарского населения необходимой разъясни51

тельной работы, чтобы прекратить их отъезд на территорию бывшей Кабардино-Балкарской АССР»12.

Отъезд тысяч представителей бывших репрессированных народов из районов принудительной ссылки на родину вынудил власти в конце осени 1956 г. перейти к воссозданию ликвидированных автономий. 4 ноября Президиум ЦК КПСС утвердил проект постановления ЦК КПСС и Совета министров СССР «О восстановлении национальной автономии калмыков, карачаевцев, балкарцев, чеченцев и ингушей». В нем признавалось, что принятые меры по реабилитации репрессированных народов недостаточны для восстановления их равноправного положения в СССР, экономического и культурного развития.

Наибольшие сложности вызывало возвращение чеченцев и ингушей, считавшееся возможным «лишь при условии перемещения в другие районы страны около 200 тыс. переселенцев, привезенных в районы бывшей Чечено-Ингушской АССР в организованном порядке из различных областей РСФСР и некоторых других республик». По подсчетам Грозненского обкома КПСС и облисполкома, в области было возможно расселить всего около 20 тыс. семей чеченцев и ингушей «при условии организации новых совхозов и дополнительного строительства жилых помещений с ориентировочной затратой государственных средств на эти цели 700-800 млн руб.». Руководство Северо-Осетинской АССР предполагало возможным поселить в республике до 5 тыс. семей. В Дагестанской АССР, согласно заявлениям ее руководителей, вообще отсутствовали возможности дополнительного расселения чеченцев и ингушей13.

Многие руководящие работники и рядовые жители Грозненской области, Дагестанской АССР и Северо-Осетинской АССР высказывали «очень серьезные опасения в том, что некоторая часть чеченцев и ингушей, зарекомендовавшая себя с плохой стороны своими неблаговидными поступками в прошлом, снова примется за старое и внесет дезорганизацию в трудовую жизнь местного населения». Уже вернувшиеся чеченцы и ингуши в местах своего прежнего проживания требовали возвращения ранее принадлежавших им домов: «Приезд их, а также распространяемые ими слухи о скором возвращении на Северный Кавказ всего чечено-ингушского населения, вызывают резкое недовольство местных жителей, создают атмосферу нервозности и неуверенности»14.

В свою очередь, приглашенная в Отдел партийных органов в начале декабря 1956 г. группа чеченцев и ингушей, членов КПСС, просила «учесть интересы их народа и образовать автономную республику на прежнем месте, в ранее существовавших границах, так

как чеченцы и ингуши ни на какую другую территорию не поедут, а предоставление автономии в любом другом месте будет, по их мнению, неполной реабилитацией этих национальностей». При этом она заявила, что «выселять никого не нужно, они будут дружно жить и работать вместе с проживающим там населением. Если же им будет передана кроме территории бывшей Чечено-Ингушской АССР хотя бы часть кизлярских земель, то тогда проблема расселения всех че-чено-ингушских семей будет решена вполне удовлетворительно»15.

Секретари обкомов партии и председатели облисполкомов областей и республик Северного Кавказа на совещании в ЦК КПСС высказали мнение, что автономию чечено-ингушскому народу «желательно было бы предоставить в каком-либо другом районе страны, не на территории бывшей Чечено-Ингушской АССР. В то же время они сомневались в реальности такого решения, ибо заставить чеченцев и ингушей поехать туда можно только силой. Поэтому за основу территории восстанавливаемой Чечено-Ингушской АССР они предлагали принять прежние районы этой республики»16.

В вопросе об определении границ Чечено-Ингушской АССР возникли особенно серьезные затруднения.

