Спросить
Войти
И.С. Родникова
«И Шереметьев благородный...»
К атрибуции оклада Евангелия из собрания Псковского музея
П одним из крупнейших в стране собраний художественного серебра.
Разнообразные по назначению и выполненные в различных техниках изделия, принадлежащие широкому
хронологическому периоду XV - XX вв., представляют творчество мастеров среброде-лия ведущих художественных центров России и Западной Европы.
Особый интерес вызывает группа памятников, предназначенных для богослужебного использования и имеющих вкладные надписи.
Щедрые дары - земельными угодьями, золотой и серебряной утварью, предметами церковного убранства в виде лицевого шитья, иконописи и книгами - получали монастыри и приписанные к ним храмы, приходские церкви.
В XV - XVII веках записи о вкладах встречаются в соответствующих документах
- в «данных», духовных и жалованных грамотах, переписных монастырских книгах, синодиках и непосредственно на предметах -крестах, литургических сосудах, на полях и окладах священных книг.
Традиция вкладов на помин души существовала издревле. Вкладные записи, сообщающие даты, имена, место и условия вклада - своеобразного договора о «вечном» его хранении для последующей молитвы за самого вкладчика и его близких, являются важным источником для изучения российской средневековой культуры. Тем более велико значение вкладных записей в том случае, если удается связать их с определенными лицами, роль которых для истории Русского государства была значительной.
Возможность прикоснуться к такой незаурядной личности появилась в связи с
Родникова Ирина Самойловна - член Союза художников России, Заслуженный работник культуры России, старший научный сотрудник Псковского музея-заповедника
атрибуцией оклада Евангелия, хранящегося в фондах Псковского музея. К сожалению, сама книга не только не сохранилась, но от оклада осталась лишь его верхняя доска, на затянутой алым бархатом поверхности которой закреплены серебряные золоченые накладки, образующие традиционную композицию из средника и наугольников, дополненную рядом деталей.1
Согласно православному канону, святое Евангелие «есть как бы Сам Христос и через Него - Церковь Его», поэтому в храме оно на -ходится «в алтаре, символизирующем Небо», на престоле, «изображающем Престол Божий», оно «разнообразно украшено, потому что Бог в лепоту облечеся ( Пс. 92:1), Ему принадлежит слава, у Него великолепие, и красота, и великое богатство дарований» (Симеон Солунский, XIV в.). Изображение Евангелия как книги Нового закона, олицетворяющей идею справедливости, выполняет важную роль в составе композиций «Страшный Суд» (сюжет «Этимасия» - Престол уготованный) и Деисус (со Спасом на престоле).
Среди вкладов в виде книг Евангелие -самая многочисленная и богато оформленная, конечно, в зависимости от состоятельности вкладчика. Заметим, что предметом вклада бывала не только сама книга в окладе, но и драгоценный материал для будущего оклада, о чем говорит псковский письменный источник XV в. - известная «Духовная Акилины, жены князя Федора» (1417 - 1421 гг.). Псковская княгиня среди прочих «раздач» завещала: «... а колтки свои золоти велю мужи своему Федору и отцю своему духовному Захарьи попу в ... (не читается. - И.Р.) своя золотая даю на Еваньгелье Успенью святей Богородици в манастырь». (Успенский женский монастырь с Полонища - И.Р.)2 Драгоценностью убора отличается внушительных размеров Евангелие московской печати 1689 г. работы мастеров царской Оружейной палаты
поел. четв. XVII в. (Псковский музей) -вклад архиепископа Феофана Прокоповича в Троицкий собор (на псковской кафедре находился в 1718 - 1726 гг.).3 Пышность оклада, впечатляющего блеском серебра, золота, драгоценных камней и эмалей, отвечала не только вкусам эпохи конца XVII в. и значимости вклада - при вступлении на кафедру, но и возможностям именитого вкладчика, сподвижника Петра Великого. Первый митрополит псковский Маркелл ознаменовал свое пребывание на престоле многими дарами в псковские монастыри и храмы, в том числе великолепное Евангелие в драгоценном уборе, выполненное в 1685 г. в Москве «на его келейные деньги», было вложено в Троицкий собор (ныне в ГРМ).4
Отметим, что большинство окладов Евангелий из псковского собрания значительно скромнее, однако отсутствие драгоценных камней, эмалей и сложных техник не умаляют их художественных достоинств.
Оклад Евангелия, о котором пойдет речь, относится к таким памятникам. Его типология характерна для традиции, бытовавшей во временном диапазоне XVII - XVIII вв. Убор верхней доски выполнен в технике чеканки высокого рельефа. На фигурной формы среднике - трехличный Деисус на узорном канфа-ренном фоне: Спаситель изображен сидящим на престоле с высокой спинкой и двухступенчатым подножием; на раскрытом Евангелии в Его руке надпись: Придете ко мне, все тружда-ющ [ ]; Богоматерь показана в позе моления, Иоанн Предтеча - во власянице, со свитком в руке с надписью: сей Агн [ ].
Справа и слева от Деисуса - чеканены фигуры двух Архангелов: изящные, в лорат-ных одеждах, со сферами и жезлами в руках (последние - процветшие вверху и с трезубцем внизу); все вместе - своеобразный пятифигурный деисусный чин. Над Деисусом и под ним - две фигуры шестикрылых Серафимов, которые, согласно Писанию, двумя крылами закрывают лица, двумя - ноги, а двумя летают, восклицая: свят, свят, свят. По Симеону Солунскому, «шестикрылия ... могут изображать Распятого, ибо верхние и нижние крылья суть как бы центральное древо креста, а боковые крылья - поперечное». Таким образом, окружающие Престол «Силы
Небесные» - фигуры Архангелов и Серафимов - олицетворяют небесную стражу и небесную славу Пантократора - Судии.
На четырех наугольниках чеканены сцены создания Евангелия: трое сидящих и пишущих евангелистов с книгой-атрибутом на фоне сложных архитектурных кулис - палат с куполами, башенками и аркадами, - покрытых сплошным резным орнаментом, в том числе и фон заполнен растительным и шашечным (пол) узором; на наугольнике вверху слева изображен Иоанн Богослов с Прохором на Патмосе: сидящий на уступе скалы апостол диктует ученику, сидящему и пишущему в пещере на фоне гор, поросших деревьями и цветами. Между наугольниками, по краю доски, закреплены полосы чеканного прорезного зубчатого орнамента, составленного из стилизованных трилистников с мелким «жемчуж-ником». Средник и наугольники обведены по краям горошчатым ободком.
Иконографический состав средника и орнаментальный бордюр по периметру доски, а также стилистические признаки оклада (трактовка сюжетов и деталей чеканки, «ков-ровость» резного орнамента, измельченного и густого, покрывающего чеканную поверхность) находят параллели преимущественно в изделиях вт/п XVII - п/п XVIII вв. Такие детали, как Архангелы и Серафимы, встречаются и в более ранних образцах, например, на окладе Евангелия Боровского монастыря новгородской работы 1532 - 1533 г. (ГИМ).
Примеры аналогий отдельным компонентам оклада можно обнаружить в памятниках, происходящих из разных центров среброделия
- Москвы, Владимира, Суздаля, Новгорода, Костромы, Пскова, например: оклады московских мастеров 1668 г. (ГММК)5 и вт/п XVII в. (ПГОИАХМЗ)6; 1666 и 1699 гг. из Владимира и Суздаля (Владимиро-Суздальский музей-заповедник)7; средник и наугольники оклада вт/п XVII в. из Софийского собора в Новгороде (НГМ)8; 1677 г. - из Костромы (ГИМ); псковские изделия к. XVII в. (ПГОИАХМЗ); оклады Евангелий и икон, оформленные по краю полей накладными полосами с просечным чеканным орнаментом, встречаются в памятниках рубежа XVII - XVIII вв. и нач. XVIII в. (московские оклады Евангелия 1706 г. и иконы Богоматери Петровской - оба в ГММК).9
Аналогии окладу как цельному памятнику выявить невозможно, потому что он сборный: средник и наугольники стилистически отличаются от фигур Архангелов и Серафимов, но относятся к одному времени
- XVII столетию. Конкретнее, в произведении явственны черты искусства вт/пол. XVII в.: в характерных позах евангелистов, фигуры которых не доминируют в композиции, а почти сливаются с антуражем; в моделировке оде^д, изображении архитектурной декорации и горок, в максимальной заполненности плоскости рисунком.