Руководители Дагестанской АССР предложили образовать Чечено-Ингушскую АССР в прежних границах и вернуть ей из состава Дагестанской АССР районы, полученные в 1944 г., а, с другой стороны, Дагестанской АССР возвратить районы бывшего Кизлярского округа, так как в ином случае было некуда переселить дагестанцев, перемещенных в указанные районы с высокогорья после депортации чеченцев и ингушей. 12 декабря руководители республики, «исходя из того, что Президиум ЦК КПСС решил положительно вопрос о национальной автономии чеченцев и ингушей

и, учитывая, что без полного восстановления территориальной автономии не может быть устойчивого равновесия, мира и дружбы между этими народами и их соседями», писали, что они «с самого начала изъявили согласие отдать все шесть районов обратно в состав Чечено-Ингушской АССР». В то же время они указывали, что «4 из этих 6 районов заселены дагестанцами очень густо и дополнительное их заселение нецелесообразно. Кроме того, нежелательно, чтобы аварцы, даргинцы и лакцы, принадлежащие и так к малочисленным народностям Дагестана, дробились и находились в составе Чечено-Ингушской АССР». Почти половина дагестанских колхозов в густозаселенных горных и высокогорных районах остро нуждалась

в пахотных и пастбищных угодьях. Поэтому Дагестанский обком КПСС и Совет министров Дагестанской АССР просили ЦК КПСС решить положительно вопрос о возвращении в состав автономии хотя бы Кизлярского, Каргалинского, Караногайского, Тарумовского районов, с учетом того, что около 500 га земель колхозов Дагестана в виде отгонных пастбищ располагалось на их территории17.

Напротив, руководство Северо-Осетинской АССР высказалось категорически против возвращения Чечено-Ингушской АССР районов, переданных ей в 1944 г., объясняя это тем, что они «заселены главным образом осетинами и возвращать назад их было бы нецелесообразно». Использовался в качестве аргумента и фактор их хозяйственного и социально-культурного освоения: «за последние годы на капитальное строительство в колхозах этих районов вложено около 80 млн руб.»18.

Руководство Грозненской области считало, что для расселения всех чеченцев и ингушей следовало передать не только их прежнюю территорию, но и 8 районов бывшего Кизлярского округа, а также Наурский район, ранее не входившие в Чечено-Ингушскую АССР, общей площадью 25 тыс. кв. км. Здесь проживали 163,7 тыс. человек, имелось 8 совхозов, 85 колхозов, 200 тыс. га посевной площади, 41 тыс. голов крупного рогатого скота и 588 тыс. овец. Это позволяло считать, что в данных районах имелись возможности «для развития животноводства, садоводства и виноградарства, строительства новых совхозов, предприятий легкой и пищевой промышленности, что позволит в течение ближайших 3-4 лет расселить и трудоустроить значительное число чеченцев и ингушей»19.

балкарского, карачаевского, чеченского и ингушского народов Президиум Верховного Совета СССР восстановил их национальные автономии. Отмечалась необходимость установить границы и административно-территориальное устройство Чечено-Ингушской АССР и Карачаево-Черкесской АО, утвердить Организационный комитет Чечено-Ингушской АССР, на который возлагалось впредь до выборов Верховного Совета АССР «руководство хозяйственным и культурным строительством на территории республики». Указы Президиума Верховного Совета СССР 1943-1944 гг. о выселении балкарцев, карачаевцев, чеченцев и ингушей и ликвидации их автономий, а также статья 2 указа от 16 июля 1956 г., запрещавшая им возвращаться на прежнее местожительство, были признаны утратившими силу21.

В тот же день Президиум Верховного Совета РСФСР принял указы «О восстановлении Чечено-Ингушской АССР и упразднении Грозненской области», «О преобразовании Черкесской автономной области в Карачаево-Черкесскую автономную область» и «О преобразовании Кабардинской АССР в Кабардино-Балкарскую АССР»22. Отдельным указом был утвержден Организационный комитет по Чечено-Ингушской АССР: председатель М.Г. Гайрбеков, первый заместитель А.М. Слюсарев, заместители А.Ф. Зонов, З.С. Тонгиев, И.А. Шустов, секретарь М.И. Комаров, члены Ф.Д. Баранова, Е.В. Брыксин, А.Д. Гашев, Г.М. Дементьев, Х.Н. Дукузов, Д.Г. Мальсагов, Н.Г. Петров, В.Ф. Русин, С.С. Струлев, К. Сулейманов, А.В.Т. Тепсаев, В.Ф. Хозиев, УД. Цутиев, А.И. Яковлев и М.А. Яндиев23.

Восстановление национальных автономий репрессированных народов не сопровождалось возвращением к прежним административным границам.