Все девять частей оклада выполнены очень мастеровито, чеканщик великолепно владеет материалом и формой. Средник и наугольники отличаются объемной пластикой, тонкой градацией и разнообразием высоты, фактурной проработкой рельефа. Статичные фигуры тронного Спаса и предстоящих оживлены прихотливой игрой складок одеяний, то мягких и легких, то изысканно-острых, то декоративно струящихся, придающих сцене определенный динамизм. Композиция Деи-суса точно вписана в средник сложной конфигурации, и, несмотря на касание фигур контуров средника, они свободно располагаются в пространстве.
Столь же талантливо выполнены изображения Архангелов, их невысокий рельеф, продиктованный миниатюрным масштабом, впечатляет тщательностью разделки чеканной поверхности, тонкостью, «ажурностью» абриса силуэтов хрупких фигур с правильно моделированными ликами.
Полоса просечного орнамента - более поздняя деталь, истоки которой восходят к образцам вт/п XVII - нач. XVIII в., и была прикреплена во время ремонта оклада, все части которого грубо прибиты позднейшими гвоздями на доску, покрытую бархатом XIX в., что позволяет с большой долей вероятности предположить сборку оклада тогда же. Более точное время определим позднее.
Приведенное выше описание оклада соответствует имеющемуся в музейной картотеке, датированной 1951 годом. Однако тогда осталась незамеченной очень интересная и важная деталь: внутренняя вертикальная, загнутая по краю доски полоса оклада содержит вкладную надпись, вернее ее сохранившуюся
часть (торцы - гладкие): «Поданиемъ боярина Бориса Петровича Шереметова и посадниковъ при архимандрите Иоиле збрат...». У далось связать оклад с записью в довоенной музейной инвентарной книге 1937 г., по которой эта «доска с убором из 13-и накладок» поступила в музей из ц. Варлаама Хутынского, возможно, в 1934 г.10 Здесь же есть примечание: « При доске сохранились первые три листа печатного Евангелия 1681 г. » (сейчас отсутствуют).
Упомянутые в надписи лица имеют отношение к Пскову.
Вкладчик - боярин Борис Петрович Шереметев идентифицируется с будущим легендарным фельдмаршалом, сподвижником Петра Великого, и псковским воеводой в 1683
- 1685 гг.11 Архимандрита Иоиля находим во главе братии Снетогорского монастыря в 1684
- 1690 гг.12 Простое сопоставление времени совместной деятельности в Пскове воеводы и игумена выявляет лишь два года, когда могло быть вложено Евангелие в Снетогорский монастырь - в 1684 - 1685 гг.
Настораживает, однако, отсутствие в надписи указания на воеводскую должность Шереметева, притом, что традиционная формула вкладной надписи обычно содержит не только титул: боярин. Исходя из этой данности, необходимо рассмотреть и другие версии времени вклада. Речь об этом пойдет ниже, в русле бурных событий жизни Бориса Петровича. О Пскове в его судьбе хорошо известно в связи с Северной войной и ролью командующего войсками, базирующимися в Пскове для походов на Прибалтику. Двухлетнее пребывание на псковском воеводстве осталось вне поля зрения биографов и исследователей, начиная с XVIII в. и кончая современными статьями и монографией.13 Для нашей же темы интересна именно эта часть биографии фельдмаршала, но прежде обратимся к еще более раннему ее периоду.14
Б.П. Шереметев по рождению принадлежал к среднему слою московского некняжеского боярства «старого корня», предки которого издавна служили князьям московским. От общего предка вели свой род знаменитые бояре Захарьины, Колычовы (св. митрополит московский Филипп, в мире Федор Степанович Колычов), Романовы и Шереметевы.
Начавший угасать к к. XVI в., род Шереметевых получил импульс к дальнейшему развитию благодаря ветви «псковских» бояр Шереметевых, идущей от Петра Никитича Шереметева. Он был псковским воеводой в 1606 - 1608 годах, в период начала Смуты. Как известно, псковичи присягнули Лжеди-митрию II, воевода был арестован в 1609 г. и позднее убит в темнице.15
У Петра Никитича было три сына -Иван, Василий и Борис, от которых потомство разделилось на три колена. Из двух сыновей Василия Петровича - Петр Васильевич Большой, с Псковом связан не был (воеводой в Пскове в 1676-1677 г.г. был другой родственник, его дядя Шереметев Петр Васильевич Меньшой), и находился (с 1644 г. ) на государевой службе, об успешности которой говорит его послужной список: стольник, рында, чашник, в 1645 г. принимает участие в различных придворных церемониях, в том числе при коронации царя Алексея Михайловича, в 1648 - при его бракосочетании. С 1654 г. , будучи воеводой в Киеве , Петр Васильевич участвует в военных походах на Литву; в 1657 г. произведен в бояре, на следующий год отправлен Великим послом на съезд в Вильно с титулом наместника Смоленского. Дипломатическая деятельность продолжена в 1684 г. : с титулом Ближнего боярина и наместника Нижегородского он входит в состав посольства, в «Боярской разрядной книге» 1686 г. написан «Вторым боярином» и Оружейничим.
В центре многих событий «бунташного века» эпохи царствования Алексея Михайловича имя Петра Шереметева встречается часто. Он проявил себя деятелем дальновидным, энергичным, с культурными интересами, проникнутыми юго-западным влиянием (польским) и пониманием важности образования. Последнее проявилось в том, что как киевский воевода Петр Васильевич решительно встал на защиту Киевской Духовной Академии, которую Москва захотела упразднить. Царь ценил его и одаривал «милостями»: в 1668 г. пожаловал за ратную службу соболями, причем «и бывших с ним детей» (Бориса Петровича?); в 1672 - «похваляя многие его себе и к государству службы» велел «дать из поместий его в вотчину» в
Нижегородском, Вологодском и Кашинском уездах 320 четвертей ...» К концу жизни П.В. Шереметев (умер в 1690 г. ) - один из богатых и влиятельных бояр при царском дворе.
Старший, «Большой», сын его - Борис Петрович славой многократно превзошел отца. В предисловии к «Записке о путешествии» за границу Б.П. Шереметева в 1697 -98 годах (изданной в 1773 его сыном, гр. П.Б. Шереметевым) неизвестный автор среди традиционных для жанра панегирика похвал подчеркнул не тольк о такие достоинства именитого путешественника, как «искусство в делах военных, коими особливо просиял, и гражданских, министерских, посольских», но и его привлекательные человеческие качества
- верность долгу, совестливость и человеколюбие, проявленные на протяжении всей его долгой жизни в различных ситуациях. Недаром, пишет он, «из всех государей, коим служил, а паче у Петра Великого, имел он. особливую честь, похвалу и поверенность...».
О молодых годах выдающегося фельдмаршала петровского времени сведений почти не имеется. Родился он 25 апреля 1652 г. в Москве, но детство и отрочество его прошли в Киеве и, как отмечает А.И. Заозерский, «пребывание в Киеве - едва ли не самый яркий момент в ходе нравственного развития Б.П. Шереметева».
Город пленил его навсегда, особенно притягивала Лавра, с которой на всю жизнь сохранились дружеские и духовные связи. Одно время он даже думал постричься в Киевской Лавре, а в своей духовной завещал там же и похоронить себя, хотя бы смерть «настигла его в Москве или ином котором месте от Киева во отдалении.» Существуют данные, что он учился в Киевской коллегии (потом Академии), получил приличное образование, знал польский язык и немного латынь. Впоследствии был дружен с митрополитом Киевским Иосифом Кроковским, ректором Академии и почти его ровесником. В доме отца Борис Петрович общался с польской знатью и другими «иноземцами». Позже, при московском дворе, где господствовал «политес с маниру польского», эти навыки «западной образованности» пришлись очень кстати.
Родовитость и заслуги отца предопределили внимание к 13-летнему юноше царя
Алексея Михайловича: в 1665 г. он был пожалован в комнатные стольники и на долгие годы остался на государевой службе, 17 лет исполняя обычные обязанности для стольника, затем рынды: например, присутствовал при посольских аудиенциях, сопровождал царя в поездках по монастырям и подмосковным селам. При этом, по словам его первого биографа Г.Ф. Миллера, писавшего почти по следам событий, «он казался рожден к военным подвигам, к коим отец с 1666 году его и приучил» (т.е. в 14 лет). Видимо, имеются в виду «баталии» 1666 - 1668 гг. против бунтующих казаков в Украине. Проявленное рвение к ратной жизни было вознаграждено, Шереметев получил в 1669 г. 200 дворов в Тверской губернии, 4 тыс. рублей и 40 соболей «за усердную службу».