Так, карачаевцы не получили самостоятельной автономии, которой они обладали с 1926 по 1944 гг., и были включены в состав объединенной Карачаево-Черкесской АО. Такое решение вызвало острое недовольство части карачаевцев, увидевших в этом продолжение дискриминации своего народа. Указ Президиума Верховного Совета РСФСР «Об административно-территориальном составе Карачаево-Черкесской автономной области Ставропольского края» закрепил в ее составе город Черкесск, Адыге-Хабльский (центр - аул Адыге-Хабль), Зеленчукский (станица Зеленчукская), Мало-Карачаевский (село Первомайское), Клухорский (г. Клухори), Преградненский (станица Преградная), Усть-Джегутинский (станица Усть-Джегутинская), Хабезский (аул Хабез) и Черкесский районы. Город Клухори был переименован в Карачаевск, а Клухорский район - в Карачаевский24.

В восстановленной Кабардино-Балкарской АССР балкарские районы оказались включены в районы с преобладавшим кабардинским населением. Внутреннее административное деление республики перестало соответствовать этническому принципу, опираясь теперь на принципы экономического районирования25. Часть бывшего Курпского района осталась в составе Моздокского района Северо-Осетинской АССР.

В Чечено-Ингушскую АССР были включены из Грозненской области город Грозный, Грозненский, Гудермесский, Каргалинский, Красноармейский, Междуреченский, Надтеречный, Новосельский, Наурский, Советский, Сунженский и Шелковский районы. Из Дагестанской АССР - Андалалский, Веденский, Ритлябский, Шугаратский, а также западная часть Ботлихского и Шумадинского районов (в границах бывших Чеберлоевского и Шароевского районов). Из Северо-Осетинской АССР - город Малгобек с пригородной зоной, Коста-Хетагуровский район и северо-восточная часть Правобережного района в границах бывшего Ачалукского района. Часть упраздненной Грозненской области - Караногайский, Кизлярский, Крайновский, Тарумовский районы и город Кизляр

- были переданы в состав Дагестанской АССР, Ачикулакский и Каясулинский районы - в состав Ставропольского края26. Грузинской ССР возвратили северные части Душетского и Казбегского районов в границах бывшего Итум-Калинского района и части бывших Галанчожского, Галашкинского, Шароевского, Пригородного и Гизельдонского районов27.

Партийно-советское руководство рассчитывало на постепенное переселение депортированных народов Северного Кавказа на родину и восстановление их национальных автономий в течение нескольких лет. Переезд балкарцев и карачаевцев планировался на 1957-1958 гг., более многочисленных чеченцев и ингушей- на 1957— 1960 гг.28 Но бывшие спецпереселенцы не желали столько ждать. К тому же местные руководители в Казахской ССР и Киргизской ССР не стремились задерживать их далее у себя, считая их «дестабилизирующими обстановку элементами», а потому быстро рассчитывали, увольняли, выписывали и выдавали необходимые проездные документы.

В конце 1956 г. Дудоров докладывал, что в результате проведения «специальных мероприятий по предотвращению массового и незаконного выезда чеченцев и ингушей из районов Киргизской,

Казахской и Узбекской ССР в места их прежнего жительства» с 22 по 28 декабря работники МВД сняли с поездов и самолетов около 5 тыс. чеченцев и ингушей, направлявшихся в Грозненскую область и Северо-Осетинскую АССР. После соответствующей разъяснительной работы задержанных направляли в места прежнего поселения. «Свое массовое переселение, особенно в последнее время, задержанные чеченцы и ингуши объясняли тем, что местные власти не препятствовали их выезду и снимали их с партийного, комсомольского, профсоюзного и воинского учета». Министр внутренних дел оптимистично заверял ЦК КПСС в том, что «массовое прибытие бывших спецпереселенцев из числа лиц чечено-ингушской национальности в Грозненскую область и Северо-Осетинскую АССР прекратилось»29.