Однако вскоре в военной карьере наступило затишье - 19 сентября того же года Борис Петрович женится на Евдокии Алексеевне Чириковой, дочери стольника, и до 1675 г. на службу не является. Но в этом году (1675) он уже числится «в товарищах» со своим отцом-воеводой «против казаков и татар» в Путивле, а в 1681 г. сам возглавляет часть войска в борьбе с крымскими татарами, за что получает звание воеводы и наместника Тамбовского.
По возвращении его из похода в 1682 г. скончался царь Феодор, и вихрь событий в связи с престолонаследием (посажением на один престол сразу двух царевичей - Иоанна и Петра с отправительницей Софьей) и стрелецким бунтом охватил все сферы жизни. В этом жестоком круговороте никто из Шереметевых не пострадал. С воцарением Иоанна и Петра Алексеевичей, сразу на другой день, 26 июня 1682 г. Борис Петрович был пожалован в бояре. С этого времени он принимает самое деятельное участие в порученных ему государственных делах, в частности в дипломатических переговорах в качестве члена Боярской думы.
Незаурядные организаторские и дипломатические способности, как и опыт военной службы, способствовали новому назначению
- на псковское воеводство, место нелегкое и престижное. Пограничный Псков был опорой государства Московского на западных рубежах. Через два десятка лет он сыграет очередную важную роль в осуществлении
стратегических задач, выдвинутых тогда перед Россией ходом истории. Б.П. Шереметев станет активным участником тех эпохальных событий и волею судьбы свой фельдмаршальский жезл получит в городе, где в 30 лет стал воеводой.
В Пскове Борис Петрович появился весной 1683 г. (а не в августе, как это ошибочно считается сегодня)16, точнее: в апреле-мае (с 11 по 21 апреля и 1, 7 мая) им как «боярином и воеводой» подписано 6 документов о судебных расследованиях, а 14 мая подписана «данная» на землю под строительство Свя-тодуховского девичьего монастыря в Пскове, следовательно, к этому времени он уже вступил в должность, принял город у воеводы М. А. Голицына и в течение двух лет, до весны (тоже мая) 1685 г., возглавлял администрацию Пскова и Псковской земли.
Институт воевод был вызван потребностью военного времени, но особенное значение приобрела должность воеводы с начала внутренней Смуты (нач. XVII в.). В его лице центральная власть приобрела своих представителей, сосредоточивших в руках суд, административно-полицейскую расправу, податные функции и военную охрану областей от внешних и внутренних врагов при содействии войск новой формации - стрельцов и рейтар. Воевода был исполнителем предписаний столичных приказов, однако имел большие полномочия и возможности, полагаясь на свое усмотрение, «смотря по тамошнему делу, как окажется пригоже».
В пограничном городе к воеводе предъявлялись и специфические требования, сведения о которых можно почерпнуть из « Наказа» 1652 г. царского правительства стольнику и псковскому воеводе Матвею Васильевичу Шереметеву, родному дяде Б.П. Шереметева (на воеводстве был в 1656 - 1657 гг.).17 Помимо контроля над учетом всех запасов вооружения и продовольствия («в казне зелье, и свинец, и всякие пушечные запасы, и денежную казну, и в житницах всякие хлебные запасы, и соль ...»); осмотра и проверки всех жителей «налицо» («по спискам» «дворян и детей боярских пскович», а также пригородов и уездов «всяких служилых, посацких и жилецких людей, конных и пеших»), а также всех крепостных сооружений («городовых
крепостей, тайников и колодезей», их «починять», где «порушились» или «вновь поделать»; предусматривается даже «изготовка кольев и каменьев» на случай осады, чтобы «в приступное время безстрашно и надежно до приходу воинских людей, заранее»); мер по предупреждению моровых поветрий (на заставах «смотреть и беречь накрепко, чтоб ... из моровых мест во Псков, во псковские пригороды ив - ыные ни в которые государевы городы никаков человек не проехал, и прошол, и не прокрался никакими обычеи») и пожаров; наведения порядка по сыску преступников («чтобы разбою и татьбы, и смертного убойства, и грабежей, и корчмы. ни у ково не было»), псковский воевода отвечал за прибытие в Псков и передвижение через город в столицу и иные города торговых людей, или едущих к родственникам, или «для каких-то дел»: в Съезжей избе всех «приезжих и прихожих людей» велено расспрашивать, записывать имена «с отцы и с прозвище, которого числа и какой хто человек и откуды, и х кому, и каких для дел приехали и пришли». Все эти предосторожности были продиктованы опасением, «чтобы из городов для воровства и из-за рубежа для лазучества во Псков нихто не приезжали и не приходили» - для псковских земель внешний враг являлся реальностью и в мирное время, когда по данным описей во Пскове, например, в 1687 г. число воинских людей доходило до 5103 человек, а побывавший здесь в составе посольства в 1664 г. голландец Николаас Вит-сен оставил замечательный дневник путешествия, где отметил с сожалением суровые псковские порядки, запрещающие приезжим даже приближаться к укреплениям, воротам и церквам, гулять же по городу только в сопровождении солдат.18
Вероятно, такой же наказ в свое время получил и Б.П. Шереметев: так же велено ему было «во Пскове жить с великим бережением неоплошно... как лутче и пристойнее... и во всем государеву делу искати прибыли».
В годы его правления в Пскове было относительно спокойно. Ряд письменных источников освещает некоторые направления деятельности молодого воеводы, только что заступившего в должность, - судебное и административно-хозяйственное. «Дело»
стрельцов Евтифея Игнатьева и Сидорки Антипова от 17, 21 апреля и 7 мая 1683 г. «о
произнесении непристойных слов» - самые ранние сохранившиеся документы за подписью «боярина и воеводы» Б.П. Шереметева. «Дело» затянулось и лишь в середине ноября было закрыто. Примечательна тщательность расследования с привлечением многих свидетелей и справедливость решения о наказании, отосланного воеводой в столицу: «а про нихъ, Сидорка и Евтюшку, въ сыску псковичи посадцкие люди и псковские стрелцы всех четырехъ приказовъ сказали, они де, Сидор-ко и Евтюшка, непристойными словами погрешили пьянымъ обычаемъ, безо всякого умышления, а напредъ сего они были добрые и смирные люди, ни за какимъ воровствомъ и за бесчинствомъ не хаживали, и отъ нако-занья даны они въ томъ на крепкие поруки зъ записми, а ручались по нихъ псковские стрелцы всехъ четырехъ приказовъ, что за порукою ихъ имъ впредь непристойных слов не затевать и не говорить».
В «Псковских актах» А.Ф. Бычкова содержатся челобитные от 13, 20 ноября и 17 октября 1683 г. по судебным искам: об ограблении стрельца Юрия Дорофеева «на кружечном кабаке» «неведомыми ворами» и его же жалоба на старост, не заплативших «за работы по воротному строению на боярском дворе у боярина и воеводы Бориса Петровича Шереметева»; челобитная строителя «Обрасковского монастыря с Поля» черного дьякона Иоасафища на бежавшего повара, унесшего казенные и «келейные деньги» челобитчика; память (распоряжение. - И.Р.) Шереметева подьячему Псковской Приказной избы о высылке «за поруками» Пусторжевского жителя, обвиненного в бесчестии» 20
своего земляка.
В годовой смете на 1684 г. , составленной дьяком Никифором Кудрявцевым с привлечением каменщиков и каменных дел подмастерьев, воеводой предусматривается в Пскове «укрепление Окольного города, стен и башен».21 В декабре 1684 г. по распоряжению Шереметева составлена смета «на опо-чецкое городовое строение».22
Ряд документов проливает свет на особое отношение Бориса Петровича к проблемам, порожденным давним спором между
духовенством и псковичами относительно владения монастырями и церквами вотчинами и их доходами.
Известно, какое важное место занимали монастыри и монастырский обряд в духовном обиходе древнерусского человека. Шереметев также чтил монастыри. Для него они были средоточием церковно-религиозной жизни, и в их посещении он находил удовлетворение своим духовным потребностям. Напомним, что с ранних лет Борис Петрович соприкасался с носителями католической веры (см. выше о впечатлениях киевской жизни), которая являлась символом западной культуры. Позже, будучи за рубежом, он с усердием посещал европейские храмы и поклонялся католическим святыням. В «Записке о путешествии» Шереметев не обнаруживает ни малейшего неприятия «латынства», напротив, восхищается отношением католиков к своим реликвиям, подчеркивая: «вся сия у них зело в великом благоговении и почитании».