Однако через три с лишним месяца потребовалась целая «спецоперация» по пресечению очередного потока переселенцев на Северный Кавказ. В ходе проверки всех пассажирских поездов из Киргизии и Казахстана в течение трех дней, с 5 по 7 апреля 1957 г., оперативные бригады милиции задержали 2 139 чеченцев и ингушей, направив их обратно. Министерство внутренних дел СССР настаивало, чтобы в Казахской ССР и Киргизской ССР не допускалось увольнение с работы бывших спецпереселенцев, чтобы их не снимали с воинского учета, не выписывали из домовых книг и не продавали им билетов. По оценке В.А. Козлова, это был «ничем не прикрытый произвол, который, может быть, и основывался на здравом смысле бюрократов, но решительно никаких юридических оснований под собой не имел», поскольку «никаких законов, вообще никаких юридических решений, которые бы препятствовали немедленному выезду, не существовало»30.

В областных центрах Казахстана «скопилось большое количество чеченцев и ингушей, которые уволились с работы, продали свое имущество и настойчиво добиваются выезда к прежнему места жительства»31. Когда в Караганду было возвращено 613 чеченцев и ингушей, снятых с поездов при попытке выехать на Кавказ, 413 человек разместились прямо на вокзале, а 200 человек, оставаясь в вагонах, продолжали требовать отправки в Чечено-Ингушскую АССР, заявляя, что они «продали свои дома, а личные вещи отправили на Кавказ». Возле здания Карагандинского обкома КПСС ежедневно собирались толпы чеченцев и ингушей, останавливавшие машины секретарей обкома КПСС и требовавшие отправки на Кавказ32.

Ситуация накалялась и на Северном Кавказе. После принятия решений о восстановлении Чечено-Ингушской АССР в ЦК КПСС и

другие центральные органы власти и управления поступили многочисленные заявления, выписки из решений колхозных собраний и телеграммы от жителей четырех дагестанских районов, отошедших Чечено-Ингушской АССР. Так, более 30-ти представителей колхозов Шурагатского, Ритлябского, Веденского районов, переданных из Дагестанской АССР в Чечено-Ингушскую АССР, писали, что они «одобряют решение партии и правительства о восстановлении автономии чечено-ингушского народа, но в то же время возражают против совместной жизни с чеченцами, отказываются принимать их в колхозы, настойчиво просят оставить эти районы в составе Дагестана или организованно переселить проживающее здесь население, заявляя, что в противном случае все даргинцы и аварцы все равно стихийно уедут в дагестанские аулы»33.

Авторы писем обращали внимание на «крайний недостаток земельных угодий при избытке рабочей силы в колхозах» этих районов. В Андалалском, Ритлябском и Веденском районах на одного трудоспособного колхозника приходилось по 0,4-0,8 га пашни, в Шурагатском - 1,8 га. Сотни колхозников не вырабатывали даже минимума трудодней «по той причине, что их просто нечем занять». Однако в Шурагатский район уже прибыло самовольно более 400 семей, «причем некоторые чеченцы привезли из Казахстана в мешках останки трупов своих родственников и хоронят только там, где жили их предки»34.

Даргинцы и аварцы писали, что не хотят «оторваться» от своего народа. Они также заявляли, что «не могут жить вместе с чеченцами в силу исторически сложившихся натянутых взаимоотношений между этими народами и неправильного поведения многих чеченцев как до переселения, так и в настоящее время». Эти отношения «особенно осложнились после 1944 г., ибо чеченцы считают дагестанцев в какой-то степени повинными в выселении чечено-ингушского народа и крайне недовольны, что они живут в их домах». В письмах говорилось, что «в течение многих десятилетий чеченцы совершали набеги на соседние дагестанские села, грабили и убивали людей, угоняли скот, и эти действия их дагестанцы не могут забыть». В жалобах колхозников и сообщениях органов госбезопасности указывалось, что «многие чеченцы и сейчас, после возвращения с мест поселения, ведут себя вызывающе, оскорбляют многих жителей и угрожают им, самовольно вселяются в ранее принадлежавшие им дома или требуют их освобождения, учиняют хулиганские нападения на граждан. Они скупили все ружья и демонстративно большими группами ходят с ними по селам, устраивают стрельбу, провоцируя аварцев и даргинцев на ответные действия и столкновения. Видя это,

местное население также начало приобретать ружья», в том числе за пределами региона. Применение холодного и огнестрельного оружия в межличностных конфликтах увеличивало жертвы. Отмечались случаи, «когда национальную рознь между чеченцами и дагестанцами разжигают и отдельные лица из числа аварцев». Представители дагестанских районов, отошедших к Чечено-Ингушской АССР, при поддержке руководства республики, настойчиво просили ЦК КПСС и правительство СССР «переселить все 11 тыс. хозяйств аварцев и даргинцев на территорию Дагестана, оказав им помощь по линии государства предоставлением ссуд на строительство и других льгот, которыми пользуются плановые переселенцы»35.