Увиденные чудеса паломник описывает трепетно-доверчиво. Так, он пишет, что в одном женском монастыре Неаполя кровь мученика Януария, заключенная в хрустальный сосуд, «пречудесно показуется кипением, аки бы жива»; затем говорит, что посетил дом Богородицы, перенесенный в Лоретто (Италия) из Назарета; рассказывает о лестнице, по которой Иисуса вели к Пилату и «кровь Его капала на той лестнице, которая видна до сего дня и над которой ныне учинены кресты: паломники ходят непрестанно на ту лестницу, ползающе на коленях и на всякой ступени говорят «Отче наш»; упоминает крест-мощевик с необычными для православной традиции вложениями, свидетельствующими земную жизнь Спасителя - «часть пупа Христова и часть обрезания». Многие из этих святынь должны были бы вызвать сомнения у православного образованного человека. Однако Шереметев искренне верит в истинность существования и святости «риз, сделанных от ангелов св. апостолу Петру», «части башмаков Христа», «двенадцати зерен чечевицы»
- святынь католических преданий и апокрифов (например, «зерна чечевицы», видимо, подразумевают ту чечевичную похлебку, за которую, по Библии (Быт., 25, 24), Исав продал своё первородство Исааку). Удивляет
наивное восприятие святости, особенно ощутимое, к примеру, в рассказе о чуде с «живой кровью» мученика Януария: Шереметев, став свидетелем чуда, увидел в происшедшем знак высшей благодати для себя, пояснив, с видимым удовлетворением, что «это деяние дается по грехам», т.е. лицезреть его может только праведник.
«Записка» подтверждает исключительную набожность Бориса Петровича, его стремление к поиску духовного, христианских добродетелей в наполненной суетой праздной жизни путешествующего знатного вельможи. Недаром, объясняя австрийскому императору причину своего вояжа, Шереметев говорит, что был побужден не столько любопытством видеть страны, сколько обетом посетить гробницу св. Петра и Павла в благодарность к апостолам, которым молился перед победоносными сражениями и дал клятву поклониться в Риме их мощам. Таким образом, на первом месте указан религиозный мотив, хотя цели, как известно, были иными: Шереметев последовал на Запад за «Великим посольством», в составе которого находился сам Петр, в поисках союзников для совместной борьбы с османами. То, что Борис Петрович обладал даром дипломата и был не чужд восприятию западной культуры, сыграло не последнюю роль при выборе кандидата в путешественники.
Сам о себе Шереметев сказал: «... не испытлив дух имею», подразумевая отсутствие интереса к рассуждениям на догматические темы. В действительности он был, несмотря на свой «европеизм», человеком консервативным, и его отношение к вопросам вероисповедания вполне согласуется с верностью добрым русским традициям, идеологическим устоям православной старины: всей своей деятельностью Шереметев пытался осуществлять принцип подчинения светского начала церковно-религиозному, на котором, собственно, и строилось древнерусское духовное мировоззрение, и испытывал постоянную потребность активно участвовать в церковной жизни.
В его духовном завещании, составленном весной 1718 г. , превалирует внимание к пункту о денежных раздачах по церквам и монастырям, о днях поминовения и кормов,
о «щедрых подаяниях разным духовным особам».
А Борису Петровичу было чем ода -ривать. Он обладал особым талантом приумножать свои владения, постоянно удачно приобретая вотчины и поместья, в имениях сумел организовать передовое многоотраслевое хозяйство. К концу жизни он стал одним из богатейших, блестящих вельмож петровской эпохи. Огромные земельные богатства и денежные доходы позволили потомкам Шереметева в XVIII - XIX вв. воздвигать дворцы и устраивать парки в Петербурге и Подмосковье, собирать коллекции произведений искусства мирового значения. Конечно, он был сыном своего времени и подобно другим «птенцам гнезда Петрова» не свободен от недостатков, связанных с методами обогащения (как говорят, «по временам и нравы»). Между тем, по А.И. Заозерскому, «относительно Бориса Петровича Шереметева нет никаких указаний на то, чтобы когда-нибудь он приложил руку к государственной казне, хотя всегда имел к тому полную возможность. В этой способности никогда не терять из вида за личными интересами интересов государственных, а часто и подчинять первые последним, надо думать - главный источник особого уважения к Шереметеву окружавших его и той популярности, какой он пользовался в армии и в широких слоях населения». Петр I неизменно оказывал ему исключительные знаки уважения, принимая его, по выражению очевидца, «не как подданного, а как гостя-героя», и только Шереметеву (и еще князю Ф.Ю. Ромодановскому - начальнику тайной полиции) разрешено было входить в царский кабинет без доклада.
О том, в какой мере была привлекательна для Шереметева молитвенная обстановка уединенной обители, говорит еще более выразительный документ. В своем имении Бо-рисовке на Полтавщине, где находились обширные земельные владения, он основал по обету, данному перед Полтавским сражением, Борисовский женский монастырь во имя Бо-жией Матери Тихвинской и сам же составил «Завет», или руководство, для жизни в монастыре - правила хозяйствования и поведения инокинь, «чтобы чин монашеский и всякое благочестие и смирение соблюдалось».23
Как заметил А.И. Заозерский, автор «Завета» выступает «как организатор монастырской жизни и охранитель монастырских нравов», столь всесторонне подготовленный к решению неожиданной задачи, что «нелегко поверить, что это был фельдмаршал, занятый беспрерывными походами». В военном дневнике 1710 г. есть описание одного дня Шереметева во время краткого пребывания в столице: «Генерал-фельтмаршал поутру рано в 8-м и 9-м часу пополуночи, ездил в Кремль и ходил по всем соборным церквам и по монастырям и прикладывался ко всем святым мощам, и слушал литоргии в Чюдове монастыре в трапезе, где есть гроб чюдотворца Алексея».24
Как говорилось выше, особенно глубокая связь была у Бориса Петровича с КиевоПечерской Лаврой, где, по его «духовной», он «хотел быть. жителем» ( т.е . постричься там в монахи). Ранее он сделал замечательный вклад в обитель: сохранились воспоминания очевидцев о замечательной красоты царских вратах в иконостасе Успенского собора: «под чудотворным образом Успения, вылитые из чистого серебра, это благочестивый дар боярина Шереметева, сподвижника Петрова на поле битв и в украшении храмов».25
Псковское «сидение» на воеводстве -самый ранний период в биографии Б.П. Шереметева, где его попечительство о монастырях и церквах нашло отражение в письменных источниках, свидетельствующих, что он всячески способствовал их строительству и развитию в Пскове и уездах, поддерживал ходатайства о приобретении земель и других угодий для монастырских нужд, своей властью старался сглаживать границы, отделявшие в пределах церкви мирскую сторону жизни от духовной. Приведем известные нам примеры распоряжений воеводы в этой сфере жизни псковской епархии.
сапожник ,..».26 (Пожар случился в ночь с 11 на 12 мая 1682 г. , когда погорели Окольный город и Застенье.)
Зехнове, последние неизвестно когда и кем построены. В 5 верстах от храма находится горка, покрытая лесом, на горке могилы, обложенные камнями, есть и каменные кресты. На пустоши Шиловка, в 9 верстах от храма тоже есть горка, поросшая лесом, и могилы, обложенные камнями. Здесь находили кадила и подсвечники. Предание говорит, что здесь стояла церковь».30 Возможно, монастырь был небольшим, а постройки - деревянные, рано обветшавшие либо уничтоженные пожаром. Во всяком случае, в переписных книгах конца XVII в. в Сигорицах числится храм, а не монастырь.31
По описи A.C. Ляпустина,32 в музее до войны находилось напрестольное Евангелие печати 1685 г. Доски, обтянутые малиновым бархатом, украшения - одна накладка «из жести - вт/п XVIII в.». Источник его поступления неизвестен, но на верхней крышке изнутри была наклейка «Евангелие 1685 г. цер. пог. Сигорицы Остр. у.». Странно, но уже на рубеже XVII - XVIII вв. о монастыре в Сигорицах не помнили, а ведь Евангелие вполне могло быть вкладом Б.П. Шереметева в «но-вопостроенную» не без его участия обитель, следы которой, возможно, как раз те руины храмов и других построек, где находили церковную утварь в XIX - н. XX вв.
Земли, предоставленные воеводой строителю Гавриилу, находились здесь же, в Островском уезде. О них тоже сообщает H.A. Панов: «Храм Рождества Христова в Голубиницах - сохранился», к 1913 г. при храме указано 6 пустошей в Никольской и 5 пустошей в Голубиницкой губах Володимерского уезда, одна пустошь была пополам с Вели-копустынским монастырем. По преданию, древний храм находился неподалеку от деревни, на его месте («церковище») находится деревянная часовня».33
В Пскове нового воеводу встретил замечательный человек - митрополит Маркелл (1682 - 1691). Вполне ве