Свои инициативы по обустройству переселенцев проявляли и местные власти. Так, Кабардино-Балкарский обком КПСС и Совет министров Кабардино-Балкарской АССР обратились к Совету министров РСФСР с просьбами помочь в трудовом и бытовом устройстве возвращавшегося в республику балкарского населения. К маю 1957 г. вернулось уже 10 тыс. балкарцев, остальные ожидались в течение этого и следующего годов. Трудоустройство балкарцев

осуществлялось главным образом путем организации новых колхозов как «наиболее быстрой и целесообразной формой бытового и хозяйственного устройства балкарского народа». При этом учитывалось, что «землепользование вновь создаваемых на территории Балкарии колхозов будет состоять из горных пастбищ и сенокосов, благоприятствующих развитию животноводства, но используемых в настоящее время недостаточно эффективно», а также принимались во внимание «опыт и склонность балкарского народа к занятию животноводством»37.

В целях подготовки и проведения необходимых мер было создано Переселенческое управление при Совете министров Кабардинской АССР, организовано 19 новых колхозов животноводческого направления (31,5 тыс. человек) и два новых совхоза (2,5 тыс. человек). Выделялись скот и безвозвратная семенная ссуда, единовременное безвозвратное денежное пособие, а также денежные ссуды на приобретение скота, сельхозинвентаря, возведения объектов производственного и культурно-бытового назначения. Новые балкарские колхозы освобождались от уплаты подоходного налога и всех видов обязательных поставок государству сельскохозяйственной продукции и продуктов питания на пять лет. Выделялись средства на строительство административных зданий, дорог, школ, больниц, детских домов, издание газет, радиовещание на национальных языках38.

Однако возвращение бывших спецпереселенцев шло намного быстрее, чем планировалось, и решение социально-бытовых вопросов запаздывало, что объяснялись недостатками в работе Оргкомитета и облисполкомов, а то и прямыми злоупотреблениями с их стороны. Местные власти не всегда справлялись с объемом запланированных работ. Так, отмечались недостатки в подготовке к приему переселенцев-балкарцев в Эльбрусском районе Кабардино-Балкарской АССР. В подсобном хозяйстве Тырныаузского комбината были подготовлены квартиры лишь на 30 семей, а не на 100, как планировалось, в Былыме - на 62, а не на 200, в Эльбрусе и Верхнем Баксане - на 86, а не на 300 семей39.

В современной историографии указывается на «нецелевые использования» части средств, выделявшихся на обустройство пе-реселенцев-карачаевцев, но пошедших на хозяйственное и бытовое устройство всей области, прежде всего ее центра - города Черкесска. Поэтому они «не обеспечили подтягивание уровня социального развития районов расселения карачаевцев»40.

Очередной административно-территориальный передел неизбежно порождал и новые проблемы, споры и конфликты. Колхозники Шурагатского и других районов Дагестанской АССР, переходивших в Чечено-Ингушскую АССР, в январе 1957 г. посылали в Москву одну за другой телеграммы: «...Мы по национальности дагестанцы и сейчас настаиваем оставить в составе Дагестана в настоящее время наши дома в тех местах где ранее жили разрушены соседними колхозами и на старое место жительства возвращаться нам некуда», «колхозники колхоза имени Орджоникидзе не желают объединиться в колхоз с чеченцами и не желают потерять национальную самостоятельность», «просим выделить место для переселения на территорию Дагестана и заранее подготовленные дома», «категорически возражаем против передачи нас [в] Чечено-Ингушскую республику и требуем переселения в Дагестанскую республику»41.

Территория бывшего Ачалукского района была перераспределена между несколькими районами. Оргкомитет по Чечено-Ингушской АССР принял решение северную часть с населенными пунктами Верхние Ачалуки, Средние Ачалуки и Нижние Ачалуки включить в состав Малгобекского района, а южную часть с населенными пунктами Кантышево, Даллаково и Нартовскую МТС - в состав Коста-Хетагуровского района. Просьба Коста-Хетагуровского райкома партии оставить в составе района станицу Карабулакскую и селение Яндырка была признана необоснованной, так как эти населенные пункты ранее входили в Сунженский район, и население требовало их возращения в него. К тому же они были удалены от райцентра Коста-Хетагуровского района, в то время как районный центр Сунженского района располагался всего в нескольких километрах42.

В состав Чечено-Ингушской АССР не была возвращена часть Пригородного района, входившая в ее состав до депортации 1944 г. Непосредственно примыкая к городу Орджоникидзе (Владикавказу), она была тесно с ним связана в хозяйственном отношении и оставлена в составе Северо-Осетинской АССР по просьбе ее руководства. Именно сюда переселялись осетины из других районов, переданных в Чечено-Ингушскую АССР. Меры, ограничивавшие возвращение в Пригородный район ингушей, вызывали их резкое недовольство, выражавшееся в неоднократном обращении как к высшим партийным и советским органам, так и к руководству Северо-Осетинской АССР с просьбой оставить им Пригородный район как их историческую родину. В этих обращениях подчеркивалось, что именно 61

здесь располагалось селение Онгушт (Ангушт, переименованное в Тарское), от которого пошло и название народа: «...Мы не допускаем мысли, что братский осетинский народ претендует на земли своих вековечных соседей...»43 Проживавшие в Пригородном районе ингуши жаловались на свое положение, сообщая, что подвергаются дискриминации, «терпят бедствия», их безнаказанно убивают, а «осетинская местная власть ведет разнузданную шовинистическую пропаганду»44. В ответах партийных инстанций сообщалось, что многие приводимые факты не соответствуют действительности, а убийства происходили «на почве пьянства и хулиганства»45.

Взамен Пригородного района Чечено-Ингушской АССР были переданы входившие в Грозненскую область Наурский, Шелковской и Каргалинский районы с преимущественно казачьим и ногайским населением, экономически тяготевшие к городу Грозному. В составе Северо-Осетинской АССР был оставлен узкий перешеек, связывающий ее основную территорию с Моздокским районом. Территория бывшего Кизлярского округа оказалась распределена между несколькими образованиями: Дагестанской АССР, Чечено-Ингушской АССР и Ставропольским краем. Проживавшие здесь ногайцы, не имевшие своей национальной автономии, фактически оказались в положении разделенного народа.

Не был восстановлен и Ауховский район, созданный в Дагестанской АССР 5 октября 1943 г., где до своего принудительного выселения проживали преимущественно чеченцы-аккинцы. 3 июня 1944 г. он был ликвидирован, а его территория вошла в состав Новолакского и частично Казбековского районов Дагестанской АССР. Попытки вернуться сюда чеченцев-аккинцев встретили противодействие местного руководства. К этому времени здесь проживали 2 838 семей лакцев и аварцев, переселенных из горных малоземельных колхозов республики46.

В 1958 г. группа чеченцев обратилась в ЦК КПСС, в ЦК коммунистических партий союзных республик и в адрес XXI съезда партии с просьбой о восстановлении бывшего Ауховского района и расселении их в тех населенных пунктах, откуда они были высланы47. Но ЦК КПСС поддержал предложение Дагестанского обкома КПСС и Совета министров Дагестанской АССР о «нецелесообразности восстановления бывшего Ауховского района» и расселении чеченцев в соседних Хасавюртовском, Бабаюртовском и Кизилюртовском районах, «колхозы и совхозы которых имеют лучшие условия для развития хозяйства, орошаемые земли и испытывают недостаток рабочей силы».

К началу 1959 г. из 5 248 семей чеченцев, выселенных из

Дагестанской АССР в 1944 г., возвратилось 2 216 человек, из них

Но большинство переселенцев стремилось вернуться именно в те места, где они жили до депортации. Председатель Совета